Глава 28

Особняк казался вымершим, прислуга попряталась по углам. Роза Игнатьевна, Антон и Роман Глебович тоже не показывались. Я понятия не имела, увезли ли тело Инны Станиславовны в морг, поэтому, когда, идя по коридору в свою комнату, услышала тихое позвякивание, шуршание и голоса, быстро раздвинула двери шкафа-купе и втиснулась в темное пространство. А вы бы как поступили, улови ваши уши разговор двух парней:

– Осторожно, Коля, не урони.

– Узко тут, картины низко висят.

– Ничего, вытащим, это не лестница в хрущевке.

Я сразу поняла: еще пара секунд, и я встречусь с носилками, на которых лежит черный мешок. Не надо считать меня психопаткой, я просто испугалась.

Тяжело сопя, санитары миновали мое укрытие. Я подождала для верности пару минут, хотела раздвинуть двери, но они не поддались. Стоя почти в кромешной темноте, я довольно долго дергала створки, потом сделала шаг назад – мне захотелось опереться о заднюю стенку и перевести дух. Внезапно под потолком вспыхнула галогеновая лампочка. Я обернулась. Ну надо же, я нажала случайно на выключатель. Сейчас посмотрю, что мешает дверцам шкафа открыться.

Кстати, оказалось, что это вовсе не шкаф, а хранилище прессы. Никогда не встречала ничего подобного ни у кого дома. Я оглядела полки, где аккуратными рядами стояли толстые журналы. «Новый мир» аж с тысяча девятьсот шестьдесят первого года, «Октябрь», «Звезда Востока», «Москва», «Иностранная литература», «Огонек», «Нева», «Знамя». Ну и ну, вон их сколько выходило в советские времена!

Я вытащила один и начала изучать оглавление. Да уж, если все издания имеют подобное содержание, то мне совершенно непонятно, кто читал эту скукотищу. Тот номер, что перелистывала я, был составлен из повестей о металлургах, пытающихся перевыполнить план выплавки стали, и о председателе колхоза, у которого постоянно сгнивает на корню урожай и дохнут коровы.

Несмотря на все случившиеся вчера и сегодня события, мне неожиданно стало смешно. Ну-ка, что там еще веселенького напечатали? Я села на небольшую круглую табуреточку и начала вытаскивать другие журналы. Иногда между мрачными серо-синими, грязно-голубыми или фиолетовыми изданиями попадались старые газеты. До сегодняшнего дня я лишь один раз читала древние советские ежедневники.

Родители моей однокурсницы Насти Велькиной купили квартиру, которая ранее была коммунальной, и затеяли там ремонт. Денег у Велькиных после приобретения жилплощади почти не осталось, обновление хором они решили провести собственными силами. Настьке велели сорвать старые обои, и она позвала на помощь подружек. Мы, засучив рукава, ринулись на помощь. Прежние жильцы за долгие годы жизни здесь ни разу не позаботились обновить стены, они были утыканы кнопками – похоже, когда какая-нибудь обоина собиралась спланировать на пол, владельцы квартиры хватались не за клейстер, а за канцелярские принадлежности. Под слоем серо-голубой бумаги обнаружились очень старые газеты, вот они держались насмерть, и нам пришлось попотеть, отскребая их. Зато мы начитались новостей о событиях, которые случились задолго до нашего рождения, и были шокированы их агитационно-пропагандистским стилем.

Вот и сейчас я посмеивалась себе под нос, проглядывая статьи. Интересно, кто написал вот эту, с названием «Лучший токарь Мартынов И.Н. справил новоселье»? Мои глаза пробежали по тексту: «Я счастлив и благодарен Коммунистической партии СССР за то, что буду жить со своей большой дружной семьей в трехкомнатной квартире, – сказал Мартынов И.Н., когда ему в торжественной обстановке директор завода товарищ Погорелов К.Т. вручил ключи. – Двое наших детей получат отдельную комнату, мы с женой обживем просторную десятиметровую спальню. Хватит места и старикам – тещу, заслуженную учительницу, устроим в гостиной, там же, на раскладном кресле, сможет переночевать моя мама, если ей захочется остаться у нас в гостях. Удобная пятиметровая обложенная кафелем кухня оборудована газовой плитой. Есть балкон и антресоли в коридоре. Спасибо партии и правительству за заботу о простых людях. СССР – лучшая страна на свете! Разве американский капитализм выделит рабочему бесплатно огромную квартиру общей площадью в шестьдесят четыре квадратных метра?»

Мигом расхотелось смеяться, после прочтения этого опуса надо рыдать от жалости. Десятиметровую клетушку бедный Мартынов И.Н. называет «просторной спальней»! Сомневаюсь, что у его детей было большее пространство для жилья. А теще-училке и вовсе придется дрыхнуть в гостиной. Думаю, она очень обрадуется, когда рядом на раздвижном кресле захрапит сватья. Пятиметровая кухня! Господи, вот несчастный Мартынов! Куда он забивался, чтобы побыть в одиночестве, отдохнуть от семейного счастья? Прятался в туалете? Выбегал на балкончик? Или залезал на антресоли?

А я еще недовольна тем, что мне приходится ездить в Подмосковье! Представляю реакцию советского токаря, узнай он, что я жирую в двадцатипятиметровой спальне одна, могу запереть дверь, и тогда ко мне никто без особой надобности не полезет. Все познается в сравнении. Гостиница Белки рядом с домом Романа Глебовича выглядит убогой конурой, но на фоне «трешки» Мартынова И.Н. наш с бабулей отель просто царский дворец. Чтобы понять, как тебе хорошо, и навсегда избавиться от зависти, надо смотреть не на тех, кому лучше, а вспоминать про тех, кому хуже, чем тебе.

Хм, что-то меня потянуло на философские размышления… Надо вернуть на место издания и постараться не нарушить их порядок. Хотя, если я поставлю журналы не туда, беды не будет – похоже, сюда заглядывают редко. И правильно делают. Ну какой смысл хранить эту мукалатуру? Кому сейчас нужны все эти стихи-повести про величие коммунизма?

Я встала с табуретки.

– Наконец-то свобода! – произнес голос Розы Игнатьевны.

Я быстро обернулась, но двери домашнего архива по-прежнему были закрыты, мать Глеба Львовича сюда не заглядывала.

– И как ощущения? – спросила старуха.

– Извини, бабушка, – ответил Роман Глебович, – я не в том настроении, чтобы ёрничать.

Я огляделась. Откуда идет звук? Вроде из угла.

– Передо мной можешь не придуриваться, – хмыкнула бабка. – Здравствуй, одиночество! Так, Рома?

– Прости, не понимаю тебя, – устало отозвался олигарх. – И вообще, мне совсем не хочется разговаривать.

– Ай, молодец, – похвалила внука Роза Игнатьевна. – Правильно, нельзя терять маску. Упадет – не поднимешь!

– Если ты не возражаешь, я бы хотел остаться один, – весьма конкретно высказался олигарх.

– Не получится! – возразила Роза Игнатьевна. – У меня другие намерения. И ты плохо выглядишь – синяки под глазами.

– Бабушка, пожалуйста, – взмолился Роман, – сил никаких нет.

– Что тебе рассказал Игорь? – сделав вид, будто не слышит внука, осведомилась старуха. – Надеюсь, он не понес чушь об эпидемии свиного, собачьего или кошачьего гриппа? Меня он считает выжившей из ума идиоткой, поэтому завел: «Надо сдать кровь, проверить наличие вируса». Чушь! Их отравили! Я права?

– Откуда ты знаешь? – натянутым, как гитарная струна, голосом отозвался Роман. – То есть, конечно, нет!

Старуха тихо засмеялась.

– Дурак! Меня невозможно обмануть. Анализ берут для камуфляжа, маскируют истину. Менты – трусы. И если бы в нашем доме обнаружилась эпидемия, то расчудесные Игорь с Русланом первыми испарились бы отсюда.

– Они не из полиции, – возразил внук, – служат в более серьезной структуре.

– А, все позорники! – заявила Роза Игнатьевна. – Те же щи, просто не с картошкой, а с лапшой. Колись, внучок! На стрелке говорят откровенно!

– Мне не нравится, когда люди употребляют сленг, – после паузы сказал Роман. – И тебе не идет лексика бандитов.

Роза Игнатьевна весело засмеялась.

– А тебе? Ну да, Рома же у нас бизнесмен, весь в лавровых венках… Стасика-то вспоминаешь? Или уговорил себя, что его никогда не было?

– Галину отравили, – резко сменил тему олигарх, – ты права.

Если до этих слов я испытывала неудобство, являясь незримым участником чужой беседы, то после заявления Романа меня затопило жгучее любопытство. Я тихонько сняла с угловой полки штук десять журналов, и звук голосов стал громче.

– В крови Галины обнаружен яд, – продолжал Роман.

– Ей подсыпали в кашу крысиную отраву? – предположила Роза Игнатьевна.

Я пошарила рукой по полке, где ранее стояли издания, затем провела ладонью по стене, нащупала нечто, смахивающее на пробку, и вытащила ее. Открылось небольшое отверстие. Я в момент погасила в кладовке свет и приникла глазом к дырке. Не знаю, кто ее провертел, зато догадываюсь, с какой целью. Сейчас передо мной простиралась комната Романа. Не кабинет, где я уже бывала, а, похоже, спальня. Правда, кровати в поле зрения нет, она осталась за границей видимого пространства, зато кресла, столик, большой телевизионный экран на стене и участники беседы оказались как на ладони. Так-так, значит, некто подсматривал за олигархом, когда тот чувствовал себя в полнейшей безопасности…

На секунду мне стало жаль Романа. Вот ведь как выходит! Звягин может позволить себе любой каприз, перед ним открыт весь мир. Олигарха не тревожат мысли о голодных детях, он не боится старости, когда придется выживать на нищенскую пенсию, не беспокоится о бесплатных лекарствах, его не пугает мысль об инвалидности, потому что всегда найдутся Галины-Зины-Феликсы, которые за хорошую зарплату будут носить хозяина на руках. Но, заполняя дом слугами, будь начеку – они могут расковырять стены и подглядывать за хозяином.

– Нет, бабушка, – серьезно сообщил внук, – отрава растительного происхождения, в пищу ничего не добавляли, токсин был принят не орально.

– Укол? – деловито спросила бабка.

– Следов инъекции нет, – пробормотал Роман, – что очень странно.

– Согласна, – сказала старуха. – Не в глаза же яд экономке закапали! Убийственную смесь можно сожрать, вколоть… Что еще?

– Возможны и другие варианты, – задумчиво произнес олигарх. – В принципе, любая слизистая может впитать жидкость. Помнишь Бычка?

– Андрюху? – оживилась Роза Игнатьевна. – Царствие ему небесное, без башни парень был, я каждый день ждала, что его убьют. По любому поводу Бычок за оружие хватался. Сила у него была, а ума недоставало.

– Но умер он в больнице, – перебил внук. – Причем у палаты охрана стояла. Медперсонал обыскивали, никого постороннего к нему не впускали.

– Можешь остановиться, – велела бабушка. – На разум я пока не жалуюсь, он меня не покинул, хотя многие иначе считают. Бычку врач клизму назначил, а в воде какую-то дрянь растворили, она парня на тот свет и отправила. Но с трудом представляю, что Гале кто-то клистир ставит. Не в ее вкусе процедура!

– Не исключено проникновение через кожу, – заметил Роман. – Однако никаких язв, покраснений, ранок, трещин на теле экономки не обнаружено. Странно.

– Вот заладил! – с раздражением сказала Роза Игнатьевна. – Непонятно ему. На мой взгляд, без разницы, как их отравили. Вопрос…

– Странно, почему убили Галину? – перебил ее Роман.

– В нашей семье Борджиа нет. Родня вне подозрений.

Роман вдруг засмеялся:

– Ну да, у тебя другие привычки. Тебя никогда дома не было. Главное, правильного человека на помощь позвать.

Старуха погрозила ему пальцем:

– Не хами! С Борджиа и легендарной отравительницей госпожой Тофана я не водилась, но получила хорошее образование и помню слова римского оратора Марка Фабия Квинтилиана: «Труднее распознать яд, нежели врага».

– Я всегда восхищался твоим умом и количеством приобретенных знаний, – смиренно отметил Роман.

– Второе хамство, внук! – отрезала Роза Игнатьевна. – Я серьезно увлекаюсь медициной и…

– О нет! Не надо! – простонал олигарх. – Давай обойдемся без диагнозов!

Старуха повысила голос:

– Иммунитет хитрая штука. Одному человеку достаточно пройти мимо кашляющего коллеги – и готово, к вечеру он свалится с гриппом. Другой перецелует десять женщин с гепатитом, и ничего. Вероятно, жертв отравили не в той последовательности, как они умерли. Галина отправилась на тот свет первой, но яд она могла получить последней. С Инной та же ситуация. Возможно, твоей жене отраву дали раньше, чем Гале.

– Зачем убивать экономку? – абсолютно искренне поразился Роман. – Глупая, суетливая баба. Я растерян и обескуражен поведением Феликса. Украсть Марину! Управляющему следовало прийти ко мне, а не действовать самому.

– Да уж, начудил он, – сквозь зубы процедила Роза Игнатьевна. – Идиот!

– Феликс меня очень любит, – пробормотал Роман Глебович, – считает себя моим ангелом-хранителем. Отрыл правду про Марину и решил самостоятельно разрулить ситуацию, хотел избавить меня от неприятностей.

– Почему он к тебе так привязан? – недоумевающе протянула Роза Игнатьевна.

– Я взял его на хорошую работу, благодаря мне Феликс теперь вполне обеспечен, – ответил Роман. – Никогда не унижал управляющего, в праздники он сидит с нами за одним столом, живет на всем готовом.

– Стасик всегда говорил: «Бойся врагов, но еще сильнее опасайся тех, кто слишком тебя любит, они худшие недруги», – процитировала старуха.

– Станислав был человеколюбом, – вздохнул Роман.

– Мальчик, – неожиданно ласково пропела Роза Игнатьевна, – хватит нам вокруг да около круги нарезать. Тебе понятно, зачем я пришла?

– Нет, бабушка, – твердо ответил Роман Глебович, – я теряюсь в догадках.

– Ждешь прямого вопроса, – язвительно подвела итог старуха. – Ну с Инной-то все понятно – после смерти Глеба у тебя руки развязались. Хотя ты мог бы месячишко-другой подождать. Но нет, загорелось тебе супругу убрать. И с Мариной ясно – в мачехе, да еще молодой, здоровой, ты не нуждался. Но скажи, мил-человек, чем Галя-то провинилась? Криво тебе постель заправила?