Глава 29
Наталья Алексеевна встала, включила чайник и заметила:
– Знаете, меня рассказ престарелой Ульяны потряс.
– Сама сейчас не могу прийти в себя, – призналась я. – И не понимаю, почему бывшая няня так с вами разоткровенничалась. Она рассказала ужасную историю, призналась в страшных грехах, о которых вообще-то лучше молчать.
Кирпичева открыла коробку с заваркой.
– Попробую объяснить. Я тоже сначала задала себе этот вопрос, но потом вроде нашла на него ответ. Нехорошо так говорить, но меня порадовало, что Ульяне Глебовне все же не удалось заполучить столь горячо ею желаемого мужа. Андрей Борисович не торопился сделать ей предложение руки, сердца и кошелька. Пара прожила вместе пять лет, потом Расторгуев уехал на длительные съемки в Казахстан, познакомился там с какой-то молодой красивой актрисой, привез ее в столицу. В общем, повторилась та же история, что и с Виктором Яновым. Правда, щедрый Расторгуев купил Игрунковой небольшую квартирку, и это слегка подсластило ей горечь разрыва. Впоследствии Ульяна сделала еще несколько попыток завести супруга, но ни одна из них не завершилась успехом. Вероятно, потому, что Игрункова действовала по стандартной схеме: нанималась к какому-нибудь актеру в прислуги и пыталась разбить его официальную или гражданскую семью. Неудачи озлобили Улю, сделали ее наглой, напористой, к тому же она старела, красота уходила, мужчины переставали воспринимать ее как объект сексуальной охоты. Конечно, семидесятилетнему мачо дама, чей возраст подкатывает к шестому десятку, может показаться сладким персиком, но сама-то Ульяна не хотела ухаживать за стариком, сошедшим со сцены, ее тянуло к молодым, активно работающим актерам. Желание сидеть на лучшем месте в партере и слышать завистливый шепоток вокруг «она его жена» так и не угасло. Но увы, есть мечты, которым не суждено сбыться, и некоторым людям приходится отвечать за совершенные подлости. У Игрунковой начался ревматоидный артрит, и в конце концов она очутилась здесь, в доме престарелых, Причем стала вести себя привычно агрессивно. И лишь сломав шейку бедра и посмотрев американский фильм, решила: если она изменится, покается перед Никой, то непременно встанет на ноги, покинет интернат, найдет себе мужа. Ведь главная героиня фильма, поступив подобным образом, стала счастливой.
– Сделка с судьбой, – вздохнула я.
Наталья Алексеевна поставила на стол дымящиеся кружки.
– Некоторые люди так же верят в бога. Молятся и говорят: «Смотри, боженька, я подал нищим деньги, не ел сегодня мяса, принес старушке маме шоколадку. Гляди, сколько хороших поступков я совершил, теперь ты должен наградить меня. Вознагради меня за это!» И страшно обижаются на господа, когда тот не спешит сбросить с неба мешок с золотом. Вот только это никак нельзя назвать истинной верой, это отношения по схеме «ты мне – я тебе». Вы верите в бога, Виола Ленинидовна?
Я отхлебнула обжигающего чая.
– Лично я верю в силу веры.
Наталья Алексеевна улыбнулась.
– Может, вы и правы. А вот я считаю, что господь все видит, и рано или поздно каждому воздастся по заслугам.
Я решила прекратить теологическую дискуссию и вернулась к прежней теме:
– Ульяна Глебовна попросила вас съездить к Расторгуеву?
Кирпичева сделала отрицательный жест рукой.
– Нет, она хотела, чтобы я отыскала Нику, поговорила с ней и привезла ее в интернат. Веронике предстояло торжественно простить бывшую няню. Игрункова всю жизнь тяготела к театральности и даже воспряла духом, обдумывая эту сцену. Вдохновенно срежиссировала ее: хотела надеть алое платье, сделать прическу, макияж, распланировала, где станет Ника, как я помогу Игрунковой сесть, а она заплачет. Был даже приготовлен кружевной платок, который Ульяна Глебовна намеревалась прикладывать к глазам. Она велела мне купить синюю бархатную коробочку для жемчужной броши, хотела передать ее Нике со словами: «Прими в знак моего искреннего раскаяния». А когда я, не найдя коробочки нужного цвета, принесла ей на выбор красную и черную, она очень расстроилась, зазудела осенней мухой: «Неужели непонятно? Платье красного цвета не сочетается ни с той, ни с другой коробочкой! Все должно быть безупречно красиво!» Понимаете? Ульяне Глебовне хотелось внимания, она настоящий энергетический вампир, питается чужими эмоциями. Ей необходимо быть в центре событий. Вот она и решила стать главной героиней дома престарелых. Потому мне все и рассказала. Ну как практически обездвиженной старухе осуществить задуманное без чьей-то помощи? Игрункова посмотрела кино и решила сыграть главную роль в собственном спектакле. И, знаете, она вообще-то не особенно раскаивалась в содеянном, но очень оживилась, готовя постановку, даже начала вставать на костыли. Одна беда – я никак не могла найти дочь Галины. Женщины подходящего возраста по имени Вероника Борисова в столице нет. Мой зять, как я уже говорила, пошарил по Интернету, не нашел таковой и сказал: «Девушка могла уехать из столицы, выйти замуж за иностранца, а я не хакер, не умею, да и не хочу взламывать разные базы. Просто скажи своей старухе: облом». Но я решила не сдаваться и обратилась в детдом, куда Расторгуев поместил бывшую падчерицу.
– Похоже, вы нежно относились к Игрунковой, – пробормотала я.
Наталья Алексеевна методично размешивала ложечкой сахар.
– Нет, добрых чувств Ульяна Глебовна у меня не вызывала. Но она была моей подопечной, а когда я получала образование, преподаватели, а у нас были прекрасные педагоги, говорили нам, будущим медсестрам: «Вы обязаны всегда помогать больному человеку, ваше отношение к нему не играет роли. Кто бы ни оказался в палате: преступник, мерзавец, капризная, истеричная, злая, жестокая особа – для вас это пациент. Остальное не имеет значения. Медсестер называют сестрами милосердия. Никогда не забывайте об этом». Я видела, что подготовка спектакля «Кающаяся грешница» идет на пользу Игрунковой, вот что было для меня главным. И еще один момент. Я думала так. Веронике сейчас за тридцать, и большая часть ее жизни была отравлена мыслью о том, что она пыталась убить новорожденного брата. Наверняка она до сих пор полагает, что страдает лунатизмом, считает себя преступницей и ненормальной. Бог весть какие комплексы могли вырасти на удобренной таким образом почве. Я хотела отыскать дочь Галины, чтобы объяснить ей: в случившемся ее вины нет, Ника стала жертвой интриги хитрой, подлой бабы, собственной няни. Если бы Вероника, услышав из моих уст правду, прокляла Ульяну Глебовну и отказалась ехать в интернат, я ни за что не стала бы настаивать. Но я считала, что ни в коем случае нельзя оставлять Борисову в неведении, ей надо узнать истину. Да только зять не смог мне помочь.
Я не сдержала эмоций:
– И вы отправились к Расторгуеву!
Наталья Алексеевна кивнула.
– Да. Надеялась, он помнит, в какое учреждение определил дочку Галины, а в интернате должен быть архив, там наверняка сохранились данные выпускницы. И многие воспитанники поддерживают связь с детдомом, собираются на праздники. До пятнадцатого декабря времени было много, я считала, что успею все выяснить и найти Борисову.
– Пятнадцатое декабря! – подскочила я. – Почему вы упомянули эту дату?
Кирпичева сложила руки домиком.
– Помните, Ульяна Глебовна решила действовать, как героиня фильма? А той священник посоветовал: «Зло надо устранить в тот день, когда оно было совершено. Ты соблазнила мужа своей сестры десятого сентября, значит, именно десятого числа девятого месяца ты должна прийти к ней и сказать: «Элен, таинственная соперница, из-за которой твой Алекс ушел из семьи, это я». Создатели фильма намеренно нагнетали драматизм и растягивали действие, главная героиня была вынуждена ждать полгода, переживать, мучиться, ну и так далее.
Мне стало зябко.
– Поняла. Именно пятнадцатого декабря в районе десяти утра няня позвала восьмилетнюю Нику в ванную и произошло то, что произошло.
– Правильно, – подтвердила медсестра. – Ульяна Глебовна заметила: «Уходя на кухню, я глянула на часы и подумала: «Время смерти младенца десять утра». Ну кто мог ожидать, что он выживет?» В общем, сначала я поговорила с Андреем Борисовичем по телефону – зять помог, нашел где-то в Интернете номер мобильника артиста.
– В базах операторов мобильной связи, – предположила я, – они давно не тайна.
– Не знаю, – отмахнулась собеседница. – Я соединилась с Расторгуевым и с места в карьер сказала: «Уважаемый Андрей Борисович, не бросайте трубку, я должна сообщить вам важную информацию». Опасалась, что старик меня пошлет, не пожелает беседовать с незнакомкой. Но артист был вежлив, услышал имена Ульяны, Ники, Галины и предложил: «Голубушка, приезжайте ко мне в среду, не хочу, чтобы мой сын знал о нашем разговоре. Сейчас его нет, но Николай ушел ненадолго, скоро вернется. А в среду я его в Москву по делам отошлю. Беседа у нас не телефонная, прикатывайте к полудню». Я так и поступила, никаких проблем не возникло.
Из уст собеседницы полился новый рассказ…
Мы довольно долго разговаривали. У Андрея Борисовича был не номер в отеле, а симпатичный домик – несколько комнат, кухня, санузел. Я, когда к незнакомым людям в гости захожу, сразу кожей ощущаю, какие они: добрые или злые, подлые или благородные. У Расторгуева по квартире разливалось тепло, спокойствие. В гостиной, где мы сидели, висело много фотографий. Я вошла, посмотрела на снимки и не удержалась:
– Господи! Да тут сплошные знаменитости!
– Да, мне повезло, – сказал хозяин, – жизнь оказалась долгой и сталкивала меня с интересными, творческими людьми.
Но я никак не могла успокоиться, впала в восторг.
– Вот снимок – вы и Алла Варасова.
– Да, Алла Константиновна и я играли вместе в нескольких спектаклях, – пояснил Расторгуев.
– А вот Михаил Никодимович Абросимов. Он же мой кумир! Великий, гениальный актер! – ахнула я. – Обожаю его. Будучи студенткой медучилища, я бегала на все его спектакли, подчас отказывалась от обеда, чтобы билет купить. Храню до сих пор программку с его автографом, это мой талисман. Как я рыдала, когда он умер! Купила большой букет цветов, пошла на гражданскую панихиду. Некоторые люди должны быть бессмертными, они очень много значат для окружающих.
Расторгуев улыбнулся.
– Снимок, о котором вы говорите, сделан на дне рождения Софьи Ланской. Знаете, глаза-то меня подвели, зато память все еще прекрасная. У меня есть много интересных фотографий, они в альбоме. Хотите посмотреть?
Я опомнилась:
– Простите, я пришла совсем по другому поводу. – И пересказала артисту нашу беседу с Ульяной Глебовной.
Расторгуев очень разнервничался, попросил отключить его мобильный, сам-то с телефоном справиться не мог. У него был особый аппарат, для слепых, его так сконструировали, чтобы незрячий человек не смог случайно трубку в режим молчания поставить. Между прочим, очень правильное решение, родственникам всегда нужно на связи с инвалидом находиться.
Андрей Борисович ничего про Нику не знал. И все повторял, выслушав меня:
– Господи, что же я наделал? Почему не поверил малышке? Она же твердила: «Мальчик уже лежал под водой». Но я решил, что Ника врет, и обрушил на ее голову карающий меч. Надо найти ее! Срочно!
Я попыталась успокоить старика:
– Вы не виноваты, сами стали жертвой коварства.
Но Расторгуев твердил:
– Нет, нет! Следовало разобраться, по душам поговорить с Никой, я мог узнать про лунатизм. Понимаете, известие об измене Галины и о том, что сын не мой, затмило мой разум, я выгнал любовницу. Теперь, постарев, я иногда думаю, что смерть Гали на моей совести! Да, она поступила подло по отношению ко мне, но и я был крайне жесток. Двое детей очутились в приютах…
– Двое? – перебила я рассказчицу. – Вы хотите сказать, что младенец не умер?
– Андрей Борисович сказал, что мальчика после смерти матери забрали в дом малютки, – пояснила Наталья Алексеевна.
– А он, случайно, не сообщил, в какой? – встрепенулась я.
– Нет, думаю, он сам не знал, куда отвезли младенца, – вздохнула Кирпичева. – Вот уж бедный малыш, представляю, каково ему пришлось, буквально с рождения попал в передрягу, небось здоровья лишился. Таким деткам очень нужна любящая мать. Я начинала работать медсестрой в педиатрическом отделении неврологической больницы. Ох и насмотрелась там! Перелом основания черепа – тяжелая травма, без последствий не остается. Да и просто падение с высоты, пусть и не очень большой, может обернуться для новорожденного серьезными проблемами во взрослой жизни. Думаю, крошке, который рос болезненным и слабым, в интернате несладко пришлось.
– А как звали мальчика? – не утихала я. – Наверное, Расторгуев дал ему свою фамилию? Насколько я знаю, малышей положено регистрировать в первый месяц жизни, а тогда Андрей Борисович еще считал ребенка своим.
– Не могу ответить вам, – расстроилась Наталья Алексеевна. – Мы о мальчике совсем не говорили, Расторгуев о нем вскользь упомянул. У меня создалось впечатление, что ему очень неприятно на эту тему говорить. Он все по Нике убивался. Я даже уходить боялась, видела, что старику нехорошо. Но тот буквально стал меня прогонять – опасался, что сын вернется, застанет меня, начнет вопросы задавать. Однако пообещал: «Мой Николаша компьютерный гений и непременно отыщет Веронику. Позвоните мне через неделю, в четверг, в полдень. Сын опять отправится в Москву по делам, но, надеюсь, к тому времени он что-то узнает, и я вам сообщу координаты девочки». Слушайте, что дальше было…
Я уже собралась уходить, как вдруг Расторгуев попросил:
– Найдите на книжной полке слева старый альбом, там в самом начале есть фото Вероники, оно было сделано на ее восьмой день рождения.
Я так удивилась! И не удержалась, спросила:
– Вы сохранили снимок ребенка, которого считали преступником?
Андрей Борисович нахмурился.
– Не из-за Ники снимок держал. Вы откройте и все поймете.
Я выполнила просьбу Расторгуева и глазам своим не поверила.
– Боже мой! Девочка сидит на коленях у легенды театра, великого Михаила Абросимова!
И услышала от Расторгуева следующее…
– Потому-то я и не уничтожил карточку. В то лето мы с Михаилом Никодимовичем снимались в одном фильме. Он уже был стар, справил девяностопятилетие, но обладал завидной бодростью и трезвостью ума. Великий старик! Я до сих пор испытываю гордость и трепет от того, что общался с гением, имел возможность поучиться у него. Двадцать третьего августа у Ники был день рождения, я заранее предупредил съемочную группу, что беру выходной. Двадцать второго Михаил Никодимович мне попенял:
– Батенька, негоже от работы отлынивать, лень – смертный грех.
Я ему рассказал про предстоящее торжество, Абросимов завздыхал:
– Я уж и позабыл, когда на празднике радовался, все по поминкам теперь хожу.
А я возьми да и скажи:
– Счастлив был бы видеть вас у себя.
Произнес это из вежливости, даже в мыслях не держал, что Михаил Никодимович согласится, а старик ответил:
– С удовольствием приеду. Дети – божьи ангелы, в их присутствии душа расцветает.
Двадцать третьего августа Абросимов приехал к пяти, привез Веронике подарок: часики, небольшие такие, очень подходящие для девочки. Надел ей на руку со словами:
– Милая барышня, вы уже взрослая, пора следить за временем. Но прошу вас, не растите стремительно, порадуйте еще маменьку и папеньку своим малолетством.
Я попросил разрешения снять его с именинницей, он любезно согласился. Михаил Никодимович с нами до одиннадцати просидел, даже танцевал с Галиной. Чудесный получился вечер.
А двадцать четвертого я приехал около десяти на съемочную площадку, смотрю – все как в воду опущенные. Оказывается, в пять утра Абросимова разбил инсульт, его отправили в клинику, прогноз неутешительный. И, к сожалению, он оправдался, спустя пару дней великий актер, не приходя в сознание, скончался. Выходит, я сделал на празднике Ники прощальный кадр. Разве можно было такой снимок выбросить? Вот что, голубушка, возьмите его себе…
Я стала отказываться, не хотела отбирать у Расторгуева реликвию, но Андрей Борисович настоял:
– Нет, я хочу, чтобы фотография находилась у вас, вы восхищаетесь талантом Михаила Никодимовича, помните его и до сих пор любите. Для моего сына карточка не представляет интереса, на ней нет меня, поэтому он ее после моей смерти выкинет. А у вас она сохранится. К сожалению, я сейчас на фото полюбоваться не могу, но оно останется навсегда в моей памяти.
Вот такой щедрый подарок мне сделал…
На следующий день Наталья Алексеевна пришла на работу, и Ульяна Глебовна стала у нее допытываться:
– Как дела идут? Ищешь Веронику? Есть успехи?
Медсестра про свой визит к Андрею Борисовичу сболтнула и тут же пожалела об этом, поняла – следовало смолчать. Но поздно! Игрункова вцепилась в нее, как терьер в крысу, и завалила ее вопросами. Как выглядит Расторгуев? С кем живет? С сыном? С каким? Николаем? С ума сойти! А где? Что сказал, когда услышал имя Ульяны Глебовны? Как отреагировал?
Любопытство бывшей любовницы артиста зашкаливало, бедная Наталья Алексеевна, давно пожалевшая о своей опрометчивой откровенности, терпеливо его утоляла. И в какой-то момент, устав от бесконечных разговоров, обронила фразу о подаренном фото.
Ульяна Глебовна, забыв про костыли, встала с кровати, потребовала:
– Покажи снимок!
Пришлось Кирпичевой демонстрировать фото.
– Отдай его мне, – заявила Игрункова.
– Нет, – решительно отказала медсестра.
– Ну же, в память о нашей с Андреем Борисовичем любви, – захныкала подопечная.
– Но на фото нет ни вас, ни Расторгуева, – резонно заметила Наталья Алексеевна. – Вряд ли вам будет приятно любоваться на Нику.
– Я не замечаю девочку, – махнула рукой Уля, – главный тут Абросимов. Пожалуйста, оставь хоть на денечек…
– Нет, – повторила Кирпичева, кляня себя за длинный язык.
Старуха прижала карточку к груди и разрыдалась.
– Ладно, – сдалась медсестра, – давайте поступим так: мой зять сделает вам копию.
– Прямо сейчас! – капризно потребовала Игрункова.
– Завтра получите.
Наталья сдержала слово, в пятницу Ульяна Глебовна стала обладательницей снимка. В субботу у Кирпичевой был выходной, а в воскресенье, придя на работу, она услышала, как старики и старушки взахлеб обсуждают новость. Оказывается, Игрункова хорошо знала великого Абросимова, дружила с ним, у нее на тумбочке стоит фото, где артист держит на коленях ее близкую родственницу.
Пожилым людям имя старого актера, легенды театра, было прекрасно известно, и рейтинг Игрунковой взлетел выше крыши. А Ульяну Глебовну, как говорится, понесло. Она без устали рассказывала о своих знакомствах в театральной среде, беззастенчиво лгала: «Я была женой самого популярного в СССР артиста, Андрея Борисовича Расторгуева. В нашей семье воспитывалась из милости вот эта девчонка, Вероника Борисова, сирота, пригретая мною и супругом. Помню, как к ней на день рождения приехал великий Абросимов. Понятно, что прибыл он не ради ребенка, а чтобы сделать приятное мне с Андреем». И так помногу раз, всем, кто заходил в ее комнату. Наверное, не стоит объяснять, что в интернате не осталось человека, не слышавшего эту сказку. Ульяна Глебовна преподнесла свою охотничью историю всем: постояльцам, врачам, массажисту, который работал с ее ногой, санитаркам, библиотекарше. Наталья Алексеевна с запозданием поняла, почему Игрункова так хотела заполучить снимок – ей же хотелось находиться в центре внимания, она подпитывается чужой энергией, а теперь она получала ее полной мерой.
Не успела Кирпичева расстроиться из-за поведения старухи, как свалилось новое ужасное известие. По телевизору в новостях объявили о кончине известного артиста Расторгуева.
Ульяна Глебовна пережила бывшего любовника на три дня. Она умерла, так и не встретившись с Вероникой…
– И вы прекратили поиски Ники? – уточнила я.
Кирпичева поправила воротничок платья.
– Андрей Борисович сказал: «Голубушка, ей-богу, я забыл, куда определил девочку, много лет прошло. Но мой сын разыщет Борисову. Езжайте спокойно домой, теперь это моя забота. Я кашу заварил, мне ее и расхлебывать». И мне подумалось: наверное, его сын опытнее моего зятя, ему удастся справиться с задачей. После смерти Расторгуева я опять насела на Максима, потребовала: «Найди Веронику Борисову, поройся в материалах детдомов». А он ответил: «Я же обычный сотрудник фирмы, не хакер. Не стоит думать, что все профессиональные компьютерщики легко могут влезть в любую базу и добыть информацию. Это не так. Я хочу помочь, но не могу, не обладаю нужной техникой и знаниями.
В общем, Наталья Алексеевна, поняв, что не сможет отыскать Борисову, похоронила эту историю.
– У вас сохранился снимок Ники и Абросимова, подаренный Расторгуевым? – спросила я.
– Конечно, – подтвердила медсестра.
– Можете мне его показать?
– Фото дома, в спальне на стене висит, велю зятю сделать для вас копию, – любезно пообещала Кирпичева.
– Меня вполне устроит та, что была у Игрунковой, – улыбнулась я. – Вы, наверное, когда она умерла, снимок забрали?
Наталья Алексеевна развела руками.
– Знаете, а с ним просто детективная история случилась. Два дня Ульяна Глебовна всем охотничью историю про свои близкие отношения с Михаилом Никодимовичем пела, а в воскресенье вечером я отвезла ее в ванную, на первый этаж. При комнатах только душевые кабины имеются, места маловато, чтобы ванну поставить. Да и пожилым людям лучше не лежать в горячей воде. Но, если кто пожелает принять ванну, мы не против, только под бдительным присмотром медперсонала. А Ульяна Глебовна из-за своей травмы не могла стоять под душем. Я в тот раз транспортировала ее вниз около девяти вечера, через полчаса доставила назад, спать уложила. А в понедельник такой скандал вспыхнул! Куда-то исчезла фотография. Ульяна твердила: «Ее украли! Обыщите все комнаты и найдете. Перед тем как отправиться мыться, я посмотрела на снимок, он у лампы стоял. Когда вернулась, каюсь, не проверила, здесь ли он, лишь утром увидела, что нет уникального фото». И давай рыдать. Пришлось пообещать ей новую копию сделать. Видимо, кто-то из наших воспользовался отсутствием хозяйки, вошел к ней и унес снимок.
– Кому карточка могла понадобиться? – хмыкнула я.
Кирпичева пододвинула ко мне поближе вазочку с конфетами.
– Угощайтесь, пожалуйста. Ну, видите ли… Старый – что малый. В интернате много старушек, которые в молодости обожали Михаила Абросимова. Вам трудно понять, какими небожителями казались простому советскому человеку известные артисты. Сериалы в те годы не снимали, новое полнометражное кино появлялось не так уж часто, исполнители ролей становились не просто звездами – они были как солнце. Думаю, одна из бабушек вспомнила молодость и не удержалась, уволокла фотографию, чтобы на нее тайком любоваться. Персонал в этом заподозрить нельзя, а посторонних в доме не было. Правда, приходил массажист. Милейший человек, его заведующая для трех наших обитателей наняла. Одному надо спину править, у другой проблемы с шеей и руками, а Ульяну Глебовну пытались после перелома реабилитировать. Несмотря на молодость, массажист оказался прекрасным специалистом, у него клиентов табун, к нам он только по воскресеньям вечером зайти может. Но мы рады, что хоть какое-то время находит. Думаю, ему еще тридцати нет, небось он даже не слышал об Абросимове. Ну и кто у нас остается? Бабулечки. Такие наивные! Я им всем могла копии снимка принести, стоило лишь попросить.
– Наверное, старушки не знают, что фото легко отсканировать, – вздохнула я.
Наталья Алексеевна спросила:
– А можно мне с вами сфотографироваться? Понимаю бестактность просьбы, но очень хочется иметь на память снимок о нашей встрече, буду всем хвастаться. Ой, я вас не обидела?
– Конечно, нет, – заверила я, – давайте сядем поближе друг к другу.