Глава 31
Прошло несколько месяцев после таинственного исчезновения Марка Матвеевича, тело его не было найдено, и следствие, казалось, зашло в тупик, во всяком случае, Луизу никто не трогал, на допросы не вызывал, а директор завода пару раз лично привозил вдове конструктора конверт с деньгами. Луиза купюры брать не хотела, но Семен мрачно говорил:
– Не тебе, Матвею принес. Марк мне другом был.
Приходилось принимать подачки и кланяться директору. Вообще-то говоря, Луиза не нуждалась, в тот странный день, уходя на работу, Марк оставил ей деньги, сказал:
– На хозяйство, – но в пачке оказалось слишком много ассигнаций.
А еще у Луизы имелись драгоценности, их можно было продавать, если нищета постучит в окно.
В общем, жизнь Луизы текла внешне размеренно, но в душе у нее пылал огонь тоски, страха и отчаянья. От Марка не было ни слуху ни духу, и Луиза мучилась неизвестностью. Она очень хорошо понимала, что муж не сможет позвонить ей по телефону и никогда не напишет письма, но ей должны были сообщить информацию о супруге и то, каким образом она с мальчиком сумеет выехать за границу! Пораскинув мозгами, Луиза стала часто и помногу ходить пешком по Москве, гуляла по центру, толкалась в магазинах. Ей думалось, что вестник от Марка вынырнет из толпы, подаст ей некий знак. Так и случилось.
Перед майскими праздниками Луиза бездумно ходила по ГУМу. Большой торговый центр полнился народом, а около знаменитого фонтана было не протолкаться, мужчины, женщины, дети фотографировались на память. Ощутив себя усталой, Луиза прислонилась к гранитному «бассейну», в середине которого мирно журчала вода. Около Луизы пристроилась дама лет сорока с приятным, добродушным лицом. Очевидно, ей хотелось поболтать, и она ничтоже сумняшеся вступила в разговор с женой конструктора:
– Какое тут вкусное мороженое!
– Да, – согласилась Луиза, – все меняется, а стаканчик в ГУМе такой же, как во времена моего студенчества!
– Народу – море, – подхватила нить беседы дама, – не протолкнуться! Вы москвичка?
Луиза кивнула, надо бы уйти от излишне активной собеседницы, но у жены конструктора устали ноги, и ей хотелось спокойно отдохнуть.
– Я тоже, – не успокаивалась незнакомка, – но, похоже, мы с вами одни тут столичные штучки, кстати, меня Алиной зовут.
– Луиза Иосифовна, – машинально ответила супруга Марка.
– Я работаю дамским мастером, – тарахтела Алина, – без преувеличения могу сказать: с волосами я умею делать все! Вы не хотели бы сменить прическу?
– Нет, спасибо.
– Не стесняйтесь, приходите, салон в Сандуновских банях, у нас недорого, адресок запомните!
– Благодарю.
– Обязательно наведайтесь, каждый день там знаете какие у меня клиенты, – частила Алина, – имен я права называть не имею, но люди большие!
– Спасибо, – сквозь зубы вымолвила Луиза.
– Я, кстати, поэтесса, самодеятельная.
– Замечательно.
– Акростихами увлекаюсь, знаете, что это? Когда по первым буквам строк можно слово или фразу прочитать…
– Я в курсе.
– Хотите, могу на заказ сочинить поздравление, недорого возьму! Многие ко мне обращаются, начальникам нравится такое получать!
– Извините, мне пора.
– Право, не хотите стихи, приходите стричься.
– Непременно, – буркнула Луиза, – извините, дома меня ребенок ждет.
Больше ходить по ГУМу она и правда не стала, поехала домой, а вечером полезла за кошельком, чтобы дать Раисе денег на хозяйство, и обнаружила в сумочке невесть как попавшую туда записку самого идиотского содержания:
«Валерия Андреевна, широкое марлевое узко, желтое велико, короче говоря, берите другие, розовые, у Гали, и знаете, белое Ане не идет». И далее: «Цена новости – десять тысяч».
Луиза уставилась на текст, что за бред? Каким образом в ее сумку попало послание к некой Валерии Андреевне? Речь явно шла о какой-то одежде! Через четверть часа Луизу вдруг осенило. Болтливая Алина, парикмахер и любительница акростихов! Не иначе как она незаметно запихнула бумажонку в сумку! Луиза Иосифовна еще раз вытащила записку и прочитала первые буквы слов, получилась фраза «ВАШ МУЖ В КГБ, ДРУГ ИЗ БАНИ».
Супруге конструктора показалось, что земля уходит из-под ног. Потом, кое-как справившись с собой, она подумала, что это простое совпадение… или нет… или да! Проверить все можно было лишь одним образом: пойти в Сандуны.
Луиза не была дурой, поэтому тщательно продумала акцию. Для начала она стала громко охать, ахать, жаловаться на ноющую боль в пояснице, а потом позвонила одной из своих знакомых, Олесе, которая была страстной фанаткой парной.
Естественно, та, услыхав ее жалобы, тут же сказала:
– Иди в баню, все пройдет, но только в Сандуны, там лучше всего.
Луиза принялась громко обсуждать с Раисой проблему, до субботы она старательно ныла, изредка говоря:
– Может, Олеся и права, мне надо попариться!
Потом, решив, что если квартиру прослушивают, то ни у кого не должно возникнуть вопросов, отчего она пошла в баню, Луиза Иосифовна поехала в Сандуны, прихватив указанную сумму.
Салон оказался при женском отделении, и попасть в него могли лишь дамы. Замотавшись в простыню, Луиза вошла в небольшое помещение, где стояло всего одно кресло, и мигом узнала Алину. Та быстро поднесла руку ко рту, а потом весьма равнодушно спросила:
– Что желаете?
– На ваше усмотрение.
– Можно сделать каре.
– Это как?
– Вот журнальчик полистайте, а я пока ваши волосы посмотрю.
Луиза взяла затрепанное издание, Алина быстро положила сверху бумажку.
«Ничего не удалось. Я в КГБ, пока жив. Скорей всего меня убьют, чтобы не выносить сор из избы, и объяснят смерть уголовщиной. Будь очень осторожна, если заподозрят, что ты была в курсе дела, тебя уничтожат, и Матвея тоже. Постарайся скрыться, помочь не могу. Прощай. Заплати за услугу».
Подписи не было, но Луиза сразу узнала почерк мужа. Она оцепенела от ужаса.
– Надо вымыть голову! – быстро воскликнула Алина и пустила воду из крана.
Потом она схватила лист бумаги, и дальнейший диалог шел письменно.
– Молчите.
– Что с М.М.?
– Он написал.
– Можете передать ему мой ответ?
– Нет.
– Пожалуйста!
– Нет.
– Я заплачу.
– Нет.
– Скажите ему, я буду осторожна.
– Контакта нет. Больше сюда не приходите. Нельзя. Деньги положите в салфетку, которую я уроню вам на колени. Устройте скандал. Говорите, что я вам волосы испортила!
– Он здоров?
– Не знаю.
– Вы его видели?
– Нет.
– Как вы получили записку?
Алина схватила «переписку», скомкала, потом выдернула из рук Луизы послание Марка, бросила листы в фарфоровую миску и наплескала туда бесцветной жидкости из бутылки, бумага стала быстро растворяться.
– Что вы делаете? – воскликнула Луиза.
Алина моментально воспользовалась ее оплошностью.
– Прическа вам не нравится?
– Нет, – взяла себя в руки жена конструктора.
– По-другому не умею, значит, я не ваш мастер, – резко ответила Алина, – думаю, нам больше не следует встречаться, найдите себе другого парикмахера.
После этого она уронила салфетку на колени Луизы, та быстро достала из сумки пакет с деньгами и сунула его под ткань.
Почти в предсмертном состоянии Луиза вернулась домой и, ответив на вопрос Раисы: «Ну как, помогла баня?» – «Только хуже стало», – рухнула в кровать.
Ей нужно было осмыслить ситуацию, понять, как жить дальше, она промучилась всю ночь без сна, пытаясь составить план действий, а на следующий день к ней явилась делегация с сообщением: найдены останки конструктора и шофера!
Ирина на секунду замолчала, я, боясь шелохнуться, смотрела на Малову. Значит, противная Раиса оказалась права, Луиза и впрямь знала, где муж. Сначала она предполагала, что конструктор обретается в другой стране, затем пришла весть из КГБ. Вот почему Луиза воскликнула: «Они все-таки убили его», не сдержалась, была на пике стресса и выдала себя. Только окружающие, наверное, решили, что вдова имеет в виду грабителей, тело-то долго не находили, значит, Луиза Иосифовна могла теоретически надеяться на встречу с супругом, а тут известие о трупе, отсюда и возглас: «Они (то есть уголовники) все-таки убили его».
После торжественных похорон мужа Луизу никто не беспокоил, но она жила в постоянном страхе, очень хорошо понимая, что к ней внимательно присматриваются и прислушиваются, пытаются сообразить, была ли жена в курсе планов Марка, она сообщница или жертва супруга. Луиза очень хорошо понимала: шум вокруг имени Марка Матвеевича никому не нужен, громогласно заявлять о том, что конструктор продавал на Запад секреты, никто не станет. Марка ухитрились вычислить, схватить, вытрясти из него нужную информацию, а потом убить, обставив дело как банальное ограбление. Шофер Михаил пал пешкой в чужой игре. Наверное, его подозревали в пособничестве шефу, ведь Марк шага без него не делал. И если сейчас в отношении Луизы возникнет хоть минимальное подозрение, ее устранят столь же филигранно, подстроят автомобильную катастрофу или инсценируют самоубийство. Матвея отправят в детский дом, а может, тоже убьют. Сын уже не крохотный ребенок, школьник, значит, и его уничтожат и начисто закопают историю об измене Марка. Правда не должна выплыть наружу, народу не следует знать, что секреты обороны страны известны врагам!
Додумавшись до этого, Луиза не впала в панику. Она вдруг обрела силу и железную волю. На себя вдове было плевать, нужно спасать сына, и Луиза начала действовать, соблюдая крайнюю осторожность.
Понимая, что она не может, не вызвав ненужного внимания, обменять большую квартиру на маленькую, Луиза, заботясь о Раисе, прописала сестру к себе. После исчезновения вдовы и мальчика Раиса должна остаться обеспеченной дамой, Луиза считала себя ответственной за младшую сестру. И еще, апартаменты были набиты картинами, фарфором, антиквариатом; превратившись в наследницу, Раиса безбедно проведет вторую половину жизни.
Оформив бумаги, Луиза, дождавшись июня, как всегда, укатила в Веревкино.
– Ты обязана мне помочь, – завершила она свой рассказ.
Ирина, совершенно обалдев от обилия невероятных сведений, еле-еле выдавила из себя вопрос:
– Каким образом?
– Я все продумала до мельчайших деталей, – сказала Луиза, – Ты же иногда картошкой торгуешь?
– Ну да, – кивнула Малова.
– Значит, так! Через пару недель повезешь мешки на электричку, постарайся попасться на глаза соседкам и скажи: «Вот, решила картошку продать, много осталось». А через час после твоего отъезда изба вспыхнет огнем. Ты на базаре, соседи сразу на помощь не бросятся, баллоны с газом в кухне стоят. Ясно? Мы с Матвеем в огне погибнем!
– С ума сошла! – заорала Ирина. – Никогда!
– Сядь, – велела Луиза, – нас там не будет, мы в мешках уедем, под видом картошки. Матюша мелкий, я тоже некрупная, докатишь нас до леса, а там мы расстанемся. Ты на поезд, мы пешком до Колькина, ну и так далее. Кстати, мешков должно быть три, один с настоящей картошкой, два с нами. Разбежимся в разные стороны, ты на рынок езжай и в ряды становись, торгуй спокойно, потом на пепелище рыдать будешь и волосы на себе рвать, но никаких сомнений ни у кого возникнуть не должно: все опрошенные на рынке обязаны подтвердить: Малова с утра приехала и бойко корнеплодами торговала. Ясно?
Ира схватилась за голову:
– Куда же ты пойдешь?
– Тебе знать не надо, – сурово ответила Луиза, – за тобой могут следить, еще найдут нас. Но, поверь, я все приготовила, квартиру и работу, одна беда, документов у меня нет, паспорта настоящего! Ну да я такую службу пока нашла, что никаких бумаг не спросят, ладно, решу проблему. Главное нам сейчас «умереть», исчезнуть.
Малова вцепилась пальцами в стол.
– Но изба-то сгорит?
– Конечно!
– И где же нам жить с дочкой?
Луиза поморщилась:
– Сказала же, я все продумала. Вот, держи деньги. Тут тебе на многое хватит, и на дом, и на мебель, еще и останется.
– Откуда у тебя столько?
– Все Раисе отойдет, – меланхолично пояснила Луиза, – квартира, мебель, картины, кроме моих драгоценностей, они тут, в сумке. Ожерелье бриллиантовое я продала, из вырученных денег тебе на дом и барахло хватит, а на остальное сама жить буду. Впрочем, я прихватила лишь наиболее ценное, что попроще дома осталось. Соседи ничего не подумают, решат, тебе московский любовник помог, отец дочки.
– А Раиса не заподозрит неладное? Не начнет орать на всех углах: «Где же цацки? Почему их на месте нет?»
Луиза улыбнулась одними губами.
– Не переживай! Как только о моей «смерти» узнаешь, сразу в Москву езжай и Раиске о беде сообщи. Пошляйся по квартире, потом и уезжай. Я свою сестру хорошо знаю, она решит, что ты драгоценности сперла.
– Ой! Еще в милицию заявит.
– Нет, побоится, доказательств-то нет. Все чисто будет.
– Нехорошо как-то…
Луиза встала:
– Ладно, забудь все, мы с Матюшей завтра уедем. Сама справлюсь, без тебя, новый план придумаю. Убить, правда, нас могут, пока другую историю затею, но, значит, судьба такая.
– Сядь, – велела Малова, – мы с тобой ближе некуда, естественно, я тебе помогу. Надо лишь еще раз все продумать. Кстати, Матвей уже большой…
– Я ему все объясню, – кивнула Луиза, – потом, когда сбежим! Вот только паспорт надо достать, да такой, чтобы в него мальчик вписан был, я все продумала, а с бумагами загвоздка, но ждать больше нельзя, чует мое сердце, вернемся осенью в город и сгинем.
Пару раз потом Луиза ездила в Москву, якобы к зубному, но Ира знала: подруга пытается раздобыть документы, только получить чужой паспорт никак не удавалось.
– Ничего, – сказала вдова конструктора подруге, вернувшись в очередной раз из столицы ни с чем, – бог милостив, пошлет помощь.
Вечером того же дня, совсем поздно, Ира, утомленная жарой, решила искупаться. Сил наполнять ведрами летний душ не было, и она надумала сбегать к речке, идти к ней всего ничего, напрямик, через лес. Наступала ночь, но Малова не боялась темноты. Прихватив полотенце, она пошла к задней калитке, дом Ирины был последним на улице, прямо за ним чернели ели.
Размахивая полотенцем, Ира побежала по дорожке, повернула влево и увидела мальчика и женщину. Лицо ребенка было в крови.
– Что случилось? – воскликнула Малова.
Тетка толкнула ребенка.
– Вот урод! Упал! Мы из Овсянкина, я с мужем поругалась, схватила сына и к маме подалась! Не вернусь больше к Сереге, дрянь он, пьяница. Да и мальчишка в него пошел, косоногий! Шел да и упал, теперь воет! Автобус уехал, че делать будем?
И она снова пнула мальчика, тот немедленно зарыдал.
– Зачем вы его бьете? – возмутилась Ира.
– Еще мало получил! Теперь из-за него в лесу ночевать придется!
Малова присела, вытерла личико ребенка полотенцем и предложила:
– Пойдемте ко мне, а завтра на первом автобусе отправитесь.
– Денег нет за постой платить!
– Я их не прошу, вон моя изба, самая крайняя.
– Ну, если за так, то спасибо, – после небольшого колебания ответила тетка.
Веревкино уже спало, когда Ира привела мать с сыном к себе, впрочем, пришли они со стороны леса, через «черную» калитку и даже днем бы остались не замечены соседями.
Женщина представилась Люсей и села пить чай, до трех утра она безостановочно жаловалась на жизнь, потом вдруг сразу заснула, прямо за столом.
– Пошли ляжем, – сказала Ира Луизе.
Подруга сверкнула глазами.
– Значит, так, утром начинаем действовать!
– Ты о чем?
– Неужели забыла? Мешки с картошкой! У меня есть паспорт!
– Откуда? – вытаращила глаза Малова.
Луиза встала, открыла сумку гостьи и вытащила документ.
– Вот! Теперь стану Люсей Прохоровой, она меня, правда, на пять лет моложе, но ведь я не выгляжу на свой возраст, и у Матвея и ее мальчика разница всего в год. Здорово вышло!
– Э… э… – забормотала Ирина, – ты… э… Подожди, но Люся проснется, станет искать…
– Не станет, – оборвала ее Луиза – тут и погибнет! Очень даже хорошо выйдет, найдут кости в углях, никаких сомнений не останется. Отлично все складывается.
Малова принялась судорожно креститься.
– Ужас! Замолчи!
– Здорово получится, – лихорадочно продолжала Луиза, – твоя дочка у подружки гостит, ее с нами нет. Соседи спали, когда вы пришли, никто ничего не приметил. Муж этой Люси, по ее рассказу, тревоги не поднимет, будет считать, что жена у матери, а когда опомнится, то и следов не найдет. Раз в жизни подобная удача случается! Что молчишь?
– Мы станем убийцами, – прошептала Малова, – как потом жить?
– Если сейчас ситуацией не воспользуемся, то совсем жить не будем, – прошипела Луиза, – нас с Матюшей точно убьют, так, на всякий случай, но и тебе не поздоровится. Думаешь, в органах идиоты сидят? Нет, живо скумекают, кто у Луизы Иосифовны лучшая подруга? Давай и ее с дочкой того, вдруг вдова ей что-нибудь сболтнула! И ведь как хорошо все у нас станцуется! Изба сгорит, на пепелище останутся кости! У меня паспорт, ты вне подозрений. Станут соседки приставать, где деньги на новую избу взяла, смело ври: «Дочкин отец дал». Все в Веревкине уверены, что ты от москвича богатого родила. Ну, давай решайся!
Ира уставилась на крепко спящую Люсю. Значит, жизнь этой совершенно незнакомой бабы и ее сына надо обменять на жизнь горячо любимых Луизы и Матвея, да и на свою с дочерью, между прочим, тоже!
– А вдруг она проснется и выскочит? – сказала Малова.
– Нет, – ответила Луиза, – я ей в чай лошадиную дозу своего снотворного напихала, и мальчишке тоже лекарство дала. Будут дрыхнуть и ничего не почувствуют, в дыму во сне задохнутся! Никаких неприятных ощущений, тихо уйдут, без боли и мучений. Кстати, я и Матвея успокоительным напоила, сунем его в мешок, он даже не шелохнется. Ну, вперед, скоро пять утра, торопиться надо!
Дальнейшее Ирина помнила смутно, действовала словно зомби под руководством Луизы. Расстались подруги в лесу, Малова свернула к электричке, таща на тележке единственный мешок с картошкой, а Луиза, ведя за руку едва проснувшегося Матвея, двинулась в сторону Колькина, ей предстояло пройти около десяти километров по чаще, минуя тропинки, и выйти в том месте, где ее никто не знал.
Ирина замолчала, я сидела, притихнув, на краю ее постели.
– Видишь, – вдруг воскликнула Малова, – я стала преступницей, но господь уберег, никто ничего не заподозрил, одна ты…
– Что я?
– Ты… ты… хочешь, чтобы мать сама все тебе напомнила! Изволь. Ты, оказывается, отлично знала про… да… да… Не хочу! Все! Хватит! Освободила душу! Не в том ты меня подозревала! Считала убийцей Вероники, пуговицу хранила! Ан нет, правды-то ты не знала! Ха-ха-ха, вот оно как! Я и впрямь женщину убила, но не ту, и сделала это ради тебя, от смерти спасала! Да! Это ты украсть драгоценности хотела, ты чуть не погубила всех! Или забыла? Так свое же письмо и прочитай! Забери его, порви, унеси…
Из глаз Ирины потоком хлынули слезы.
– Доченька, прости! Верлинда! Милая!
– Кто? – удивилась я.
– Знаю, знаю, – бормотала Ирина, – тебе имя Верлинда никогда не нравилось, ну прости, прости, обними меня. Если бы только ты понимала, как я мучилась, боялась, оттого небось господь болезнь мне и послал, за грех. Луизка-то, наверное, здорова, ей ничего не сделается. Что подруга со мной сотворила! Пройда анафемская!
Я вздрогнула. Пройда анафемская! В голове закружились разные мысли, они пытались сложиться вместе…
– Жива она, жива, – твердила Ирина, – сколько лет не виделись, ни слуху ни духу, ни весточки, а почти год назад мне вдруг открытку принесли, посмотри в тумбочке, она там!
Я открыла дверцу и на пустых полках увидела конверт.
– Я еще тогда не ослепла, – твердила Ирина, – и сразу скумекала: там Луизка!
– Где?
– На почтовую карточку глянь, чего видишь?
Я внимательно посмотрела на лист бумаги, это открытка-фотография. Снимок изображает дом, похоже, старинную усадьбу, под фото внизу идет подпись: «Памятники Подмосковья. Бывший дом купца Калашникова в Терехове, с 1921 года социальный интернат для престарелых».
– Текст на обороте прочти, – велела Малова.
– «У нас хорошая погода», – озвучила я написанную печатными буквами фразу, – это все!
– Да, – шепнула Ира, – все. Договорились мы с Луизой, коли опасность забрезжит, она мне даст знать. «У нас хорошая погода» – это код, а открытка такая, потому что подружка сообщает – живет сейчас в приюте, нам грозит беда, прячься, Ирина. Только мне на земле пару дней осталось, кончился мой страх, собственно говоря, когда в Литвиновку из Веревкина перебралась, я лишь одного боялась, что с тобой не увижусь и истину не расскажу. Открыточка-то не сразу ко мне дошла, она, видно, сначала в Веревкино прибыла, там адрес дома, который я выстроила после пожара, стоит, а уж затем кто-то сказал, что я тут. Верлинда, милая, обними меня, скажи, что любишь!
Чувствуя себя гаже некуда, я выполнила просьбу Ирины.
– Говори, – прошептала умирающая.
– Мама, я люблю тебя!
– Теперь прости меня.
– Мама, я прощаю тебя! – выдавила я с трудом.
Малова откинулась на подушку.
– Все! Теперь мне хорошо! Ступай в сестринскую, пусть отца Михаила позовут. А ты помни, я люблю тебя и стану на небесах о счастье дочери бога просить! Иди скорей, плохо мне!
На ватных ногах я добралась до комнаты медсестры и сказала Полине:
– Ирина просит отца Михаила!
– Сейчас! – воскликнула сестра. – Вы пока тут посидите, я вас чаем напою!
Я уставилась на захлопнувшуюся дверь. Ни есть, ни пить совершенно не хотелось, но сил уйти тоже нет. Съежившись на табуретке, я вытащила из кармана письмо дочери Ирины и принялась за чтение текста, черневшего восклицательными знаками.
