Глава 10
На улице похолодало, «каша» на тротуаре превратилась в каток. Я осторожно побрела в сторону метро. Конечно, каждый из нас на протяжении жизни хоть раз да и испытывал материальные затруднения. И вовсе не у всех были умные, понимающие родители, кое-кому не повезло с рождения, но каждый находит свой путь выхода из тупиковой ситуации. Один безропотно покоряется обстоятельствам, плачет, ноет, жалуется, другой пытается выплыть, третий винит в неудачах свою семью. Подчас людям в голову приходят совсем уж нетривиальные решения, но о том, чтобы сдавать мужа в аренду, я слышу впервые. Интересно, что бы я сказала Олегу, приди Куприну в голову подобная затея? И почему мы с Олегом в последнее время стали ссориться? Может, у нас кризис брака? Говорят, он регулярно случается у семейных людей. И зачем вообще люди живут вместе? Почему сбиваются в пары? В древние времена требовалось выжить в суровом мире, убить дичь на обед, короче говоря, преодолевать бытовые проблемы. Сейчас-то, в век научно-технического прогресса, зачем двое живут вместе? Впрочем, мы уже врозь.
Я остановилась у лотка и стала обозревать новинки, зависть одолела меня. Да уж, пока госпожа Тараканова пытается решить философские проблемы, Устинова, Маринина и Куликова не дремлют, они спокойно пишут книги. А это чья новинка? Ба, Смолякова! Снова выпустила роман.
– Дайте-ка мне вон те книжки, – попросила я, роясь в кошельке, – впрочем, все я не потяну, лучше одну Смолякову.
Шмыгающая носом лоточница подала мне томик в яркой обложке, я сунула детектив под мышку и нырнула в подземку. Ладно, не стану сейчас терзать себя. Все, что ни происходит, делается к лучшему, во всяком случае, в отношении меня данное правило срабатывает на сто процентов. Арина Виолова более не нужна «Марко»? Но ведь в Москве существует не одно издательство, где-нибудь да пригожусь. Олег решил развестись со мной? Пусть сначала поживет без меня, ох, тяжело ему придется. И дело даже не в бытовых сложностях, их возьмет на себя Томочка. Кому Олег станет изливать душу? Кто будет выслушивать его, сочувствовать? Кстати, Куприну, наверное, сейчас уже плохо!
Я прижалась к двери несущегося сквозь мрак вагона. Зависть испарилась, теперь ее место заняла жалость. Нет, я дура! Взяла и закусила удила, Олег небось мучается, надо позвонить ему. Стоп, у него теперь есть крыса Лена. И вообще, каково мне сейчас возвращаться домой? Приползу, словно побитая собачонка, неудачливая писательница!
На глаза набежали слезы, я обозлилась и что есть силы топнула ногой: не рыдать! Не рыдать!
– Девушка, – укоризненно спросил стоявший рядом прилично одетый мужчина, – у вас болезнь Паркинсона?
– Отчего вам в голову пришла такая глупость? – удивилась я.
– Бьете меня уже третий перегон подряд, – заявил он, – то рукой толкали, потом ногой колотить начали!
– Простите, – быстро сказала я и, протиснувшись сквозь толпу, выбралась на платформу.
Эскалатор вынес меня наверх, на улице стало еще холодней, поплотней запахнувшись в куртку, я побежала по тротуару, поскользнулась и со всего размаха шлепнулась на пятую точку. В ту же секунду к горлу подступило настоящее отчаяние. Боже мой, как мне не везет! Бедная я, несчастная, вон сколько прохожих вокруг, а свалиться ухитрилась одна Вилка!
Внезапно мягкий, интеллигентный голос проворковал:
– Девушка, что же вы так неаккуратно!
Симпатичный мужчина, тот самый, сделавший мне замечание в вагоне, протягивал руку.
– Вставайте, милая, так и простудиться недолго.
Преисполненная благодарности к доброму самаритянину, я вцепилась в крепкую ладонь.
– Спасибо.
– Не за что, дорогая. Ну как же вы так неосторожно, давайте курточку сзади отряхну.
Я почувствовала к незнакомцу почти любовь, а он, стряхивая с меня снег, мирно продолжал:
– Ну надо же! Возраст уже не юный! Нельзя быть такой неловкой клячей!
– Неловкой клячей? – повторила я. – Неловкой клячей не в юном возрасте?
– Увы, – вздохнул дядечка, – жизнь проходит, впереди смерть! Все течет, все изменяется, все там будем!
Сделав сие оптимистичное замечание, прохожий стряхнул со своих перчаток комочки налипшей грязи и был таков. Я осталась переживать ситуацию, подкатившие к глазам слезы высохли, жалость к самой себе испарилась без следа. Кляча! Неловкая кляча! Все там будем!
С одной стороны, это верно, но с другой!.. Никакая я не кляча!
Подняв с тротуара сумочку, я побежала вперед. Значит, так, каждый кузнец своего счастья, можно, конечно, рыдать, получая пинки от судьбы, а можно воспринимать их как уроки жизни. Счастье никто тебе не подарит, есть какие-то вещи, которые нужно делать самой. Ну кто починит за вас зубы? Нравится это или нет, сидеть в кресле у стоматолога придется вам лично. Но, с другой стороны, будете ли вы сытой, коли ужин слопает кто-то другой? Нет? То-то и оно! За свою радость надо бороться самостоятельно. Домой я вернусь победительницей, человеком, который узнал, кто убил Асю Локтеву, писательницей, создавшей новый роман, удачливой, молодой, красивой женщиной, а не неловкой клячей. Нечего жалеть себя, это не конструктивное поведение. Нельзя требовать жалости от других, это унизительно, с любыми обстоятельствами можно бороться, главное, не складывать лапки. Мышь способна сдвинуть гору, а если глыба не покоряется, ее нужно прогрызть, расковырять, расцарапать. И времени у меня мало, надо успеть завершить расследование до возвращения Томочки, та просто заболеет, узнав, что я пропала неизвестно куда!
С красными щеками я добежала до квартиры Васи и стала звонить в дверь.
– Работу искала? – сурово спросила молодая худенькая женщина, распахнув дверь.
– Ага, – кивнула я.
– Ну, входи, – сказала хозяйка, – небось меня не узнаешь, я – Линда!
Я с удивлением посмотрела на ее тощую фигурку. Линда даже меньше меня и ростом, и размерами. Интересно, каким образом она ухитрилась запугать громадного Васю?
– Топай на кухню, – велела Линда, – поговорить надо, срочно!
Не успела я сесть на табуретку, как Линда бесцеремонно заявила:
– Приехала ты без приглашения и с болячкой свалилась, место заняла на раскладушке.
– Извини, – я решила тоже обращаться к ней на «ты», – это случайно вышло, не нарочно.
– За тобой ухаживали.
– Спасибо.
– Поили чаем.
– Совсем не помню, но еще раз спасибо.
– Это одни слова, – отмахнулась Линда.
Я собралась спросить, чего она от меня хочет, но тут в кухню вошла здоровенная кошка и, сев около холодильника, трубным голосом заорала:
– Мяу-у-у-у!
Линда схватилась за дверку холодильника. Не успела хозяйка прикоснуться к ручке, как киска с ужасающим воплем кинулась в сторону, налетела на миску с водой и расплескала ее.
– Ну не дурак ли? – с изумлением спросила Линда, хватая тряпку. – Чего его колбасит, когда я холодильник открыть хочу! Ведь пришел жрать просить, знает, откуда еда берется, и прочь несется? Чего его плющит?
– Может, испугал кто? – предположила я.
Линда, методично убирая воду, вздохнула:
– Некому Бакса пугать.
– Это кот?
– Не видно разве?
– Нет, морда такая маленькая.
Линда хихикнула:
– Ты половую принадлежность по морде узнаешь? Вообще-то, на другое место смотреть надо. Бакса тут обожают, все безобразия ему прощают, умный он, как сволочь. Представляешь, он в унитаз ходит, сам научился.
– Какой хороший!
– Ага, – кивнула Линда, – года два лафа длилась, заберется на круг, хвостом к бачку и вперед.
– Молодец.
– Точно! Только один раз на него крышка-то и упала. Баксик внутрь свалился, чуть не утонул, хорошо, Вася на кухне сидел и вопль кота услышал, вытащил его вовремя.
– Вот бедняжка, – от души пожалела я несчастное животное, – небось он после этого случая даже близко к унитазу не подходит!
Линда ничтоже сумняшеся выжала половую тряпку прямо над раковиной, где с утра громоздилась гора посуды.
– Не угадала ты. Баксик наш по-прежнему туалетом пользуется.
– Ну надо же, просто подарочное издание!
– Ты не дослушала. Он садится на унитаз, но по-новому!
– Это как?
– Хвостом к двери, мордой к бачку, – пояснила Линда, – за крышкой во все глаза зырит, боится, что она его вновь накроет.
– Но тогда…
– Верно, – не дала мне договорить Линда, – на этот раз ты совершенно правильно скумекала, все вокруг загадит, и сантехнику, и пол, а Бакс доволен: и унитазом попользовался, и крышку видно.
– Поставь ему лоток.
– Сколько уж их переменила, все без толку, не приучается он.
– Ну… купи круг без крышки.
– И это делала. Только он все равно мордой к сливу устраивается, напугался, похоже, до конца жизни, – сказала Линда, – но если с унитазом понятно, то с холодильником сплошная загадка. Вот, гляди, маячит под дверкой.
Я посмотрела на гигантскую рыже-белую лохматую особь и кивнула.
– Верно.
– Ну а теперь дальше наблюдай, – предложила Линда и схватилась за дверцу.
С негодующим воем Бакс шарахнулся влево, на этот раз он вскочил на стул и свалил лежавшие на сиденье старые газеты.
– Во, чудо! – покачала головой Линда и распахнула морозильник.
В ту же секунду из него выпал кусок сильно замороженной говядины, с килограмм, не меньше, и угодил ровнехонько на то место, откуда спешно ретировался Бакс.
– Ну, Зинка, – возмутилась Линда, – напихала опять!
Подобрав пакет, хозяйка попыталась сунуть его назад, но не успела она поместить выпавшее внутрь, как из морозильника выпала новая «льдина», на этот раз окаменевшая пачка масла.
– Ой, беда, – заворчала Линда, – руки до хозяйства не доходят, работаю, как лошадь! А от Зинки какой толк? Плачу ей деньги, та берет и ни хрена не делает!
Я посмотрела на поднявшего шерсть Бакса.
– У тебя каждый раз так харчи вываливаются?
– Зинка, дура, насует под завязку.
– Чего же удивляешься реакции кота? – улыбнулась я. – Похоже, он у вас отличается острым умом и чрезвычайной сообразительностью, один раз получил по макушке крышкой и не желает повторения. Долбануло его чем-то замороженным по спине, вот он и отбегает прочь!
Линда замерла, потом расхохоталась.
– Верно! Мне и в голову не пришло!
– Самые простые решения на поверхности лежат, – сказала я.
Линда с треском захлопнула морозильник.
– Как ты сказала? Самые простые решения на поверхности лежат? И это верно! Собирайся!
– Куда?
– На работу.
– Куда? – еще больше удивилась я.
– Хватит кудакать, – рявкнула Линда, – ты портниха?
– Я?
– Вася так сказал. Оля швея, хочет в Москве службу найти.
– Да, да, – закивала я.
– Значит, поехали!
– Куда?
– Господи, – закатила глаза Линда, – на кудыкину гору, бить ворону. В твоей деревне все такие понятливые?
– В деревне?
– Ладно, колхозе, – захихикала Линда, выталкивая меня в прихожую. – Ты сегодня ходила работу искать?
– Да, – осторожно ответила я.
Линда, сопя, натянула на ноги короткие сапожки, выпрямилась и ехидно осведомилась:
– И нашла?
– Ну…
– Можешь не врать, ничего ты не нашла, – ухмыльнулась жена Васи, – в Москве без толкача никуда, небось по Ярославской дороге шлялась!
– Где?
Линда вышла на лестницу.
– Шевелись, храбрый портняжка. Неужели даже про Ярославку не слыхивала? Там строители кучкуются, гастарбайтеры. Только на шоссе бригадами нанимаются, соберутся человек по десять и предлагаются, одиночке не пристроиться. Тебе Вася говорил, чем я зарабатываю?
– Ну…
– Нахожу в столице людей, которые хотят квартиру или дом в порядок привести, – словоохотливо объясняла Линда, спускаясь вниз, – и бригаду собираю. Тут непросто, знать надо, кого на какую работу поставить. Если землю копать – это таджики, они лопатой, как экскаваторы, работают, лучшие штукатуры и маляры – украинцы, молдаване плитку кладут изумительно, а с паркетом кавказцы здорово работают, вот натяжные потолки только москвичи делают, и электрику им поручать надо. Усекла?
– В общем, да, – кивнула я.
– Сейчас у меня три бригады пашут, – восклицала Линда, открывая битую «четверку» с погнутым багажником на крыше, – а я между ними мотаюсь, одна на всех: и прораб, и дизайнер, и палач рабочим, и психотерапевт хозяевам! Одна нога там, другая здесь, только третьей конечности не хватает, да еще четвертую бригаду собираю, а ты раскладушку пролеживала за так, некуда было плиточника положить, я чуть не упустила его, спасибо, Ахмет на пол переехал, он не проблемный, всегда уступить готов. Плиточник этот прям короля из себя корчит…
– Я-то тебе никак пригодиться не могу, швеей наняться хочу!
– Она мне и нужна! – возбужденно воскликнула Линда, выруливая на проспект. – Слушай условия. Поскольку ты Васькина родственница, то жить станешь за полцены. Место на выбор, в большой комнате, у окна, но там еще три бабы кантуются, или в чулане, в нем темно, зато только одна софа влезла, хоть тресни, вторую не впереть!
– Лучше в кладовке, – быстро решила я.
– Мне все равно, – кивнула Линда, – я плачу по завершении работы, вычитаю за жилье и жратву, остальное твое.
Я кивнула.
– Хорошо.
– Вот и поладили! – воскликнула Линда. – Мне тебя сам бог послал, хотела ведь выгнать, когда поняла, что ты заразу принесла, а потом Васька про швею рассказал. Валька, св… Кинула меня, удрапала, деньги у хозяев сама взяла, гадина. Во, приехали! К Самсоновым!
Вклиниться в поток речи Линды было практически невозможно, пока мы шли к квартире заказчиков, я успела узнать, что ремонт на этом объекте закончен, остались некоторые мелочи. Наглая Линда, абсолютно не стесняясь, представлялась хозяевам архитектором-дизайнером и смело бралась за окончательную отделку помещения. Она покупала мебель, ковры, шила занавески. Вот с последними в этой квартире вышла незадача. У Линды работала швея, молчаливая Валечка, ловко управлявшаяся с шелком, парчой и велюром. Линда предполагала отправить ее к Самсоновым, в апартаментах которых завершились работы, «дизайнер» поджидала, пока рукастая Валечка сошьет портьеры на окна в коттедже на Рязанском шоссе, но неожиданно скромная швея выкинула фортель. Воспользовалась тем, что Линда перестала наезжать каждый день в коттедж, сляпала драпировки не к понедельнику, а намного раньше, еще в субботу, и, взяв у хозяйки гонорар, смылась домой. Линда обозлилась до крайности. Крыса Валечка прихватила не только свои кровные, но и процент, положенный «дизайнерше». А еще она поставила Линду в безвыходное положение. Рита Самсонова хотела праздновать Новый год в обновленной квартире, но без занавесок окна смотрелись голыми, и Маргарита пригрозила Линде:
– Не повесишь до десятого января портьеры – не отдам деньги за отделку, сама виновата, поставила меня в дурацкое положение.
Линда заметалась вспугнутой кошкой, но найти драпировщицу не такое легкое дело. Конечно, можно обратиться в одну из многочисленных фирм, коих нынче словно грибов после дождя развелось, но Линда хочет побольше заработать сама, а не отдавать деньги на сторону. Когда положение стало казаться безвыходным, неожиданно появилась сестра Васи, швея!
– Я думала, ты один денек после болезни слабая будешь, – вещала Линда, таща меня на пятый этаж дома из светлого кирпича, – вот и поехала с утра по объектам. Возвращаюсь к обеду, матерь божья, учапала швейка. Ну и здоровье у тебя, ломовое. Неужели нормально себя чувствуешь?
– Просто прекрасно, – честно ответила я, – может, и не грипп у меня был, просто от стресса в спячку впала.
– Чего же тебя из колеи вышибло? – поинтересовалась Линда, нажимая на звонок.
– С мужем разошлась.
– Он от тебя ушел или наоборот?
– Сам решение принял расстаться, – честно призналась я.
– Нашла из-за чего переживать, – фыркнула Линда, – у меня Вася чудить боится, знает, что мигом по башке сковородкой получит. Имей в виду, мужика бить надо каждый день, даже если он ничего плохого не сделал, для профилактики. Я очень хорошо понимаю, коли Васька гадостей не навалял, значит, он о них думает, замышляет плохое. Здрассти, Маргарита, вот, как и обещала, занавесочки приехали.
Последняя фраза относилась уже не ко мне, а к хозяйке помещения, дородной тетке лет пятидесяти, облаченной в атласный халат.
– Наконец-то, – хмуро ответила та, – а ну, входите.
Я шагнула в просторный зал, служивший в этой квартире гостиной, и ощутила легкую дурноту. Стены тут были оклеены ярко-бордовыми обоями с орнаментом из золотых листьев, с потолка свисала люстра, похожая на миску с сильно взбитой пеной. Потом, приглядевшись, я сообразила, что это не скопище пузырьков, а клубок тонких, светящихся волосинок. Из мебели были белый кожаный диван на золотых лапах, стеклянный журнальный столик и некое подобие буфета с медальонами из начищенного желтого металла, три торшера в виде колонн, огромный телевизор, секретер и еще куча всяких этажерок, в углу маячил бюст, неудачно имитирующий скульптуру, отрытую археологами.
– Красиво, да? – с жаром воскликнула Линда. – Апартаменты решены в стиле «Античная Греция», а чтобы все поняли идею, я поставила в угол фигуру Нерона!
– Но он великий император-тиран, велевший убить свою мать Агриппину, самодеятельный певец и хитрый властитель правил Римом, к Греции он не имел никакого отношения, – выпалила я.
Линда быстро наступила мне на ногу и, увидев, что я захлопнула рот, повернулась к хозяйке.
– Маргариточка, где швея устроиться может?
– Ленка, – заорала Рита, – эй, недотепа, поди сюда! Опять телевизор смотрит, ну сейчас ей мало не покажется.
Возмущенно сопя, хозяйка ушла.
– Слишком ты умная, – воскликнула Линда, – кто тебя за язык тянет! Греция, Рим, какая, на фиг, разница! Клиентка счастлива, и ау! Помалкивай больше, целей будешь. Кстати, где твои инструменты?
– Какие? – удивилась я.
– Ножницы, иголки, швейная машинка…
– А… на вокзале оставила, в камере хранения, – мигом сориентировалась я, – не знала ведь, пустит меня Вася к себе или выгонит, зачем тяжести таскать?
– Понятно, – кивнула Линда, – на Валькиной поработаешь, она свои причиндалы бросила, утекла с бабками, попросила хозяев машинку пока припрятать, только я ее арестовала и сюда перевезла. В общем, начинай!
– Что?
Линда покачала головой:
– Сразу видно: родня вы с Васей, оба полудурки. Занавески шить! Ща тебе место освободят, давай, убогая!
Я заморгала. В принципе, я не боюсь никакой работы, те, кто не первый раз встречается со мной, хорошо знают, что, прежде чем стать писательницей Ариной Виоловой, госпожа Виола Тараканова перепробовала кучу профессий: бегала с ведром и тряпкой, моя полы и лестницы, преподавала детям немецкий язык, служила репортером в журнале.
Я считаю, что любой труд почетен, если работаешь честно, но вот шить не умею совсем. В школьные годы в моем дневнике среди сплошных пятерок имелась лишь одна тройка, по рукоделию. Все другие девочки в конце концов научились мастерить фартук, нарукавники, ночную сорочку и юбку в складку, я же постоянно кололась иголками и путалась в нитках, даже пришить пуговицу для меня невыполнимая задача, ну какого черта мне в голову пришла гениальная идея назваться портнихой. Хуже только было представиться парикмахером!
Пока я пыталась справиться с ужасом, Линда развила кипучую деятельность. В комнату притащили два рулона ткани, машинку, ножницы, коробку с иголками и нитками.
– Кроить можно на полу, – разрешила Маргарита, – и имей в виду, домой не уйдешь, пока не сошьешь шторы на это окно, мне надоело голое стекло видеть.
– Не сомневайтесь, – заверила ее Линда, – до утра просидит, а работу выполнит. Эй, Ольга! Ау, не слышишь?
– Да, – спохватилась я, вспомнив, что мое имя Оля.
– Дверь я запру, – деловито пообещала Линда, – захочешь в туалет, позовешь хозяйку.
Не успела я издать и звука, как створка захлопнулась, в скважине заворочался ключ. Госпожа Тараканова осталась наедине с кусками материи.
