Глава 19
Едва я вошла в холл, как ко мне бросилась Миля с рубашкой в руках.
– Вот, – зашептала она, – ужас!
– Обычная сорочка, ничего страшного, – попыталась я успокоить Бахнову.
– Вадик попросил пуговицу пришить!
– Замечательно, возьми нитку с иголкой.
– А где они лежат?
– У Катюши в спальне. Открой шкафчик у кровати, увидишь ящик, в нем швейные принадлежности.
Глаза Мили наливались слезами.
– Я не умею! Катастрофа!
Мне стало смешно.
– Ладно, я сама пришью. Правда, я не ахти какая портниха, но с такой ерундой справлюсь. Вот только поем.
– Думаю, сначала следует заняться рубашкой, – деловито заявила Милена. – А то вдруг Вадик раньше придет? Нехорошо получится.
– Лично мне кажется, что намного хуже будет, если я упаду в голодный обморок, – перебила я нахалку. – Вот тогда уж точно не сумею ничем тебе помочь.
– Вечно ты только о себе думаешь, – надулась Мила. – Лучшая подруга сначала о подруге позаботится!
Я включила чайник. Значит, меня уже перевели в категорию подруг, причем лучших. Не могу сказать, что восхищена полученным статусом. Я открыла дверь в санузел и увидела плавающую в ванне утку.
– Кря, – поздоровалась со мной Матильда.
– И тебе привет, – кивнула я.
Кирюша создал птице наилучшие условия – оборудовал ей «пруд».
– Нахрената уехала, – радостно сообщила Милена, когда я вошла на кухню.
Бахнова поняла, что я решила проявить крайний эгоизм и несмотря ни на что стану пить чай, поэтому и завела разговор на отвлеченную тему.
– Куда? – для поддержания беседы осведомилась я, сделав себе любимые бутерброды. Затем засунула их в СВЧ-печку. Ничего особенного, думаю, большинство из вас умеет делать такие: кусок хлеба, сверху кружок докторской колбаски, ломтик помидора и в качестве заключительного аккорда сыр.
Миля села на стул.
– Мы с ней впервые поговорили нормально и пришли к выводу, что надо помогать друг другу.
Печка тихо звякнула, я открыла дверцу, вытащила тарелку с бутербродами и стала наливать себе чай. Но тут до меня дошел смысл услышанного. Забыв про заварку, я повернулась к Миле.
– Что ты сказала?
Наверное, мой голос прозвучал слишком громко, потому что Бахнова, успевшая схватить приготовленный мною сандвич, вздрогнула и уронила его. Закон бутерброда сработал безотказно: кусок хлеба перевернулся и шлепнулся сырной стороной, но не на пол, а прямо на макушку болтавшейся под ногами Капы. Мопсиха замерла, на ее растерянной морде ясно читалось недоумение: Капа не поняла, что случилось. На секунду мне стало смешно. Показалось, что я слышу, как со скрипом напрягаются извилины мопсячьего мозга. Умей Капуся говорить, она бы сейчас заорала во всю пасть: «Эй! Сверху летела вкуснятина! Куда она подевалась? На полу ничего нет! А какой восхитительный запах! И что, простите, прилипло к моей голове? Снимите это немедленно, я не ношу шляп!»
Пока Капа, моргая, переваривала случившееся, на кухню ворвались ее подруги. Ада и Муля мигом оценили выигрышную ситуацию, Феня, чьи огромные размеры совсем не совпадают с умственными параметрами, начала просто дергать носом. А вот Дюша с Мульяной сразу ринулись к Капе и попытались обе одновременно схватить прилипший к ее голове бутерброд. Завязалась драка. Бедная Капа зарыдала от горя, до мопсихи дошло: сейчас подружки сжирают нечто, явно принадлежащее ей. Но как дотянуться зубами до собственной макушки? Было от чего впасть в отчаяние. Феня, скумекавшая, что судьба неожиданно послала ей угощенье, подползла поближе к арене действий и начала подхватывать разлетающиеся крошки. Капа окончательно впала в истерику, на ее истошный визг прибежали Рамик и Рейчел. Но поздно! На голове у бедной мопсихи не осталось и намека на бутерброд.
Рамик абсолютно не расстроился, молча растянулся на полу и задремал. Муля с Адой отправились попить водички, Феня настороженно наблюдала за сестричками, а Рейчел подошла к скулящей Капе и облизала ей голову. Хотелось бы думать, что у стаффихи в широкой груди бьется доброе, благородное сердце и именно поэтому она решила утешить Капу. Но я великолепно понимала: макушка несчастной мопсихи восхитительно пахнет бутербродом. Рейчел отнюдь не выказывает милосердие – она лижет Капу из любви к эдаму.
– Немедленно прекрати, – велела я стаффордширихе.
Та послушно пошла вон из кухни, я подхватила Капу и потащила в ванную.
– А пуговица? – заорала мне вслед Миля. – Сколько можно об одном и том же говорить?
– Принеси из Катиной спальни нитки и иголку, – велела я и включила воду.
Капа заголосила, словно наемная плакальщица. Сегодня явно не ее день – мало того что ей не досталось ни крошечки вкуснятины, так еще сейчас ее намылят и сунут под струю! В отличие от Мули, готовой купаться целый день, Капа ненавидит водные процедуры. «Нет, мир определенно жесток!» – так, наверное, думала мопсиха о своей несчастной судьбе.
Кое-как приведя Капу в человеческий вид (хотя в данном случае следует сказать: «в собачий вид»), я принесла ее на кухню, открыла холодильник, вытащила оттуда необходимые ингредиенты, смастерила еще один сандвич и протянула его бедолаге со словами:
– Держи. Правда, мопсам вредны хлеб и колбаса, но справедливость важнее. К тому же против сыра с помидорами ветеринары ничего не имеют.
Капа вцепилась в угощение, а я принялась сооружать еще одну гастрономическую конструкцию, на сей раз уже для себя.
– Сколько можно жрать! – возмутилась Милена. – Про пуговицу забыла?
– Где нитки? – мрачно спросила я.
– На столе.
– Но тут черная катушка.
– Не подходит?
– Рубашка ведь белая.
– И что? – вытаращила глаза Бахнова.
Действительно! Хороший вопрос. Впрочем, мода идет вперед семимильными шагами, вполне вероятно, что олигарху понравится креативный фэшн-прикол: светло-перламутровые пуговицы и нитки цвета вороны. Носят же сейчас нарочито рваную одежду швами наружу. Я готова взять предложенную катушку. Но иголка! Милена притащила так называемый «цыганский» вариант, более похожий на шило.
Пришлось самой идти к Катюше в спальню.
Присев около шкафчика, я распахнула дверцы, хотела выдвинуть ящик и увидела на нижней полке… шкатулку. Ту самую, про которую я думала, что ее украл таинственный грабитель.
Пару секунд я ошарашенно смотрела на нее, потом взяла в руки. Нет сомнений, это талисман Катюши. Что же я тогда ищу? Вот она, пропажа, преспокойно стоит дома. Каким образом я не заметила шкатулочку раньше?
Я села на кровать и попыталась сосредоточиться, скомандовав себе: спокойно, Лампа, еще раз перебери в памяти события.
Итак, в тот день я побежала в школу к Кирюше, случайно налетела на парня, он упал, я помогла ему подняться…
– Чего ты застряла? – заорала Милена. – Еще надо брюки погладить!
– Включи утюг, – машинально ответила я.
– Как?
– Воткни в розетку.
– А дальше? – не успокаивалась Милена.
– Поставь на доску, подожди, пока нагреется, и вперед, – велела я и вновь уставилась на шкатулку.
Что было потом? Мы с Кириком вернулись из школы, дверь оказалась открытой, ключи валялись на тумбочке. Кирюша был уверен, что я выбежала из квартиры, забыв ее запереть, но я точно помню, что тщательно повернула ключ в замке. Хотя, может, я ошибаюсь? И зачем было вору брать грошовую коробку? Ну чего в ней замечательного?
Я открыла шкатулку. Как я уже говорила, Катюша держит в ней всякое барахло: серебряный наперсток, несколько монеток, давно вышедших из употребления, простенькую цепочку с крестиком, браслет с эмалевыми вставками. Впрочем, я не права, назвав содержимое барахлом. Это для меня вещицы ничего не значат, а для Катюши они – память. Подруга рассказывала мне историю каждой из них. Наперсток – единственное, что осталось от мамы, цепочка и браслетик принадлежали бабушке. Стоимость вещей копеечная, но у Катюши больше ничего не сохранилось из родительского дома, лишь коробка с нехитрым содержимым.
Я еще раз все перебрала: вот наперсток, цепочка, браслет, монетки… Вроде тут было еще что-то, какая-то мелкая штучка… Забыла.
Ну и фокус! Не было вора. Никто не крал талисман.
Но коробка пропадала! И сейчас она стоит не на месте – на нижней полке. А всегда находилась в ящике!
Я вытащила из кармана мобильный.
– Да, – прошептал Кирюша.
– Скажи, ты трогал шкатулку?
– Какую? – еле слышно спросил мальчик.
– В спальне у Катюши, в шкафчике, есть железная…
– За фигом она мне нужна? – шепотом перебил меня Кирюшка. – Я сижу на инглише, контрольную пишу.
Я быстро отсоединилась. Совсем забыла, сегодня у Кирика занятия на курсах. Значит, он не трогал коробочку. Тогда, может, это Лиза?
– Алло! – бодро заорала Лизавета.
– Ты где? – спросила я для проформы.
– С Анькой в кафе чай пьем.
– Ты случайно не брала Катину шкатулку?
– Чего?
– В шкафчике, где лежат нитки с иголками, находится коробочка с картинкой на крышке. Ты ее не трогала?
– Не-а.
– Не переставляла?
– Зачем?
– Ну… не знаю… просто так.
– Больше мне делать нечего! – возмутилась Лиза. – И вообще, я у Кати не шарю! И нитки мне не нужны.
Я опять начала изучать таинственно вернувшуюся на место шкатулку. Нет, в прошлый раз ее точно тут не было, я пока еще не сошла с ума. Но если к нам не заглядывал вор, откуда дома взялась бейсболка с вышитым черепом? Посторонний явно находился в квартире! Сначала он вынес шкатулку, затем вернул ее на место.
– Черт возьми! – вырвалось из груди. – Ерунда какая-то получается!
– Гав! – резко прозвучало от окна.
Я подскочила на кровати и тут же успокоилась.
– Рейчел! Безобразница!
Стаффиха высунула из-под занавески большую морду и заулыбалась.
– Гав, – нежно повторила она, – гав, гав.
Перед отъездом в командировку Катюша всегда задергивает шторы. Окно в ее комнате представляет собой подобие эркера, поэтому между драпировками и подоконником есть небольшое пространство. Карниз висит не над самим стеклопакетом, а в том месте, где стена начинает плавно углубляться. Рейчел очень любит эту нишу – в ней тепло, темно и уютно. Стаффиха частенько спит в Катюшиной спальне, спрятавшись за гобеленовыми полотнищами, и сейчас она напугала меня, я не ожидала услышать резкие звуки, считала, что нахожусь в комнате одна.
– Больше так не делай, – велела я собаке и попыталась сосредоточиться.
Что еще было в коробке? И как она вернулась? Ведь не сама же пришла?
Господи, это просто головоломка какая-то, как и задача про двух соседей, заданная Лизавете. Ну почему у Петрова несколько дней подряд был включен свет? Каким образом работающая люстра могла утихомирить подозрения ревнивой супруги?
– Горим! – заорали из кухни. – Пожар! Помогите!
Забыв про находку, я понеслась на звук. Нос мгновенно почуял едкий запах.
Миля стояла у гладильной доски и вопила сиреной, перед ней маячил утюг, из-под которого струился дымок. Я выдернула шнур из розетки, подняла электроприбор и присвистнула. Похоже, мужские брюки из серой шерсти безнадежно испорчены.
– Они задымились, – плаксивым голосом заявила Бахнова.
– Кто же оставляет горячий утюг на одежде? – упрекнула я неумеху.
– Издеваешься? – заныла Милена. – Сама велела воткнуть его в сеть и гладить.
– Правильно, гладить, но не держать долго на одном месте!
– Да? – изумилась Миля. – А как надо?
Я не нашла слов.
– И что теперь делать? – впала в истерику Бахнова. – Брюки пропали!
– Выкинь их, – посоветовала я, – твой олигарх и не заметит.
– У него только одна пара, – захныкала Миля.
– Обеспеченный человек не имеет вторых штанов?
– Он же меня проверяет! Забыла? Прикидывается обычным служащим, – напомнила Милена. – Просил пуговицу пришить и брюки погладить. Сказал, что ему больше не в чем ходить.
Я села на табуретку. По-моему, Вадим слегка переигрывает. Или он хочет показаться нам бомжом?
– Он отправился на работу в джинсах, – ныла Миля, – скоро вернется. Все ты виновата!
– Я?
– Велела мне поставить утюг!
– В смысле включить, – попыталась оправдаться я.
– Вот и надо нормально объяснять, – обозлилась Милена. – Я обычная женщина, как все, а не гладилка!
– Гладильщица, – машинально поправила я.
– Еще и умничает! – пошла вразнос Милена. – Живо придумай выход!
– Надо пойти купить другие брюки, а эти выбросить, – осенило меня.
– Ага, – выпятила нижнюю губу Миля, – а то он дурак, не увидит подмены.
– Слушай, я придумала, – обрадовалась я. – Несись скорей в торговый центр у метро, он круглосуточный, хватай первые попавшиеся штаны и назад. Я сбегаю к Нинке, в девятнадцатую квартиру, одолжу у нее швейную машинку и поставлю на стол.
– Я не врубаюсь, – мрачно протянула Миля.
– Классно получится. Скажешь своему олигарху: «Милый, я приготовила тебе подарок. Собственными руками брюки сострочила, носи на здоровье! А старые пропали, я их на выкройку распорола».
– Давай деньги, – приказала Милена, – у меня ни копейки нет.
