Глава 3
Несмотря на ночной час, Софья принялась активно действовать. Через некоторое время в доме появился врач, который после тщательного осмотра моей ноги вынес вердикт:
— Вывих плюс сильный ушиб, — и наложил на поврежденную лодыжку синий гипс.
— Захотите принять ванну — конструкция легко снимается, — пояснил доктор, — но не советую удалять ее на ночь. Не утруждайте ногу, не наступайте на нее.
— А ходить как? — поинтересовалась я.
— Сейчас принесу костыли, — пообещала Софья.
— Нет, — поморщился эскулап, — лучше коляска.
Я начала сопротивляться:
— Не надо. Все равно я не умею ею пользоваться, у меня слабые руки. Не собираюсь быть обузой для хозяев. Зачем им сюда подносы с едой таскать?
Софья погладила меня по плечу.
— Дашенька, коляска у нас современная, с электронным управлением, она узкая, будете запросто передвигаться по всем помещениям. Ложитесь спокойно отдыхать. Щенок вымыт, накормлен, спите без волнений. Об остальном поговорим завтра. Кстати, как зовут вашу собаку?
— Еврипид, — брякнула я.
Ну с чего я вспомнила древнегреческого драматурга?
Наверное, на мысли об авторе трагедий «Медея» и «Ипполит» меня натолкнули собака Афина и ворон Гектор. Согласитесь, в присутствии животных, имеющих клички, взятые из древних легенд и мифов, как-то неудобно сообщать, что твой питомец носит имя Полкан.
— Еврипид? — переспросила Софья. — Очень красиво! Можно сократить до Рипа или Эврика.
Около восьми утра ко мне в спальню заглянула Лена.
— Все о’кей? — заговорщицки прошептала она. — Не спишь?
Я уже допрыгала до ванной, умылась и натянула халат, который чья-то заботливая рука повесила на крючок, поэтому весело ответила:
— Жизнь прекрасна.
— Отлично, — обрадовалась новая знакомая. — Пошли завтракать. Мы тут рано встаем, около семи.
— В пеньюаре? — смутилась я.
Лена всплеснула руками.
— Совсем забыла, Софья просила дать тебе одежду. Секундочку!
Привалова унеслась и вернулась назад с такой быстротой, что я даже не успела встать из широкого кресла.
— Держи, — сказала Лена, — вещи новые, мы даем их тем, кто без багажа.
Я посмотрела на серый пуловер и черные брюки.
— Самый маленький размер, — пояснила Привалова, — следующий уже детский.
— А где мои джинсы? — спросила я.
— Сохнут в прачечной, — пояснила Лена. — У тебя какой мобильный? Ну-ка дай его сюда.
Я решила ни за что не расставаться с трубкой и нахмурилась.
— Зачем тебе мой телефон?
Привалова запустила руку в мешок, откуда минуту назад достала одежду, выудила две зарядки и потрясла ими.
— Во! Надеюсь, одна да подойдет! Если нет, скажи, для какой модели, чтобы купить нужную.
Мне стало неудобно, хозяева не собирались лишать меня средства связи, Софья просто предусмотрительна, она подумала даже о моем сотовом.
— Вон та как раз, — смущенно сказала я.
— Супер! — обрадовалась Лена. — Доскачешь до столовой? Буцефал у нас с характером, надо сначала с ним познакомиться.
— Буцефал — лошадь? — предположила я, хватая костыли, которые ночью, несмотря на рекомендации доктора, все же принесла Софья.
— Нет, — засмеялась Лена, — коляска. Навороченный механизм. Умеет шагать по лестнице, очень прикольно по ступенькам двигается, имеет массу функций, никто не знает каких. Ее нам подарили, Софья пыталась разобраться с ней, но не сумела, инструкции нет. Получается, ты будешь подопытным кроликом. Представляешь, она даже разговаривает!
Я остановилась. До сегодняшнего дня я никогда не передвигалась на костылях и не подозревала, какие неудобства испытывает человек, вынужденный ими пользоваться. Деревянные, правда, обтянутые мягким материалом верхние края сильно давили под мышками, у меня заныла спина и почему-то шея, вдобавок мгновенно устали руки, я тут же запыхалась, поэтому вопрос задала чуть слышно:
— Кто разговаривает?
— Кресло, — пояснила Лена, — постоянно говорит: «Бонжур, бонжур, мерси» — это все, что мы можем понять. Увы, иностранными языками не владеем.
— Если кресло и впрямь изъясняется на французском, охотно переведу его высказывания, — пообещала я, — преподавала язык в институте.
— Здорово, — захлопала в ладоши Лена и толкнула дверь, — нам повезло, узнаем про коляску все.
Передо мной раскинулся зал, в середине которого вытянулся длинный стол, накрытый белой скатертью. Вокруг него сидели люди.
— Кому повезло? — спросил светловолосый круглолицый мужчина.
— Нам! — повторила Лена. — Даша знает французский. Наконец-то мы поймем, чего хочет кресло.
— Пинка! — раздалось с потолка.
Я задрала голову, на люстре сидел ворон.
— Пинка, — повторил он, — лекарство!
Светловолосый мужчина встал и отодвинул один из пустых стульев.
— Прошу вас, садитесь. Я не одобряю предложение Гектора, не считаю пинок панацеей от всех болезней. Давайте знакомиться. Софью вы вчера видели, с Леной, моей женой, шли по коридору.
— Значит, вы Эдуард! — воскликнула я.
Мужчина округлил глаза.
— Верно. Откуда вы знаете мое имя?
Я прикусила язык. Дашенька, ты совершила оплошность.
— Я начала рассказывать гостье о нашей семье, — быстро исправила положение Лена.
— Молодец, — похвалил ее супруг. — Ну а я продолжу. Справа от меня сидит Патрик.
Рыжеволосый парень приветливо помахал рукой, я повторила его жест.
— Рядом с ним Лера и Настя, — журчал Эдуард.
Женщина лет тридцати подняла глаза от тарелки, тихо произнесла:
— Здравствуйте, — и толкнула светленькую девочку лет шести.
— Настя, поприветствуй тетю!
Малышка скорчила рожицу и странным голосом сказала:
— Доброе утро, тетя.
Благообразный седой старичок, сидевший напротив Софьи, встал и поклонился.
— Разрешите представиться, Николай Ефимович Поповкин. Вам чай или кофе?
— Лучше чай, — попросила я.
— Сейчас, душенька, — захлопотал дедок, схватил кофейник и налил мне ароматный напиток.
Я растерялась. Может, я нечетко выразила свое желание получить чай?
Лена, сидевшая около меня, сказала:
— Не обращай внимания, у Николая Ефимовича проблемы с памятью. Он моментально забывает все, что услышал.
— Понятно, — пробормотала я.
Дедушка снова встал.
— Рад представиться. Николай Ефимович Поповкин. А вас как величать?
— Даша, — улыбнулась я.
— Чай или кофе? — опять радушно предложил старичок и, не дожидаясь ответа, бросил мне на тарелку тост.
— Николай Ефимович, — пропела Софья, — а где ваш секретарь?
Дед вынул из кармана диктофон.
— Вот, наверное, он.
— Он, он, — подтвердил Эдуард, — запишем в него новую гостью, Дарью.
— Понял, — кивнул Николай Ефимович, — Дашенька, я от старости обезумел. Заранее прошу извинения, если надоем.
— Надоедайте сколько влезет, — улыбнулась я.
— Вы очаровательны, — умилился дедушка, — напомните, как вас зовут?
— Даша, — сказала я.
Эдуард побарабанил пальцами по столу.
— Светлана, как твоя голова?
Худенькая девушка, до сих пор никак не участвовавшая в беседе, тихо ответила:
— После таблеток, которые мне дала Софья, намного лучше.
— Это всего-то был аспирин, — улыбнулась хозяйка.
— Не пользовалась им раньше, — еле слышно уточнила Светлана.
— Если кто хочет кашу, то вот она! — громогласно объявил мужчина лет сорока, входя в столовую с фарфоровой супницей. — Вам не кажется странным, что ни в одном сервизе не предусмотрен такой предмет сервировки, как кашница!
— Что? — не поняла Лера.
— Кашница, — повторил мужчина, — или кашовница, уж и не знаю, как назвать специальную миску в виде кастрюльки. Но ее нет, поэтому, пардоньте, овсянка подана в емкости, куда наливают борщ.
— Можно разложить геркулес по тарелкам на кухне, — предложил Патрик.
— Не принято, — отрезал мужчина, — здесь не ресторан, а дом.
— Мне без разницы, в чем подают съестное, — засмеялась Лена, — лишь бы вкусно было. Дашенька, знакомьтесь, наш повар Вадим.
Софья покосилась на невестку и поморщилась.
— Очень приятно, — раскланялся главный по кухне, — раз вы новенькая, вам первая порция.
— Каша! — возвестил Гектор. — Каша!
Вадим задрал голову:
— Дуй на пищеблок! Твое блюдце остывает.
— Мерси, мон амур, — ответил Гектор и тенью ускользнул из столовой.
— Супчик, — потер руки Николай Ефимович. — Он с вареньем?
— Деда, там кашка, — поправила старичка Настя.
Я вздрогнула. Девочка издает странные звуки, более напоминающие запись разговора какого-нибудь механизма, чем речь ребенка. Вы когда-нибудь настраивали автоответчик, следуя указаниям, которые бесстрастно раздает вроде бы приятный женский голос: «После… персонального… приветствия… нажмите… звездочку… чтобы прослушать… персональное… приветствие… нажмите… решетку… чтобы запомнить… персональное… приветствие… персональное приветствие… записано»?
Ну вот, теперь вы имеете представление о том, как изъясняется Настенька.
Поповкин схватил разливную ложку, наполнил небольшую пиалу, которая стояла около его чашки с кофе, и радостно объявил:
— Омлет! Обожаю рис!
Настя засмеялась, вернее, просто раскрыла рот, но не издала никакого звука. А я машинально отметила, что дедок сохранил остатки разума. Он не отправил геркулес на скатерть, не плюхнул кашу себе на колени, а весьма аккуратно положил ее в фарфоровую плошечку.
— Отличный геркулес, — похвалила Софья, — не крутой и не жидкий.
— Я старался, — улыбнулся Вадим.
— У тебя получилось, — кивнул Эдуард.
— Молодец, — подхватила Лена.
— Думаю, Вадик не нуждается в особых похвалах, — фыркнула Софья.
Мне стало понятно: свекровь недолюбливает невестку.
— Никогда не ела ничего вкуснее, — пискнула Лера и толкнула Настю.
— Спасибо, — сказала девочка, — это моя любимая каша.
— Все супер, — прошептала Светлана.
Я начала сосредоточенно орудовать ложкой. Овсянка как овсянка, сварена на молоке, и, на мой взгляд, в нее пересыпали сахара. Отчего присутствующие спешат выразить восторг?
— Это же творог! — обрадовался Николай Ефимович. — Сочный, мягкий! Милая, непременно попробуйте. Простите, как вас зовут?
— Даша, — ответила я, — и у вас в пиале каша.
— Лучше сдобрить это кетчупом, — деловито продолжил Поповкин и схватил молочник, доверху наполненный сгущенкой.
Вадим быстро отнял у него кувшинчик.
— Николай Ефимович, примите лекарство.
— Ох, верно! — засуетился старичок, пошарил по карманам, выудил круглую пуговицу размером с пятирублевую монету и попытался положить ее в рот.
Лена встала, открыла ящик буфета, добыла оттуда пузырек с сине-оранжевой этикеткой, вытряхнула на ладонь капсулу и подала Поповкину.
— Спасибо, душенька, — обрадовался дедуля и живо проглотил таблетку.
— Даша только недавно приехала, — проворковала Лена. — Она ничего не знает о доброй Кларе.
— Сейчас расскажу! — обрадовалась Софья. — Видите портрет?
Я посмотрела туда, куда указывала хозяйка. На стене в вычурной дорогой раме висела картина, написанная маслом. Я не большой знаток живописи, хотя полотна Ван Гога от произведений Репина отличить сумею. Хорошо знаю лишь ту живопись, которая представлена в экспозициях крупнейших музеев. Я не искусствовед, но все равно поняла, что портрет написан не вчера, его покрывает паутина неровных трещинок, так называемых кракелюр, а краски слегка потускнели. Центром композиции являлась женщина, одетая в чепчик и темно-синее платье, на ее лице играла улыбка, а руки были протянуты к нищенке, которая держала младенца. Чуть поодаль опирался на посох старик, к ногам которого прижимались две покрытые ранами собаки.
Софья встала, приблизилась к полотну, откашлялась и голосом профессионального экскурсовода завела:
— Клара Мурмуль была дочерью богатого торговца. С ранних лет девочка воспитывалась в роскоши, ела на золоте, спала на шелке. Но ребенок был полон сострадания к сирым и убогим. После того как умерли родители, Клара получила капитал и основала приют. На этой картине вы видите, как она встречает новых постояльцев. Клара сформулировала принципы, по которым семья Мурмуль живет вот уже несколько столетий. Они очень просты и звучат так: никогда не обижай ни одно живое существо. Много работай, чтобы иметь возможность помогать тем, кто слаб душой и телом. Наполни свою душу милосердием. Не спрашивай имен тех, кто стоит на пороге, ты помогаешь всем, независимо от пола, расы, возраста и характера. Животные тоже имеют душу, возьми их под свое покровительство. Помни: не всякий человек способен постоянно творить добро, радуйся, если кто-то окажет приюту помощь хоть один раз. С благодарностью принимай любые дары. Копейка от неимущей старухи так же ценна, как состояние от богача. Не плачь. Ничего не бойся. Иди по жизни с гордо поднятой головой. Любые испытания тебе во благо.
Софья задохнулась, перевела дух и продолжила:
— В нашей библиотеке есть книга, написанная Кларой и дополненная ее дочерью Софьей. Она выдержала много переизданий как в России, так и за ее пределами. Если кто заинтересуется, возьмите почитать. Пару сотен лет семья Мурмуль жила по заветам Клары, но после большевистского переворота здание приюта было национализировано, а потом разрушено.
Софья горестно вздохнула, но, когда продолжила рассказ, голос ее остался твердым.
— В тысяча девятьсот девятнадцатом году моя бабушка Софья Мурмуль родила дочь Клару. Семье приходилось нелегко, большевики отняли фабрику, закрыли наши магазины. Но Софья помнила заветы доброй Клары, поэтому тайком помогала страждущим. На месте нынешнего района Крылатское в начале двадцатого века стояла убогая деревенька. Софья с мужем Эдуардом и девочкой Кларой перебрались в село. Эдуард сам построил дом, куда незамедлительно потекли за помощью люди. Мурмуль много работали, обзавелись хозяйством, встали на ноги. В конце тридцатых годов Софью и Эдуарда расстреляли как врагов народа, а восемнадцатилетнюю Клару не тронули. Наверное, о девушке просто забыли. В сорок девятом году на свет появилась я. В нашей семье имена Софья, Клара и Эдуард — родовые. Я с малых лет помогала матери, когда мой сын Эдуард подрос, он тоже влился в миссию милосердия. К сожалению, наши финансовые возможности ограничены, поэтому мы не можем принять всех страждущих. Но мы придерживаемся правил, которые сформулировала добрая Клара. Все, кто попал к нам, получают нашу любовь.
Вскинув голову, Софья вернулась на место. Эдуард отложил вилку.
— Мы себя не рекламируем, не даем интервью прессе, не выбрасываем сообщений в Интернет. С одной стороны, это объясняется малой пропускной способностью приюта. Увы, мы не в состоянии пригреть более десяти человек сразу. С другой — мы не зарабатываем на постояльцах, поэтому не нуждаемся в рекламе.
— Как же вас находят? — вырвалось у меня.
Эдуард улыбнулся.
— Мы верим в бессмертие души и знаем: добрая Клара с нами.
— Она находит способ подсказать страждущим дорогу, — подхватила Софья. — Людей приводит сюда случай. Всякий раз, распахивая двери новому гостю, я мысленно восклицаю: «Спасибо, добрая Клара, ты о нас не забываешь».
— Помогая другим, делаешься счастливей сам, — без всякого пафоса произнес Эдуард.
— Это правда, — кивнула хозяйка, — а еще добрая Клара присылает людей, которые нам помогают. Не так давно один бизнесмен купил приюту новый стол на кухню. Вот теперь надеюсь, что скоро получу стиральную машину.
Я посмотрела на хозяйку.
— Вам нужна бытовая техника?
Софья вздохнула.
— Очень! Стирки много. Мечтаю об автоматической прачке, куда можно было бы загрузить сразу десять килограммов белья. Но, наверное, подобные не производят.
— Фирма «Кок» выпускает такие, — сказала я, — у нас в Париже в подвале дома стоит машина с большим барабаном, отличная техника, не первый год работает без сбоев.
— Вот! Она бы и мне подошла! — воскликнула Софья. — Давайте продолжим завтрак.
Присутствующие доедали кашу. Я орудовала ложкой и исподволь разглядывала окружающих. Софья пила чай, Николай Ефимович мастерил для Насти из бумажной салфетки кораблик, Эдуард тихо беседовал о чем-то с Патриком — на их лицах играли улыбки, Лера и Светлана молчали, они выглядели спокойными и вполне довольными. Лена сосредоточенно накладывала в чашку сахар.
— Добрый день! — весело сказал женский голос.
— Здравствуйте, — ответил нестройный хор голосов, и в ту же секунду Лена уронила ложку.
Я наклонилась, чтобы поднять чайный прибор, Привалова тоже, и мы стукнулись головами.
— Прости, — засмеялась я.
— Ерунда, — ответила Лена, наши взгляды пересеклись.
На лице девушки играла широкая улыбка, в глазах плескалось веселье. Казалось, Привалова едва сдерживается, чтобы не захохотать во весь голос.
— Можно сесть? — спросила незнакомка.
Лена моргнула. В ее глазах явно сквозило злорадство. Над верхней губой появилась цепочка мелких капель. Привалова схватила ложку и выпрямилась, я тоже приняла вертикальное положение и посмотрела на жену Эдуарда. Та сидела с невозмутимым лицом, ничто не напоминало о подавленном смехе. Я засомневалась: действительно ли секунду назад видела в ее глазах столь сильные эмоции?
