Опять суббота
– Увидела я ее морду – и у меня сердце в пятки упало, – возбужденно рассказывала Ирка теплой компании, в глухой полночный час рассевшейся у горящего камина в их с Моржиком особняке.
Компания состояла из самих хозяев дома, меня с Коляном, капитана Лазарчука и незнакомого мне худощавого мужчины с нервными руками пианиста. Масяня спал в соседней комнате на безразмерном итальянском диване, и у него там тоже была компания: кот, уютно устроившийся на соседней подушке и прикрытый общим с Масей одеялом по верхние лапы, и пес, проведенный мной в комнату втайне от Ирки. Собака спала на пушистом ковре, прислонив к дивану мохнатую спину, на которой покоилась Масина ручонка. Этим троим было хорошо вместе.
А мне было несколько неуютно в компании незнакомого человека. Худощавый, возможно, тоже нервничая, безостановочно крутил в пальцах пузатую рюмку, так, что отражение горящего в камине пламени сияло в стекле яркой слепящей звездой. Я смотрела на этот огонек, разинув рот, как полная идиотка, каковой я себя и чувствовала. Ничего из того, что рассказывала Ирка, я не помнила!
– Морда у нее была голубая, как перепелиное яйцо, – запоздало содрогнувшись, объявила Ирка.
– Перепелиные яйца, по-моему, зеленые, – поправил Моржик.
– Голубая с прозеленью, – отмахнулась Ирка. – Глаза закрыты, рот, наоборот, раззявлен, – ну, чистый жмурик!
– У жмурика глаза были бы открыты, – снова встрял Моржик.
Ирка опасно полыхнула в его сторону очами, Моржик замолчал и прикрылся коньячной бутылкой.
– А рот у нее и у живой раззявлен, – предательски заметил мой любящий супруг.
Все посмотрели на меня, и я спешно захлопнула пасть, щелкнув зубами, как акула.
– Это реакция на укол, – авторитетно заметил худощавый.
– На какой укол? – хмурясь, спросила я.
Лазарчук посмотрел на худощавого с непонятным намеком. Тот едва заметно кивнул.
– Ты что, действительно, ничего не помнишь? – сочувственно спросил меня Колян.
– В самом деле, какой укол? – повторил мой вопрос Моржик. – Мне очень хотелось бы знать, как называется этот препарат и где его можно купить?
– А тебе зачем? – грозно насупилась Ирка.
– Как – зачем? – Моржик поставил бутылку на пол, упер локти в колени и мечтательно поднял глаза к потолку. – Только представь: с вечера мы с тобой поссорились, ты меня кроешь последними словами, знать не хочешь, гонишь спать в гостиную, а я тебе потихонечку этот укольчик – раз! И порядок! На другой день ты ни сном ни духом о вчерашнем скандале, мир да гладь, божья благодать!
– Избави вас бог от такой благодати! – испуганно замахал руками худощавый. – После такой инъекции можно и память потерять, и рассудок! Леночка еще легко отделалась, Сережа с Ирочкой вовремя привезли ее ко мне, можно было предпринять кое-какие контрмеры, так что фатальных расстройств ожидать не следует…
– Прекратите говорить обо мне так, будто меня тут вовсе нет! И будто я клиническая идиотка! – не выдержав, закричала я.
– А что, не идиотка?! – накинулась на меня верная подруга. – Ты зачем позволила этой стерве уколоть тебе эту гадость?
– Какую гадость? – переспросила я.
Ирка осеклась. Все внимательно посмотрели на меня.
– Какой стерве? – тихо спросила я.
Худощавый ласково похлопал меня по руке:
– Леночка, не надо волноваться! Вам сейчас нужен полный покой, положительные эмоции, общество приятных людей – и все будет хорошо, память к вам вернется…
– Вспомнила! – перебила я его радостным восклицанием.
Народ в комнате весело загомонил.
– Я вас вспомнила! – не обращая внимания на шум, продолжила я. – Вы профессор из психушки! Фамилия ваша… сейчас, минутку, что-то такое деревянное и одновременно по инструментальной части… Лесорубов? Дровосецкий?
– Топоркович, – кивнул профессор.
– А я-то подумала, что ты вспомнила, как тебя обработала эта зараза Настя Летучкина! – разочарованно вздохнула Ирка. – Решила, сейчас ты нам все расскажешь…
– Это я вам все расскажу, – неожиданно подал голос капитан Лазарчук, до того тихо сидевший в кресле, затененном гигантским фикусом. – Вы хотите услышать только финал или всю историю с самого начала?
– Конечно, с начала! – дружно воскликнули Ирка, Моржик и Колян.
Профессор Топоркович промолчал, а я просто не успела присоединить свой голос к общему хору и вякнула с опозданием:
– С начала!
– Сначала я дам вам успокоительное, – безапелляционным тоном сказал профессор.
– Валерьянку пить не буду, – предупредила я. – Налейте мне лучше коньяка, а то сами лакаете, а я сижу, как дура!
– Тонко подмечено, – съязвила Ирка.
– Дайте Кысе «Камю», – вступился за меня муж.
– Ладно, дайте ей рюмку, а то она до утра не заткнется и не даст нам послушать! – не выдержала Ирка.
Худощавый профессор, поразмыслив, величественно кивнул, и Моржик быстро набулькал мне в рюмку ароматной коричневой жидкости.
– Можно начинать? – спросил Серый.
– Давай! – скомандовала я, ополовинивая рюмку.
И капитан Лазарчук в эпическом стиле былинного гусляра размеренно и напевно поведал присутствующим историю, в которой я сыграла далеко не последнюю роль – роль Неугомонной и Самонадеянной Абсолютно Безнадежной Идиотки!
Столетнего юбилея Капитолины Митрофановны Спиногрызовой с нетерпением ждало все семейство. Самой-то бабе Капе было на торжество наплевать, она себя неважно чувствовала и думала не столько о земном, сколько о вечном, но ее потомки не могли дождаться праздника. Правда, интересовало их не столько торжество как таковое, сколько вручение подарков. Городская администрация обещала презентовать старушке к столетию новую комфортабельную квартиру в Екатеринодаре! Савва и его супруга Нина заранее ознакомились с планировкой трехкомнатных хором и уже прикидывали, как будут расставлять мебель. Часть подарков – наиболее габаритные вещи – была доставлена дарителями в Приозерный загодя: большущий телевизор в коробке, кое-что из бытовой техники, картина в массивной раме и свернутый рулоном ковер дожидались торжественной церемонии вручения.
Каково же было разочарование молодых Спиногрызовых, когда за два дня до назначенного праздника Капитолина Митрофановна тихо скончалась! Легла, как обычно, вечером в постель, а поутру не проснулась!
– Хорошая, легкая смерть! – на удивление, рассудительно сказала дочь бабы Капы Анна, периодически впадающая в маразм.
В словах Анны сквозила легкая зависть: старшей дочери бабы Капы и самой было уже за восемьдесят, и она тоже уже подумывала о скором переходе в мир иной.
– Молчите, мама! – рявкнула на Анну обычно тихая Нина.
В глазах непочтительной дочери закипали слезы, но не от скорби по усопшей бабушке, а от обиды и разочарования.
– Вот же старая карга! – обругал покойницу Савва, вполне разделяющий чувства жены. – Нашла время, чтобы сдохнуть! Надо же было так нагадить людям! Убил бы ведьму!
– Лучше бы мне помереть заместо мамы! – вздохнула Анна.
Именно эти ее слова навели Савву на мысль, которая после обсуждения ее с Ниной оформилась в план действий.
О смерти Капитолины Митрофановны объявлять не стали. Тело старушки спустили в погреб – на время, до наступления ночи.
Но еще до того Савва успел смотаться в город, в оптический салон, и купить там цветные контактные линзы. Карие – для голубоглазой Анны, которая должна была заменить на праздничном торжестве усопшую Капитолину Митрофановну.
С линзами в глазах и в обычной одежде бабы Капы Анна легко сошла за свою матушку, никто из многочисленных гостей не заметил подмены. Не возникло бы никаких сложностей, если бы в какой-то момент Анна не потеряла одну линзу. Найти ее в суматохе массового гулянья Савва не сумел, поэтому заставил тещу немедленно надеть черные солнцезащитные очки. Анне в темных окулярах было неудобно, но зять бдительно следил за тем, чтобы она их не снимала.
– А она их сняла, и тогда-то я увидела ее голубой глаз! – сказала я. – И Генка, наверное, тоже увидел, он рядом со мной сидел!
Капитан воспользовался передышкой, чтобы хлебнуть минералки, которую налила ему в бокал заботливая Ирка.
– Значит, Генка напросился на неприятности, когда вызывающе распевал Анне песню про «Черноглазую», – поскольку меня никто не останавливал, продолжала рассуждать я.
– А еще он демонстрировал всем желающим, включая тебя, имеющуюся у него фотографию Капитолины Спиногрызовой с родственниками, а ведь на том снимке было видно, что глаза у бабушки карие, – напомнил Лазарчук.
– Кстати, а куда подевалась эта фотография? – поинтересовалась Ирка.
Капитан пожал плечами.
– Думаю, ее прихватил Савва, – предположила я. – Вместе с Генкиным блокнотом.
– С каким блокнотом? – заинтересовался Серега.
– У Генки была такая эксклюзивная записная книжка, я сама ее ему подарила, – пояснила я. – Кожаную обложку от нее я нашла в тумбочке у Саввы.
– Когда ты ее нашла, вчера? – оживился дотоле молчавший Колян. – Кыся, ты понимаешь, что это означает?
– Что поганец Савва приложил руку к смерти Генки, – мрачно кивнула я. – Или, во всяком случае, вывернул ему карманы. Красивый блокнот выбросить пожалел, жаба задушила, а фотографию, скорее всего, уничтожил.
– Кыся, да я не о том! – махнул рукой Колян. – Ты вспомнила, что заглядывала в Саввину тумбочку, а это значит, память к тебе возвращается!
– Ленкины воспоминания мы сопоставим с рассказом Сереги попозже, ладно? – попросила Ирка. – Сереженька, продолжай, мне страшно интересно!
– А мне просто страшно, – пробормотал Моржик.
– Чем дальше, тем страшнее, – кивнул капитан.
– Еще бы! – поддержала я. – Знали бы вы, как я испугалась, когда получила Генкино посмертное послание! Мороз по коже и дрожь в коленках!
– Так Генка действительно собирался раскапывать подозрительную грядку в поисках свежего захоронения бабы Капы? – поинтересовалась Ирка. – Для того и полез в сарай, хотел вооружиться лопатой? А что с обрушившимся на него сеновалом, он сам развалился, или это Савва постарался, чтобы Генка не раскопал чего-нибудь лишнего?
– Просила не перебивать, а сама лезешь с вопросами списком! – заметила я.
Лазарчук пожал плечами.
– Предполагаю, что без Саввы тут не обошлось, но это недоказуемо.
– А что вообще доказуемо в этой истории? – поинтересовался Колян.
– Дайте же человеку закончить рассказ! – закричала я.
– Леночка, вам нельзя волноваться! – обеспокоился моим состоянием доктор Топоркович.
Он озабоченно пощупал мне пульс и обвел господ присутствующих укоризненным взглядом поверх очков.
Народ притих, и Лазарчук продолжил повествование.
За исключением печального инцидента с трагически погибшим газетчиком торжество по поводу столетия Капитолины Митрофановны прошло благополучно, то есть Спиногрызовы получили все обещанные бабушке подарки, включая квартиру. Теперь столетняя старушка могла с чистой совестью помирать, особой необходимости в ней уже не было. В принципе переход бабушки в мир иной можно было бы на некоторое время отложить, гости в доме Спиногрызовых бывали нечасто, Анна, переодеваясь и надевая-снимая линзы, могла время от времени изображать бабу Капу. Но теща Саввы в отличие от своей матушки дожившей до ста лет без малейших признаков умственного расстройства, была несколько «не в себе» и могла ненароком сболтнуть что-нибудь лишнее. Если бы выяснилось, что Анна – это именно Анна, а вовсе не Капа, планы мошенников пошли бы насмарку. Спиногрызовы не могли так рисковать, значит, нужно было заткнуть старухе рот, желательно – раз и навсегда. Так что причиной смерти Анны стали склероз и маразм, ведь это они делали Саввину тещу неуправляемой, а ее поступки – непредсказуемыми.
– Но на самом деле ее убили милые детки, Савва с Ниной, да? – встряла я.
– Анна скончалась от передозировки снотворного, – пожав плечами, ответил капитан. – Но сама ли она приняла несколько лишних таблеток, или же кто-то ей в этом поспособствовал? Как узнать? Не забывайте, у бабули были расстроенные мозги и дырявая память!
– Кыся, возле тебя на тумбочке стоит пузырек с валерьянкой, отдай его мне! – потребовал обеспокоенный Колян.
– Боишься, налопаюсь успокоительных таблеток, как маразматическая старушка? – обиделась я.
– Не путай диагнозы, маразмом будет сожрать таблетки вместе с флаконом, а так – это просто склероз, – вмешалась Ирка. – Коля, не беспокойся, я за ней пригляжу! Сережа, рассказывай дальше!
Под действием снотворного Анна мирно уснула и не проснулась, и наутро «убитые горем» Спиногрызовы раструбили о кончине бабушки Капы. Понятно, что ее роль в последний раз исполнила Анна.
– Но я же была на похоронах лже-Капитолины, – опять вмешалась я. – И тогда Анна была жива! Она сидела у гроба бабы Капы поочередно с Ниной!
– Идиотка ты, – грубо обругала меня Ирка. – Понятно же, что это была не Анна, а кто-то из ее родственниц! Сама же говорила, что эта пакость Настя похвалялась удивительным фамильным сходством по женской линии!
– Настя тоже была на похоронах, – уперлась я. – Вот она-то как раз сидела у гроба практически безотлучно!
– Анну изображала ее дочь Нина, – терпеливо объяснил Лазарчук. – Она уходила в комнату – и на смену ей выходила «Анна». Чего проще? Обе в черных платьях и платках, даже переодеваться не надо, знай только, наноси и стирай тональный крем, рисуй карандашом морщины и надевай-снимай цветные линзы.
– Точно, у Нины ведь глаза были, как у бабушки Капы, карие! Значит, вот для чего Савва снова мотался в «Оптику», покупал там голубые линзы! – сообразила я. – Для того, чтобы Нина могла замаскироваться под Анну!
– Наконец-то начинаешь соображать, – похвалила меня Ирка. – Ну, с похоронами фальшивой бабуси мне все ясно…
– Мне в принципе тоже все ясно, – кивнула я. – Даже то, почему после этих самых похорон поганец Савва науськал на меня бодливую корову. Я же приставала к нему с расспросами про пропавшую фотографию!
– Как последняя дура, – подытожила подруга. – Серега, мы готовы слушать продолжение!
На другой день после похорон «бабы Капы» Нина, вновь нарядившаяся в одежды Анны, опять загримировалась подручной косметикой, поменяла цвет глаз с помощью линз, сбегала к пруду и там на публику исполнила роль престарелой Офелии. Продемонстрировала ярко выраженное желание утопиться, выбралась из воды, в камышовых зарослях переоделась в сухое «свое», стерла с лица нарисованные морщины и спокойно пошла домой.
Тело «утопленницы» поискали-поискали – не нашли. Изобретательные супруги Спиногрызовы ловко выпутались из сложного положения, в которое их поставила неожиданная кончина настоящей Капитолины Митрофановны, и даже остались с прибылью: вожделенное наследство должно было достаться им сразу после истечения установленного законом срока. Правда, какую-то часть добра предстояло отдать Анастасии Летучкиной, также являющейся прямой наследницей бабы Капы.
Но тут в дело вмешалось третье лицо – сосед Спиногрызовых Яков Акимыч Плотников, несколько лет назад яростно споривший с Саввой по поводу какой-то там межи. Этот самый Яков случайно видел, как супруги Спиногрызовы в глухой полночный час закапывали в огороде любимую бабушку.
– Случайно? – вслух усомнился долго молчавший Колян. – А что он-то делал в чужом огороде в этот самый глухой полночный час?
– Предположительно – кратчайшим путем, через чужой участок, крался к бахче другого соседа Спиногрызовых, Ивана Овнова, – ответил Лазарчук. – Но это не суть важно. Существенным моментом является то, что злопамятный и корыстный Яков Акимыч, застукавший соседей за черным делом, сразу после официальных похорон бабы Капы сопоставил факты, сделал выводы и с помощью пройдохи-сына придумал, как извлечь из этого обстоятельства выгоду.
– И тогда папенька с сыночком состряпали фальшивое завещание Капитолины Спиногрызовой, по которому все свое имущество бабуля отписывала милому соседушке! – догадалась я.
– Причем они построили свой план с учетом того, что в могиле лежит не Капитолина, а Анна, – продолжил капитан.
– А какое это имело значение? – подал голос Моржик.
– Огромное! – подскочила я. – Это же не Капа, а Анна когда-то ломала правую руку!
– А я сейчас ломаю голову! – огрызнулся на меня обычно кроткий Моржик. – Рука-то тут при чем?!
– Да при том, что именно перелом правой руки и, как следствие, невозможность самостоятельно написать завещание и поставить под ним свою подпись, объясняли существование фальшивки!
– А-а, теперь мне понятно, – успокоился Моржик.
– А мне – нет, – теперь возник Колян. – Если в могиле лежало тело с переломанной рукой, зачем Спиногрызовым нужно было его раскапывать? Рентген показал бы, что перелом действительно был, и оснований для опротестования завещания не нашлось бы!
Я вопросительно посмотрела на всезнающего капитана.
– А это уже Настя Летучкина спорола горячку, потому что ничего не знала об афере своих родичей, поменявших бабушек местами, – объяснил Серега. – Как она могла вообразить такой пассаж? Зато потом, ознакомившись с результатами экспертизы, Настя смекнула, что к чему, помчалась в Приозерный к Савве и Нине, прижала их к стенке и вытрясла из комбинаторов всю неприглядную правду.
– Но еще до этого те успели в очередной раз поменять покойниц местами? – уточнила я.
– Ага. Как только Спиногрызовы узнали, что Настя добивается эксгумации, они испугались, что экспертиза обнаружит: Анна умерла от передозировки снотворного. То есть обстоятельства ее смерти крайне подозрительны! Смекнув, что при плохом раскладе их могут даже обвинить в предумышленном убийстве, Савва и Нина поняли, что тело Анны ни в коем случае не должно попасть к судмедэкспертам, и попытались подложить в могилу Капу. Мошенники наступили на горло собственной жадности и решили выбрать из двух зол меньшее: пусть им не достанется бабушкино наследство целиком, только его небольшая часть, которой по закону нельзя лишить прямых наследников даже при наличии завещания в пользу другого лица, но зато и отбывать срок за убийство не придется.
Ночной порой могилу на кладбище раскопали, тело Анны вынули из гроба, обернули отрезом целлофановой пленки для теплиц и на велосипеде перевезли в огород.
– Покойница на велосипеде – это круто! – восхитился Колян, явно представляя себе эту «картинку маслом».
– Ну, она же не крутила педали, – пожал плечами Серега. – Тело, как я понимаю, поместили горизонтально, ноги на раме, голова на багажнике – что-то в этом духе. Ну, не нашлось у Саввы более подходящего транспорта! А тащить покойницу просто так, в объятиях, ему было бы и тяжело, и неудобно…
Так или иначе, тело Анны перебазировали в родные пенаты и до срока поместили в сарай. Тем временем упарившиеся Спиногрызовы раскопали замаскированную под грядки могилу бабы Капы и обратным рейсом «Огород – Кладбище» перевезли на велосипеде тело Капитолины Митрофановны. С двойными раскопками они возились долго, и уже на подступах к погосту их застал рассвет. Похоронить бабулю Савва и Нина уже не успевали, возвращаться обратно с таким странным грузом было бы рискованно, и супруги приняли решение разделиться: Нина на велосипеде покатила домой, а Савва с телом спрятался в деревянном сортире напротив кладбищенских ворот.
– А утром на кладбище хватились покойницы, приехала милиция! – хмыкнула я.
– Потом приехала ты, сунулась на погост, полезла хорониться все в тот же сортир и получила по голове кирпичом! – подхватила Ирка.
– А после приехала ты и увезла меня! – в тон ей продолжила я.
– А потом появилась совершенно посторонняя гражданка без определенного места жительства, – вклинился капитан Лазарчук. – Собственно, жила она под елочкой на окраине кладбища. Во всяком случае, ночевала. И именно под этой елочкой Савва Спиногрызов, едва дождавшийся сумерек, за минуту до того пристроил тело бабушки. Ни опустить его в могилу, ни, тем более, закопать, Савва не успел: ему помешала своим приходом тетя-бомж. А еще через пару минут бродяжка нашла в своих «апартаментах» труп, перепугалась, побежала куда глаза глядят, угодила в разрытую могилу и сама стала трупом, заняв вакантное место в открытом гробу! Пришлось Савве убираться восвояси, не закончив начатое дело.
А потом кладбищенский сторож поднял тревогу…
– И опять приехала милиция! – завела шарманку некстати развеселившаяся Ирка.
– А потом вас троих черти понесли в спиногрызовские угодья! – подхватила я, напрочь позабыв о том, что сама спровадила родных и близких в этот поход.
– А потом нехороший дядя Г.Овнов сдал нас ментам ни за что ни про что! – обиженно подсказал Колян.
– Как это – ни за что? – не согласился капитан. – За убийство!
– За что?!
Хоровой выкрик Ирки, Коляна и Моржика был исполнен гневного возмущения.
– А вы не знали? – Капитан смущенно почесал в затылке. – Мне казалось, я еще раньше вам об этом сказал… Разве нет?
– Нет! – снова хором.
– Сережа, а кого они убили? – поинтересовалась я, наслаждаясь созерцанием обиженных физиономий. Впредь будут знать, как ходить на дело без меня!
– Они никого не убивали, – покачал головой капитан. – Но бдительный гражданин Овнов некстати обнаружил на соседнем участке бездыханное тело Якова Акимыча и сгоряча решил, что подозрительные типы, появление и уход которых он отследил, совершили мокрое дело.
– Этого Якова в самом деле убили? – спросила я.
– Сердечный приступ, – криво усмехнулся капитан. – Покойный был сердечником, мог дать дуба от любого сильного потрясения!
– Что же его так потрясло? – прищурилась проницательная Ирка.
– Полагаю, появление живого мертвеца, – как-то очень буднично ответил Серега.
– Кого?! – на сей раз к хору вопящих присоединилась и я.
Доктор Топоркович, сидевший так тихо, что о его присутствии я лично успела забыть, сделал попытку пощупать Лазарчуку лоб.
– Профессор, я вполне здоров! – уклонился от обследования капитан. – Галлюцинациями не страдаю, в живых мертвецов не верю, покойников не боюсь! В отличие от несчастного Якова Акимыча, который протянул ноги от страха при встрече с завывающей фигурой в белом саване.
– Фу, как примитивно! – скривилась Ирка.
– Забыл упомянуть, что у привидения были горящие красные глаза, – хладнокровно добавил капитан.
– Сувенирные линзы! – воскликнула я. – Те самые, которые Савва Спиногрызов купил, придя в «Оптику» в третий раз! А кто же их надел? Кто изображал ходячий труп? Снова Нина?
– Настя!
– Настя? – огорчилась я. – Значит, она тоже присоединилась к преступному сообществу?
– Ей очень хотелось получить бабушкино наследство, а на пути к цели стоял старичок-сердечник, – философски развел руками капитан. – Умри он – и через полгода все перешло бы в руки Капиных прямых потомков. Вот он и умер.
– Послушайте, а зачем Настя перетащила меня в машину? – спросила я.
– Ну, это же очевидно! – пожал плечами Лазарчук. – Во-первых, бросать тебя в бессознательном состоянии в доме Спиногрызовых было нельзя: им пришлось бы вызывать к тебе врача, объяснять, кто ты такая, откуда взялась и что с тобой случилось. Настя же не планировала тебя убивать!
– Только слегка свести с ума, – встряла Ирка. – Обезвредить, так сказать.
– Я еще не закончил, – напомнил капитан. – Выбросить тебя на улицу тоже было бы неразумно: там любопытные соседи, расспросов не удалось бы избежать. А вот затолкать тебя в Иркину «шестерку» – это Настя очень умно придумала: и твое бездыханное тело спрятала от любопытных глаз, и избавила себя от необходимости приводить тебя в чувство. Ясно же было, что Ирка, обнаружив тебя в таком состоянии, не станет поднимать шум, а со всей возможной скоростью помчится в больницу!
– Надо же, Настя! – продолжала огорчаться я. – Такая милая девушка!
– Эта милая девушка прыснула тебе в морду из газового баллончика, а потом вколола жуткую гадость, от которой ты стала бы такой же смышленой и памятливой, как покойная старушка Анна! – возмутилась Ирка.
– Спасибо, что говоришь об этой возможности в сослагательном наклонении, – искренне поблагодарила я подругу. И потянулась, распрямляя затекшую спину – Послушайте, я никак не могу сообразить, им что-нибудь за все это будет?
– Выражайся яснее, – попросил Колян.
– Я спрашиваю, троица Спиногрызовых понесет заслуженное наказание за свои криминальные фокусы? – Я вопросительно посмотрела на капитана.
– Хороший вопрос, – признал Серега. – Честно говоря, я и сам им задаюсь… Ну, что тебе сказать? Доказать причастность Саввы Спиногрызова к смерти твоего коллеги Конопкина практически невозможно, суд, если он состоится, наверняка оправдает его за недостаточностью улик. Обстоятельства смерти Анны подозрительны, но, опять же, инкриминировать Спиногрызовым убийство вряд ли удастся. Никто не видел, сама Анна наелась таблеток, или же маразматическую старушку кто-то этим снотворным накормил! Если хотите знать мое мнение, я просто уверен, что Савва и Нина бабку отравили, но мои подозрения и логические умозаключения к делу не подошьешь. Пошли дальше, кто там еще у нас с вами предположительно числится в жертвах алчных Спиногрызовых? Яков Акимович, мастер липовых завещаний. Так сосед-сердечник скончался от застарелой болячки, свидетелей того, что его нарочно напугали до смерти, нет, а сами Спиногрызовы не признаются.
– А как же покушения на меня? – подсказала я. – Во-первых, нападение коровы…
– Думаешь, она даст признательные показания? – съязвил Лазарчук. – Мол, вступив в преступный сговор с гражданином Спиногрызовым, я, корова Зорька, совершила нападение на гражданку Логунову с целью нанесения ей тяжких телесных повреждений, и так далее?
– Ладно, корову я прощаю, – слегка отступила я. – Но еще был удар кирпичом по голове!
– А кто это видел? Кроме тебя и предположительно ударившего тебя Саввы, в том самом сортире был только бабулькин труп! Вряд ли он будет более разговорчив, чем живая корова!
– Ладно! – завопила я. – Пусть кирпич тоже побоку! И Настя, которая, как вы говорите, прыскала в меня из баллончика и колола шприцем, тоже выйдет сухой из воды, потому что никто, даже я сама, не видел, как она это делала! Но все эти в высшей степени некрасивые махинации с несчастными мертвыми бабульками, они что, тоже ненаказуемы?!
Ответом мне было красноречивое молчание.
– Возможно, что-нибудь такое в Уголовном кодексе и найдется, – неуверенно вступил Моржик. Я и забыла, что он в свое время служил в силовых структурах! – Вандализм, надругательство над усопшими…
– Если удастся доказать, что Савва и Нина устроили все это шоу с мертвецами с целью завладеть квартирой, их действия, скорее всего, будут квалифицированы как мошенничество. Но, прошу не забывать, они в последний момент поменяли трупы явно не в свою пользу. Заменив в могиле Анну на Капу, они рисковали потерять основную часть наследства, так как в силу вступило бы фальшивое завещание, в связи с которым прямым наследникам бабы Капы достались бы крохи. Глядишь, отопрутся ловчилы Спиногрызовы от своего корыстного интереса, прикинутся дурачками ненормальными. Мол, тягали родных покойниц туда-сюда не ради выгоды, а по причине временного помрачения рассудка от тоски и скорби. Откровенно говоря, я сильно сомневаюсь, что при таком раскладе можно будет говорить о сколько-нибудь серьезном наказании. Разве что моральное осуждение?
– Моральное осуждение! – воскликнула шокированная Ирка. – Моральное осуждение!
– Давайте выпьем, – предложил Колян, протягивая руку к бутылке. – А то Иришку уже заклинивает на словах, а у Кыси от возмущения дым из ушей идет!
– Это не из ушей, это я закурил, – спохватился доктор Топоркович. – Простите, заслушался и забыл о хороших манерах! У вас тут курят или мне выйти на улицу?
– Курите, – махнула рукой расстроенная Ирка.
Колян набулькал в рюмки коньяк, мы выпили и надолго замолчали. Затянувшуюся паузу оборвал профессор:
– В высшей степени любопытная история! Не знаю даже, как ее назвать…
– «Три веселых зомби», – предложила я, вспомнив, как в свое время бежала по темному проселку из Приозерного к шоссе, скандируя детскую песенку «Три веселых гуся».
– Почему – три? – не согласилась Ирка. – Только два: Капитолина и Анна!
– Тогда две, – поправила я. – Они все-таки женского пола.
– Вы полагаете, у зомби может быть половая принадлежность? – заинтересовался психиатр.
Колян молча покрутил пальцем у виска.
– Говоря о трех зомби, Лена, наверное, причислила к старушкам своего коллегу Конопкина, – вступился за меня Моржик. – Его посмертное сообщение и в самом деле дает для этого некоторое основание…
– Чушь, – перебила мужа строптивая Ирка. – Я думаю, что…
Что думает Ирка, мы так и не узнали: ее речь оборвал громкий телефонный звонок. Я аж подпрыгнула: резкий звон шел откуда-то из-под меня! Оказалось, что я лежу на своей сумке, а в ней надрывается мой мобильник.
– Да? – настороженно вопросила я, поднеся к уху трубку.
Жизненный опыт подсказывал мне, что от звонков в столь поздний час можно ожидать только неприятностей. Однако я ошиблась.
– Ленчик, привет! – зазвучал в трубке бодрый голос моей приятельницы Таньки Федоровой. – Я звоню тебе из городу Парижу, поэтому буду немногословна. Одного из тех двух типов, которых ты называла, я и впрямь тут нашла! То есть, конечно, не его самого, он давно перебрался с Елисейских полей в царствие небесное, но сынишка его тут! Передаю трубочку!
– Добри вечер! – без всякой паузы пробасил в трубке мужской голос.
Слово «сынишка» у меня по понятным причинам проассоциировалось с младенцем, так что я ожидала услышать голосок понежнее и от неожиданности замешкалась с ответом.
– Ну же, поздоровайся с мальчиком! – прикрикнула на меня Ирка, которой, как и всем прочим, мой разговор с Парижем был достаточно хорошо слышен: в трубке вопили так, словно пытались докричаться до России без помощи телефонной связи.
– Кто скажет, что это девочка, пусть первым бросит в меня камень, – пробормотал Колян, явно цитируя Ильфа и Петрова.
– Доброй ночи! – брякнула я. – В смысле, здрасьте!
– Вы говорить по-французску? – поинтересовался мой собеседник.
– Ни в зуб ногой! – призналась я. – Спик инглиш, плиз!
– Инглиш я не ногой по зубам, – сокрушенно признался невидимый «мальчик». – Тогда я буду по-русску.
– Вы говорите по-русски? – усомнилась Ирка.
Я пригрозила ей кулаком.
– Я есть Максим Спиногризофф, – пробасил месье. – Мне сказать, ви знать мои кубаньски родники!
– О каких-таких родниках он говорит? – отведя трубку подальше от уха, я обвела присутствующих вопросительным взором. – Единственный кубанский родник, который я знаю, это минеральный источник «Горячий ключ»!
– Может, его предки владели этом ключом? – предположил Моржик.
– Ага, еще один владелец скважины! – язвительно воскликнула Ирка. – Минерально-водный магнат Спиногрызов! В пару приозерненскому нефтяному шейху Овнову!
– Какие скважины, идиотка?! – прикрикнула на меня из трубки Танька. – Французский товарищ интересуется своими кубанскими родственниками! Родней, а не родниками! Составь, пожалуйста, списочек и пошли мне по е-мэйлу! Все, я отрубаюсь!
Из трубки пошли гудки, я выключила телефон и сказала уже не Таньке, но самой себе:
– Ладно, я составлю списочек кубанских Спиногрызовых, но обязательно сопровожу его краткими характеристиками конкретных личностей! И пусть месье сам решает, хочется ли ему знакомиться со своими замутненными родниками!
– Как несправедливо! – безадресно пожаловалась Ирка. – Мало того, что эти поганцы Савва, Нина и Настя, вероятнее всего, не понесут за свои мерзкие фокусы никакого наказания, так они еще и в Париж укатят!
– Выпьем еще, – оценив настроение присутствующих, предложил профессор Топоркович.
Мы накатили еще по рюмочке.
Дрова в камине почти догорели, в комнате стало темно. Лиц присутствующих я уже не видела, но мне показалось, что народ несколько расслабился. Самой мне вдруг стало почти весело:
– И все-таки три! – радостно возвестила я.
– Три – чего? – вялым голосом поинтересовалась Ирка.
– Три веселых зомби! Баба Капа – раз, Анна – два и Капин муж, папенька нашего французского друга, – три! Тоже ведь полвека числился в усопших, а вел, как выяснилось, очень активную загробную жизнь! Даже сумел посмертно размножиться, вот, сынишку в Париже родил!
На этот раз со мной никто не спорил. Я присмотрелась к ближайшему соседу – профессору: уважаемый психиатр смежил веки и приоткрыл рот. Колян поник в своем кресле так, что сразу было понятно: он дрыхнет без задних ног. Задние ноги вытянулись по ковру, перегородив половину комнаты. Со стороны уединенного гнездовья капитана Лазарчука донесся откровенный храп. Ирку не было ни видно, ни слышно.
– Эй, вы все уснули, что ли? – обиделась я.
– Не все, – после паузы громким шепотом сообщила Ирка.
Поднявшись со своего места, она осторожно переступила через Коляновы конечности, пробралась ко мне и присела на диван в изножье. Громко скрипнули пружины, звякнуло стекло: очевидно, по пути Ирка прихватила со столика бутылку.
– Тут еще осталась капелька, – сообщила подруга. – Давай за нас, за женщин!
– За прекрасных дам! – подхватила я.
Не сговариваясь, мы поднялись с дивана и, стоя плечом к плечу напротив догорающего камина, выпили за самих себя.
– Ну, артистки! – сквозь зевок насмешливо произнес невидимый в потемках Моржик. – С вами не соскучишься!
– Никогда! – в один голос воскликнули мы с Иркой, очень довольные таким дополнением к тосту.
– Прикончим бутылку? – Ирка подняла повыше емкость темного стекла и посмотрела на свет. – А, уже прикончили… Тогда, может, новую разопьем?
– Разопьем, – легко согласилась я.
Давно мне не было так легко и весело!
– Тогда пошли прочь из этого сонного царства, на кухню, – предложила Ирка. – У меня в холодильнике за кастрюлей с борщом тортик припрятан.
– Разъедим, – кивнула я.
Мы осторожно, чтобы не потревожить спящих, пробрались к двери, но уже на пороге я вспомнила, что хотела задать всезнайке Лазарчуку еще один вопрос. Капитан как раз был рядом, в пределах досягаемости. Я потрясла его за плечо и спросила:
– Серый, а ты знаешь, кто была та зараза в черных ботинках, которая шпионила за мной?
– Говори в мужском роде, это был юноша, – зевнув, ответил мне капитан. – Вполне приличный молодой человек, студент Академии культуры, начинающий актер. Кажется, довольно талантливый. Я иногда неофициально приглашаю его поиграть в шпиона – в нашем-то ведомстве лишних людей никогда нет!
– Получается, это ты приставил ко мне «хвост»? – удивилась я. – А зачем?!
– Она еще спрашивает! – Серый окончательно пробудился и апеллировал к внимательно слушающей Ирке. – Влипает то и дело в какие-то опасные ситуации, путает ход следствия, никогда не делится с органами важной информацией, а потом спрашивает, зачем за ней установили наблюдение?! Между прочим, думаешь, легко за тобой следить? За такой недисциплинированной и непредсказуемой? Парень полдня топтался у крыльца твоей телекомпании, поджидая, пока ты появишься, а ты ходишь на работу как тебе вздумается! Жутко неорганизованная особа!
– Что ты хвалишь этого олуха? – зашипела я в ответ. – Разве не знаешь, что он меня потерял?
Капитан смущенно кашлянул:
– Честно говоря, он и сам потерялся. Куда делся – даже не знаю…
Я тихо хихикнула и сказала:
– Предполагаю, что ему предложили новый ангажемент. Поищи своего шпика как-нибудь вечером в трамваях восьмого маршрута!
– Почему – в трамваях? – удивился Серега.
– Потому что «почему» кончается на «у»! – насмешливо пропела я, изящно огибая капитаново кресло, чтобы выплыть в дверной проем.
Должно быть, эта чепуховая песенка пришла мне на ум не случайно: история с веселыми зомби окончилась для меня и моих друзей именно на «у»: удачно. Успешно.
Удивительно!
Назад: Опять пятница
На главную: Предисловие
