Глава 19
Валера и Роман засмеялись.
– Сумчатых зебр в природе нет, – в конце концов произнес Роман.
А Валера схватил один сапог и ринулся за ширму.
– Вау! – заорал он через пару минут. – Ромка!
Второй ветеринар бросился на зов. Меня начал бить озноб.
А из-за перегородки понесся оживленный диалог.
– О! Кузнечик из Соликамска?
– Не! Самаркандская саранча.
– Ты чего, она огромная!
– Так и этот о-го-го!
– Челюсти другие!
– Страх долины Нао!
– Ваще! Нет! Никогда!
– Точно он!
– Китайская разновидность!
– Глянь в справочник!
– О-о-о!
– А-а-а!
– У-у-у!
– Ну и ну!
– Звоню Сереге!
– Простите, – ожила я, – мне нужно сидеть на столе?
– Если устали, можете лечь, – крикнул Роман, – располагайтесь как дома.
Я покосилась на стол. Надеюсь, ветеринар не думает, что я сплю на голой железке и использую одноразовую пеленку в качестве постельного белья.
Дверь в кабинет распахнулась, мимо меня, не поздоровавшись, пронесся мужчина лет пятидесяти и скрылся за ширмой.
Я услышала новый голос.
– Что это у вас?
– Страх долины Нао!
– Чушь! Он давно ликвидирован.
– Во!
– Глядите, Сергей Борисович!
– А-а-а! – закричал мужчина. – Глазам не верю! Кто переносчик?
– На столе сидит!
Мужчина высунулся из-за ширмы, я вежливо кивнула ему и прошептала:
– Здрассти!
Сергей Борисович исчез из поля зрения и стал отдавать короткие распоряжения.
– Владельцев допросить. Собаку усыпить! Немедленно.
– Но она… – завел Роман и был прерван начальником.
– Не спорить. Страх долины Нао в нашей клинике! Понимаете, чем это грозит? Хозяевам животного ни слова! Сообщить им о… ну… подберите нужное заболевание. Усыпить животное! Срочно! За наш счет! Кремировать!
Я почти сползла со стола.
– Она женщина! – гаркнул Роман. – Человек! Мы нашли страх в ее обуви. Она пришла с жалобой на покусы блох.
Сергей Борисович выскочил из-за ширмы и окинул меня взором.
– Действительно, человек, – почти спокойно произнес он. – Но страх долины Нао не опасен для людей. И он на них не переносится. Вероятно, у вас японская ветка. Впрочем, вытяните ноги.
Я покорно исполнила приказ.
– Шерсти нет, – констатировал главврач. – Нао на коже не живет. Однако мы имеем покусы. Мутация или особый вид?
– О! Новая разновидность! – восхитился Валерий.
Я подняла руку:
– Пожалуйста, объясните, что происходит?
Сергей Борисович неожиданно погладил меня по голове и ласково пробурчал:
– Больно не будет. Такая хорошая собачка, большая, уже взрослая, даже старая, а боится доктора! Ну-ка, бери!
Главврач запустил руку в большую банку, вытащил оттуда нечто похожее на пуговицу темно-желтого цвета и спросил:
– Хочешь вкусный дропс с запахом говядины?
– Нет, – решительно ответила я.
Сергей Борисович вздрогнул, на его лице появилось смущение.
– Извините… э…
– Татьяна, – подсказала я.
– Извините, Таня, это автоматизм, – вздохнул главврач. – Сидит на столе – значит, пациент, его надо приободрить, угостить.
– Что с моим сапогом? – перебила я ветеринара.
– Сейчас врачи объяснят, – сказал начальник и ушел.
Валера откашлялся.
– Десять лет назад на острове Бурк умерло огромное количество животных. С большим трудом удалось выяснить, что смерть вызывала гигантская блоха, ее назвали «Страх долины Нао» – по имени того места, где началась вспышка заболевания. Правительство Бурка сделало все, чтобы зараза не распространилась по миру, за что огромное спасибо тогдашнему кабинету министров. Со временем стало понятно, что «Страх» бывает двух разновидностей: китайский и японский.
– Ни к Поднебесной, ни к Стране восходящего солнца он отношения не имеет, – перебил Рома, – просто его так назвали.
– Это несущественно, – поморщился Валера. – Укус китайской заразы смертелен, японской просто неприятен. Последняя может перебраться на человека.
– Первая к вам даже не прикоснется, – уточнил Роман. – В ваших сапогах полно Страха долины Нао, но, слава богу, японской ветви. Никакого падежа стада не случится, лишь неприятный зуд. Обувь придется кремировать.
Я пришла в ужас.
– Мои чудесные дугги!
– Хотите разгуливать в сапогах с блохами? – изумился Валерий.
– Нет, – мрачно ответила я.
– Тогда сейчас обработаем ваши лапы, то есть, простите, ноги, – оживился Рома, – и вы забудете о заблошенности.
– Оставьте нам координаты торговой точки, где приобрели сапоги, – велел Валерий.
– Скорей это валенки, – поправил Роман.
– Купила обновку в бутике «Дугги плаза», который принадлежит фирме «Мадам Помпадур», – грустно сказала я, – он находится в большом торговом центре. Дайте лист бумаги, напишу адрес.
– Мадам Помпадур? – засмеялся Роман. – Да уж! Фаворитка короля Людовика XV, блестящая светская дама! Думаю, она бы возмутилась, узнав, что ее именем воспользовались торговцы рваными валенками!
– Рваные валенки мадам Помпадур! – подхватил Валерий. – Прикольно!
Я решила быть объективной:
– Мои дугги целые.
Валера усмехнулся:
– Зато с блохами.
– Блохастые валенки мадам Помпадур, – восторженно произнес Роман. – Жаль, француженка не сумеет подать на мошенников в суд.
– «Блохастые валенки» как-то странно звучит, уж лучше рваные валенки, – воскликнул Валерий, – а наказать торговцев нужно.
– Вы направите к ним санэпидемстанцию? – мстительно спросила я.
– Непременно, – пообещал врач, – а вам советую впредь быть внимательней! Не ведитесь на уловки мошенников! Сумчатая зебра! О таком животном никто никогда не слышал. Ваша дорогая обувь сделана из овчины! Самой обычной, ничем не примечательной.
– В чем пойдете? – озаботился Рома. – Не босиком же до метро чапать! На улице холодно.
Я протянула врачу ключи:
– Сделайте одолжение, принесите из моей машины пакет с туфлями, он лежит на полу около заднего сиденья.
Минут через сорок я, наступив в пару луж, дошла до торгового центра, расположенного через дом от ветеринарной клиники. Мне так не хватало теплых уютных сапожек. Очень хотелось найти им достойную замену. Следующие два часа я перемещалась из одной торговой точки в другую и везде натыкалась на «копыта»-близнецы. Производители были разные, но итог их деятельности выглядел удручающе одинаково: огромная платформа, тонкий спицеобразный каблук, мех лишь на опушке, внутри сапоги холодные. Вот украшения у них разнились. Мне попались варианты со стразами, блестками, пряжками, позолоченными шнурками, ремешками… А еще меня пугала цена. Я неплохо зарабатываю, но кем надо быть, чтобы отдать за обновку сумму, равную общегодовой пенсии среднестатистического российского пенсионера? Да и качество изделий оставляло желать лучшего.
В конце концов у меня подкосились ноги, я притормозила около какого-то магазина, перевела дух, поняла: нахожусь перед входом в лавку для детей, а в витрине стоит мечта первоклашки Сергеевой: замок с башенками. Крепостное сооружение имело три этажа, комнаты были заставлены кукольной мебелью. Я прилипла к стеклу и затаила дыхание. В спаленках стояли кровати, тумбочки, шкафы. Ванные радовали глаз рукомойничками, снежно-белыми унитазами, махровыми полотенчиками, здесь даже были стаканы, а из них торчали зубные щетки и паста. При взгляде на тюбик с надписью «Мятная» я почему-то занервничала, но не смогла конкретизировать причину своего беспокойства, потому что из магазина вынырнула девушка и ринулась в атаку на потенциальную покупательницу:
– Вас заинтересовал замок? Великолепный подарок. На витрине находится демонстрационный образец, вы легко подберете мебель и аксессуары по своему вкусу.
– Спасибо, – сказала я.
– У нас огромный выбор: кухни, посуда, – трещала девушка, – сделаем вам скидку. И абсолютно любая семья!
– Простите? – не поняла я.
Продавщица указала рукой вправо:
– В замке должен кто-то жить! На выбор предлагаются куколки или зверушки. Например, семья мышей. Папа Мыш, мама Мышка, дети Мышонки, у них есть бабушка-дедушка-няня, шофер-домработница. Можете набрать какое угодно количество обитателей.
Я стиснула кулаки. Таня, не вздумай заплакать. Наверное, у каждой семейной пары есть свои ласковые клички, о которых известно лишь двоим. Так вот, Гри был Мыш, а я Мышка. Понимаю, это смешно звучит, нам на момент бракосочетания давно было не двадцать лет, но тем не менее мы называли друг друга Мыш и Мышка. Большинство эсэмэсок мне Гри подписывал двумя буквами «Л.М.». Это означало: «Люблю. Мыш».
Я отошла от витрины, продавщица сообразила, что зря теряет время, и вернулась в торговый зал. Я оглянулась. Мои глаза не отрываясь смотрели на парочку мышей. Мама в фартуке, папа в клетчатой рубашке. Сидят на кухне, пьют чай, лакомятся печеньем. Вот оно – простое мышиное счастье.
Я вонзила ногти в ладони. Только не хватает сейчас зареветь белугой! Надо спешно улепетывать, сохраняя, как говорят японцы, лицо.
Я вздернула подбородок, выпрямила спину, сделала шаг и тут же налетела на мужчину в черной куртке и вязаной шапке.
– Смотри, куда прешь! – грубо сказал он и скрылся в толпе.
До моего носа долетел запах его одеколона – нотки сандала, бергамота и шипра. Стало совсем нехорошо: грубиян использовал любимый парфюм Гри. Помимо воли я обернулась и еще раз взглянула на мышей. Очень надеюсь, что папа Мыш не работает в особой бригаде и его не отправят невесть куда. Пусть мама Мышка и дальше живет счастливо с любимым мужем.
В сумочке запиликал мобильный, я вынула трубку и сказала:
– Димон?
– У тебя что, голова болит? – спросил компьютерный гений. – Голос странный!
– Булочку ем, – выкрутилась я.
– С корицей? – завистливо вздохнул Коробок. – Надеюсь, я не испортил тебе удовольствие. Нарыл интересные детали! Полазил по компу Любови Добровой и обнаружил… Ну, в общем, когда ты приедешь?
– Уже в пути, – заверила я и, стараясь не думать о холодных противных туфлях, поспешила к джипу.
Коробков нетерпелив, как ребенок. Не успела я войти в его кабинет, как он объявил:
– Люба была крайне аккуратна, даже педантична. Ей следовало работать бухгалтером. Семейную кассу она вела тщательнейшим образом. И являлась вполне продвинутым пользователем. Я покопался в ее ноутбуке и засомневался.
Я села около Коробка:
– В чем?
Димон побегал пальцами по клавиатуре:
– Вот. Читай.
Я прищурилась:
– Двадцать восьмое июня. Получила зарплату. Свет, газ, телефон. Сумма от Алеши. Продукты. Туфли Наде. Встреча с О.В., клуб кролика.
Коробок откинулся на спинку кресла.
– Люба тщательнейшим образом записывала расходы и предстоящие дела. Двадцать восьмого числа она получила деньги и по-хозяйски ими распорядилась. Не женщина, а сбербанк. У нее было несколько счетов. Один накопительный, там она держала запас на черный день. Расходный тратила, а еще откладывала средства на отдых и крупные покупки. Может, у Добровой в роду были немцы? Она ни разу за годы семейной жизни не нарушила заведенного порядка, не занялась счетами, допустим, двадцать девятого или тридцатого. По ее расчетам можно проследить жизнь семьи, что они приобретали, куда ездили. Запас, тщательно собираемый на черный день, Доброва почти полностью потратила, когда заболел мальчик, остаток средств ушел на Надю. Сейчас материальное положение семьи шаткое, никакой денежной подушки нет.
– Вроде Иван Сергеевич успешный бизнесмен, – удивилась я. – Он производитель косметики.
– Самое верное слово тут «вроде», – остановил меня Димон. – Дела Доброва не блестящи, он взял большой кредит, пару раз пропускал день выплаты. Люба урезала расходы на еду, она давно не покупает ничего из одежды.
– Пока особых странностей не замечаю, – разочарованно протянула я. – Многие пытаются упорядочить траты – правда, не у всех это получается. Я, к сожалению, могу несколько месяцев откладывать, допустим, на отдых, а потом загляну в магазин и все потрачу! С диетой та же петрушка. Ем салат, укроп, кинзу, жую, как коза, зелень и – бац, хватаю пирожные!
– С Любой таких зигзагов не случалось, – отметил Коробок. – А до интересного сейчас доберемся. Доброва расписывала и свои дела. «Женщина-электричка!» Ну, например, десятое марта. Встреча с дипломницей А. Караваевой. В девятнадцать 2 билета в кино. Ив. Сер. хочет на боевик.
– Ну надо же! Она планировала поход с мужем на сеанс! – восхитилась я.
– «Женщина-электричка», – повторил Коробок. – Психологи считают такое поведение симптомом неуверенности в себе и нестабильности психики. Составляя жесткое расписание, человек вроде говорит себе: «Никаких неожиданностей в жизни не будет, я знаю, что ждет меня впереди».
– Решил создать психологический портрет Добровой? – не удержалась я от ехидства.
– Да, – серьезно ответил Коробок, – и подметил некую шероховатость. Двадцать восьмого числа каждого месяца в двадцать три ноль-ноль Люба встречалась с таинственным О.В. Ни день, ни время никогда не менялись, а вот места встреч всегда разные, они зашифрованы. Ну, например, «Клуб кролик».
– Заведение называется «Формуляр», – пояснила я. – Вся обслуга в пиджаках с зайчиками бегает.
– Здорово, – восхитился Димон. – А «Бег денежной лошади»?
– Проще некуда, – улыбнулась я, – слово «Бег», вероятно, имеет двоякий смысл. Намекает на улицу Беговая, на которой расположен московский ипподром, ну и понятно, при чем здесь «денежные лошади».
– Не хочешь поучаствовать в конкурсе «Пароли и шифры»? – осведомился Коробок. – А я вот понял, что такое «Главный фонтан». Он в ГУМе.
– Детская забава, – снисходительно кивнула я, – а вот что ты думаешь по поводу «Красной будки с запахом»?
Димон заерзал в кресле:
– Если б тут был синий цвет, то я мог бы предположить, что речь идет об уличном туалете.
Я свысока взглянула на приятеля:
– Мужчины очень умны, но без женщин им не обойтись. ЦУМ закупил для своего роскошного отдела парфюмерии необыкновенное оборудование, высокие красные круглые кабины со стеклянными дверями. Заходишь туда, прыскаешь духами и нюхаешь аромат.
– И в чем фишка? – не сообразил Димон.
– Ее трудно понять человеку, который сто лет пользуется одеколоном после бритья под названием «Гигиенический», – хихикнула я. – Знаешь, с тех пор как ты в последний раз заходил в магазин с косметикой, там появилось немало новинок!
Коробок почесал макушку.
– В ЦУМ я заруливал… э… в девяносто первом. Давали немецкие рубашки. Давился за одной десять часов, досталась вещь на размер больше.
Я сочувственно посмотрела на Коробка.
– Сейчас ты в ЦУМе тоже наткнешься на очередь, но она будет состоять не из жаждущих любого товара покупателей, а из продавцов, которые понесут тебе сорочки. Притащат варианты всех цветов, в полоску, клетку и т. д., и ты сможешь капризно ныть: «А дайте-ка зеленую, леопардовую, на треугольных застежках», – и получишь желаемое, едва успев моргнуть. Но вернемся к кабинкам. В зале, где продают духи, слишком много разных запахов; если ты хочешь выяснить, как именно пахнет отобранный тобой тестер, топай в кабинку, в нее не проникает ненужное амбре.
– Снимаю шляпу, о великая философиха, – запел Димон, – или следует говорить философица? Тебе, очевидно, ничуть не трудно разгадать и укромное местечко, зашифрованное как «Самая счастливая собака»? Именно рядом с этим животным сегодня в двадцать три часа по московскому времени Люба должна была встретиться с О.В.
– Нет проблем, – ответила я. – Станция метро «Площадь Революции», она украшена бронзовыми скульптурами автора Матвея Манизера. Коренные москвичи отлично знают: хочешь, чтобы твое заветное желание сбылось, поезжай на «Площадь Революции», найди фигуру пограничника, у ног которого застыла овчарка, повтори про себя свое желание три раза, сконцентрируйся на нем, потом тихо скажи: «Самая счастливая собака, помоги».
И погладь псину. Если попадешь на станцию, обрати внимание, что почти все фигуры темные, а голова собаки блестит, как начищенная. Ежедневно ее трогает огромное количество людей. Вообще-то бронзовые фигуры повторяются. Псов, как и пограничников, на станции несколько. Народ гладит всех, но старейшие жители столицы знают, где искать правильную счастливую овчарку: третий вагон от конца поезда в сторону «Щелковской» всегда останавливается именно около нее. Эта скульптура называется «Разведчик с собакой», хотя все говорят «пограничник».
– Помогает? – деловито спросил Коробок.
– Всегда, – убежденно ответила я, – но имей в виду, что песик исполняет лишь благие просьбы, поспособствует при сдаче экзаменов, устройстве на работу. Ни в коем случае нельзя пожелать мужа подруги, вот тут собака накажет тебя по полной.
– У тебя сегодня будет повод пообщаться с овчаркой, – сказал Димон. – Полагаю, О.В. не в курсе, что Люба умерла, и приедет в условленное место.
