Глава 18

Едва мы умостились за крохотным столиком, как Анна Николаевна начала выплескивать информацию. Звук сирены, так кстати донесшийся с проспекта, убедил Назарову: лучше перестать врать. Мне оставалось лишь радоваться удаче и внимательно слушать бабку Насти.

Анна Николаевна не верит в психологию, а депрессию считает выдумкой жадных врачей, готовых на все, лишь бы содрать с человека побольше денег.

— Глупости, — сердито говорила она, — наш кассир, Валентина Лавинкова, родила ребенка и слегла. На малыша не глядела, на руки его не брала. Депрессия у нее. Во здорово! Валька в кровати валялась, а ее мать вокруг внука скакала. Пришел к Лавинковой психотерапевт, поболтал с ней и говорит:

— У женщины нервный срыв. Она родила ребенка.

Чушь! С какого, простите, ляду ей срываться? Муж отличный, дом полная чаша, малыш запланированный, всю беременность ее на руках носили. Вот я Вову на свет произвела и пошла круговерть: в шесть утра вскакивала, в час ночи ложилась, стирка, глажка, готовка, уборка, помощников нет, муж со службы вернется и орет:

— Заткни ребенка! Я устал, хочу отдохнуть.

Не было у меня времени на депрессию! А Валентина! Целый год ее лечили! Массаж, еда вкусная, подарки. Вот устроилась! Если больна, тебе уколы положены, операция, таблетки горькие, а не прогулки по магазинам за тряпками! У Лавинковой обыкновенная лень, а психотерапевту деньги нравилось с ее родни тянуть. Знаете, кто Вальку от депрессии вылечил за пять минут? Я.

Мне стало интересно.

— Как вам это удалось?

Анна Николаевна презрительно опустила уголки рта.

— На раз-два. Пришла Вальку навестить, не по собственной, конечно, воле: новая заведующая, что на мое место села, хочет казаться добренькой, велела на цветы скинуться и Валентине отнести. Я и поехала. Вхожу в ее комнату, а наша депрессивная сидит в кресле, рядом ваза с фруктами, конфеты, в руках пульт от телика. Увидела меня и заканючила:

— Умираю, Анна Николаевна, очень мне плохо.

Я около нее села и говорю:

— Жаль мне тебя, Валюша. Но не волнуйся, Максим твой вместе с сыном в хороших руках окажется. Лариса замечательная, домовитая, после твоих похорон и мужа твоего приголубит, и сыночка не бросит.

Лариса наш юрист, они с Валькой на ножах, потому что Максим сначала на Ларку поглядывал, а потом к Лавинковой переметнулся.

Валентина вскочила и спросила:

— Чего?

Я кивнула:

— Ты умираешь, из депрессии не выходишь, лежишь в кровати, а Лара Макса утешает, думаю, он сейчас ее у служебного входа ждет.

Лавинкова выбежала в коридор, выкрикивая на ходу:

— Мама! Где Максим? Немедленно погладь мне юбку, я убегаю!

Анна Николаевна откинулась на спинку стула и довольно засмеялась.

— Во как! В момент излечилась! Психолог не помог, а мой метод сработал.

Я молча смотрела на тетку. Кое в чем Назарова права. Сегодня люди с легкостью произносят слово «депрессия». Начальник сделал замечание, и у подчиненного сразу депрессия. Толкнули на улице — депрессия. Набрала лишний вес — депрессия. Успокойтесь, вы ничем не больны, у вас испортилось настроение, только и всего. Беду легко поправить. Смените службу, не обращайте внимания на хамов, которые вышли из дома, чтобы поругаться с окружающими, ешьте меньше — и хорошее расположение духа к вам вернется. Настоящая депрессия — тяжелое заболевание, если его не лечить, оно может привести к суициду, но, слава богу, этой напасти подвержено не много людей.

— Я думала, с Валерией то же самое, — вздохнула Назарова. — Чего она дома заперлась? Стала Володю пытать, он мне сначала рассказывать не хотел, но я умела из сына правду вытряхнуть. Нашел мой сыночек себе невесту в клубе. Пришел туда с приятелем, а она, прости господи, в гардеробе пальто принимает. Сын жалостливый был, не мужской у него характер. Он номерок уронил, нагнулся, а под прилавком, на который пальто кладут, девочка сидит, маленькая, играет пакетиками из-под кофе.

Володя и сказал гардеробщице:

— Нельзя ребенка здесь держать, лучше дома.

А та ответила:

— Мы живем в подсобке. У меня нет денег на съем квартиры, и я боюсь отсюда выходить, прямо тошнит от страха.

Назаров разговорился с гардеробщицей, принес ей кофе, а та рассказала свою историю. Приехала в Москву из Мурманска, лелеяла амбициозные планы, но жизнь крепко стукнула ее по затылку: Лера танцевала в клубе, где ее изнасиловал управляющий. Валерия поздно сообразила, что беременна, родила Настю и скатилась к подножию социальной лестницы.

— Если меня с вешалки уволят, возьму Настю и прыгну с башни, — мрачно пообещала она, — если только до нее доеду. Я не могу на улицу выйти.

И Володя решил стать добрым волшебником. Он женился на Лере, удочерил Настю и сказал Анне Николаевне:

— Мама, не приставай к моей жене. Она больна.

— Чем, сыночек? — ехидно осведомилась Назарова. — Аппетит у нее хороший, сон крепкий, постоянно к тебе с требованием супружеский долг исполнить пристает. Что у нее? Инфекция? Вирус? Температура? Кашель, насморк?

Володя занервничал.

— Валерия не может выходить в город, у нее начинается паника. Она боится людей, машин, улицы.

— А в кино с мужем идти — пожалуйста, — ехидно напомнила ему мать.

— Правильно, — кивнул сын, — я был у психолога, он мне объяснил: рядом с человеком, которому Лера безоговорочно доверяет, агорафобия уходит. Но стоит ей остаться одной, у нее начинается истерика, она может погибнуть, потому что не отвечает за свои действия.

— Здорово, — всплеснула руками Анна Николаевна. — Работать красотуля не может, за продуктами не ходит! Нашел хозяйку!

— Лера болеет, ей надо помочь, сделать так, чтобы жена забыла тяжелые времена, — сказал Володя. — Мама, она рано лишилась родителей!

— Я стала сиротой в пятнадцать, — отбрила Анна Николаевна, — а когда твой отец умер, тащила тебя в зубах одна. Всю жизнь пахала и на пенсии работать продолжаю. Может, ты обо мне позаботишься?

— Какая ты злая! — вспыхнул Володя. — Я непременно вылечу Валерию, насобираю денег на лучшего психотерапевта и справлюсь с ее болезнью.

Слово «психотерапевт» подействовало на Анну, словно красная тряпка на быка. Мать не удержалась и высказала сыну в лицо все, что думает о ленивых бабах, психологах-мошенниках и наивных мужьях, которым легко запудрить мозги.

Отношения между ней и сыном испортились. Володя стал работать по ночам, откладывал деньги на лечение Леры.

После внезапной смерти сына Анна Николаевна обвинила Валерию в его убийстве и приказала:

— Уходи из моей квартиры.

Лера плакала и повторяла:

— Боюсь, боюсь, боюсь.

— Я тебе не наивный Володя, — вскипела свекровь, вытолкала рыдающую невестку на улицу и приказала: — Жди тут. Вынесу твое шмотье.

Но побросать вещи вдовы и Насти в сумку Анна не успела. В дверь позвонили, на пороге стоял сосед с первого этажа.

— Аня, беги скорее вниз, — закричал он, — Валерия без сознания на скамейке лежит, Настя рыдает. Вот бедные, лишились такого мужа и отца!

Что оставалось делать Назаровой? Квартира у нее в ведомственном доме, получена еще в советское время, в подъезде живут хорошо знакомые люди. Они начнут судачить, осуждать Назарову, а Анна Николаевна очень зависима от чужого мнения, пришлось ей изобразить озабоченность и забрать Леру домой.

— Простите, — лепетала Валерия, — я не нарочно. Едва осталась одна, как будто свет выключили. Я больна! Мне плохо.

Но Анна Николаевна вновь не поверила молодой женщине. Хороша болезнь! Как это, невозможно выйти на улицу? Выдумки лентяйки! Валерка надеется и дальше ехать на чужой шее, да еще повесить на нее убогую Настю.

И свекровь объявила невестке войну.

В ход пошли все методы. Назарова не останавливалась ни перед чем. Но Валерия предпочитала сидеть голодной дома, она ни разу не высунулась из подъезда, не дошла до ларька, где торговали хлебом. Настя тоже торчала в четырех стенах.

В конце концов положение стало безнадежным. Валерия худела, бледнела, перестала разговаривать, Настя прекратила плакать и просить еду, она лишь жадно пила воду из крана и пыталась воровать у «доброй» бабушки продукты. Но Анна Николаевна теперь не приносила домой ничего съестного. Даже сердце Змея Горыныча дрогнуло бы от сострадания: маленькая девочка рылась на кухне, пытаясь обнаружить там хоть что-то съедобное. Но Анна Николаевна держала оборону. Она уверилась — если даст сейчас слабину, то мерзкая, ленивая баба навсегда останется в ее доме.

Внезапно у Валерии стали появляться харчи. Назарова ликовала. Голод не тетка, поизображала невестка из себя больную и начала выходить на улицу, оказывается, у нее припрятаны деньги. Дело за малым — поймать врунью у лотка со жратвой и сказать:

— Хватит ломать комедию. В дом тебя больше не пущу, хоть всех соседей созови и в корчах свались.

В понедельник свекровь сделала вид, что идет на работу, а сама притаилась за тонером с хлебом. Ждать пришлось недолго. Из подъезда выскочила… Настя. Малышка торопилась на рынок, шумевший неподалеку, и стала рыскать в толпе. Через полчаса девочка выбралась из людской гущи и начала покупать еду.

Анна Николаевна обомлела. Валерия не высовывает носа из своей норы, она отправляет дочь воровать деньги, а та приобретает на них продукты. Вне себя от негодования Назарова пошла на работу. Настя официально удочерена Владимиром, по документам Анна Николаевна является бабушкой девчонки. В конце концов кто-нибудь схватит Настю за руку и оттащит в милицию. Начнется разбирательство, из отделения позвонят в Сбербанк. Воровка в семье сотрудницы, каждый день держащей в руках большие суммы денег? Каково? Начальство Назаровой не захочет детально разбираться, просто уволит ее. Анна Николаевна не знала, как ей поступить. Валерия оказалась хитрее всех лисиц, она загнала свекровь в угол.

В районе обеда Анна Николаевна не выдержала, пошла в туалет и разрыдалась. Мой вам совет: если решили плакать в служебном сортире или хотите там посекретничать по мобильному, сначала загляните в кабинки, убедитесь, что находитесь в одиночестве.

Назарова пренебрегла мерами безопасности, залилась слезами и, глядя в зеркало, стала причитать вслух, жаловаться на свою судьбу. Из кабинки выбежала перепуганная Зоя и начала расспрашивать Анну Николаевну.

Бывшая заведующая никогда не состояла в дружбе с Зоей, их связывали рабочие отношения, но в тот день Назарова окончательно потеряла над собой контроль и обрисовала тупиковую семейную ситуацию. Зоя погладила ее по спине и пообещала:

— Я вам помогу.

Состояние Анны Николаевны было таким, что она могла обратиться к кому угодно, хоть к черту лысому, хоть к психологу.

Лев, так представился психотерапевт, не замедлил с приездом. Он просидел в комнате Валерии пару часов, потом обнадежил свекровь:

— Ваша невестка — не самый тяжелый случай. У нее агорафобия, довольно распространенный в наше время недуг. Вот лекарство, его надо давать Лере два раза в день перед едой. Сразу хочу предупредить: Лера на самом деле больна.

— Ну-ну, — недоверчиво протянула Назарова, — она хитрюга и вас вокруг пальца обвела.

Психолог спокойно продолжал:

— Хотите остаться в своей квартире безраздельной хозяйкой? Тогда слушайте меня. Кормите Леру завтраком, обедом и ужином, иначе лекарство не даст никакого эффекта.

Лев был убедителен, Назарова стала кормить невестку супом и кашей. Спустя месяц Лера уже улыбалась, потом психолог уговорил ее выйти на улицу. У Анны Николаевны зародилась надежда: кажется, дело шло на лад.

Назарова примолкла, положила руки на столик и отвернулась к окну.

— А потом она ушла и не вернулась? — предположила я.

Женщина кивнула.

— Лев брал с вас деньги?

Кивок.

— Не дорого?

Кивок.

— Сто рублей за час?

Анна Николаевна сказала:

— В неделю.

— Да он мать Тереза, — не удержалась я, — каждый день ездил к вам даром. Вы не заподозрили ничего плохого? Я, например, если увижу в магазине сырокопченую колбасу стоимостью сорок копеек за тонну, пройду мимо. Не бывает мяса за полушку, а психотерапевты берут стольник за минуту общения.

Назарова сжала кулаки.

— Лев бывал у меня три раза в неделю. Он сказал: «Я пишу книгу по агорафобии, мне нужен материал».

— Вы молодец, — похвалила я ее, — не оставили в беде невестку-вдову.

Анна Николаевна скривилась, а я продолжала:

— Покупали ей очень дорогое лекарство, не воспользовались дешевым заменителем. Она ведь пила «Адапвенон»?

Назарова исподлобья зыркнула на меня.

— Название вроде такое, но таблетки Лев просто так приносил.

— Даром? — уточнила я.

— Верно, — согласилась Анна Николаевна.

— И как он объяснил свою неслыханную щедрость? — не вытерпела я.

Назарова моргнула.

— Лев — участник программы разработки новых средств от агорафобии. Ему дают медикаменты для апробирования на больных. Это вся правда. Не скрою, я была счастлива, когда поняла, что Лера с девчонкой ушли. Я заработала право жить спокойно в собственной квартире, а не делить ее с наглой бабой и ее выродком. Огромное спасибо Зое за знакомство со Львом, низкий поклон ему, избавил меня от татаро-монгольского нашествия, вошел в мое положение, не взял огромных денег. Я за него каждый день молюсь. Если теперь и вы исчезнете, я буду просто счастлива.

— Не жаль Леру? — тихо спросила я. — Она ведь умерла.

Назарова вытянула губы трубочкой, затем растянула их в подобии улыбки.

— Каждому своя судьба. Валерия мне чужая, не дочь, не сестра. Обо всех не поплачешь.

— Вы ведь не ходили в милицию с заявлением о пропаже невестки, — наседала я. — И наврали мне про ее побег!

Анна Николаевна убрала руки со стола.

— Да! Не пошла. Не хотела, чтобы ее нашли и назад привели. Валерия взрослая женщина, решила покинуть чужую квартиру — скатертью дорога. Мне Лев пообещал… — Назарова осеклась.

— Что? — насторожилась я. — Предложил вам денег?

Анна Николаевна засмеялась.

— За что? Нет, он сказал, что у него есть приятель, тот ищет домработницу с проживанием, не против женщины с ребенком. Не надо дергаться, Валерия и Настя будут в порядке, но им лучше пару лет со мной не контактировать. Я и не собиралась нервничать, лишь бы они умотали, а уж куда направятся — мне без разницы. Замки поменяла и живу припеваючи.