Глава 23
Я не знала, что и думать. Пупс.
Снова Пупс, и снова пропала стрела.
Я впала в очень глубокую задумчивость, из которой не вывел меня даже звонок Тамарки.
— Ну что? — спросила Тамарка. — Кто-нибудь у вас утром был?
— Утром Пупс был, — не выходя из задумчивости, ответила я.
— И чего хотел?
— Занял «чирик» у Евгения.
— Чего занял? — переспросила Тамарка.
— Да «чирик» занял, — раздражаясь, повторила я. — «Чирик»!
— А что это такое?
— Точно сказать не могу, но, по-моему, это десятка.
Десять рублей.
Тамарка ахнула:
— А-а, Пупс занял десять рублей?!
— Так Евгений говорит, а у меня нет причин ему не верить, — буркнула я.
Тамарка опять ахнула:
— А-аа! Пупс же бухгалтер!
— Ну и что из того? — удивилась я.
Тамарка ахнула еще сильнее:
— А-ааа! У него же сейф, полный денег!
— У Пупса?
— Ну конечно.
— Точно, а я и не подумала.
— Ты никогда не думаешь, — обрадовалась Тамарка. — Нет, я не пойму! И все же объясни мне! Неужели ты хочешь сказать, что Розин Пупс занял у твоего Женьки десять рублей?
— Не хочу, но говорю, — призналась я; — Сама над этим голову ломаю.
— Уму непостижимо! — возмутилась Тамарка. — И что можно сделать с этим «чириком»? На него даже спичек приличных не купишь!
Я была полностью с ней согласна, но имела кое-какие соображения.
— Лично меня тоже сильно удивляет поведение Пупса, — сказала я. — И именно то, что он взял у Женьки «чирик». Уверена, раз у Пупса денег сейф полный, значит, «чирик» он просил для отвода глаз, но почему он так глупо глаза отводил? Неужели не мог попросить у Женьки больше?
— Ты хочешь сказать, что у твоего Женьки в бумажнике денег больше, чем в сейфе главного бухгалтера крупной компании? — с обидным сарказмом поинтересовалась Тамарка.
— Всеми силами стараюсь, чтобы это было не так, — скромно ответила я. — Но разве дело в этом?
Как бы там ни было, Пупс этот «чирик» попросил, и Женька ему его дал, невзирая на сейф. Разве это не странно?
— Да, странно, — согласилась Тамарка, — а может, и в самом деле крыша у Пупса поехала? Об этом уже все говорят.
— Конечно, поехала, иначе зачем бы он стал красть стрелу. Пришел под марку «чирика», а сам слямзил стрелу. И в прошлый раз поступил так же.
— В прошлый жа ж раз он дважды приходил, — встряла в разговор баба Рая, которая приноровилась подслушивать нас с параллельного телефона.
— Как дважды? — удивилась я.
— А вот так, — похмельным голосом ответила баба Рая. — Вы тогда жа ж пошепталися, и Пупс ушел, а ты, макитра, к портнихе жа ж на примерку наладилася, вот Пупс жа ж после твоего ухода сразу и пришел. Бойкий такой.
— Пупс? Бойкий? Что же ты мне не сказала, баба Рая! — возмутилась я.
— Тю-ю, что жа ж ты на ухо так кричишь-то, оглашенная, — возмутилась баба Рая.
— Не смей кричать бабе Рае на ухо, — потребовала Тамарка.
— Пускай уберет свое ухо из нашей линии, — посоветовала я.
— Пожалуйста, уберу, — обиделась баба Рая, не убирая и не собираясь убирать.
— Ничего убирать не надо! — запротестовала наивная Тамарка. — У меня вопрос: баба Рая, скажите, зачем он приходил?
Баба Рая охотно зажужжала:
— Да рази жа ж яго поймешь? Сказал, чтой забыл чавой-то, а потом жа ж попросил глоток воды. Я жа ж не выгоню яго. Пошла жа ж за водой…
— Вот тогда Пупс стрелу и слямзил, — прерывая бабу Раю, догадалась я. — Видимо, в первый раз не успел, я-то дверь мигом закрыла, так он вернулся.
— Может, и слямзил, — согласилась баба Рая, — я жа ж когда с водой вернулася, дак яго жа ж уже и не было. И дверь жа ж оставил нараспашку.
— Теперь ты веришь, что Пупс слямзил стрелу? — спросила я у Тамарки.
— А куда мне деваться? — ответила она. — Больше некому. Но что он с ней может сделать?
— В смысле? — удивилась я.
— Мама, ты невозможная! — закричала Тамарка. — Не допускаешь же ты, что Пупс стреляет из арбалета.
И из пистолета, надеюсь, ты тоже не допускаешь. Самое безопасное место то, куда Пупс целится. Хотя, — вдруг осенило Тамарку, — может, поэтому еще никто и не убит. Если Пупс целится в голову…
— Тише-тише, нас подслушивают, — напомнила я.
Баба Рая, услышав про пистолет, уже молчала как партизан.
Вот что мне в ней нравится, так это ее выдержка.
Французский коньяк может позавидовать такой выдержке. Часами может наша баба Рая подслушивать и ни разу вопроса не задаст, а ведь не все ей бывает понятно.
Это подвиг, должна вам сказать. Я бы так не смогла.
— Если Пупс целится в голову, то, конечно же, промажет в шляпку, — продолжила Тамарка.
— Тамарка, все, — сказала я. — Раскручивать беседу нет никакой возможности. У бабы Раи хрупкое и надломленное пьянством здоровье. Наших версий она может не выдержать, понимаешь? От наших версий баба Рая может сломиться, а у меня Санька без присмотра и уборки скопилось полный дом.
— Хорошо-хорошо, — все сразу поняла Тамарка, — но скажи, что ты собираешься делать?
— Ехать к Розе, — ответила я.
* * *
Я не решилась сразу ехать к Розе, а сочла за благо предварительно ей позвонить.
Роза, к моей радости, была дома.
— Дорогая, как твои дела? — для разгона темы спросила я.
— Как мои дела? — закричала Роза. — Только садист может задать мне такой вопрос!
«Значит, дела у Розы плохи, — удрученно подумала я. — Что ж, зайдем с другой стороны».
И зашла.
— А чем ты занимаешься? — спросила я.
— Придумываю, как бы половчей повеситься, — со всей серьезностью сообщила Роза.
— Опять Пупс?! — испугалась я.
— А то кто же! Каждый день сюрпризы. А ведь ничто не предвещало подобных превращений, скромный был такой, когда я замуж за него выходила. Права была мама, когда говорила, что в тихом омуте черти водятся.
Как она меня замуж выдавать не хотела! Господи, да за что только я полюбила его. Кощея этого Бессмертного!
Нет, права моя мама — в тихом омуте черти водятся!
— Да Пупс на омут-то не тянул, когда ты замуж за него выходила, — остановила ее я. — Вспомни, похож был на желе, посыпанное пудрой сахарной.
— Зато теперь похож на вулкан, — пожаловалась Роза. — То прибегает, то убегает, то трезвый, то пьяный, то буянит, то прощения просит… Больше же не могу, замучилась и подумываю о разводе.
Я испугалась.
— Ты что, даже и не помышляй! — возмутилась я. — Разве можно человека в такой беде бросать? Спасать его надо, срочно спасать!
— Пока спасать буду, погибну сама, — выразила опасение Роза и заплакала. — Мне от людей уже стыдно, — всхлипывая, призналась она. — Каждый день звонят друзья и сослуживцы Пупса, рассказывают такое, что хоть бери топор и вешайся. Знаешь, я, наверное, не выдержу и убью его.
— Нет-нет, не вздумай! — взмолилась я. — Держись, изо всех сил держись, я еду к тебе. Скоро буду.
— Только скорей, — сморкаясь, попросила Роза. — Мне тебя очень не хватает.
* * *
В квартире Розы меня ждала страшная картина:
Роза встретила меня с жутчайшим фингалом, а Пупс в плаще и шляпе лежал в прихожей на полу.
Увидев его, я отшатнулась и, с ужасом глядя на Розу, закричала:
— Убила его?!
— Ну что ты, — успокоила меня Роза. — Сам упал.
Как стоял, так и упал.
— Огрела?
— Да ну, — обиделась Роза.
— Тогда в чем дело? Пьяный?
Роза покачала головой:
— Нет, абсолютно трезвый.
Это было так удивительно, что я не поверила и, опустившись на колени, приблизилась вплотную к бледному лицу Пупса и принюхалась. Запаха алкоголя я не услышала, только приятный аромат одеколона, который Пупс всегда умел со вкусом подбирать.
— А что же с ним? — спросила я.
— Обморок, — с презрением сказала Роза.
— Может, «Скорую» вызовем?
— Ничего страшного нет, — рассердилась Роза. — Полежит-полежит и придет в себя, это я тебе как гинеколог говорю. Лучше посмотри на мой фингал. Как я завтра на работу пойду?
Я присмотрелась к фингалу и не смогла ответить на ее вопрос. Фингал был внушительный, объемный, такой не спрячешь ни под какой пудрой.
— А фингал откуда? — робея, спросила я.
— От верблюда, — ответила Роза, пиная ногой бесчувственного Пупса.
Глаза мои полезли на лоб.
— Неужели Пупс наварил? — отказываясь верить, что допускаю такое, спросила я.
Роза всплеснула руками и защебетала:
— Сегодня взяла отгул, отдохнуть решила, выпроводила на службу Пупса, вымыла на кухне посуду и сидела спокойно перед телевизором, смотрела «Новости», вдруг возвращается это ничтожество и начинает устраивать скандал…
— Подожди, — остановила ее я, — как это — он начинает устраивать скандал? А ты где была?
— В том-то и дело, что я на скандал настроена не была. Спокойно смотрела телевизор, он же, ничтожество, схватил со стола вазу и зарычал: «Не дашь сто баксов — разобью».
Я оцепенела.
— И что ты? — осипшим от волнения голосом спросила я.
Роза грозно поставила руки в бока и, презрительно кивая на стол, спросила:
— Ты видела мою хрустальную вазу? Разве ей цена сто баксов?
Я вспомнила вазу и ответила:
— Нет, она значительно дешевле.
— Вот и я так сказала: «Бей, если приспичило, а денег не дам».
— А он?
— Разбил.
— А ты?
— Возмутилась.
— А он?
— Тоже.
— А ты?
— Огрела вешалкой.
— А он?
— Он дал мне в глаз, — и Роза со слезами показала на свой фингал.
У меня даже дух захватило от таких событий. Триллер! Настоящий триллер!
Какими страстями живет народ, а у нас с Женькой все так пресно.
— Дал в глаз, и все? — спросила я.
— Убежал, — пожаловалась Роза. — Я закричала, что теперь-то уж точно его убью — и за вазу, и за глаз.
Он испугался и убежал.
Я растерялась. Судя по всему, фингал совсем свежий, тогда почему на полу лежит Пупс? По всем приметам, должна бы лежать Роза. Неужели Роза догнала его, убила, затащила в прихожую, а теперь пудрит мне мозги?
Я испугалась и бросилась щупать у Пупса пульс.
Пульс был, был-был, более того, Пупс дышал и для покойника выглядел слишком свежо.
— Что ты его щупаешь? — возмутилась Роза. — Он жив, что этому ничтожеству сделается? Я скорей умру.
Он, вижу, этого и добивается.
— Роза, как же оказался бедняга на полу? — строго спросила я, всей душой почему-то болея за Пупса.
— Я же говорю тебе, — рассердилась Роза. — Набил мне фингал и убежал, а спустя час вернулся на обед и спокойненько целует меня в щеку. «Котеночек, я устал, чем ты меня сегодня кормишь?» — мастерски передразнила Пупса Роза.
— А фингал? — изумилась я.
— Ну, конечно же, он увидел его да как закричит:
«Розочка, что это такое?» — «Ах ты гад, — говорю я ему, — ты еще имеешь наглость спрашивать? Сейчас я тебя накормлю!»
— Бог ты мой! — ужаснулась я.
— Вот именно, — подтвердила Роза. — Он еще верить не хотел, что сам же набил мне этот фингал.
— Да еще расколошматил вазу, — напомнила я.
— Вот именно, — подтвердила Роза. — Я и про вазу ему сказала. Он долго не верил, а как увидел осколки, я их нарочно не убирала, как увидел осколки, так сразу поверил. Ничтожество!
Я слушала, затаив дыхание, но Роза замолчала, явно не собираясь продолжать.
— Поверил — и что? — осторожно спросила я.
— Ив обморок, — возмущенно сообщила Роза, вторично пиная мужа. — В обморок сразу, подлец. В чем пришел, в том и упал — в плаще и шляпе.
Я покосилась на лежащего Пупса и сказала:
— Вижу.
— Все увидят, — пригрозила Роза.
— И долго он будет так лежать?
— Пока в себя не придет.
— Ясное дело, — заволновалась я, — а когда он в себя-то придет, скажи мне как гинеколог?
Роза свирепо взглянула на меня и зло ответила сквозь зубы:
— А вот этого я даже как гинеколог не знаю. По мне, подольше бы так полежал, все же спокойней. Кто знает, что в его голову стукнет через минуту. Сейчас в обморок шлепнулся, а вдруг в себя придет и второй фингал наварит? Нет уж, пусть лежит.
— Но как-то странно, — посетовала я. — Человек лежит живой, без сознания, а мы ему не помогаем.
Как-то не по-людски.
Роза с осуждением покачала головой.
— Помоги, — сказала она, — а он в себя придет и тебе фингал наварит. Думаешь, заржавеет за ним?
— Что, не заржавеет? — с ужасом прошептала я.
— Теперь уверена, что нет. В полный разнос парниша пошел.
— Тогда пускай лежит, — переступая через Пупса, сказала я.
