Книга: Спокойно, Маша, я Дубровский!
Назад: 37
Дальше: 39

38

Милицию я вызвонила не какую попало – свою собственную. Капитан Кулебякин приехал не один, а с коллегами, и необходимость сохранять лицо помешала ему устроить мне такую сцену, какой я, по мнению милого, заслуживала. Тем не менее, когда один из оперов, шныряя по двору, споткнулся о забытую в астрах фальшглыбу, ору было столько, что я предпочла переждать скандал в дальнем уголке двора, под забором. Стараясь не привлекать к себе лишнего внимания занятых делом оперов, мы с Трошкиной откатили туда нашу славную глыбочку, уселись на нее и принялись ждать высочайшего милицейского разрешения покинуть поле боя после победы Добра над Злом. Маску, под которой в этом раунде выступало Добро, мы операм не показали: присвистывающая кривошеяя Алка с ксеноновыми зенками понравилась бы им еще меньше, чем одинокая конечность в цементной глазури.
– Слышь, Кузнецова? – позвала Алка, издали наблюдая за Зямой.
Мой братец помогал санитару «Скорой» загрузить в машину носилки, на которых неподвижно вытянулся Андрей Попов. Судя по тому, что медики очень торопились с погрузкой, пациент был жив, но его босые ноги, торчащие из-под одеяла, смотрелись гораздо хуже нашей бутафорской стопы.
– Как ты догадалась, что Попов при смерти? – спросила Трошкина.
– В два приема, – честно ответила я. – Сначала я догадалась, что Ленчик принял нашего Макса в его черном наряде с гималайским орнаментом за Андрея Попова. А уж потом я нашла наиболее логичное толкование вопроса: «Как? Уже?!» Ленчик с перепугу подумал, что перед ним предстал не живой хозяин, а его беспокойный дух. А как такое могло случиться?
– Никак, – коротко ответила подружка.
– Ты говоришь, как нормальный человек, а Ленчик был не в себе. Ему одна за другой явились две женщины, хотя он точно знал, что они уже покойницы. И вот это его изумленное «Как? Уже?!» ясно говорило, что Попов тоже в скором времени должен покинуть мир живых. Вот я и заволновалась.
– Понятно, – кивнула Алка и перевела взгляд со «Скорой», которая уже выезжала со двора, на нестройный квартет у милицейской машины.
Денис Кулебякин и пара его товарищей пытались усадить в машину Ленчика, который милицейской настойчивости не замечал, так как был всецело поглощен исповедью. Руки у Ленчика были в «браслетах», и это не позволяло ему свободно жестикулировать, но мимика у кающегося грешника была богатая.
– Интересно было бы послушать, что он говорит! – призналась любопытная Трошкина.
– Рассказывает историю своей любви, – предположила я.
– Историю любви? Сейчас?! – не поверила Алка.
– Самое время, – убежденно кивнула я. – Ты хоть поняла, кому он звонил?
– Зайчику, – вспомнила подружка. – Но, наверное, не тому, который под елочкой?
– Под елочкой, под сосенкой, под дубиком и под грабиком! – хмыкнула я. – В заповедном кавказском лесу! Рассказать тебе сказку?
– Давай! – Трошкина уселась поудобнее, сложила ручки на коленках и приготовилась слушать.
– Жила-была в дремучих лесных дебрях Спящая красавица, – начала я. – Ну, красавицей я ее называю условно, до Софи Лорен ей было далеко, да и спала она не по-настоящему, а в переносном смысле. Шла по жизни с закрытыми глазами, не замечая того, что происходит совсем рядом. У красавицы был любящий муж и имелись деньги. И вот однажды...
– Если ты дашь красавице имя, мне будет проще следить за сюжетом, – предупредила Алка.
– Имя? Пожалуйста: Мария! Я и фамилию ее тебе скажу, если хочешь: Галкина. Так вот, однажды Марии пришлось уехать из дремучего леса в город, где она почувствовала себя очень неуютно. Город был большим, красивым, шумным – а Маша маленькой, тихой и невзрачной. Любящий муж решил устранить это несоответствие и устроил супругу в дорогую закрытую клинику, где квалифицированные специалисты в обстановке строжайшей тайны и полнейшей независимости от внешних раздражителей избавили Машу от ожирения и душевной дисгармонии.
– У любящего мужа на это были свои причины, я помню, – сухо сказала Алка. – Он хотел заполучить Машины деньги и с этой целью устроил аферу с подставной женой.
– Это была не единственная афера! – усмехнулась я. – Ты про Машу послушай. Полгода сидела она в клинике, при поддержке бригады косметологов, тренеров и психологов работая над собой. Лишенная телевизора, телефона, Интернета и роскоши простого человеческого общения. Единственным человеком, который навещал затворницу, был помощник ее мужа – Ленчик. Недалекий грубый парень, который прежде не особенно нравился робкой интеллектуалке Машеньке. Но в клинике Машенька изменилась...
– Короче, все ясно, в лесах был маленький выбор и никакой конкуренции, и Машенька закрутила роман с охранником, – перебила меня нетерпеливая Трошкина. – Давай дальше!
– А дальше все ясно, – сказала я. – Ленчик был в курсе затеи хозяина и по простоте душевной разболтал о ней своей новой подруге. Машенька узнала о том, что у нее есть дублерша, но ничего не успела предпринять: лже-Машенька как раз умерла! С этого момента у настоящей Марии практически не было шансов помешать мужу. Ведь можество людей, с которыми дублерша успела познакомиться за полгода, могло поклясться, что Мария Галкина, законная жена Андрея Попова, умерла и похоронена!
– А старые знакомые? – напомнила Алка.
– А старые знакомые не узнали бы новую Машеньку! Она ведь не зря столько времени торчала в клинике, из нее там другого человека сделали – и внешне, и внутренне. Нет, доказывать, что она и есть настоящая Мария Галкина, не стоило и пытаться. Вот Машенька и не пыталась! Она пустила в ход смелость и предприимчивость – те новые качества, которые ей прививали в «Фениксе», и сделала коварный план мужа частью собственного коварного плана.
– А какой у нее был план? – заинтересовалась Трошкина.
– Простой и великий, как поворот сибирских рек, – усмехнулась я. – Поменять все! Имя, внешность, характер, образ жизни и супруга.
– Да, если медики не постараются, Маша сможет объявить конкурс на роль мужа, – сказала Алка. – Знаешь, мне немного жалко этого Андрея Попова. Может, он и мерзавец, но жену свою любит так трогательно, что впору прослезиться.
Она и вправду шмыгнула носом, после чего наизусть процитировала:
– Машуля, ты умерла, а я так скучаю, что тоже хочу умереть, чтобы поскорее встретиться с тобой!
Меня эта сентиментальная чушь нисколько не растрогала.
– Трошкина, ты не только переврала текст, ты вообще все перепутала! – сказала я. – В записке ничего не было о том, что Машенька умерла. Ты забыла, что ли? Попов прекрасно знал, что его любимая жена жива-здорова. Или ты думаешь, что он смертельно тосковал по лже-Машеньке?
– Ой, а ведь и правда! – Алка растерянно захлопала глазками. – Погоди-ка... А чего ради он вообще пытался покончить с собой? Или... Он и не пытался, да? Это его Машенька-ромашенька с Ленчиком-горилленчиком снотворным на коньяке опоили и за самоубийство свое черное дело выдать пытались. А записочку ту скучающий Попов еще раньше написал без всяких мыслей о суициде и передал Машеньке с Ленчиком, так? Ну, ловкачи!
– Соображаешь, – скупо похвалила я подружку.
– Погоди-ка, погоди-ка... – забормотала Алка. – Я только вот что еще сообразила по поводу убийста Сигуркиной. У нас ведь нет никаких доказательств, что к этому причастен Андрей Попов! Мы-то думали, что охранник и его хозяин действуют заодно, а это, оказывается, не совсем так! Охранник Попова действовал заодно с его женой, а это значит...
– Ну? – с улыбкой превосходства подбодрила я новую претендентку на звание Мисс Детектив.
Алка в глубокой задумчивости мяла ладошками щеки.
– Ладно, я тебе подскажу, – сжалилась я. – Ты же мне подсказывала на контрольных по алгебре, а я добро не забываю. Трошкина, вспомни-ка ту ночь, когда побитый Зяма пришел к тебе за душевным и физическим утешением.
– Я ее не забыла, – краснея, призналась Алка.
– Отлично. И звонок какой-то крали помнишь?
– Конечно! Нахалка, она даже не поздоровалась, сразу с претензиями полезла: «Это не Инна!» Конечно, не Инна! Главное, звонит на мобильник Зяме, а сама тебя спрашивает, кретинка! – Подружку понесло.
– Да не она кретинка, Трошкина! – не выдержала я. – Это ты балда ревнивая! Та нахалка ни Инну, ни Зяму не спрашивала, она даже наших имен не знала, пока ты ей их не выболтала заодно с фамилией!
Я запищала, передразнивая подружку:
– «Нет, это не Инна, это Алла! А если вам Кузнецова нужна, то нечего звонить на мобильный ее брату!» А нахалка та, между прочим, только для того и звонила, чтобы узнать, чей это мобильный! У нахалки той в руках был чужой сотовый с незнакомым ей входящим номером.
– Что ты говоришь, я ничего не понимаю! – гордо заявила Трошкина.
– Нормальное явление! – фыркнула я. – Если бы понимала, что тебе говорят, то не перепутала бы имена! Тебе нахалка русским языком сказала: «Это Нина»! А ты что услышала? «Это не Инна»! Нина! Ни-на!
– Да какая Нина?!
– Сигуркина!!!
– Вы чего орете? – обеспокоенно спросил Зяма, заглянув к нам поверх забора. – Еще что-нибудь случилось? Нет? Тогда вы шагайте к машине, я уже готов ехать. Спать хочется – сил нет!
– Вот вечно ты спишь, а другие за тебя отдуваются! – накинулась на него Трошкина.
Зяма, не ожидавший нападения, отшатнулся и сверзился с забора.
– Кузнецова, ты сама балда! – Алка мгновенно поменяла противника и набросилась на меня. – Сигуркина никак не могла звонить Зяме в шестом часу утра! В это время она уже лежала в застывающем цементе!
– Правильно, – кивнула я. – Но телефона с ней в цементе не было! Его забрали те, кто ее убил. Забрали, залезли в память и увидели там Зямин номер.
– И что?
– А то! Зяма вскоре после похорон звонил Сигуркиной, чтобы успокоить ее. Мол, его собственная проверка показала: Машенька в гробу – самая что ни на есть настоящая. А Сигуркина в это самое время ехала в серебристом «Лексусе», который любезно подобрал ее у кладбищенских ворот. Водитель «Лексуса» и его пассажирка слышали разговор Сигуркиной и моего братца. Они поняли, что парикмахерша заподозрила подмену и уже понесла свои подозрения в народ, после чего сначала убили болтливую парикмахершу, а потом проявили интерес к личности ее собеседника, – обстоятельно объяснила я. – Дошло или нет? Тебе не Сигуркина звонила, а Машенька Галкина под ее именем! Сто процентов, Ленчик привез Галкину из лесу посмотреть на ее собственные похороны. Кто бы пропустил такое шоу?
– Вот теперь мне все-все понятно, – сказала Алка.
– Уверена, что еще нет! – ухмыльнулась я. – Кто Дашеньку Павелецкую убил, ты знаешь?
– Все знают: Балабон. Разве нет? – Трошкина снова заморгала, как совушка.
– Я думаю, что нет. Конечно, послушаем, что расскажет Денис...
– Он не расскажет! – вставила Алка.
– Расскажет! – уверенно кивнула я, поправив декольте. – Кающийся Ленчик, наверное, ментам и об этой части истории поведал. Я лично почти уверена, что Дашеньку убили все те же Ленчик и Машенька.
– Да зачем?!
– Из опасения, что она выдаст Галкину! Помнишь, в разговоре с «зайчиком» Ленчик сказал про Павелецкую: «Твоя подружка»? Я думаю, что Машенька и Дашенька были давними знакомыми, еще с провинциальных лесных времен. Просто Павелецкой не было в городе почти год, она уезжала в Москву и с подставной Машенькой пообщаться не успела. Приехала аккурат к ее похоронам!
– И что? Увидела «старую знакомую» в гробу и не заметила подмены? – усомнилась Алка.
– Нет, Дашенька говорила, что смерть сильно меняет людей, – вспомнила я. – Но я тебе не об этом хотела сказать. Тут Зяма час назад выдал гениальную мысль о том, что дом Андрея Попова, как и квартиру Дашеньки Павелецкой, декорировал очень необычный дизайнер. Обычный обязательно привнес бы в интерьер что-нибудь «из собственного» – хоть картинку, хоть скульптурку, хоть коврик для ног. Я нравы местных дизайнеров знаю плохо, но на Зяму в этом смысле можно положиться. А Машенька Галкина, по слухам, живо интересовалась современным искусством и неплохо в нем разбиралась.
– Намекаешь, что квартиру Павелецкой декорировала Галкина? – догадалась Алка. – Да, это доказывает, что они были близко знакомы.
– Я тебе больше скажу: я думаю, Машенька навестила старую подружку на другой день после «своих» похорон. Она была в квартире, когда пришли мы, и слышала, как Дашенька расспрашивала привратника о Зяминых статях. Точно, она это нарочно делала! Ни одна женщина не упустит возможности похвастаться перед подружкой завидным приобретением, неважно, алмазы это или новый кавалер.
– Дальше мы уже проходили, когда строили версию с участием Мистера Икс, – вспомнила Трошкина. – А тут, значит, Иксиха была...
– Девочки, долго вас ждать? – позвал от ворот Зяма. – Я так спать хочу, просто умираю!
– Вот, кстати! – встрепенулась Алка. – Не могу понять, зачем Машеньке понадобилась смерть Попова. Чем он ей мешал? Официально она ведь и так ему уже не жена была, «жену»-то он похоронил?
– Это я тебе потом объясню, ладно? – Я поднялась с фальшглыбы и кивком указала подружке на узелок, спрятанный под ближайшим кустиком:
– Постереги-ка...
Милицейская братия, похоже, уже справилась со своими делами и приготовилась отчаливать. Капитан Кулебякин медлил садиться в машину, внимательно оглядывал сад. Я помахала ему ручкой и пошла навстречу.
Денис при моем приближении сделал такое лицо, что гипсовый слепок с него запросто можно было бы использовать для отливки утюгов.
– Милый, – нежно сказала я, не обращая внимания на его чугунно-литейную физиономию. – Вы тут уже закончили? А теперь куда?
– Тебе это знать незачем, – отчеканил грубиян.
– В лесную косметологическую клинику «Феникс», наверное? В коттедж номер девять, да? – предположила я, безмятежно улыбаясь.
– О господи! – милый тяжко вздохнул. – И все-то ты знаешь! И во все-то ты лезешь! Много будешь знать – скоро состаришься! Инка, как человека тебя прошу: уймись! Езжай домой и ложись спать!
– Одна? – нарочито грустно спросила я.
Утюжок Денискиной физиономии мгновенно превратился в мягкий сладкий крендель.
– Я скоро вернусь, – пообещал милый.
– И все-все мне расскажешь? – Я потерлась щекой о его плечо.
– Кто кому расскажет еще! – Кулебякин снова вздохнул, но уже не так тяжко.
Я помахала платочком отъезжающему милицейскому транспорту, вернулась к Трошкиной и достала из-под кустика увесистый сверток.
– Все хочу спросить, что у тебя там? – Алка с интересом смотрела на узелок, скрученный из ее собственного бутафорского плаща.
– И все-то тебе интересно! И во все-то ты лезешь! Много будешь знать – скоро состаришься! – беззлобно проворчала я.
Назад: 37
Дальше: 39