Глава 26
Абсолютно естественно то, что после столь странных событий я не пошла домой, а отправилась к Тамарке. Поскольку застать Тамарку вероятней всего можно в офисе ее компании, туда я и отправилась.
Тамарка восседала в своем кабинете в сумасшедше дорогом кресле за фантастически дорогим столом и с кем-то трепалась по телефону — последнему чуду техники и дизайна.
Могу сказать лишь одно — ни в чем нет у Тамарки меры. Отсутствие меры приводит к потере вкуса — мысль не свежая, но точная. Точно и то, что деньги почему-то всегда попадают не в те руки. Плоды капитализма.
— Слава богу, ты жива, — обрадовалась Тамарка, увидев меня.
— А что со мной должно сделаться? — насторожилась я.
— Послушай своего сына, — сказала Тамарка, протягивая мне трубку параллельного телефона и повторяя свой вопрос:
— Не поняла, что делает твой папа?
Я приложила трубку к уху и услышала жизнерадостный Санькин голосок.
— Папа вешает маму, — сообщал мой сын.
Мне, как и Тамарке, сделалось не по себе.
— А куда он ее вешает? — спросила Тамарка.
— На стенку, — со знанием дела пояснил Санька.
— А мама твоя оттуда не упадет?
— Не-а, папа взял толстую веревку.
Тамарка с осуждением уставилась на меня и, прикрыв трубку рукой, зловеще прошептала:
— В твоем доме происходят страшные вещи.
Я пребывала в такой растерянности, что ответить ничего не могла.
— Если папа вешает маму, то что же делает баба Рая? — поинтересовалась у Саньки Тамарка.
— Баба Рая радуется, и я вместе с ней, — бодро сообщил мой сын.
Я хлопнула себя по лбу и завопила:
— Речь идет о моем портрете! Они вешают его!
О, горе! Я побежала!
— Постой-постой, сумасшедшая, — выскакивая из кресла, вцепилась в меня Тамарка. — Зачем приходила-то, расскажи!
— Потом, — вырываясь, закричала я. — Потом!
Женька вешает картину, надо ему срочно помешать!
Тамарка схватила меня за шкирку и, пользуясь тем, что намного сильней, усадила в свое дорогое кресло.
— Мама, ты невозможная! — возмутилась она. — Прибегаешь, тут же убегаешь, ничего не объяснив.
А как же я? Обо мне ты подумала?
— При чем здесь ты?
— Я с ума от любопытства сойду. Что случилось?
Почему нельзя вешать картину?
— Будто не знаешь, черт возьми! — рассердилась я, выскакивая из кресла. — Зачем ее вешать, когда она все равно упадет?
— Да почему же она упадет, если она уже падала? — спросила Тамарка, грубо возвращая меня в кресло. — Сиди! Говорю тебе, сиди!
— Не могу сидеть, когда там меня вешают!
— Мама, ты невозможная! — топнула ногой Тамарка. — Скажешь ты, в чем дело, или нет?
— Скажу, — успокоила ее я. — Скажу, только прекрати меня турзучить. И вообще, отойди.
— Я отойду, а ты сбежишь.
— Не сбегу, — пообещала я, не собираясь выполнять обещания.
Однако Тамарку не проведешь. Она отошла от меня, но не к столу, а к двери, таким образом перекрыв мне путь отступления.
— Так в чем дело. Мама? — спросила она. — Что ты так волнуешься? Стрела уже была, картина падала, так в чем же дело?
— В том и дело, что стрела — не та и не та картина.
Пупс приходил не за тем, чтобы картину уронить, а за стрелой. Он украл ее и вот буквально только что, перед моим к тебе приходом, выстрелил в меня.
Я вытащила из сумки стрелу и показала ее Тамарке.
Тамарка безгранично удивилась и спросила:
— А как же та стрела, которая в косяке?
— Стрелу в косяк воткнул Евгений.
— А картина?
— Картину сбил мой шаловливый Санька. А вот эта, — я потрясла стрелой, — настоящая. Пупс только что пустил ее в меня.
— А разве Пупс умеет стрелять?
— Еще как умеет, — заверила я. — Сегодня мне демонстрировал. У него и арбалет есть.
Сообщением моим Тамарка была оглушена.
— Вот тебе и Пупс! — только и сказала она.
— Точно так же выразила свое отношение к этому событию и я. Теперь ты понимаешь, что я должна быть дома, а не здесь.
— Не понимаю, — возмутилась Тамарка. — Мама, ты невозможная! Зачем тебе бежать домой сегодня, если картина будет падать только завтра?
— Ты права, — успокаиваясь, согласилась я. — Если из арбалета в меня стреляли сегодня, значит, картина на следующий день упадет.
— И знаешь что, — сказала Тамарка, — дай-ка мне стрелу. Что-то я тебе не доверяю, слишком часто воруют ее у тебя. А я так эту стрелу спрячу, что днем с огнем не найдут. Тебе же все равно, тебе это уже не грозит, а мне еще предстоят испытания.
— Послезавтра, — напомнила я, протягивая Тамарке стрелу.
— Вот именно, — вздохнула она, укладывая стрелу в ящик стола. — Посмотрим, что Пупс будет делать, если не будет у него этого инструмента.
— И посмотрим, что он будет делать, если не будет в моем доме ни одной картины. Все со стен сниму, даже ковер в Санькиной комнате.
— Давно пора, это мещанство, — заметила Тамарка.
— Вы прямо сговорились с Женькой, — возмутилась я. — Все вам мещанство, а ребенку холодно без ковра. Стена там ледяная.
— Но сейчас же не зима.
— Потому и иду на то, чтобы снять ковер, если вообще это поможет. Вон, у Юльки не было картин, так Пупс нашел выход: прислал мазню, да еще и сказал, что от меня подарок.
— Значит, строго-настрого бабе Рае прикажи, чтобы не принимала никаких подарков.
Мне стало смешно. Бабе Рае прикажи. Будто я в моем доме приказываю. Даже говорить об этом не хочу, так обидно.
— Тома, как думаешь, что с Пупсом? — спросила я. — Он совсем с ума сошел. Даже фингал набил Розе и вазу грохнул хрустальную.
Тамарка неожиданно психанула.
— Мама, ты невозможная! — закричала она. — Я седьмая жертва. Пупс, с риском попасть в голову, пробивает уже седьмую шляпку, время от времени постреливает в людей из арбалета, потом громит дорогие картины, а ты переживаешь за фингал Розы. Будто большего горя у нас нет, чем ее хрустальная ваза.
Ну как тут не обидеться?
— Я сказала тебе для информации, если не хочешь слушать, так я пошла. Не знаю, о чем еще нам разговаривать тогда.
— Действительно, кроме Пупса, не о чем. Ты квартиру ребенку покупать собираешься? — уже деловито поинтересовалась Тамарка. — Бери, пока дешево. Тося уже взяла. Я трехкомнатную тебе устрою по цене двухкомнатной. Или четырехкомнатную по цене трехкомнатной, но с небольшой доплатой.
Никаких нервов не хватит на эту Тамарку. Нашла о чем разговор затевать.
— Как могу я предаваться размышлениям о квартире, когда у нас происходят такие дела? — закричала я. — Ты действительно думаешь, что я сейчас отключусь от Пупса и начну покупать у тебя квартиру, да еще и в Питере, да еще и Саньке, которому до женитьбы двадцать лет как минимум. Раньше я не позволю.
— А почему бы не купить, если дешево? — изумилась Тамарка.
— Ты настоящая капиталистка! Уже нет в тебе души!
У человека, у друга твоего, беда, а ты только и думаешь, как бы на мне понаживаться!
— Да я помочь тебе хочу.
— Силой? Ты же буквально с пытками доброе дело творишь. Сколько можно истязать меня этой квартирой? Не куплю я ее, не куплю! Даже даром не возьму, если давать будешь!
— Это вряд ли, — туманно откликнулась Тамарка, до сих пор не знаю, что она имела в виду.
Выяснять времени не было, зазвонил мой мобильный.
— Все, не знаю, что с ним делать, — разрыдалась в трубку Роза.
— Что случилось? — испугалась я. — Снова Пупс?
— А то кто же?
Господи, когда он только все успевает? Лежал же в обмороке, так нет же, вскочил и давай с арбалетом по городу нарезать.
— Роза, что у вас произошло, когда я ушла?
— Когда ты ушла, — ответила Роза, — Пупс пришел в себя и собирался обедать, но ему позвонили. Он быстро оделся и ушел.
— И сумку спортивную с собой взял, — на всякий случай уточнила я.
Роза оторопела:
— Какую сумку?
— Большую спортивную сумку, — напомнила я.
— Да нет у него большой спортивной сумки! — закричала Роза. — Нет никакой, да и что прикажешь ему с этой сумкой делать? Пупс и спорт несовместимы. Его же со стадиона ветром сдувает.
Теперь уже оторопела и я:
— Да ну? А я видела его с большой спортивной сумкой. А в сумке лежал…
— Арбалет, — перебивая меня, закончила фразу Роза. — В сумке лежал арбалет.
— Ничего не понимаю, — сказала я Тамарке.
— А что там? Что? — оживилась она.
— Да черт-те что, — ответила я ей и обратилась к Розе. — Роза, — возмутилась я, — у тебя не поехала крыша вместе с Пупсом?
— Почему ты спрашиваешь? — обиделась Роза.
— Да потому, что понять тебя не могу: то есть у Пупса сумка, то нет.
— В том-то и дело, что нет, а как ушел он, так сразу появилась. А в сумке арбалет.
— Правильно, — подтвердила я. — В сумке арбалет, а ту стрелу, которую ты жевала, Пупс уже выпустил в меня. Он все время ее ворует, но теперь не украдет, теперь я отдала ее Тамарке. Ты же знаешь, как украсть у нашей Тамарки. Кто попробует, своего лишится.
— Сразу надо было стрелу Тамарке отдать, — похвалила меня Роза. — Кстати, ты где околачиваешься?
— У Тамарки и околачиваюсь, — призналась я.
— А я с сумкой сижу у тебя. Срочно приезжай, — крикнула Роза и отключилась.
Я растерянно посмотрела на Тамарку, которая буквально впилась в меня своим хищным взглядом.
— Так что там случилось? — сгорая от любопытства, спросила она.
— Сама не поняла, но Роза сидит у меня, — ответила я. — Надо ехать.
— Поезжай, — согласилась Тамарка. — Жаль, я не могу поехать с тобой, но я тебе потом позвоню. Держи меня в курсе.
* * *
Зареванная Роза сидела одна в гостиной. У ног ее стояла та самая сумка, которую я видела у Пупса и даже сама держала в руках.
— Только что звонил, ничтожество, — всхлипывая, сказала Роза. — Я ему сообщила, что фиг он теперь стрелу украдет. Пусть попробует украсть у Тамарки.
— Правильно, пусть попробует, — согласилась я. — А реветь-то зачем?
Роза полезла в сумку.
— Это что? — спросила Роза, доставая из сумки арбалет и потрясая им.
— Судя по всему, арбалет, — проявила эрудицию я. — Тот самый арбалет, из которого часа полтора назад твой Пупс в меня стрелял.
