Глава 29

На кухне, на рабочей поверхности, лежала вынутая со своего законного места развинченная СВЧ-печка.

– Вы нашли другого мастера? – обрадовалась я, наблюдая, как Роза Леопольдовна насыпает заварку в какую-то изогнутую металлическую трубку.

– Да, да, да, – быстро заговорила Краузе, – лучший специалист в Москве, обещал, что микроволновка станет как новенькая. Но чинить ее придется долго, за один день он не успел.

Я подошла к Краузе.

– Не беда, пусть работает сколько надо. А что это у вас такое?

Няня закрутила непонятную штуку и пустилась в объяснения:

– Вот вы отругали Мирона, а он сделал восхитительную заварочницу, вроде бомбочки. Внизу у нее дырочки, сверху насыпаешь любимый чаек и плотно закрываешь. Потом…

Краузе зацепила изогнутый конец железки за край кружки и налила туда кипяток.

– Ждем пару минут и вкушаем напиток, равного которому нет на свете.

– Прямо так? – усмехнулась я. – Вроде сейчас вы использовали нашу обычную заварку, не элитную.

– Все дело в заварочнице, она придает чайному листу аромат неземной красоты, – объявила Краузе.

– И где Мирон разжился крючком? – поинтересовалась я, решив не обращать внимания на сомнительного свойства оборот – «аромат неземной красоты».

– В часах, которые стоят в кабинете, – выпалила няня и ойкнула.

– Что? – подпрыгнула я. – Парень сломал наши куранты?

Краузе открыла было рот, и тут по квартире поплыл мелодичный звон, потом раздался торжественный бой.

– Слышите? – воспряла духом няня. – Часики вполне живы.

Я побежала в кабинет Макса, посмотрела на роскошный резной деревянный корпус, где медленно двигался маятник, и взвизгнула:

– Мама!

– Лампа, дорогая, пожалуйста, тише, – попросила вошедшая следом няня, – вы разбудите Кису.

Но у меня уже и так пропал голос. Онемев, я смотрела на две цепи из ярко-желтого металла, на которых вместо привычных блестящих гирь были подвешены мопсихи Фира и Муся. Черная собака покачивалась справа, бежевая слева. Их выпуклые глаза, не моргая, смотрели на меня, передние лапки были сложены на груди, задние безвольно вытянулись.

– Евлампия Андреевна, вы в порядке? – испугалась Краузе. – Скажите словечко. Только не громко, а то девочка, не дай бог, проснется. Потом ее уложить будет трудно, Киса по брату скучает…

Из моего горла вырвался всхлип, потом вопль:

– А-а-а-а-а!

Часы, наверное испугавшись изданного мною звука, начали бить еще раз. Затем совершенно неожиданно запели низким хриплым басом: «Если б я был султан, я б имел трех жен…»

Из коридора послышался быстрый топот. В кабинет влетела Киса, одетая в розовую пижамку с принтами в виде Микки Мауса, и громко чихнула.

– Будь здорова, детка, – ласково сказала Роза Леопольдовна. – Проснулась? Пошли в кроватку.

– Утро? – спросила Киса.

– Нет, солнышко, ночь, – закудахтала Краузе.

– А-а-а-а! – заорала я опять. – А-а-а-а!

Девочка подошла ко мне.

– Лампа кричит?

Я, по-прежнему глядевшая на удушенных мопсих, изо всех сил пыталась справиться с нахлынувшими эмоциями. Мои любимые собачки, мои милые щенята! Я убью этого Мирона!

– Нет, котеночек, Евлампия Андреевна поет от радости, у нее хорошее настроение, – засуетилась Краузе.

Ко мне внезапно вернулся голос:

– Немедленно уведите ребенка из кабинета! Кисе нельзя видеть это!

– Хочу видеть, – тут же заявила малышка.

Я быстро загородила собой часы.

Няня взяла воспитанницу за руку.

– Что плохого в часах?

– Там… вместо гирь… мопсы, – прохрипела я.

– Правильно, – удивленно посмотрела на меня Роза Леопольдовна. – О-о-о! Поняла! Вы решили, что Мирон без спроса взял игрушки Кисы и теперь она расстроится, увидев, что Муся и Фира к цепочкам привязаны? Ну так не беспокойтесь, девочка сама мастеру их отдала.

Меня стало подташнивать.

– К-кого? – шепотом выдавила я из себя.

– Плюшевых мопсов, – удивилась Роза Леопольдовна. – Или я вас неправильно поняла?

Я развернулась и так стремительно приблизилась к стеклу, за которым двигался маятник, что впечаталась лбом в него.

– Осторожнее! – предостерегла Краузе. – Если колотиться в корпус часов, можно ход сбить.

Я потерла ладонью голову.

– Так они не живые…

Роза Леопольдовна подняла Кису.

– Конечно, нет.

– А выглядят как настоящие, – никак не могла прийти в себя я.

– Немецкое качество, от германской фирмы, – одобрительно заметила няня. – Подарок Егора. Это он сестренке собачек преподнес, чтобы она в его отсутствие не тосковала. Киса их назвала Муся и Фира. От настоящих не отличить.

Раздалось цоканье, в кабинет медленно втянулись зевающие мопсихи. Я прислонилась к стене и стала ждать, когда сердце перестанет биться о ребра.

– Спокойной ночи, – прощебетала Киса и помахала мне ручонкой. – День прошел, иду ко сну, крепко глазки я сомкну, Боже, взгляд твоих очей над кроваткой будь моей. Хороший стишок?

– Очень, – похвалила Роза Леопольдовна и увела девочку.

Муся и Фира плюхнулись на ковер и захрапели. Я посмотрела на их плюшевых собратьев, пошла на кухню, увидела чашку, полную крепко заваренного чая, решила вытащить самодеятельную железную «эгоистку», схватилась за нее пальцами и вскрикнула. Несмотря на то что Краузе довольно давно налила в кружку кипяток, «заварочница» оказалась раскаленной. Г-образный крючок выпал из руки, разбил чашку, осколки и жидкость брызнули в разные стороны.

– Ой-ой, – запричитала вошедшая Краузе, – жаль кружечку! Ее Егор мне на Восьмое марта подарил!

Я, с трудом сохраняя спокойствие, пошла к двери, бормоча на ходу:

– Найдите Мирона, пусть приедет и вернет статус-кво.

– Кого? – жалобно уточнила няня.

– Вызовите парня, желательно поскорей, сама ему все объясню, – сказала я и выскочила в коридор.

Моя мама, если маленькая Фрося начинала на кого-то злиться, всегда говорила:

– Милая, чем сильнее ты сердишься на человека, тем приветливее и спокойнее надо с ним разговаривать.

И теперь я, если впадаю в ярость, нежно улыбаюсь и становлюсь похожа на медовый пряник, щедро облитый шоколадной глазурью. Но вы даже представить себе не можете, как мне хотелось сейчас заорать, затопать ногами, схватить сковородку и треснуть Мирона по затылку.

Чуть не задохнувшись от возмущения, я бросилась в спальню, прямо в одежде плюхнулась на кровать, вытянулась и попыталась успокоиться. Постель неожиданно слегка покачнулась. Сначала я подумала, что мне показалось, но потом, сменив позу, я поняла: кровать действительно по непонятной причине потеряла устойчивость.

Полная ужасных предчувствий, я сползла с нее, встала на колени и посмотрела на ножки семейного ложа. Передние оказались на своих местах, а вот вместо задних я увидела два желтых цилиндра. Это были гири от напольных часов.

– Роза Леопольдовна! – заорала я.

– Господи, пожар? – испуганно спросила Краузе, вбегая в спальню. – Горим?

Я молча показала пальцем в пол.

– Видите?

– Паркет, – недоуменно констатировала Краузе. – И коврик.

– Ноги, – только и сумела произнести я.

Няня живо нагнулась, потрогала меня за лодыжки и запричитала:

– Вас парализовало, да?

Моя злость в одночасье испарилась, мне стало смешно. Ну да, парализовало, и я не могу встать с четверенек.

– Лампа кричит? – спросила Киса, входя в спальню.

Роза Леопольдовна выпрямилась.

– Деточка, ты опять проснулась. Не волнуйся, Евлампия Андреевна снова поет.

Я захихикала. Ну да, правильно, госпожу Романову парализовало, она вскочила с кровати и, переполненная счастьем от случившегося, запела во всю мощь легких. Если человек лишается двигательной активности, он всегда так поступает.

– Как холодильник и часики? – обрадовалась девочка.

Я проглотила подкатывающий к горлу смех.

– Киса, ты о чем?

Малышка села на пол.

– Часы поют. Ля-ля-ля-ля.

– Точно, – вспомнила я, – про султана с женами. А вот репертуар холодильника я пока не знаю. Надо пойти послушать.

– Вы куда? – пискнула няня.

Я пожала плечами:

– На кухню. Или холодильник уже не там стоит?

На Розу Леопольдовну напал приступ кашля. А я, подгоняемая дурными предчувствиями, ринулась на кухню, распахнула здоровенный холодильный шкаф, увидела внутри вместо множества полок одну, на ней нечто, напоминающее ярко-красную батарею, и услышала приятный женский голос:

– В Москве час ночи.

Затем зазвучала песня: «Опять от меня сбежала последняя электричка…»

Я захлопнула дверцу, тут же открыла ее и услышала: «По шпалам, опять по шпалам, иду домой по привычке…»

Похоже, я уже привыкла к странным сюрпризам, потому что не засучила ногами от негодования, а просто спросила:

– И где теперь продукты?

– Они временно во втором холодильнике, – тут же подсказала Краузе.

– Что же находится в этом?

– Деталь из оранжереи, – шепотом возвестила няня.

– У нас в квартире появилось место для выращивания цветов? – пискнула я.

– Овощей, – уточнила няня.

– Так значит, не оранжерея, а парник, – поправила я.

– Верно, – согласилась Краузе. И пояснила: – Ночь на дворе, вот ум за разум и заходит.

– Если память мне не изменяет, парника, где зреют помидоры и прочее, у нас тоже нет, как и оранжереи, – продолжала я.

– Мирон невероятно добрый, поэтому решил абсолютно бесплатно помочь Наине Иосифовне из двадцать пятой квартиры. У нее сломалась посудомойка, – еле слышно залепетала няня, – для реанимации машинки нужен обогреватель старой конструкции. Таковой обнаружился у Марии Алексеевны из пятьдесят второй. Его перед тем, как разбирать, надо охладить. У Наины холодильник крохотный…

Я потрясла головой:

– Стоп! Я не имею права запрещать Мирону обслуживать клиентов, но он не должен превращать нашу квартиру в свою мастерскую. Завтра сей фрукт обязан приехать с утра и сделать в нашей квартире все, как было до его появления. А сейчас я иду спать в свободную гостевую.

– Нет! – вдруг закричала няня. – Туда нельзя!

Киса, задремавшая в кресле, открыла глаза.

– Лампа поет?

– Нет, солнышко, – ответила я, – теперь няня радует нас вокалом.

– От счастья? – уточнила, зевая, девочка.

– Конечно, – успокоила я ее и повернулась к Краузе: – Что не так с гостевой?

– Я… я… Я там сегодня видела мышь, – выпалила няня. И развела руки в стороны: – Вот такую.

Я двинулась в сторону коридора.

– Судя по размерам, это был ирландский волкодав. Я не боюсь ни собак, ни грызунов, думаю, из всех представителей фауны нужно опасаться только хомо сапиенс, он один убивает не из чувства голода, а от коварства и жестокости. Спокойной ночи.

Роза Леопольдовна, проявив несвойственную ей прыть, обогнала меня, подскочила к двери, приоткрыла ее и громко сказала:

– Эй, мыши, быстро прячьтесь!

Я отодвинула совсем ополоумевшую няню, вошла в комнату и стала озираться. На первый взгляд интерьер выглядел обычно.

– Порядок, – обрадовалась Краузе, – ложитесь в кроватку. Киса, тебе тоже надо спать.

Я села на край матраса, попрыгала на нем, потом легла, замерла и расслабилась. Фу! Бесконечный день закончился. Глаза закрылись, мне стало тепло, ноги-руки потяжелели…

Внезапно я уловила тихий шорох и чуть-чуть приподняла веки. Из большого шкафа, сопя, как обычно, вышла Фира. Что-то в облике мопсихи показалось мне странным – она была слишком большой и передвигалась как-то неловко. Мопсиха обошла кровать, встала на задние лапы, передними схватила вторую подушку, опустилась на пол и, держа ее в зубах, потопала к двери. Я даже не успела удивиться. Фира исчезла в коридоре. Последнее, что я увидела, оказались домашние тапочки Макса на задних лапах мопсихи.