Можно как угодно относиться к Комарову, но проигрывать он умел. Геннадий Петрович не сделал попытки возмутиться, не притворился разгневанным или оскорбленным, он сухо спросил:

– Чего ты хочешь? Денег? Надеюсь, ты понимаешь, что шантажистам не платят, это лишь стимулирует их на новые подвиги.

– Оставьте деньги при себе, – с достоинством ответила я, – у нас с бабушкой успешный бизнес, мы не нуждаемся.

– Врешь, киса, – мерзко усмехнулся любитель зеленых персиков, – дела «Кошмара» отнюдь не блестящи. Изабелле Константиновне кое-как удается держать отель на плаву, но особых успехов старуха не добилась. Ей мешают глупость, отсутствие рекламы и неумение жестко вести дела. При желании гостиницу можно раскрутить, сюда поедут богатые и знаменитые, за ними потянется и средний класс, который делает кассу. Сейчас же к вам прикатывают те, кто нашел упоминание о «Кошмаре» в Сети. Кстати, кто делал ваш сайт? Непрофессиональная работа.

Я проглотила обиду. Геннадий озлоблен, поэтому пытается оскорбить меня. Сайт нормальный, не хуже и не лучше других. И о нас показывали сюжет по телевидению! Я стиснула кулаки.

– Вы поэтому приехали с Юлей в «Кошмар»? Знали, что здесь не встретите знакомых, которые удивятся наличию у вас дочери? Давайте заключим сделку. Раз вы объявили живую девушку трупом и действуете заодно с Иваном и Мишей, вы мне рассказываете, где прячется оживший труп, кто исполняет роль привидения в белых кроссовках с фонариками на задниках, а я молчу о ваших несуществующих родственных связях с Юлей. Идет?

Я демонстративно достала из кармана мобильный, навела камеру на лицо Комарова и щелкнула кнопкой.

Геннадий Петрович засмеялся.

– Ты мне нравишься! Отчаянно храбрая мышь! Тебе все равно придется держать язык за зубами. Владельцы гостиницы, слишком много болтающие о гостях, быстро разоряются. Если ты держишь отель, умей ничего не замечать вокруг. Делаю тебе встречное предложение: вы с Изабеллой сидите тихо, и тогда сюда не заявятся налоговая инспекция, пожарные, санэпидемстанция, наркоконтроль… Кто еще остался? Ладно, хватит и тех, кого я назвал, чтобы сделать вашу жизнь невыносимой. О’кей, киса? И при чем здесь Иван с Михаилом?

Мне отчаянно захотелось ткнуть кулаком в нос доброму папочке, но рукоприкладство не решит проблемы.

В третьем классе Белка отправила меня на занятия в секцию самбо. Меня там обучили разным приемам, с тех пор я спокойно могу победить хулигана. Наш тренер Сергей Леонидович постоянно повторял: «Ребята, никогда не показывайте противнику свой страх. Как только соперник увидит хоть тень растерянности в ваших глазах – все, он победил. Тот, кто засомневался в собственной победе и допустил мысль о том, что другой спортсмен сильнее его, стопроцентный лузер. Даже если вас прижали к полу и не дают возможности пошевелиться, считайте, что вы применяете особый тактический прием. Вспомните Кутузова, который сдал Москву, чтобы наголову разбить Наполеона, поймите, маленькое отступление часто ведет к полнейшей победе. Повторяйте про себя: я лежу на лопатках, потому что заманиваю врага. Сейчас он расслабится, и я вывернусь и сделаю из него фарш для пельменей!»

– Отлично, – кивнула я, – санэпидемстанция неплохой ход, вы бросили на стол десятку. Мой ответ. Я имею любовника, который служит в МВД. Вашей фотографии ему хватит, чтобы узнать, кто такой Геннадий Петрович Комаров. Еще у меня есть бывший любовник, который не потерял надежды вернуть себе статус грелки моей кровати. Он, на вашу беду, журналист из «Желтухи». Вы засылаете сюда проверку и получаете серию статей про педофила.

– Не хочешь попробовать себя на политическом поприще? – спросил Комаров. – Одному моему приятелю, депутату, нужна помощница. Зарплата невелика, зато есть возможность обзавестись связями. Ты определенно подойдешь, у тебя талант.

– А вы патологический врун, – вырвалось у меня помимо воли. – Лжете, как дышите. И я подозреваю, что Миша и Иван ваши друзья! Вы помогли парням, объявили, что девушка в коридоре – труп, сбили всех с толку! Значит, так! Немедленно рассказываете, где прячутся актеры, и я молчу о Юле и ваших забавах. В противном случае открою рот, и вам придется туго. Плохо, когда тобой интересуется налоговая, но намного хуже, когда все узнают, что ты педофил!

– Да я понятия о них не имею! – с досадой воскликнул Комаров. – Ты права, я не врач. Ну сглупил, назвался кожником! Мой отец всю жизнь проработал дерматологом, я подумал, что ничего хитрого в этом нет. Хорошо знаю, что про неполадки с кожей люди помалкивают, а тут Олег со своими язвами! Да у меня самого все тело чешется.

Я поскребла пальцами шею, но ничего не сказала.

– В подростковом возрасте мне хотелось стать хирургом, – каялся Комаров, – я увлекся чтением специальной литературы, имел романтическое представление о профессии врача. Но мой отец Петр Геннадиевич отлично знал, что эта ноша не для меня, он не стал отговаривать сына, понимал: тот из детского упрямства не послушает отца. Он поступил умно, начал меня поощрять, записал в кружок «юный медик», который функционировал при медвузе. Нам год читали лекции, а потом отвели в морг.

Геннадий Петрович примолк.

– Понравилось? – с изрядной долей ехидства осведомилась я.

Комаров почесал щеку.

– Я патологически боюсь крови, упал в обморок и больше ни разу не заговаривал о медицине, пошел в МГУ на экономический факультет и сейчас очень благодарен отцу. Не будь он мудрым человеком, сидеть бы мне полжизни в больнице и делать за ничтожный оклад тяжелую работу. Я заведую одной конторой с большим количеством служащих и счастлив.

Я спокойно слушала Комарова, а тот был весьма откровенен, да и понятно почему. Мало кому доставит удовольствие увидеть свое фото в «Желтухе» в сопровождении шапки: «Педофил на отдыхе». Комаров большой начальник на своем поле, он абсолютно не хочет, чтобы подчиненные и пресса узнали о его пристрастии к малолетним девочкам.

– Нельзя называть меня педофилом, – внушал мне добрый «папаша», – я не животное, которое нападает на детей и мучает их. Юля профессиональная проститутка, это всего-навсего ролевая игра. Кстати, она не девочка, ей давно исполнилось восемнадцать.

– Вы знаете истинный возраст партнерши? – поразилась я.

Комаров улыбнулся.

– Ну конечно. Страсть к юным партнершам я удовлетворяю при помощи тех, кто продает себя за деньги. У меня нет желания очутиться в центре скандала, связанного с детской проституцией, это грозит большими, и не только моральными, проблемами. Я женат и имею двух дочерей: пятнадцати и тринадцати лет. Представляете их реакцию на сообщение о сексуальных пристрастиях отца? Но я так устроен, что не могу получить удовольствие от зрелой женщины. Секс с женой я исполняю исключительно по обязанности, и, слава богу, моя супруга не страстная дама, ее основной инстинкт – шопинг. Юля полагает, что хозяйка меня обманула, выдала ее за подростка, и очень старается, ей хочется получить подарки. Я вполне удовлетворен спектаклем. Это мой способ расслабиться. Вот тебе вся правда. Ивана и Михаила я ранее не встречал, о том, что труп ожил, узнал вместе со всеми. Девочка, рассуди здраво. Я приехал в «Кошмар», чтобы не столкнуться со знакомыми, решил отдохнуть с Юлей, которая филигранно изображает школьницу. Она не знает, что мне известно, сколько ей лет, и играет просто великолепно. М-да. Я назвался врачом, соврал, сама понимаешь почему. Да, я произнес тогда фразу: «Она умерла», но не потому, что помогал Ивану с Михаилом, а потому, что все ждали моего заявления. Зачем мне участвовать в съемке фильма, которую затеяли наглецы? Мне не нужна огласка. Я хочу отобрать у них видеокамеру и раскрошить ее в пыль. Ты намерена отомстить парням за то, что они здесь устроили. Давай действовать сообща. По рукам? Заключим союз! Мы ведь уже один раз договаривались. Разве я тебя выдал? Рассказал всем о костюме гризли и о том, как ты в нем разгуливала?

Если хочешь победить, надо порой вступать в коалицию с малоприятными людьми. Я осторожно пожала протянутую Комаровым руку.

– Иес! Нам с бабулей не помешает ваша помощь.

Комаров потер шею.

– У вас тут море комарья. Похоже, меня искусали.

– Я включила электрические киллеры, – сказала я, – но от них пока мало толку.

– Ты осмотрела все помещения? Первый этаж, второй? – деловито спросил Комаров.

– Еще не успела, – ответила я.

Дверь в спальню распахнулась, влетела Юля.

– Папа! – закричала она с порога, – беги скорее! Кузьме Сергеевичу плохо! Он ваще уже мертвый!

Я вскочила и ринулась вниз.

Бизнесмен лежал на диване в гостиной, глаза полузакрыты, на лице яркие красные пятна, нос и губы увеличились в размере, верхние веки сильно опухли и почти стекли на щеки. Рядом, стоя на коленях, рыдала Аня.

– Солнышко! Не умирай! Милый, посмотри на меня! Дыши, пожалуйста, дыши!

– Наконец-то! – закричала Маша, когда Геннадий Петрович возник на пороге. – Спасите его!

Комаров отступил на шаг.

– Я дерматолог. Извините.

Аня вскочила на ноги и кинулась к лжедоктору.

– Умоляю! Кузьма – это все, что у меня есть! Господь не дал мне ни детей, ни других близких. Спасите мужа!

Я пожалела Геннадия Петровича. Лучше бы он прикинулся кем угодно, но не врачом! Аня бросилась перед Комаровым на колени, протянула к нему руки и сбивчиво заговорила:

– Если муж умрет, я не проживу и дня. Долгие годы искала вторую половинку, и теперь смерть отнимает у меня с таким трудом обретенное счастье! Господи, ну зачем мы затеяли медовый месяц? Ведь поженились не вчера!

Маша зарыдала в голос. Аня, не обращая внимания на Леонову, продолжала:

– Лягу с ним в могилу, и пусть холм над ней растопчут дикие лошади, я не смогу бросить мужа!

Маша начала икать, захлебываясь плачем. Несмотря на нервную обстановку, меня удивило поведение жены Олега. У той настоящая истерика. Слишком бурная реакция для постороннего человека.

– Но я ничего не могу, – испугался Комаров. – Ну, прыщи зеленкой помазать. Ей-богу! Честно!

Кузьма Сергеевич захрипел, я приросла ногами к полу. Никогда не видела, как умирает человек, но сейчас, кажется, Пряников нас покинет.

– Сделайте хоть что-нибудь! – закричал Бурундуков.

– Что? – шепотом спросил Комаров.

– Он практически не дышит, – прошелестел Миша, – в его легкие кислород не поступает.

– Мама! – зарыдала Аня. – Ой, мамочка! Кузенька!

– У вас есть водка? – крикнул Иван. – Желательно, непочатая бутылка?

– С ума сошел? – спросила Олеся. – Нашел время!

Иван быстрым шагом двинулся на кухню и начал тщательно мыть руки, отдавая короткие приказы:

– Нужен нож, острый. И спиртное, не менее сорока градусов! Степанида, будешь мне помогать. Еще трубка.

– Зачем? – промямлила Белка.

– Необходима экстренная трахеотомия, – сказал Ваня. – Операция.

– Ты способен ее сделать? – не поверила я.

– Обрабатывай руки, – приказал Иван, – одному мне не справиться. Так. Отлично. Наливаем водку в кастрюльку, бросаем туда нож и две столовые ложки. Степанида, теперь плесни мне на пальцы спиртное. Где трубка?

Белка услужливо протянула пластиковую трубочку для коктейля.

– Не пойдет, – отверг предложенное Ваня, – в доме есть кружка Эсмарха?

– Все чашки на виду, – быстро сказала Олеся.

– Клизма, – уточнил Иван, – ее медицинское название кружка Эсмарха.

– В ванной висит, – крикнула Белка убегая, – сейчас принесу.

Бабуля слетала за клизмой в рекордно короткий срок.

– Отрежем кусок резиновой трубки, – протянул Иван, – обдадим кипятком, сунем в водку. Так! Полотенца, чистые, и лейкопластырь в рулоне! Степа, бери кастрюлю, пошли к Кузьме, остальные вон из гостиной.

Присутствующие повиновались, только Аня бежала за нами и голосила:

– Я не уйду! Не оставлю любимого!

– Миша, Никита, уберите эту дуру! – гаркнул Иван и начал расстегивать рубашку на бизнесмене. – Степа, надеюсь, ты не упадешь в обморок.

– Постараюсь тебя не подвести, – дрожащим голосом пообещала я.

Люди, как мне страшно! Но альтернативы нет. Маша в истерике, Аня ничего не соображает, Белке нельзя волноваться, Геннадий Петрович деморализован, Юля предпочла убежать на кухню. Правда, есть еще Никита, Миша и Олеся с Катей, но Ваня по каким-то причинам выбрал в помощницы меня. Если я струшу, потом остаток жизни буду ощущать вину за смерть человека.

– Готова? – спросил Ваня.

Я кивнула.

– Сделаю разрез, а ты придерживай края раны при помощи ложек, – велел режиссер, – да не суповой частью, а той, за которую держат прибор. О’кей?

Я опять кивнула.

– Действовать надо быстро, на счет три, – объяснял Иван, – не тяни кожу сильно в стороны, не дави, просто придержи, чтобы края не соединились.

Ваня налил на шею Кузьмы Сергеевича водки, потом воткнул нож в кожу. Показалось что-то желтое, затем потекла кровь.

– Раз, два, три, – скомандовал парень.

Я, преодолевая ужас, живо всунула ложки в разрез и слегка отвела их друг от друга.

– Супер, – одобрил Ваня, орудуя лезвием. Теперь он резал какую-то серо-белую трубку, напоминающую по виду ребристый садовый шланг.

– Держи, – рявкнул режиссер, – не спи! Потом в обморок шлепнешься!

Я изо всей силы сжала ложки. Иван ловко впихнул в образовавшееся в «шланге» отверстие кусок резиновой трубки и сказал:

– Хорош.

Я вытащила ложки и замерла. Ваня, насвистывая себе под нос бравурный мотив, примотал трубку лейкопластырем, швырнул на пол окровавленные полотенца и сказал:

– Операционная медсестра свободна, благодарю за хорошую работу.

Я продолжала стоять, слушая, как в трубку со свистом входит воздух. Лицо Кузьмы Сергеевича мало-помалу теряло синеву. Иван взял мою правую руку, разжал сведенные судорогой пальцы, вынул ложку, затем проделал то же самое с левой и сочувственно спросил:

– Испугалась?

– Очень, – честно призналась я, – прямо очень-очень-очень.

Иван бросил ложки к окровавленным тряпкам и обнял меня:

– Ты молодец! Другая могла бы заистерить.

– А смысл? – спросила я, отчаянно пытаясь не заплакать. – Где ты научился таким штукам? Понимаешь, что ты реально спас Кузьму Сергеевича от смерти?

– В институте, – пояснил Иван, – я учусь на медицинском, на пятом курсе. Че, думала, я гоблин?

Пришлось признаться:

– Вроде того.

Ваня посмотрел мне в лицо. Я удивилась: у него оказались красивые, умные глаза.

– Пусть Олеся тут уберет. Но только после того, как мы с ребятами поднимем больного в номер. В вашей аптеке есть шприцы и антибиотики? Их всегда назначают после оперативного вмешательства, а я ставил трубку в полевых условиях, ни времени, ни возможностей на соблюдение стерильности не было. Очень надеюсь, что у него не разовьется воспаление. Еще больше надеюсь, что ураган наконец-то прекратится и Пряникова увезут в больницу.

– Он умрет? – завизжала незаметно прокравшаяся в гостиную Аня. – Кузенька! Что ты с ним сделал! Что?

– Ваня спас жизнь вашему мужу, – рявкнула я, – лучше скажите ему спасибо.

– Не зови беду, и та не придет, – поморщился Иван. – Пока Кузьма Сергеевич стабилен, хотя, не скрою, лучше бы ему попасть побыстрее в палату реанимации.

– У Степашки весной была ангина, – воскликнула появившаяся Белка, – в аптечке остались одноразовые шприцы и какой-то… э… оксоци… ми… ни…

– Несите, – велел Ваня, – лучше то, что есть, чем вообще ничего. Антибиотик широкого спектра действия хорошая вещь.

– Почему с ним это случилось? – тихо спросил Никита.

Иван сел в кресло.

– Я пока не получил диплом врача и не имею права ставить диагноз, но это может быть что угодно: пищевая аллергия, ларингит, стенозирующий ларинготрахеит, его в народе называют инфекционным или ложным крупом. Учитывая припухлость губ и век, можно предположить отек Квинке, это ангионевротический отек. Не исключена стенокардия, он был синюшный, может, у него ателектаз? Где у вас аптечка? Сам там пороюсь.

Я отвела Ваню в библиотеку.

– Странное место для лекарств, – удивился он, перебирая упаковки.

– Мы с бабулей мастера спорта по странностям, – улыбнулась я. – Нашел что-то подходящее?

– В принципе, да, – кивнул Ваня и поднял голову. – Я тобой горжусь! Ты настоящий герой.

– Женщина-Бэтмен, – усмехнулась я.

– Нет, – серьезно сказал Ваня, – ты сумела победить свой страх, чтобы спасти почти незнакомого человека! За такое дают ордена.

– Главный герой дня – ты, – ответила я.

Сейчас режиссер уже не казался мне ни противным, ни уродливым, ни гадким. Я испытывала к Ване уважение и даже гордилась им.