Глава 26

Уж не знаю, правду ли говорил Андрей Архипович, когда утверждал, что в свое время успешно закончил театральное училище и был распределен не куда-нибудь, а во МХАТ. Может, он и был одним из тех не известных никому актеров, которые появляются во время действия словно тени. Авторы любят делать ремарки, типа: «Слуга вносит стул». Кто-то же должен притащить его на сцену! А еще во многих классических пьесах есть роли лакеев с канонической фразой: «Кушать подано».

Скорей всего, Андрей Архипович был из этой когорты артистов, хотя сейчас он уверял меня, что играл Гамлета, короля Лира, Чичикова, Отелло и другие заглавные роли. Но, в конце концов, рассказ о сценической карьере Кутякина интересовал меня меньше всего, внимание привлекла другая часть повествования, та, в которой Андрей Архипович объяснил причины своего появления в Веревкине.

Не секрет, что многие деятели сцены любят крепко выпить. Дружбой с зеленым змием могли похвастаться актеры и прежних, и нынешних лет. Кого-то главные режиссеры, не вынеся скандалов, увольняют, кого-то, наиболее талантливого, терпят, сцепив зубы. Выкинешь пьяного обормота на улицу, и сборов не будет, народ идет на «фамилию», и зрителю, в общем, все равно, что блистающего сейчас на сцене премьера за полчаса до начала спектакля приводили в чувство все помощники режиссера. Кстати, абсолютное большинство нетвердо стоящих на ногах звезд, оказавшись на сцене перед переполненным залом, концентрируются и играют просто замечательно. Это одна из загадок профессии, заика на подмостках начинает говорить гладко и плавно, горбатый выпрямляется, а алкоголик трезвеет.

Но, видно, Андрей Архипович не представлял особого интереса для постановщиков, потому что его за дружбу с бутылкой выгнали сначала из МХАТа, а потом еще из парочки не столь известных коллективов.

Наступило голодное время. Ни родственников, ни жены Андрей Архипович не имел, кормить его было некому. Одно время актер ходил по знакомым, у одних обедал, у других ужинал, но очень скоро его перестали пускать в приличные дома. Единственным богатством Андрея Архиповича была хорошая, с двумя окнами, комната в коммунальной квартире. Оставшаяся часть апартаментов принадлежала полковнику Епифанову и его семье.

Как-то раз жена военного, Нинель Михайловна, пришла к актеру и с участием сказала:

– Вижу, плохо тебе.

– Ничего, мадам, выживу, – бодро ответил Кутякин.

– Чего на работу устраиваться не идешь? – протянула полковница.

– Я, мадам, трамваи водить не обучен, – улыбнулся лицедей, – токмо способен сцене служить, вот, жду-с предложений.

– Кто ж тебе, ханурику запойному, чего предложит? – прищурилась Нинель.

– Вы, мадам, желаете оскорбить творческую личность? – без всякой злобы отреагировал Кутякин.

– Помочь дураку хочу, – вздохнула полковница, – слушай вот лучшее предложение. Тебе жрать нечего, и за комнату, между прочим, платить надо. Где деньги взять, а? То-то и оно. А я мечтаю пожить спокойно, одной хозяйкой в квартире, надоело твой пьяный храп слышать, усек?

– Вы, мадам, предлагаете мне удавиться и тем самым решить проблему? – хмыкнул Кутякин.

– Да не перебивай, идиот, – обозлилась Нинель, – у моей домработницы Верки сестра есть, Нюра. Хорошая баба, спокойная, не пьет, хозяйствует, живет в деревне Веревкино, работает уборщицей в клубе.

– И что? – насторожился Андрей Архипович.

– Замуж она хочет! Распишешься с Нюрой, уедешь в Веревкино.

– Упаси бог, мадам!

– Какая тебе разница, где квасить!

– Нет, нет.

– Там клуб есть, будешь спектакли ставить!

– Ни за что!

– Деньги платить станут!

– О боже!

– И я в кошелек насыплю, – гудела полковница.

Но Андрей Архипович лишь тряс головой.

– Какая деревня, мадам, помилуйте, я актер МХАТа!

Нинель плюнула и ушла. В субботу она снова заглянула к соседу:

– Хочешь пять рублей?

– Спасибо, мадам, – отозвался Кутякин, – храни вас господь за милостыню.

– За так ничего не получишь, – прищурилась дама, – помоги Верке домой всякую лабуду отвезти.

Денег не было совсем, и Андрей Архипович согласился. Обвешанный узлами, он прибыл в Веревкино, где познакомился с Нюрой, сестрой Веры, хихикающей бабой, по самые брови замотанной в серый платок. Нюра быстро вытащила картошечку с укропом, соленые огурчики и выставила на стол четверть, в которой плескалась прозрачная, как слеза младенца, самогонка.

Андрей Архипович потер руки, сел к столу и принялся за угощение. Дальнейшее вспоминалось туманно, ночь сменяла день, в избу приходили какие-то люди, потом актер подписывал бумаги, его куда-то везли на телеге под ноющую игру гармошки.

Протрезвел Кутякин внезапно, проснулся от непривычной жары, сел на кровати и обалдел. Где он? Отчего находится на постели, под тяжелой красной периной, и что за баба храпит рядом?

Немного поколебавшись, Андрей Архипович потряс «нимфу», а когда та разомкнула веки, спросил:

– Мадам, вы кто? И где я?

Тетка села и, собрав в узел перепутанные волосы, ласково сказала:

– Ну ты даешь, муженек, знатно погулял. Жену не признал!

– Чью? – оторопел актер.

– Свою. Нюра я!

Андрей Архипович шлепнулся на подушку и выпалил:

– Сие невероятно, мадам, я холост и, к своему глубокому сожалению, не имею чести знать вас.

– Охо-хо, грехи наши тяжкие, – вздохнула баба, потом она встала, пошарила за иконой, вытащила паспорт и ткнула актеру в нос: – Гляди!

Кутякин раскрыл документ, удостоверился, что он принадлежит ему, полистал странички и ахнул. В нужном месте стоял штамп о его бракосочетании с Анной Сергеевной Ершовой.

– Это как же так? – растерялся Кутякин. – Ну ничего не помню.

– Бывает, – успокоила его Нюра, – давай яишенку пожарю.

Брак, заключенный столь странным, невероятным образом, неожиданно оказался счастливым. Андрей Архипович устроился в клуб руководителем театрального кружка, потом он стал библиотекарем, затем вахтером.

Карьера шла на убыль из-за пьянки. Нюра мужа никогда не упрекала, алкоголиком не величала и, как ни странно, чувствовала себя счастливой. В Веревкине пили все мужики, но Андрей Архипович, в отличие от них, не бил жену, просто тихо укладывался в кровать и мирно засыпал. Зато в трезвые минуты он звал супругу «райской розой», постоянно хвалил ее, целовал задубевшие от работы руки и никогда не забывал вручить ей подарок. Коли не имел денег, то хоть цветов на опушке наберет и принесет в избу. А еще Кутякин не таскался по другим бабам, он во весь голос заявлял:

– Моя Нюрочка женщина исключительной красоты и редкого ума, ну с какой стати мне на другую смотреть, если жена трепетная нимфа!

Местное женское население поголовно завидовало Нюре. Ну и что из того, что Андрей Архипович ничего делать не умеет? Нюра сама лихо заколачивает гвозди, чинит крыльцо и вскапывает огород. Зато вечерами она с супругом на зависть остальным сидит на лавочке, с вязаньем в разбитых пальцах, а Андрей Архипович разыгрывает перед ней пьесы, читает текст за всех героев.

В общем, жила пара счастливо до того момента, как Нюре на работе велели пройти диспансеризацию в районной поликлинике. Домой она не вернулась, у нее нашли опухоль и моментально отвезли в больницу. Встревоженный Андрей Архипович кинулся к жене, как всегда, с букетом.

– Ну не дурак ли, – зашипела ему вслед медсестра, – другой бы догадался умирающей бабе чего вкусного притащить, а этот ромашки припер.

Андрей Архипович услышал злобную речь и вздрогнул. Как «умирающей»? Это ошибка, Нюра же никогда не болела.

В отличие от медсестры, Нюра обрадовалась букету, велела поставить его в банку, потом сказала:

– Бабы, дайте мужу словечко наедине сказать.

Остальные обитательницы палаты тихими тенями выскользнули в коридор. Нюра взяла супруга за руку.

– Уж прости меня, Андрей Архипович, повиниться хочу!

– Да в чем? – изумился супруг.

– Опоили мы тебя тогда с сестрой, – вздохнула Нюра, – полковница нам денег дала. Очень уж ей твою комнату получить хотелось, ну и заплатила всем. Верке, мне и председателю, чтоб расписал тебя со мной по-быстрому. Невменяемый ты был на свадьбе, в самогонку лекарство натолкали, уж не помню, как оно называлось, Верка из города приволокла, ей его полковница дала.

Андрей Архипович только моргал.

– Пока ты после свадьбы месяц без роздыху самогонку пил, – продолжала Нюра, – Нинель все устроила с жильем. Якобы ее сосед к жене прописался. Уж не знаю, сколько и где она взяток раздала, только дело моментом связалось.

Андрей Архипович лишь моргал, оценивая происходящее.

– Я думала, ты убежишь сразу, – шептала Нюра, – а видишь, как вышло, столько лет в любви прожили. Спасибо тебе. Прости, коли чего плохого сделала.

Кутякин ощутил вдруг пинок совести.

– Это ты меня извини, – пробормотал он, – не такой уж я хороший муж, денег не заработал.

– Зато любовь у нас была!

– Так почему «была», – приободрился Кутякин, – я тебя люблю.

– И не осерчал за обман?

– Ерунда какая! Наоборот, к счастью получилось!

Нюра заплакала, муж начал успокаивать ее, в конце концов она вытерла лицо и сказала:

– Иди домой!

Супруг покорно кивнул и направился к двери.

– Андрюша! – окликнула его Нюра.

Кутякин остановился и с удивлением посмотрел на Нюшу, до сих пор она его иначе как Андрей Архипович не величала.

– Что, милая? – спросил он.

– Ты не пей после моей смерти, иначе погибнешь! – совсем тихо попросила Нюра.

– Выбрось глупости из головы.

– Дай честное слово, что последнюю рюмку поднимешь на моих поминках.

– О боже, прекрати!

– Нет, скажи.

Чтобы успокоить жену, Андрей Архипович скороговоркой бормотнул:

– Обещаю.

Но Нюра снова осталась недовольна.

– Поклянись, возьми в руки крестик!

Пришлось Кутякину повиноваться, Нюра с облегчением вздохнула.

– Хорошо, но помни, ты на нательном кресте обещание давал, нарушишь его, господь не простит.

Андрей Архипович только вздохнул и ушел, бросив на прощанье:

– Завтра встретимся.

– Ты на Иру Малову посмотри, – вдруг крикнула Нюра, – хорошая баба, ничего, что у нее дочь! У нас-то дети не получились, может, чужую воспитаешь.

Андрей опрометью бросился в коридор. Ну и глупости несет Нюрка! Андрею Архиповичу никого, кроме жены, не надо. Идя домой, бывший актер изумлялся, только сейчас он понял, что любит Нюру, и только сейчас сообразил, как много она для него сделала.

– Ничего, моя роза, – бормотал Кутякин, бодро шагая через лес, – теперь я исправлюсь, одену тебя, осыплю золотом, шубу куплю! Засучу рукава и за дело, заработаю на манто.

Но, видно, не суждено было Нюре носить шубу, ночью жена Кутякина умерла. С горя Андрей Архипович впал в запой и не помнил ни похорон, ни поминок. Очухался лишь через неделю, открыл глаза и увидел… Нюру.

– Смотри, Андрей, – погрозила супруга пальцем, – попросила я, чтобы тебя пока не наказывали. Только не пей больше, иначе плохо тебе придется!

Кутякин вскочил на ноги и с воплем: «Милая! Моя роза!» – попытался обнять ожившую покойницу.

Нюра печально улыбнулась и начала таять, обомлевший Андрей Архипович увидел, как растворились ноги, потом тело, руки и голова. На месте Нюры остался небольшой сгусток тумана, который тихо подплыл к окну и проник сквозь стекло наружу.

Ошалевший Кутякин схватился за бутылку, понюхал содержимое и вдруг понял: он больше не может пить, душа, как говорится, не принимает!

С тех пор Андрей Архипович ведет трезвый образ жизни, и до недавнего времени ему вполне хватало пенсии. Веревкино тихо умирало, в конце концов в нем остались три семьи и Кутякин. Было принято решение на месте деревни строить коттеджный поселок, коренных жителей переселили в городок Юрск, а вот с Андреем Архиповичем вышла незадача. Собственно говоря, в чем загвоздка, не понял и сам Кутякин. Вроде он оказался не прописан в избе и не имел прав на новую жилплощадь. Отчего так случилось, бывший актер не знал, но он остался единственным обитателем скончавшегося Веревкина. Другой бы пенсионер на его месте поднял бучу, принялся бегать по начальству, орать:

– С ума посходили! Я тут большую часть жизни провел и работал, на трудовую книжку гляньте, да и пенсию мне платят, значит, с документами полный порядок! Застройщики жулики, решили на мне сэкономить.

В конце концов, не добившись правды в кабинетах у начальства, любой бы человек объявил голодовку, разбил палатку у входа в здание правительства Московской области, водрузил рядом плакат, типа: «Чиновники – воры, отняли жилье у ветерана», и добился бы своего. Но Андрей Архипович не был бойцом, все бытовые проблемы ранее решала Нюра, муж только рассуждал на умные темы и давал жене советы. Поэтому сейчас Кутякин живет в избушке рядом с бытовкой строителей, он даже сумел найти некую выгоду в своем нынешнем положении.

– За свет я не плачу, – деловито объяснял Андрей Архипович, – мне рабочие провод бросили, от линии. Вот газа нет, но и на керосинке можно кашу варить, а мыться я в баню хожу, в Овсянкино.

– Какое безобразие, – пришла я в негодование, выслушав его историю, – вас попросту обманули! Вернусь в город и попробую вам помочь, у меня есть друзья среди журналистов!

– Спасибо, конечно, – кивнул Андрей Архипович, – только отсюда уезжать не хочется, здесь могилка Нюры, недалеко, на кладбище в Овсянкине. Это местечко никогда не снесут, там зона для преступниц, женщины срок сидят. Многие овсянкинцы в лагере работают, у них и магазин, и церковь, и клуб есть. Мне б туда перебраться, только никто не пустит, отправят в Юрск, а он запредельно далеко. И как мне с Нюрой тогда видеться? Раз в году только соберусь. Нет, уж лучше тут.

– Что же с вами будет, когда построят поселок? – осторожно спросила я.

Андрей Архипович погладил свою бороду.

– Ну так сразу он не образуется, года два-три небось пройдет. Может, уж к тому времени я вместе с Нюрой окажусь, а коли суждено будет еще землю топтать, тут и останусь. Я никому не помеха, ведь правда? Живу в избушке, к богатым людям не полезу.

Голубые, простодушные глаза Кутякина уставились на меня. Я поежилась, ну как сообщить этому состарившемуся, но так и не успевшему повзрослеть ребенку правду: обеспеченные граждане, пожелавшие приобрести дом в лесу, подальше от любопытных глаз, никогда не потерпят около въезда в элитный поселок избушку-развалюшку с бомжеватого вида старичком. Да Кутякина просто пристрелят, чтобы не путался под ногами.

– Ну и как вам моя история? – вдруг спросил Андрей Архипович.

Я опять вздохнула, интересно, конечно, какие коленца выделывает чужая судьба, но, увы, мне это повествование ничем не помогло!

Кутякин внимательно посмотрел на меня и продолжил:

– Следовательно, вы не знаете, что за тайна была у Луизы?

– Вы с ней были знакомы?

Андрей Архипович усмехнулся в бороду:

– Наш с женой дом стоит на прежнем месте, справа Малова обитала, слева Луиза, Раиса и их мать, та два раза замуж выходила. Все очень прилично, достойная женщина, директором школы состояла. Луиза с Ириной крепко дружили, я еще застал их до того, как они в город подались.

Ну а потом жизнь всех разметала. Луиза в город уехала вслед за Ирой Маловой, та первой на учебу подалась, но затем, правда, вернулась и вновь в Веревкине осела, ее тут уважали, работящая женщина, все было – и огород, и дом, и скотина. Ее даже не осудили, когда она ребенка незнамо от кого родила, поговаривали, что у Ирины в Москве любовник есть, вроде девочка от него, дескать, и имя мужчина сам ей придумал, очень уж оно заковыристое, не нашенское. Я его и произнести не могу! Вер… бер… лим… дер… Господь с ним! Да и одета девочка всегда была хорошо, не по-колхозному, Ирина ее баловала. Раз в месяц в столицу каталась и назад с полными руками возвращалась: игрушки, платья, сладости. Вот оттого наши бабы и считали, что она любовника-москвича имеет. Только, я думаю, дело иначе обстояло. Луиза подруге помогала, она ей ближе сестры была, да… вот так… вот так… Что же касается чужой тайны, то… э… э…

Андрей Архипович замялся, потом закашлялся, завздыхал и наконец решился:

– Понимаете, мадам, я человек с принципами, хоть и любил поднять рюмочку, но подлым не был. Не секрет, что многие пьющие люди за деньги готовы на все… Вам понятен ход моих рассуждений?

– Более чем, – кивнула я.

– Никогда не умел биться за свои права, – продолжал Андрей Архипович.

Я окинула взглядом избушку, да уж, последнее заявление бывшего актера соответствует действительности. Сначала он потерял комнату в московской квартире и смирился с переездом в Веревкино, потом не стал ругаться с застройщиками коттеджного поселка и снова проиграл.

– Я не способен заниматься продажей чужих тайн, – говорил тем временем Кутякин, – но есть у меня мечта, пока не осуществимая. Понимаете, мадам, я не сумел купить своей жене шубу, не свозил на курорт, не одел ее, даже в театр ни разу не сводил, мы из Веревкина в Москву не ездили. Вот я и решил поставить Нюре памятник, настоящий, из камня, а не фанерную пирамидку. Сходил в мастерскую, они меня заверили, что дело плевое, любое надгробие соорудят, шельмецы, в одночасье, только деньги плати, даже счет составили. Вот!

Кутякин взял с подоконника бумажку и протянул мне.

– Видите цифру?

– Да.

– И откуда мне такие средства взять?

Я молча смотрела на калькуляцию, конечно, под словом «Итого» стоят не копейки, однако стабильно работающий человек вполне способен поднапрячься и скопить нужную сумму, но побирающемуся по помойкам Андрею Архиповичу нечего и думать об установке монумента.

– Так вот, цена дана обычная, понимаете?

– Нет.

– Здесь калькуляция на само надгробие и на решетку, кованую ограду с вензелями, – принялся объяснять Кутякин, – чудесная вещь, с железными цветами. На плиту я средства имею, получил их от… Впрочем, вас это не должно интересовать, где я рублики раздобыл. Но та, что помочь мне согласилась с памятником, на ограду средств не нашла. Я был рад и надгробию, думал, потом как-нибудь и изгородь получится, а тут вы, мадам!

Вы писательница, – продолжал Кутякин, – значит, человек богатый. Я обладаю очень нужной для вас информацией, а вы имеете столь необходимые для увековечивания Нюриной памяти деньги. Следовательно… Понимаете?

– Вы хотите продать мне сведения? За ограду?

– Именно так, – закивал Кутякин, – но, опасаясь самого себя, я попрошу вас поступить таким образом: оплатите счет, и бригада примется за работу.

Я произвела в уме кое-какие расчеты. Итак, если Андрей Архипович, всю жизнь проведший в непосредственной близости с Ирой Маловой, знает тайну Луизы Иосифовны, то я выясню, чем таким можно было шантажировать даму, и, вполне вероятно, пойму, кто это делал, в общем, докопаюсь до истины. Ладно, сейчас попытаюсь договориться с Андреем Архиповичем.

– Видите ли, – осторожно начала я, – литераторы не столь уж обеспечены, сколь о них судачит молва. Но я готова совершить сделку с одной поправкой: информация мне нужна прямо сейчас, а расплатиться с вами я сумею лишь в апреле.

Кутякин покрутил в пальцах бороду.

– Памятник зимой не ставят, земля стылая.

– Верно.

– Та женщина тоже пообещала после марта расплатиться. Значит, сумму можно весной внести. Даете честное слово?

– Да, – воскликнула я, – могу написать расписку!

Андрей Архипович улыбнулся:

– Не надо, вы меня не обманете, я людей хорошо вижу. Ладно, слушайте!