Книга: Стилист для снежного человека
Назад: Глава 22
Дальше: Глава 24

Глава 23

– И вы ушли на дно? – спросила я.
– Да, – кивнул Владлен, – верно, считайте, испугался!
– Но при этом не послушались до конца Шнеера, поговорили с женой, рассказали ей о Никите, – тихо сказала я.
Богоявленский шарахнулся в сторону.
– Откуда вы знаете?
– Разве я сейчас солгала?
– Нет, – взвился Владлен, – нет! Но поймите, очень тяжело одному жить с тайной. Да еще Аня, земля ей пухом, стала истерики закатывать. Почему ушел в журнал? Где новые стихи? Отчего не издают? Давай, потребуй путевку в Болгарию, тебе обязаны дать… Грызла, грызла, пришлось с ней поговорить.
– А та рванула к Вере и решила наказать ее? Интересно, почему она не отправилась к Волку? С какой стати решила ополчиться на Веру?
Владлен уставился в окно.
– Я одно время, еще до женитьбы на Ане, ухаживал за Верой, – тихо пояснил он, – сделал ей предложение, но Верочка предпочла Волка. Бог ей судья, но рассчитала Соколова точно. Я не очень-то хорошо жил, а Никита не нуждался, да и сейчас сырничает, на крутой иномарке разъезжает, а еще говорят, что возмездие неотвратимо! Как бы не так, Волк абсолютно счастлив! Картины, премии, деньги. Между прочим, я полагаю, он по-прежнему «стучит», иначе с какой стати постоянно деньги на сериалы» получает. Кто их ему дает?
– КГБ давно нет, – напомнила я.
Богоявленский усмехнулся.
– Наивная вы девочка! ЧК, НКВД, МГБ, КГБ, ФСБ … Как ни назови – все одно и то же. Может, потоньше действовать стали, отвязались от интеллигенции, разрешили людям по заграницам раскатывать, но стукачи есть по-прежнему. А старые кадры – ценная вещь.
– У Волка умерла жена, – напомнила я, – покончила с собой после разговора с вашей Аней.
Богоявленский схватил бутылку с коньяком.
– Моя супруга тоже скончалась, через пять лет после Веры. Она мне ничего о своей инициативе не рассказывала, понимала, что не одобрю, но все равно понеслась к заклятой подружке. Ревность ее съедала, Отелло перед Аней ребенком был. Только уже в больнице, поняв, что умирает, жена призналась: «Наказал меня господь, послал ту же болячку, что и Верке, и есть за что». Вот тогда-то я правду и узнал, да поздно.
– И вы после перестройки не захотели отомстить Волку?
Владлен допил коньяк из бокала.
– Ну… Перегорел. Столько лет прошло, вот Николаша, тот, по-моему, собирался Никите небо в алмазах показать, да не успел, умер.
– Шнеер скончался? – разочарованно воскликнула я.
Очень хорошо помнила фразу Владлена, прозвучавшую несколько минут назад: «Николай сказал мне на ухо: «Ничего, есть у меня кое-какие документы против Волка, сумеем отомстить ему».
– Да, – кивнул Владлен, – причем давно, точный год не назову. Восемьдесят шестой, седьмой, у власти уже был Горбачев. Меня смерть друга не поразила, думаю, он в работе оступился и его… кокнули. У кагэбэшников такое принято, своих убивать. Опутали всю страну паутиной, по рукам и ногам связали, кстати, они до сих пор за мной следят. Точно, вон там, видите дом? По вечерам на балконе всегда человек стоит, вроде курит, а на самом деле в бинокль смотрит. Меня не обмануть, сигарета у него лишь для отвода глаз, в нее камера вделана. Я под наблюдением. Тут книжная выставка была, меня пригласили, так вместо простого народа кагэбэшников пригнали, а те начали вопросы задавать…
Я с сочувствием слушала Владлена. Увы, мания преследования не столь уж и редкое явление, Дегтярев иногда рассказывает о гражданах, в основном пожилого возраста, которые приходят в отделение милиции жаловаться на то, что сотрудники спецслужб терроризируют их таинственными излучениями и преследованиями. Богоявленский трусливый человек, спрятавшийся в своей скорлупе, он большую часть жизни провел в страхе и в результате слегка чокнулся, бесполезно сейчас переубеждать поэта. Похоже, Владлен не мог шантажировать Волка, слишком уж стихотворец боязлив, он считает, что давно ушедший в небытие КГБ по-прежнему всесилен и зрит за ним в семь глаз. И спонсировать сериал для Милы Звонаревой Владлен никак не мог. Конечно, он сейчас угощается дорогим коньяком, но, вполне вероятно, бутылка получена в подарок, потому что, если внимательно посмотреть по сторонам, сразу понятно: особых средств у Богоявленского нет. Потолок облупился, стены просят новой штукатурки, паркет циклевки, да и окна в квартире самые простецкие. Похоже, последний ремонт здесь делали лет двадцать назад.
Я опять вытащила пустышку! Владлен ненавидел Волка, но, увы, никакого отношения к Миле Звонаревой он не имеет.
– А вот Нинка меня поразила до слез, – неожиданно завершил рассказ Богоявленский, – после похорон Николая позвонила и заявила: «Изволь мне помогать, иначе все расскажу!».
– Что? – насторожилась я.
– Вот и я поинтересовался: «Что?» – кивнул Владлен. – А эта сумасшедшая развопилась: «А, сам знаешь! Все! Лучше привези денег, я голодаю!»
В полной растерянности Богоявленский поехал к Шнееру, но Нина даже не впустила его в квартиру.
– Чего надо? – нелюбезно буркнула она, чуть-чуть приоткрыв дверь.
– Так сама позвала, – ответил Владлен.
– Я? – с фальшивым изумлением воскликнула Нина.
– Ты.
– Когда?
– Только что. Звонила, орала.
– Не было такого, – заявила Нина.
– За сумасшедшего меня считаешь? – закричал поэт.
– Езжай назад, – прошипела из-за створки Нина.
– Нина, – взмолился Владлен, – объясни, в чем дело! Зачем звонила?
– У меня после смерти Николаши припадки случаются, – дрожащим голосом сообщила Нина, – несу дурь, в идиотские ситуации попадаю. Отвяжись от меня.
Владлен не поверил ей.
– Но почему ты так злилась, – наседал он на вдову друга, – отчего звонила мне, орала?
– Не знаю! – окончательно вышла из себя женщина. – Кольке хорошо, а мне еще Люду на ноги поднимать. Кто поможет, а? Ты? Сомневаюсь сильно! Хоть другом звался, только кем на самом деле был? Позвонил ли после Колькиного погребения хоть раз, спросил: «Ниночек, может, надо чего?» Катись прочь, иначе милицию позову и скажу: в квартиру лез, ограбить хотел! Да ты хуже Никиты Волка! Да!
– Ты, похоже, и впрямь умом помутилась, – пробормотал Владлен, испуганный упоминанием фамилии Волк. – Пора в психушку ехать.
– Убирайся, – сообщила Нина.
Дверь хлопнула, Владлен пожал плечами и пошел по лестнице вниз. С Ниной он более не разговаривал, с дочерью Николая, Людмилой, никогда не встречался.
– У вас есть телефон Нины? – быстро спросила я.
– Был, – кивнул Владлен.
– Можете мне его дать?
Поэт подошел к огромному письменному столу и начал рыться в ящиках.
– Вот, – воскликнул он, вытаскивая потрепанный блокнот, – но он старый, уж и не упомню, когда звонил Нине в последний раз, пишите.

 

Сев в машину, я схватилась за трубку и стала тыкать пальцем в кнопки. Отчего-то набор цифр показался мне знакомым, вроде когда-то я часто набирала его.
– Алло, – прозвенел веселый голосок.
– Можно Нину?
– Тут такая не живет, – быстро ответила девушка.
Горькое разочарование охватило меня, но, решив не падать сразу духом, я быстро спросила:
– Вы, наверное, обитаете в этой квартире не со дня ее постройки?
– Нет, – хихикнула девица, – а что?
– Понимаете, тут раньше была прописана моя знакомая, Нина, я давно не звонила ей, и теперь, получается, совсем потеряла подругу.
– Погодите, маму позову, – сказала новая хозяйка апартаментов.
Я откинулась на спинку сиденья и услышала хриплое меццо:
– Вы ищете Нину Алексеевну?
– Да, да, именно так, – быстро ответила я, отчества Нины не знаю, вполне вероятно, что она «Алексеевна».
– Мы купили у нее эту квартиру.
– А где сама Нина? – бесцеремонно перебила я тетку.
– Переехала.
– Куда?
– Понятия не имею, она адреса не оставила.
Я подавила вздох разочарования.
– Но дала телефон, – спокойно добавила бабенка, – просила, если кто из подруг вдруг интересоваться станет, дать номерок!
– Так что же вы телитесь! – забыв про хорошее воспитание, заорала я.
Обретя заветный номер, я стала было вновь терзать трубку, но не успела рука набрать несколько цифр, как бумажка с записями и сотовый вывалились из вдруг разжавшихся ладоней. Я потрясла головой, потом внимательно посмотрела на полученный номер. Минуточку, минуточку… Это же домашний телефон Милы Звонаревой. И тут вдруг в голове моментально сложилась целая картинка. Нина, Нина Алексеевна, жена Николая Шнеера, воспитывавшая дочь Людмилу! Это же мать Милы Звонаревой! Кстати, отца подруги я видела всего пару раз и то мельком, он умер давно. А Звонаревой Милка стала после замужества, она взяла фамилию Кости. В девичестве Милу звали – Никитина. Но почему не Шнеер? Не знаю, может, из-за пресловутого пятого пункта. Но она «Николаевна». Люмила Николаевна Звонарева, с мамой Ниной Алексеевной.
Открытие было столь неожиданным, что я, вместо того, чтобы звонить по телефону, молча поставила регулятор скорости в нужное положение и поехала домой. В голове крутились невероятные мысли, Нина Алексеевна вздорная, очень жадная, эгоистичная дамочка, у старухи снега зимой не выпросить. Даже если во дворе лежат сугробы, она никогда не разрешит наковырять оттуда малую толику чужому человеку. Еще Нина Алексеевна искренне считала, что дочь обязана всегда быть около нее, и закатывала вселенские скандалы Миле и Косте, если те собирались поехать отдыхать и оставить бабулю дома. При этом мать Кости, хитрую, мнимую больную Елену Марковну, Нина не считает за человека и, оказавшись в одной квартире со сватьей, принялась изводить последнюю. А Елена Марковна, тот еще фрукт, охотно позволяла подначивать себя и специально вела такие речи, что Нина лезла в драку, в прямом смысле этого слова. Костя с Милой жили словно на гранате с выдернутой чекой, они постоянно разбирались в старушечьих скандалах, выясняли, кто прав, кто виноват. Пару раз я случайно становилась свидетельницей подобной забавы и слушала конструктивные разговоры, типа:
– Нина обозвала меня дурой.
– Да! Но в ответ на замечание о том, что я безрукая, – отгавкивалась мать Милы.
– И верно! Вы хотели сварить себе кашу, а та убежала.
– Вам что за печаль?
– Так на квартире у моего сына живете.
– Нет! Это вы на площади моей дочери нагличаете.
И так далее, следующий этап – вызов двух машин «Скорой помощи» одновременно и торжественный разнос старух по разным комнатам.
Но, несмотря на отвратительный, скандальный характер, бескрайний эгоизм и абсолютное неумение уживаться с себе подобными, Нина очень любила Милу. Когда Елена Марковна налетала на невестку с воплем:
– Коли никакой карьеры в театре не сделала, так уходи, сиди дома, ухаживай за мужем, – то Нина мгновенно бросалась дочери на выручку.
– Молчите, если ничего не понимаете, – орала она, – Мила гениальна, она себя еще покажет. Просто Константин заедает жену, из-за него Мила никак не может реализоваться!
И снова вспыхивал скандал. Но потом Мила внезапно взлетела на коня славы, и Елене Марковне пришлось прикусить раздвоенный язык. Нина Алексеевна торжествовала, вот уж кто был совершенно счастлив, она теперь первой кидалась к телефону, снимала трубку и говорила:
– Мать Людмилы Звонаревой у аппарата. Кто? Первый канал? А какая передача? О, нет! Мила к вам не пойдет, лично мне ваша тема не нравится. Мобильный дочери? Дорогая, вы с ума сошли? Людочка всегда прислушивается к мнению мамы, как же иначе! Ваша задача уговорить меня, тогда получите в свое шоу Милу.
Когда карьера актрисы Звонаревой только начинала вертикальный взлет, Нина Алексеевна устроила настоящий дебош, требуя, чтобы дочь значилась в титрах сериала «Стужа» под своей девичьей фамилией «Никитина».
– Звонаревой ты стала случайно, – топала ногами маменька, – не стоит прославлять чужую фамилию.
Но тут Мила, предпочитающая не ссориться с матушкой, ответила решительно: «Нет».
И Нина Алексеевна заткнулась. Но примерно раз в месяц, просматривая очередную публикацию о своей, теперь сверхзнаменитой дочери, мать недовольно бурчала:
– Звонарева! Тьфу! Забыть все, что для нее сделано! Ее успех – дело моих рук! Звонарева! Неблагодарная! Никитина! Вот ее подлинное имя!
Я, бывая иногда у Милки, не обращала никакого внимания на стоны Нины Алексеевны, но лишь сейчас мне в голову пришла простая мысль. Николай Шнеер перед смертью, очевидно, внезапной, не успел как следует спрятать или уничтожить бумаги, содержащие компромат на Волка, а супруга обнаружила папку, прибрала до лучших времен и потом стала шантажировать режиссера. Вопрос: где она взяла денег на сериал? Ответ: Нина великолепно знала дочь, любила рыться в ее вещах и разнюхала, что у Милы имеется любовник. Хитрая Нина Алексеевна решила убить одним махом несколько зайцев. Прославить Милу и развести ее с ненавистным Костей. Думаю, мамуля поехала к возлюбленному Людмилы, скорей всего женатому человеку, и, пригрозив тому разоблачением, потребовала проспонсировать съемки. Волка запугали документами, а развод с Костей был впереди. Последний год все скандалы Нины Алексеевны имели припев: «Нечего жить с пустым местом, человеком, который не имеет ничего, ни славы, ни денег. Найди себе ровню».
Ну а затем в хорошо отлаженном механизме случился сбой, и любовник решил убить Милу. Почему? Каким образом он ухитрился отравить ее? Что это за яд такой, действующий спустя длительное время после принятия? На эти вопросы я отвечу, надеюсь, позднее. Главное сейчас иное: Нина знает имя воздыхателя дочери.
«Пежо» бодро катил по улицам, мне захотелось закурить, но ни в «бардачке», ни в пластмассовом лоточке между передними сиденьями не нашлось пачки сигарет. Пришлось притормозить и топать к ларьку. Справа в нем виднелись газеты и журналы, слева курево, жвачки, зажигалки, расчески, брелки и прочее барахло.
– Дайте, пожалуйста… – начала было я, наклонившись к окошку, и осеклась.
Прямо перед носом оказалась свежая газета «Треп». «Организатор убийства Милы Звонаревой Дарья Васильева отбыла в Париж» – кричал заголовок. Пальцы вцепились в гадкий листок.
– Сначала заплатите, – сердито велела лоточница.
Я бросила на пластмассовую тарелочку деньги и, забыв про сигареты, кинулась к «Пежо» читать пасквиль.
«Наша газета проводит собственное расследование. У милиции лишь одна версия – смерть на почве ревности. Ясное дело, ментам охота побыстрее отделаться от работы и запереть папку в архив. Но мы хотим знать истинную причину гибели всенародной любимицы и задаем вопросы. Да, яд в рот жены вложил муж, это вроде подтверждено свидетельскими показаниями. Но кто они, эти свидетели? Члены семьи Дарьи Васильевой, нашей богатенькой Мальвины, великосветской лентяйки. Естественно, они станут выгораживать свою мамочку, щедро раздающую корм крошкам. Сыну Аркадию Дарья купила адвокатскую практику, невестке Ольге – программу на телевидении, дочери образование, а своему любовнику генеральское звание: деньги могут все, в особенности в нашей стране, где процветают коррупция и несправедливость. Итак, Константин в тюрьме, великая актриса в могиле, а Дарья Васильева спешно улетела в Париж. Стоит позавидовать предприимчивой дамочке, да уж, можно перефразировать старую поговорку: «Не имей сто друзей, а укради миллион долларов». Впрочем, всем давно известна простая истина: коли сопрешь с голодухи батон хлеба, ты уголовник, а присвоишь пару миллиардов из госбюжета – уважаемый человек».
Подписи внизу не было, но кто еще, кроме поганца Пищикова, нагло нарушившего наш договор, мог состряпать подобное «блюдо»?
Я стала набирать все известные номера Артура, данные мне в свое время самим Пищиковым, мобильный коротко сообщил:
– Аппарат абонента выключен.
Домашний телефон откликнулся фразой:
– Сейчас не могу ответить на ваш звонок, оставьте сообщение после гудка.
В редакции было тотально занято. Ну ничего, Артурчик, доберусь я до тебя! Рано или поздно заявишься в свою квартиру или возьмешь сотовый, тут-то я и выскажусь от души. Какая наглая ложь! Какой Париж? Я в Москве, изо всех сил пытаюсь разобраться в деле с убийством Милы. Об остальных глупостях, типа генеральства Дегтярева, даже и вспоминать не стоит.
Назад: Глава 22
Дальше: Глава 24