41
По вторникам Бруклинский музей закрыт для обычных посетителей, но туда пускают студентов художественных колледжей и исследователей.
Бруклинский музей — просто рай для научных работников. Сотрудники музея прекрасные специалисты, они любезны и всегда готовы прийти на помощь; они часто разрешают исследователям, предварительно договорившись, приходить по вторникам, чтобы те могли поработать с экспонатами, хранящимися в запасниках музея.
Фрэнсис Долархайд вышел из метро где-то в начале третьего, сжимая под мышкой свои научные материалы: общую тетрадь, каталог галереи Тейт и биографию Уильяма Блейка.
Под рубашкой у него находились плоский револьвер тридцать восьмого калибра, кожаная дубинка и филейный нож, острый как бритва. Оружие он прикрепил к животу с помощью эластичного бинта так, чтобы сверху свободно застегивался спортивный пиджак. В кармане пиджака в запечатанном полиэтиленовом пакете лежала тряпка, пропитанная хлороформом.
В руке он нес новый гитарный футляр. Посередине Истерн-Паркуэй, неподалеку от выхода из метро, стояли три телефонных автомата. На одном была с мясом вырвана трубка. Из остальных двух работал только один.
Долархайд стал вкладывать в автомат одну за другой двадцатипятицентовые монеты и вскоре услышал голос Рив:
— Алло.
На другом конце провода слышались звуки фотолаборатории, заглушая ее голос.
— Алло, Рив, — сказал он.
— Привет, Долархайд. Как ты себя чувствуешь?
Шум от транспорта, проезжающего по обе стороны от Долархайда, мешал ему слышать Рив.
— Прекрасно.
— Ты что, из автомата звонишь? Я думала, ты дома лежишь.
— Я хочу сегодня поговорить с тобой.
— Хорошо, позвони мне вечером, ладно?
— Я должен… увидеть тебя.
— Я тоже хочу увидеться, но сегодня я не могу. Работы много. Ты мне позвонишь?
— Ладно, если ничего…
— Что-что?
— Я позвоню.
— Я очень хочу, чтобы ты скорей приехал.
— Хорошо. До свидания… Рив.
Прекрасно. Страх тонкой струйкой стекал у него от груди к животу. Переборов его, он перешел через дорогу.
По вторникам попасть в Бруклинский музей можно только через узкую дверь в самом конце правого крыла здания. Долархайд зашел в нее вслед за четырьмя студентами-художниками. Студенты свалили свои рюкзаки и сумки и, вытащив пропуска в музей, предъявили их вахтеру, сидящему за столом у входа.
Вахтер встал и подошел к Долархайду:
— Вы что, договаривались о встрече?
Долархайд кивнул.
— В отдел живописи, к мисс Харпер.
— Распишитесь в журнале, пожалуйста.
Вахтер подал ему ручку, но Долархайд держал наготове свою. Он расписался: «Пол Крейн».
Вахтер позвонил по служебному телефону наверх. Долархайд повернулся к нему спиной и, пока тот проверял, действительно ли его ждут, стал рассматривать висевшую над входом картину Роберта Блума «Праздник сбора винограда». Боковым зрением он видел, что здесь находится еще и охранник — тот самый, при пистолете.
— В конце вестибюля у киоска, рядом с главным лифтом, стоит банкетка, — сказал вахтер. — Садитесь там и ждите. Мисс Харпер к вам спустится.
Он подал Долархайду бело-розовый пластиковый нагрудный пропуск.
— Я положу тут гитару?
— Кладите, я присмотрю.
Когда свет был притушен, музей выглядел по-другому. Между огромными стеклянными витринами царил полумрак.
Долархайд просидел на банкетке минуты три, когда из лифта вышла мисс Харпер.
— Мистер Крейн? Меня зовут Пола Харпер.
Она была моложе, чем он думал, договариваясь с ней о встрече по телефону из Сент-Луиса; это была рассудительная на вид женщина со строгой, но миловидной внешностью. Юбка и блузка сидели на ней, как форменная одежда.
— Вы ведь звонили по поводу акварели Блейка? — спросила она. — Сейчас мы поднимемся, и я вам ее покажу. Поедем на служебном лифте. Вон туда, пожалуйста.
Она провела его мимо темной витрины музейного киоска, потом они прошли через маленький зал, увешанный орудиями древнего человека. Он быстро оглядывался, запоминая дорогу. Из зала «Две Америки» начинался коридор, ведущий к небольшому лифту.
В кабине мисс Харпер нажала кнопку пятого этажа. Она стояла, обхватив себя руками. Ее ясные голубые глаза остановились на пластиковой карточке на его груди.
— Вам дали пропуск на шестой этаж, — заметила она. — Впрочем, это не важно — у нас на этаже сегодня все равно из охраны никого нет. Вы над чем работаете?
До сих пор Долархайд отделывался от нее улыбками и неопределенными кивками.
— Пишу статью о Баттсе, — ответил он.
— Об Уильяме Баттсе?
Долархайд кивнул.
— Я о нем практически ничего не знаю. Упоминание о Баттсе как покровителе Блейка мы часто находим в сносках. Что, интересная личность?
— Я только начал. Мне придется съездить в Англию.
— Кажется, в Национальной галерее висят две акварели, заказанные Баттсом. Вы их уже посмотрели?
— Пока нет.
— Ну что же, пишите, не затягивайте.
Долархайд кивнул, как бы обещая не затягивать. Лифт остановился.
Пятый этаж. Тело его слегка дрожало, но руки и ноги были в порядке. Вот сейчас все решится. Если план не удастся, то живым его им не взять.
Она провела его по галерее американского портрета. В первый раз он шел другой дорогой. Он знал, где он находится. Все было нормально.
Однако в галерее его ожидал сюрприз, и когда он его увидел, то встал как вкопанный.
Пола Харпер почувствовала, что он остановился, и обернулась. Он стоял как завороженный перед нишей в стене.
Она подошла ближе и увидела, что привлекло его внимание.
— Это портрет Вашингтона кисти Гильберта Стюарта, — сказала она.
Какого там Джорджа Вашингтона!
— Мы видим его изображение на долларовой купюре. Иногда его называют лэнсдауновским портретом, потому что этот портрет Стюарт написал для маркиза Лэнсдауна в знак признательности за поддержку американской революции… Что с вами, мистер Крейн?
Долархайд побледнел. То, что он видел сейчас, было страшнее, чем все портреты, виденные им прежде на долларах, вместе взятые. Заключенный в раму Джордж Вашингтон сверлил его глазами, спрятанными под нависшими веками, показывая плохо сработанные вставные челюсти. Господи, как он напоминал бабушку! Долархайд почувствовал себя нашкодившим ребенком, застигнутым на месте преступления с водяным пистолетом в руках.
— Мистер Крейн, что с вами?
«Немедленно отвечай, а то все полетит к черту! Не стой как истукан! „Ты потрясающий мужчина“. „МЕРЗКИЙ ГРЯЗНУЛЯ…“ Нет. Быстро скажи что-нибудь».
— Я принимаю кобальт, — проговорил Долархайд.
— Вам лучше присесть, отдохнуть пару минут.
От него действительно исходил слабый больничный запах.
— Нет. Пойдемте. Мне уже лучше.
«Нет, ты больше не сможешь угрожать мне, бабушка. Я тебя убил бы, к черту, если бы ты уже не сдохла! Сдохла… Бабушка уже сдохла. Уже сдохла, сдохла! Навсегда. „Господи, ты потрясающий мужчина!“»
Но Долархайд знал, что тот, другой, был еще жив.
Он следовал за мисс Харпер, продираясь сквозь частокол своего страха.
Они прошли в отдел изучения живописи и хранения картин через двойные двери. Долархайд быстро огляделся. Внутри длинного, хорошо освещенного зала царило спокойствие. На многочисленных крутящихся стендах были укреплены закрытые картины. По одной стороне шли двери в небольшие кабинеты для сотрудников, отделенные от зала стеклянной перегородкой. Самая дальняя дверь была приоткрыта, и он услышал стук пишущей машинки.
Кроме Полы Харпер, никого в зале он не видел. Она подвела его к высокому рабочему столу и принесла стул.
— Посидите, пожалуйста. Сейчас я принесу картину.
Она исчезла между стеллажами.
Долархайд расстегнул пуговицу на животе.
Показалась мисс Харпер. Она несла плоский черный футляр размером не больше портфеля. Внутри была картина. Он никогда не думал, что она такая маленькая. В каталоге он прочитал, что ее размеры составляют 42,8 на 33,8 см, но особого внимания на это не обратил. Он думал, что картина больше. Но она оказалась маленькой. Маленькая картина, хранящаяся здесь, в тихом зале… Оказывается, всю свою силу Дракон получил от старого здания, окруженного садом.
Мисс Харпер что-то говорила:
— …приходилось держать ее в таком футляре, потому что она портится от света. Поэтому мы ее редко выставляем.
Девушка поставила футляр на стол и отстегнула защелку. У дверей раздался какой-то шум.
— Извините, я должна открыть дверь Хулио.
Она застегнула футляр и, взяв его с собой, подошла к стеклянным дверям. В коридоре рядом с тележкой стоял человек. Она придерживала двери, чтобы он мог вкатить тележку в зал.
— Как тут у вас, все нормально?
— Все нормально, Хулио.
Хулио вышел.
Мисс Харпер с футляром вернулась от двери.
— Извините, мистер Крейн. По вторникам Хулио сметает пыль и чистит потускневшие рамы. — Она открыла футляр и извлекла оттуда папку из белого картона. — Вы, конечно, понимаете, что дотрагиваться до нее нельзя. Я буду сама вам ее показывать — таково правило. Договорились?
Лишившись дара речи, Долархайд лишь кивнул.
Она открыла папку и убрала с поверхности картины пластиковый лист и мягкую прокладку.
Вот он. «Большой красный дракон и жена, облеченная в солнце» — разъяренный мужчина-дракон, обвив хвостом обессилевшую женщину, молящую о пощаде, вот-вот разорвет ее на части.
Картина действительно была небольшой, но очень экспрессивной. Лучшие репродукции не могли передать особенности и цветовые нюансы акварели.
Долархайд охватил всю картину взглядом, разом увидев все: и слова, начертанные рукой Блейка, и два коричневых пятна на правом поле бумаги. Сразу же захватив, картина его не отпускала. Оригинал был ярче, мощнее репродукции.
«Смотри на женщину, обвитую хвостом Дракона. Смотри».
Он увидел, что ее волосы были точно такого же цвета, что и у Рив. Он увидел, что от него до двери метров шесть. Он сдерживал рвущиеся наружу голоса.
«Надеюсь, я тебя не шокировала?» — спросила Рив Макклейн.
— Оказывается, в акварель он подмешивал мел, — продолжала Пола Харпер.
Она стояла, немного развернувшись к нему, чтобы видеть, что он делает, но глаз с картины не сводила.
Долархайд сунул руку под рубашку. Где-то зазвонил телефон. Стук машинки прекратился. Из-за крайней двери высунулась женская голова.
— Пола, тебя. Мама звонит.
Мисс Харпер и головы не повернула, не спуская глаз ни с Долархайда, ни с картины.
— Передай, пожалуйста, — крикнула она, — что я перезвоню!
Женщина скрылась за дверью. Машинка тут же застучала опять.
Долархайд больше не мог сдерживаться. Ну, или сейчас, или никогда!
Но его опередил Дракон. «Я НЕ ВСТРЕЧАЛ ЕЩЕ…»
— Что? — У мисс Харпер от удивления глаза полезли на лоб.
— …такой огромной крысы! — подхватил Долархайд, показывая на что-то за ее спиной. — Вон, вон, по стеллажу лезет!
Мисс Харпер обернулась:
— Где?
Из-под рубашки вынырнула дубинка. Легким взмахом кисти он стукнул ее по затылку. Она обмякла, одновременно Долархайд схватил в кулак ее блузку и шмякнул тряпку с хлороформом ей на лицо. Она что-то пискнула, не очень громко, и начала падать.
Он осторожно опустил ее на пол между столом и стеллажами с картинами, стащил папку с акварелью на пол и присел рядом на корточки. Шуршание, хриплое дыхание и телефонный звонок.
Из-за дальней двери опять показалась женщина.
— Пола! — Она огляделась. — Это опять мама, — крикнула она, — ей срочно нужно с тобой поговорить!
Она стала обходить стол.
— Я останусь с посетителем, если ты…
Тут она их увидела. Пола лежала на полу со сбившимися на лицо волосами. Над ней с пистолетом в руке сидел на корточках Долархайд, заталкивая последний кусок акварели в рот. Он неторопливо встал и рванулся к ней.
Она вбежала в комнату, захлопнула за собой хлипкую дверь и, пытаясь схватить трубку телефона, сшибла аппарат на пол. Падая на колени, она рванулась к нему, набрала номер, но там, куда она звонила, было занято. Сзади разлетелась дверь. Удар по затылку — и светящийся диск аппарата раскололся у нее в глазах на мелкие цветные кусочки, вырвавшаяся из рук трубка со стуком покатилась по полу.
Влетев в служебный лифт, Долархайд наблюдал, как загорающиеся лампочки отсчитывают путь вниз. Он держал пистолет в руке, у живота, прикрыв книгами.
Первый этаж.
Вперед, в пустынные галереи. Он шел так быстро, что из-под его кроссовок раздавался свист. Он свернул по ошибке не туда, и по бокам замелькали индейские маски из китовой кожи. Он побежал и вдруг оказался в окружении высоких тотемных столбов племени хайда. Долархайд сообразил, что заблудился, подбежал к витрине с тотемами, посмотрел налево, увидел каменные топоры и копья и понял, где находится.
Он осторожно выглянул в коридор.
Вахтер торчал у доски объявлений, метрах в десяти от двери.
Вооруженный охранник стоял ближе к выходу. У него заскрипела кобура, когда он нагнулся, чтобы стереть пятнышко с носка ботинка.
Если они нападут, то первую пулю — охраннику. Долархайд засунул пистолет за ремень, застегнул пуговицу пиджака и зашагал по направлению к выходу, отстегивая пропуск.
Вахтер повернулся, услышав шаги.
— Спасибо, — сказал Долархайд.
Он протянул пропуск, держа его за края, и положил на стол.
Служитель кивнул.
— Бросьте его, пожалуйста, в щель, вон там.
Зазвонил телефон на столе.
Поднять пропуск, лежащий на стеклянной поверхности, за края было очень трудно.
Снова зазвонил телефон. Быстрее!
Наконец пропуск оказался у него в руке, и он бросил его в щель ящика. Он поднял гитарный футляр из кучи сумок и рюкзаков.
Охранник уже подходил к телефону.
Выходя из дверей и быстро направляясь к ботаническому саду, он был готов в любую секунду открыть огонь, услышав погоню.
Зайдя в сад, Долархайд повернул налево и нырнул в проход между сарайчиком и живой изгородью. Он распахнул футляр и вывалил на траву его содержимое: теннисную ракетку, мячик, полотенце, сложенную продуктовую сумку и большой пучок сельдерея.
Полетели пуговицы, когда он одним рывком сорвал с себя пиджак и рубашку и выскочил из брюк. Под костюмом на нем были майка с гербом Бруклинского колледжа и тренировочные брюки. Он сунул книги и одежду в сумку, на них положил оружие, прикрыв сверху сельдереем. Обтер ручку и застежки гитарного футляра и засунул его под колючие ветки кустарника.
Быстро пройдя через сад в сторону Парк-авеню с висящим на шее полотенцем, он вышел на Эмпайр-бульвар. Впереди бежали любители бега трусцой. Он пристроился за ними, видя, как мимо, включив сирену, проехали первые патрульные машины. Бегуны не обращали на них внимания. Долархайд тоже.
Он то бежал, то переходил на шаг. В одной руке у него была сумка, в другой ракетка, которой он подбрасывал теннисный мячик, — спортсмен-любитель, медленно расслабляющийся после изматывающей тренировки, заглянувший в овощную лавку по пути домой.
Он заставил себя замедлить шаг; на полный желудок бежать не стоило. Он сам волен решать, бежать ему или идти.
Теперь он волен решать все…
