Глава 20
Дверь распахнулась. Симпатичная, но излишне полная женщина с рукой на перевязи спросила:
– Вы Елена Романова, к которой надо обращаться Лампа?
– Она самая, – улыбнулась я.
– Думала, Лариса Евгеньевна шутит насчет Лампы. Проходите, я Лилия Афанасьевна. Поговорим в кабинете, он слева, за гостиной, там никто нам не помешает. Что случилось? – без пауз произнесла заведующая.
– Вы знаете Анюту Кузнецову? – спросила я, очутившись в комнате, сплошь забитой книгами.
Женщина села в кресло.
– Конечно. Устраивайтесь на диване. Он старый, выглядит не ахти, денег-то нам на новую мебель не выделяют, кому бедные старики нужны, но чистый и удобный. А почему спрашиваете про Нюту?
– Вчера она причесывала ваших обитательниц на праздник… – начала я. Однако меня остановил возглас хозяйки кабинета:
– Нет, никаких увеселений пока не затевалось! А вот десятого мая приедут шефы. Нас патронирует кондитерская фабрика, денег, правда, не дают, привозят пару раз в год конфеты. Это, конечно, неплохо, но у нас контингент пожилой, у одного диабет, у другого холестерин высокий, у третьего с желудком беда, не полезно им сладкое. Лучше б постельное белье подарили или наборчики бабушкам и дедушкам косметические вручили – мыло, шампунь, одеколон. Но мы не привередливы, берем, что предлагают. И десятого получим очередные презенты. Еще детский ансамбль прибудет, организуем песни-танцы, кино покажем хорошее про войну, но не трагедию, а старую советскую комедию. Анюта к нам вчера не приезжала, был не ее день. Кузнецова зимой появлялась, как по часам, в пятницу и среду. Замечательная девушка, для каждого доброе слово найдет, веселая. Как зайдет в интернат, так словно солнышко засияет. Ее здесь все обожают. Не скрою, сначала я настороженно отнеслась к просьбе Нины Феликсовны, чтобы одна из ее подопечных у нас на благотворительной основе работала, книги вслух старикам читала. Все-таки бывшая заключенная, я подумала, еще украдет чего. Золота, бриллиантов тут ни у кого нет, но есть милые сердцу мелочи и кое-какие денежки, от пенсии сэкономленные. Но едва Анюта появилась, я сразу поняла: она прекрасный человек. Мы ее с радостью встречаем. Но, знаете, Кузнецова о нас забыла. Последний раз появлялась здесь в апреле. Я пятнадцатого уехала отдыхать, вернулась позавчера, стала заместительницу расспрашивать, что да как, она и пробросила в разговоре, что Анечка к нам давно не заглядывала. Но я не встревожилась, девушка молодая, работающая, забот много.
– Можете узнать у своей коллеги, когда она видела Кузнецову? – спросила я.
– Вера улетела в Турцию, мы с ней по очереди отпуск гуляем. Телефон она отключает, не хочет большой счет оплачивать, – пробормотала заведующая. Затем встрепенулась: – О! Дмитрий Александрович точно знает, пойдемте к нему! Потапову семьдесят два года, он очень плохо видит, но голова светлее, чем у молодых. Его сюда сын сдал, не ладил с отцом. Хотя не пойму, почему. Дмитрий Александрович замечательный человек. Столько интересного знает, заслушаешься его рассказами. Не капризный, не вредный, не грубиян. Думаю, дело в жилплощади. Надоело невестке Потапова в одной комнате с супругом и ребенком жить, вот и подбила муженька отвезти отца в интернат. Дескать, нет у них возможности обеспечить человеку с ослабленным зрением должный уход.
– Я думала, у вас только одинокие старики, – удивилась я, идя по длинному коридору.
Лилия Афанасьевна махнула рукой.
– Почти у всех есть дети, внуки. Но они о своих предках заботиться не желают, забыли их. Дмитрий Александрович, к вам можно?
– Заходи, Лилечка, – ответил из-за двери совсем не старческий голос, – дома я, на танцы не пошел.
Мы с хозяйкой интерната втиснулись в крохотную комнатенку размером с домик дядюшки Тыквы, который спасал мальчика-луковку.
– Что за красавица с тобой пришла? – поинтересовался мужчина, сидевший у крохотного стола спиной к двери. – Никогда она у нас не бывала.
– Меня зовут Лампа, – представилась я. – А как вы догадались, что Лилия Афанасьевна не одна?
Потапов обернулся.
– Вижу плохо, но слышу хорошо. И нюх, как у собаки. Духами запахло, дорогими. Наши девчушки-щебетуньи такими не пользуются, не по карману им элитная парфюмерия. Одна купит себе пузырек, вторая позавидует и назавтра таким же обзаведется. Старый, что малый… Между прочим, я могу и внешность вашу описать. Хотите? Вы худенькая, невысокая, волосы светлые, да?
– Угадали, – подтвердила я. – Здорово.
– Дмитрий Александрович, когда к нам Анюта последний раз заглядывала? – задала вопрос заведующая.
Улыбка с лица старика сползла.
– Что-то случилось?
– Лилия Афанасьевна, срочно подойдите к телефону! – заорали вдруг из коридора.
– Извините, я сейчас вернусь, – сказала заведующая и убежала.
Я решила начать беседу заново:
– Меня зовут Лампа, я работаю в благотворительном фонде «Жизнь заново». Анюта, наверное, рассказывала вам, что временно…
– Она мне много чего говорила, – перебил хозяин комнаты. – Но с вами я разговаривать буду лишь после того, как ответ на свой вопрос получу. Что случилось?
– Вы только не волнуйтесь, – попросила я.
– Здорово! – нахмурился пенсионер. – После таких слов всем понятно, что надо за сердечные капли хвататься. Давай, Лампа, не томи, я не кисейная барышня, в обморок не грохнусь, хотя считаю девочку своей внучкой. Ну, выкладывай!
– Анюта вчера не пришла ночевать, – после небольшой паузы сказала я. – Соврала Ларисе, управляющей общежитием, что едет сюда на праздник, опоздает к ужину, и пропала. А сейчас я узнала, что она тут не появлялась с середины апреля. Нина Феликсовна, основательница фонда, не хочет пока привлекать к поискам Ани полицию. Если вам что-либо известно о Нюте, пожалуйста, расскажите!
Дмитрий Александрович неожиданно встал, сделал шаг и положил руку мне на плечо.
– Ты явно не злой человек.
– Вы это на ощупь определили? – улыбнулась я.
– Да, – серьезно ответил собеседник. – От плохого человека у меня в ладонях покалывание начинается, кончики пальцев холодеют, такое ощущение, словно под кожей газированная вода бегает. А если в человеке мерзости нет, то от него ровное тепло исходит, и на душе спокойствие. Я всегда, еще с молодости, знал, что за человек рядом со мной, стоило лишь за руку с ним поздороваться. Очень мне это в работе помогало. Ладно, слушай. Анюта на самом деле не Анюта. Она прямо обомлела, когда поняла, что я ее раскусил. Потом мы по душам поговорили, я тайну сохранять пообещал и не выдавал девочку. А она повторяла: «Дядя Митя, я тебя отсюда обязательно заберу. Потерпи немного, мне надо год у Зуевой отпахать, заслужить хорошую характеристику, потом на нормальную работу устроюсь, большой оклад получать буду, и уедешь ты в нашу квартиру. Мама у меня замечательная, она тебе понравится».
– Мама? – подскочила я. – Кузнецова же круглая сирота!
– Экая ты невнимательная… – попенял собеседник. – Сказал же, не Анюта она.
Мне захотелось, как маленькому ребенку, засучить от нетерпения ногами.
– А кто?
– Настя Гвоздева, – заявил старик.
– Ох и ни фига себе! – выпалила я. – Ой, простите за такое выражение. Зачем Анастасия прикидывалась Кузнецовой?
Потапов засмеялся:
– А то ты молодой не была и от любви голову не теряла. Девочка влюбилась в парня, и ей, конечно, хотелось с ним погулять, помиловаться. Но в вашем фонде порядки драконовские – в полдевятого изволь домой явиться, телевизор смотреть, новости узнавать. Настя объяснила, что Нина Феликсовна таким образом бывших зэков перевоспитывает. Ну не дура ли она? В наше время, если хочешь, чтобы человек чего плохого не сделал, выброси из дома зомби-ящик. В новостях один черный негатив, в фильмах сплошное насилие. И бывшего сидельца просмотром программ не переделаешь. Я тебе по своему опыту скажу: бывает, что оступился человек, наглупил. Например, как Настя. Кипели в ней подростковые гормоны, да еще подружки подначили, в уши дудели: «Не сможешь ничего в магазине спереть, не из нашей ты компании. Мы-то давно бесплатно одеваемся, а ты боишься от юбки мамашиной отцепиться». Ну и решила глупышка им доказать, какая она взрослая. И чем это закончилось? Анастасия ни слова про тех девчонок ни на следствии, ни на суде не сказала, ничего им за подстрекательство не было, но никто из них Гвоздевой ни слова поддержки на зону не написал. Не преступница Настена, просто дурочка. И сполна за свою глупость расплатилась. Таких, как она, много, они потом всю жизнь боятся опять на зоне оказаться, стыдятся прошлого, в другой город уезжают, там новую жизнь начинают. Из них хорошие жены, матери и работницы получаются. Но бывают и другие. Настюха зимой статью из журнала мне читала, там одна известная актриса, кретинка видно, рассказала со смешком, как в студенчестве вместе с однокурсницами в гастрономах продукты, а на рынках одежду воровала. Одна торговку отвлекала, две другие вещи с прилавка тырили. Несколько лет так промышляли. И ведь теоретическую базу под свое воровство бабенка подвела: мол, была очень бедной, хотелось кушать и одеваться так, как у них в институте дети богатых людей наряжались. Ну и кто она после этого? Преступница. Просто ей повезло, что не поймали за руку. И ведь не раскаивается артистка в содеянном, не стыдится, наоборот, хвастается удалью, да еще своим интервью молодых современных глупышек на нарушение закона толкает. Прочитает какая-нибудь Таня ее признания и подумает: совсем не стыдно грабежом заниматься, вон звезда экрана не один год этим промышляла, а теперь по красным дорожкам ходит. Вот такие, как эта актриска, неисправимы. Думаю, она и сейчас может что-то спереть, но теперь ей и так деньги большие платят. А кабы баба их не зарабатывала? Такую приговори программу «Время» смотреть, заставь ее в монастырь пойти, толку не будет. Она смирение изобразит, а душа гнилой останется. Еще встречаются от рождения кривые людишки, про них народ пословицу сложил: сколько волка ни корми, он все в лес смотрит. Понимаешь, куда я клоню? Анастасии и ей подобным милосердный фонд без надобности, такие и без него исправятся. Остальным же ваша «Жизнь заново», как дохлой черепахе горчичник, хоть весь панцирь обклей, не оживет.
– Простите, Дмитрий Александрович, кем вы до пенсии работали? – спросила я.
– Следователем, – ответил старик. – Особых чинов-званий не получил, всю жизнь в одном отделении на «земле» отпахал, стажа у меня столько, сколько иные не живут, людей насквозь видеть научился. Сейчас-то глаза плохие, но внутреннему зрению ничто не мешает.
– Давайте поговорим откровенно, – попросила я.
– Давно пора, – кивнул Потапов. – Что с Настей? Чего тебе надо? Ты кто? Песню про фонд больше не пой, фальшивые ноты издаешь.
Я сделала глубокий вдох.
– Особой лжи я не сказала, действительно принята на работу в агентство по оформлению интерьера, которое принадлежит благотворительнице Зуевой. Но на самом деле меня попросила о помощи Лена Гвоздева, мать Насти…
Когда я наконец завершила рассказ, старик сказал:
– Ладно. Теперь мой черед. Я над твоей историей поразмышляю, ты над моей подумаешь, авось вместе дотумкаем, как девочку из беды вызволить. Не верю, что Настюха кольцо унесла, не могла она так поступить.
– Согласна с вами, – сказала я.
– Слушай внимательно, – велел старик.
