Глава 25

На улице Декабристов я была около часа дня. Раиса оказалась права, маленький, сонный проулочек, забытое богом место. На ухабистую дорогу было страшно смотреть. «Пежо» – хороший автомобиль, но он рассчитан на европейские шоссе, производители не думали, что на нем нужно будет преодолевать колдобины, поэтому посадка у машины низкая. Улица Декабристов моему «пежошке» явно не по зубам, вернее, не по колесам.

Я оставила машину у ларька и пошла по разбитой дороге. Первые ворота, попавшиеся на пути, выглядели словно вход в ад: черные, покосившиеся. Калитки в них не нашлось, звонка тоже нигде не видно. Я подергала створки, с легким скрипом они распахнулись, и я увидела двор, сплошь заваленный всякой дрянью. Тут и там валялись покореженные ведра, мотки проволоки, палки. Чуть поодаль, у забора, стояла чугунная ванна, наполненная водой, возле скособоченного крыльца с проваленными ступеньками маячила ржавая бочка, куда, очевидно, должна была стекать вода с крыши во время дождя. Но сейчас она пустовала, на ее краю сидела рыжая клочкастая кошка с больными, гноящимися глазами. Я от души пожалела несчастное животное, наверное, конъюнктивит доставляет ей массу неудобств, а ведь помочь киске очень легко. Достаточно промыть глазки чаем и закапать альбуцид. Но хозяйке дома, очевидно, наплевать на кошку, как, впрочем, и на собственный быт тоже. Ну неужели трудно убрать двор? Сгрести ведра в сарай, посеять траву… Самой-то не противно смотреть изо дня в день на бардак? Интересно, а как выглядит хозяйка?

Не успела эта мысль прийти мне в голову, как на крыльцо, увешанное тряпками и домоткаными половиками, вышла тетка, облаченная в бордовый ситцевый халат.

– А ну пошла вон, зараза! – замахнулась она на кошку.

Та, коротко мяукнув, побежала к сараю.

– Вам чего? – хмуро осведомилась баба. – Ищете кого? Или продаете дрянь всякую? Зазря старались, здесь богатых нет, все свое, с огорода.

– Простите, пожалуйста, – улыбнулась я как можно приветливее, – мне бы Раису…

– Это которую? – прищурилась аборигенка.

Тут только до меня дошло, что я не знаю фамилии Алиной тети, хотя, если учесть, как она сто раз повторила: у меня нет семьи…

– Кутепову.

– Какую? – протянула хозяйка изумленно.

– Кутепову, – повторила я, – Раису, живет на улице Декабристов в собственном доме.

– Таких тут нет, – отрезала баба без тени сомнения, – в этом доме мы прописаны, Калистратовы, в соседнем Федькины, а в последнем Настька-трамвай кукует.

– Трамвай? – удивилась я. – Какая странная фамилия.

– Это кликуха, – донеслось со двора, – слышь, Кать, Раиса Кутепова – это же сеструха Родьки! Ну Академика, забыла, что ль?

Из-за крыльца появился маленький, плюгавенький мужичонка в измятых брюках и грязной майке.

– А и верно, – оживилась Катерина, – Райка и Родька Кутеповы. Жаба и Академик. Вон чего вспомнили, давно уж их тут нет.

– Почему Жаба и Академик? – совсем растерялась я.

– Такие получились, – хмыкнул мужичонка и сел на ступеньки. – Она жадная дико, снега зимой не выпросишь, за ржавый гвоздик удавится, а он умный больно, все пятерки таскал, потом в Москву учиться уехал и пропал.

– А Райка следом подалась, – влезла Катерина, – домишко она продала, Федькиным.

– И когда же это случилось?

Катерина призадумалась. – Ну, Вовка еще в школу не ходил… Лет десять прошло, и не упомнить. А вам они зачем?

– Да так, – вывернулась я, – мимо ехала, дай, думаю, загляну. Не знаете, Раиса-то где теперь проживает?

– В Свинске, стало быть, – ответил мужичок, – в большом городе.

– Чушь-то не городи, – перебила его Катерина, – она в столицу отправилась. Помнишь, Федькины рассказывали? Родька теперь большой человек, богатый, Райку к себе забрал. Она Сашке и Вальке всю мебель оставила, посуду, ковер. Ничего брать не захотела, с чемоданом ушла. Оно и понятно, за фигом говно в новую жизнь тащить.

– А говорите, жадная, за копейку удавится, – покачала я головой, – а сколько людям отдала.

– Так за деньги же! – подскочил мужичонка. – Не за так. Да вы, коли Райку ищете, у Федькиных поинтересуйтесь, может, она им адресок оставила.

– Не знаете, ваши соседи дома?

Катерина рассмеялась и стала собирать с крыльца тряпки.

– Где же им быть? Сашок небось, как всегда, нажратый валяется, а Валька по дому крутится. Хотя какое у них хозяйство, Сашок все давным-давно пропил.

– Еще детей народили, – с укоризной заметил мужичонка, – восемь штук настрогали, ну куда столько!

– Тут одного словно жернов на плечах тянешь, – понеслась Катерина, – выучить надо, одеть, обуть… Никаких средств на спиногрыза не хватает, а как подумаю, что у них восемь! Одних ботинок не напасешься!

– Уроды, одно слово, – и мужик сплюнул.

– Ага, – подхватила Катя, – полудурки.

Приятно было видеть такое родство душ у мужа с женой. Я оставила их на крылечке, среди тряпок с половиками, и пошла в следующий двор.

Избушка многодетной семьи кособокая, с крышей, покрытой толем, казалась совсем убогой. Правда, на улице, перед домом, было чисто, и кошка, умывавшаяся на открытой терраске, выглядела здоровой.

Я постучала в низенькую дверь.

– Входите, не заперто, – донеслось изнутри.

Я шагнула в крохотное темноватое помещение, очевидно, кухню. В углу висела жуткая раковина с отбитой эмалью, рядом примостился ободранный кухонный столик, за ним стояла допотопная газовая плита с черными чугунными «крылышками», настоящий раритет. У нас с бабушкой когда-то в Медведкове был такой же агрегат, с надписью «Газоаппарат» на дверце духовки, потом ЖЭК поменял его на более современную модификацию. Возле дверей белела скамейка, под которой валялась разнокалиберная обувь. Ботинок в этой семье и впрямь было много. Маленькая тощенькая женщина, помешивающая в кастрюле какое-то варево, обернулась. Валя Федькина совсем не удивилась, увидав незнакомую женщину. Хозяйка отложила большую ложку и тихим, бесцветным голосом сказала:

– Здрасте.

– Добрый день, вы Федькина?

Валя выключила конфорку.

– Да, давайте в зал пройдем, а то на кухне от жары с ума сойдешь.

Залом тут величали примерно пятнадцатиметровую комнату, обставленную с шиком шестидесятых годов. В центре помещения полированный стол, на нем салфетка и ваза с искусственными цветами. Рядом четыре стула с темно-бордовыми сиденьями, у стены некое подобие буфета, кажется, его называли в те времена «Хельга». В противоположном от двери углу стояли торшер с пластиковыми плафонами и два креслица, заботливо прикрытые вытертыми накидками. Ужасная бедность бросалась в глаза, но вокруг было чисто, старенькие занавески топорщились от крахмала, а на подоконнике буйным цветом полыхали герани, давным-давно подвергнутые остракизму у московских мещан.

– Сделайте милость, садитесь, – приветливо предложила Валя и, обмахнув один из стульев передником, показала на него рукой.

Я устроилась на неудобном сиденье и хотела уже начать расспросы, но хозяйка опередила меня. Сев напротив, она положила на стол изуродованные работой руки и заявила:

– Уж извините, что побеспокоила, только не одна я такая, нас в Вяльцах восемь многодетных, и у всех мэр льготы по оплате отнял.

Я молча слушала Валю. Уже через пару секунд мне стало понятно, что она принимает меня за корреспондентку из Свинска, от которой требует разобраться в щекотливой ситуации, связанной с дотациями.

– Нашему Ивану Филипповичу все по барабану, – объясняла Валя, – дороги разбиты, детский сад переполнен, а уж школа в каком состоянии! Этой весной моему Игорьку на парту огромадный кусок штукатурки свалился. Хорошо, на ребенка не угодил! Мы с родителями ходили к мэру, а толку? Покачал головой, наобещал с три короба, и все на том же месте и осталось. Нет у города хозяина, пьет Иван Филиппович горькую.

– Думаю, он в Вяльцах не один алкоголик, – не удержалась я.

– Нет, конечно, – грустно подтвердила Валя, – мой Сашок тоже зашибает, через день никакой приползает, только он и в мэры не лезет, дома квасит, а Иван Филиппович в кабинете сидит, над ним государственный флаг, на стене портрет президента, не простой он человек. Нет ему правов на бухалку, должен он о народе заботиться. Знаете, какая у него зарплата? Больше, чем у всех. Вот пусть и отрабатывает.

– И сколько у вас детей?

– Восемь.

– Не тесно в таком домике?

Валя стряхнула со столешницы невидимые крошки.

– Спасибо и на этом, раньше в общаге жили, да Сашок расстарался, заработал чуток, вот и обломился нам дом. Прежняя-то хозяйка в Москву подалась.

– Раиса Кутепова?

Валя удивленно воскликнула:

– Откуда вы ее знаете?

– Извините, но я не имею отношения к журналистике. – Я принялась объяснять ситуацию.

– Даже не знаю, чем вам помочь, – растерянно пробормотала Валя, – мы с Раисой не дружили. Дом она нам продала и мебель уступила, вот и все.

– Адрес ее в Москве не знаете? – без всякой надежды на успех поинтересовалась я.

– Была бумажка, – протянула Валя, – погодите-ка, в спальне за иконой гляну. Если уж там нет, не взыщите. Я документы и всякое нужное за божницей держу.

Легко подняв тощее тело, она выскочила за дверь. Я уставилась на круглые часы, мерно тикающие на столе. Вот еще одна знакомая вещичка. Точь-в-точь такой будильник, круглый, с золотой каемочкой, поднимал меня в школу. Посередине циферблата цвета сливочного масла был изображен слон, задорно поднявший вверх хобот. Как я ненавидела эти часы, оглашавшие нашу крохотную квартирку трезвоном в самый неподходящий момент. Только-только уснешь, а над ухом раздается сначала назойливое «тр-р-р-р», и потом из темноты доносится голос бабушки:

– Ну-ну, вставай.

– Еще пять минуточек. – Я начинаю канючить, не открывая глаз.

– Они тебе не помогут, – спокойно возражает Афанасия и включает свет. Первое, что вижу, открыв глаза, – нагло ухмыляющегося слона. Один раз я нарочно столкнула будильник на пол. Семилетней девчушке казалось, что без часов бабушка не встанет вовремя и внучка спокойно прогуляет школу, но у бабули, очевидно, в голове имелся встроенный хронометр, потому что ровно в семь она вытащила меня из-под уютного теплого одеяла и отправила на занятия. А когда я днем пришла домой, на столике бодро тикал новый будильник, точь-в-точь такой же, как разбитый.

– Уж не знаю, там ли Раиса живет, – сказала, возвращаясь, Валя, – но только она, уезжая, вот такой адресок оставила: «Улица Сапилова, дом шесть, квартира сто двадцать». Времени-то много прошло, может, и переехала куда. Не хотите квасу? Домашний, сама из черного хлеба делаю.

Я отказалась от радушно предложенного угощения и пустилась в обратный путь. Назад, в Москву, я добралась быстрее. Давно заметила, обратная дорога всегда занимает меньше времени. Въехав в столицу, я купила в «Макавто» клубничный коктейль и стала высасывать его через трубочку. Холодная вязкая масса медленно скользила вверх по соломинке, и так же медленно ворочались мои мысли. Значит, Раиса москвичка. Вяльцы она покинула давно. Зачем же тогда всем наврала?

Коктейль закончился, я вытерла липкие пальцы и отнесла картонный стаканчик к урне. В жару нельзя есть мороженое, парадоксальным образом после него делается еще жарче и мигом начинает мучить жажда. Зачем Раиса лгала? Ну да это легко объяснить. Подлая баба хотела отмести от себя подозрения: не москвичка она, только-только приехала, Неля выпала из окна до ее появления… Никто из нас, естественно, не стал проверять, откуда явилась нежданная гостья, Вяльцы так Вяльцы. То-то она начала изо всех сил изворачиваться, когда я предложила ей взять к себе на месячишко-другой Алю. Что ж, маленькая ложь рождает большое подозрение, кажется, так выражался один из главных героев культового сериала «Семнадцать мгновений весны». Можно, вернувшись в Ложкино, брякнуть за ужином, когда все соберутся вокруг стола:

– Как это понимать, Раиса! Сегодня я моталась по делам в Вяльцы, оказалась случайно на улице Декабристов и выяснила, что вы там больше не живете, причем давно…

Можно, но не нужно. Скорей всего Рая придумает, как отвертеться. Сделает круглые глаза и заявит: «Разве говорила, что сейчас живу в Вяльцах? Вы меня не так поняли. Вяльцы – мой родной город, но я уже давно обитаю в Москве».

Я купила бутылочку «Аква минерале» и одним глотком опустошила почти половину. Нет, надо нарыть еще что-нибудь, причем быстро. Пока Раиса спокойна, она чувствует себя хозяйкой положения, все идет по ее плану. Через пару дней негодяйка улетит отдыхать…

Внезапно я похолодела. Вот почему Раиса завела речь о поездке за границу, злодейка предполагает устроиться у моря на курорте, а потом… потом Алю найдут либо утонувшей, либо упавшей с большой высоты. В России Раиса побоится устраивать «несчастный» случай, уж очень подозрительной покажется сотрудникам милиции вся цепь событий: Неля, падающая из окна, Лизочка, отправляющаяся вслед за ней, потом Аля… А где-нибудь на Кипре или в Греции полиция не станет затевать расследований, спишет все на несчастный случай и закроет дело. Раиса же останется единоличной владелицей огромного состояния.

Я вновь выскочила из «Пежо» и побежала к урне уже с пустой бутылочкой из-под «Аква минерале». Надо срочно действовать, мчаться на улицу Сапилова, отыскивать всезнающих бабушек, авось какая-нибудь и припомнит интересные факты. Может, Раиса картежница, наделавшая долгов, или пьет горькую… Мне подойдет любая информация, порочащая бабу. Потому что тогда я со спокойной совестью заявлю: «Такому человеку, пусть даже родной тете, нельзя доверять Алю, ни о каких поездках на курорт и речи быть не может!»

Главное сейчас – не уличить Раису в совершенных преступлениях, а не дать ей увезти Алечку, пусть попытается организовать еще одно убийство в Москве. Да я глаз с Али не спущу, положу ее спать с собой в одну комнату! Стану стеречь девочку день и ночь…

«Пежо» резво выскочил на улицу Сапилова, так – дом два, четыре… Шесть!!! Когда нажала на тормоз, машина послушно замерла возле красивого нового здания с зеркальными окнами. Банк!

Я выскочила наружу и завертела головой. Может, это дом шесть «а» и мне следует углубиться в квартал не слишком презентабельных блочных пятиэтажных?

Но никаких букв на табличках не было, на них просто стояли номера. Чувствуя себя усталой и подавленной, я села на скамеечку возле песочницы, в которой возились толстощекие малыши, и спросила у мамаш, оживленно обсуждавших, какой кефир лучше: «Рыжий Ап» или «Агуша»:

– Здесь нет поблизости еще одного дома с номером шесть «а»?

– Нет, – хором заявили молодые мамы, потом одна, рыженькая, с личиком, похожим на перепелиное яичко, полюбопытствовала:

– Ищете кого?

– Да вот, – вздохнула я, – дали адрес, дом шесть, квартира сто двадцать, а тут банк.

– А наши пятиэтажки разбирают, – охотно объяснила ситуацию другая женщина с вытравленными волосами, – через полтора года тут ничего не останется, жителям квартиры дадут, хорошие.

– Вон этим, из шестого, раньше всех повезло, – вздохнула рыженькая, – их банк расселял. Такие хоромы дал! В Куркине! Кухни по двадцать метров.

– Кому они нужны в Куркине, – пожала полными плечами аппетитная блондинка, – у нас центр.

– Какой толк на двадцати метрах втроем в центре, – парировала рыженькая, – в Куркино так в Куркино, мне там знаешь какие хоромы положены!

– На задворках, – презрительно оттопырила губу блондинка.

– Ну и что же, – перебила ее рыженькая, – мебель куплю, кухонный гарнитур, занавесочки повешу, под окнами лес, красота, воздух свежий, а ты прей в загазованном центре.

– И до работы три часа добираться, – не сдалась блондинка.

Я не стала слушать их перебранку, пошла к «Пежо», но потом вдруг в голову пришла гениальная идея. Пришлось вернуться к лавочке и задать еще один вопрос:

– Где ваше отделение милиции?

– Там, – махнула рукой рыженькая, – возле супермаркета.

Дверь паспортного стола украшали разнообразные таблички «Входи быстро, говори коротко, уходи, не задерживаясь», «Работаем до 20.00», «Больше одного не заходить». Я глянула на часики – 19.55. Очень хорошо, значит, сейчас у паспортистки никого нет, она собирается домой.

Так и оказалось. Худенькая женщина с усталым ненакрашенным лицом без всякой злобы сказала:

– Рабочий день окончен, приходите завтра.

– У меня срочное дело, помогите, пожалуйста.

– Завтра.

– Можно сейчас?

Паспортистка спокойно закрыла сейф, глянула на меня и апатично ответила:

– Вам надо, а мне нет. Дома ребенок ждет…

Но уже через секунду, увидев зеленую бумажку, она мигом повернула ключи в сейфе, распахнула тяжелую дверь, вытащила какую-то коробку и деловито поинтересовалась:

– Ну? Что у вас?

– На улице Сапилова расселили дом, вы в курсе?

– Да, – кивнула паспортистка, – шестой.

– В нем жила моя двоюродная сестра. Раиса Сергеевна Кутепова, нельзя ли узнать адрес, по которому она выехала?

– Можно, – сказала паспортистка, – очень даже просто. Год рождения не помните?

– Увы!

– Не беда, – успокоила она меня, – обойдемся без него.

Тяжело вздохнув, она встала, открыла огромный железный шкаф и принялась сосредоточенно перебирать какие-то пожелтевшие карточки, приговаривая:

– Кутепова, Кутепова, ага, вот она… Раиса Сергеевна, выписана в связи с отправкой на зону.

– Что? – подскочила я. – На какую зону?

– Известно, на какую, – ответила паспортистка, – женскую. Кутепова Раиса Сергеевна была осуждена за совершение преступления.

Я потеряла дар речи. Паспортистка, не замечая моей реакции, спокойно добавила:

– Надо же, такая симпатичная, а преступница.

Еле выйдя из ступора, я глянула на карточку, которую паспортистка держала в руке. В углу бумажки была прикреплена фотография, черно-белая. Отчего-то снимки, которые предназначены для документов, обычно получаются искаженными. Я, например, запечатлена везде с такой физиономией, что любой милиционер, раскрывший мои права или паспорт, просто обязан препроводить меня в ближайшее отделение. Потому что бабища с выпученными глазами, тщательно прилизанными волосами и судорожно сжатым ртом походит на меня, как чайник на табуретку.

Но Раиса Сергеевна Кутепова, очевидно, обладала редкостной фотогеничностью. Ее лицо, молодое, свежее, оказалось отлично узнаваемым. У нее была другая прическа – длинные волосы падали на плечи, но все равно сразу понятно – это она, правда, моложе лет на десять, а то и больше. Была лишь одна странность: девушка, чье лицо сейчас смотрело на меня, не имела ничего общего с Раисой Сергеевной Кутеповой, мирно попивавшей сегодня в моей столовой отлично сваренный кофеек. Нет, на меня смотрела с фото совсем другая личность, тоже хорошо мне известная, но носящая имя… Сашенька.