Глава 21
Часа через два я, устав от бесплодных разговоров, зашла в туалет, обнаружила там несметное количество незнакомых женщин, которые поправляли макияж, выскочила в коридор и спросила у проходившего мимо Якова Онуфриева, пресс-секретаря издательства:
– Что происходит? Откуда в «Элефанте» столько посторонних теток?
Яша закатил глаза.
– Гарик подыскивает нового заведующего пиар-отделом. Объявлен кастинг. Я полагал, что придет человек пять-шесть, а принеслась толпа мужиков и баб. Завотделом персонала в шоке. Она назначила собеседование на пять вечера – сама знаешь, Яна не любит рано вставать, хорошо, если к обеду на работу является, – и представляешь ее потрясение: прикатила в офис, до пяти еще куча времени, а в приемной и в коридоре очередь, как в советские времена за колбасой.
– Они весь туалет оккупировали, – пожаловалась я.
Яша сунул руку в карман и вынул карточку-пропуск.
– Иди в вип-переговорную.
– Куда? – не поняла я.
– В триста седьмую, – уточнил пресс-секретарь и удивился: – Ни разу там не бывала?
– Нет, – призналась я. – Даже не слышала про наличие в «Элефанте» каких-то особых помещений.
Яков сунул пропуск мне в руку.
– Странно. Обычно с писателями из топ-десятки беседуют именно там. Ты где договоры подписываешь?
– У Реброва в кабинете или в бухгалтерии, – ответила я. – И зачем ты меня отправляешь в переговорную для знатных персон?
– Там туалет есть, – усмехнулся Яша, – попудришь носик в спокойной обстановке. А то протиснешься сквозь толпу соискательниц к зеркалу, они тебя узнают, фоток понаделают, в Интернет выбросят. Оно тебе надо? Или хочешь позвездить на ю-тюбе? Думаю, видео под названием «Известная писательница на унитазе» наберет кучу просмотров.
– Твоя правда, – улыбнулась я, почувствовав себя дворовой псинкой, которую хозяин в припадке доброты пустил погреться в прихожей своего шикарного особняка. – А мне можно воспользоваться супермегасортиром для элиты? Охрана у входа не зарычит?
Яков обнял меня за плечи.
– Вилка, к тебе в «Элефанте» особое отношение. Гарик ни с кем из писателей в своем кабинете не шуршит, идет в переговорку. Так что ты круче всех. А сейчас, учитывая любовь Ивана Николаевича Зарецкого к твоим романам, ты вообще можешь гонять Реброва на рынок за картошкой. Не обижайся из-за того, что не знала о хитрой комнате.
Я вывернулась из объятий пресс-секретаря.
– И в мыслях не было надувать губы. Просто не хочется ввалиться в помещение, когда там проходит чья-то беседа.
– Иди, иди, – подтолкнул меня Яша. – Сегодня среда, в этот день большой босс в «Элефант» не приезжает, а без него с топ-писателями ничего не обсуждают. Можешь в апартаментах хоть сутки провести, ключ есть лишь у шести человек из руководства. Четверо из них отсутствуют, в наличии лишь я и Коткина. Когда закончишь марафет наводить, не забудь вернуть карточку, я на работе до ночи буду. Слушай, ты чего какая-то смурная?
– Веру еще не похоронили, а Гарик уже кастинг на ее должность объявил, – пробормотала я.
Яков расстегнул пиджак.
– Жизнь продолжается.
– Ты с Филипповой дружил? – задала я вопрос дня.
Яша достал из кармана сигареты, подержал их в руке и сунул назад.
– Вера идеально работала, без косяков. Организованная, умная женщина, с такой приятно сотрудничать. Новому человеку на ее должности будет трудно, очень уж высоко Вера планку подняла. Мне уже не хватает Филипповой, она с полуслова понимала, чего хочет пресс-отдел, работала с нами в тесном контакте.
– Я про дружбу спросила, – повторила я.
Яша сделал шаг в сторону.
– Нет, мы поддерживали исключительно служебные отношения. А почему вдруг ты этим интересуешься?
– Хотела написать о Вере статью в журнал «Книга и магазин», нечто вроде большого некролога, и столкнулась с трудностями, – озвучила я заранее заготовленный и уже не один раз произнесенный сегодня в стенах «Элефанта» текст. – О служебной деятельности Филипповой набрала гору материала, а вот о личной ее жизни ничего не известно. Кого ни спрошу, все о ней исключительно как о специалисте говорят. С Верой хоть кто-нибудь близко дружил?
– Лично я нет, про остальных не скажу, – пожал плечами Яша и вытащил из кармана зазвонивший мобильный.
Я пошла вперед по коридору.
– Вилка! – крикнул мне в спину Яков. И добавил: – Триста седьмая на пятом этаже, направо от лифта, надо толкнуть дверь с табличкой «Аварийный выход».
Я развернулась и поспешила к лифту.
При всей своей внешней открытости и говорливости Вера оказалась закрытым человеком, не болтающим о своих тайнах. Все, с кем я сегодня пыталась побеседовать о ней, на мой вопрос о дружбе с Верой отвечали одинаково: «Лично я с ней в близких отношениях не состоял, об остальных не знаю».
Переговорная оказалась комфортабельной квартирой с гостиной, спальней, ванной и кухней. Я обошла помещение, удивляясь все больше и больше. Никогда не знала, что в «Элефанте» есть подобные апартаменты. Да тут жить можно! Интересно, кто спит на просторной кровати? Она застелена чистым бельем, в шкафу висит новый халат и лежат тапочки в запечатанном пакете, а в ванной нашлись мыло, зубная щетка с пастой, шапочка для душа, еще один халат. Может, Гарик селит здесь авторов из провинции или иностранных писателей, которые не желают тратить деньги на гостиницу?
Так и не найдя ответа на вопрос, я закрылась в ванной и пробыла там минут двадцать – освежила макияж, причесалась. Затем вышла в коридорчик и вдруг услышала из гостиной какие-то всхлипы. Надо же, пока я находилась в санузле, в переговорную вошел некто и, думая, что находится в одиночестве, отчаянно заплакал. Меня охватило любопытство.
Яков, давая мне ключ, походя сообщил, что переговорной в «Элефанте» пользуются всего шесть человек, четверых из них сегодня на работе нет. Теоретически в уютную квартиру сейчас могли войти только сам пресс-секретарь и Людмила Коткина. Но карточка Яши у меня, а представить себе заведующую отделом прозы в слезах так же невозможно, как застать крокодила, нежно баюкающего в объятиях молочного поросенка. Так кто находится в гостиной?
Я на цыпочках дошла до двери, осторожно приоткрыла ее, сунула голову в щель, прищурилась и… чихнула.
– Мама! – закричала женщина, сидевшая на диване.
Я разинула рот, потом, не веря своим глазам, выпалила:
– Коткина! Что случилось? Тебе помочь?
– Какого черта ты здесь делаешь? – взвизгнула, вскакивая, Людмила.
Я вошла в гостиную, заметила, что с коленей Коткиной спланировал на пол телефон, живо подобрала его, увидела на экране фото и вновь впала в изумление. Потому что на снимке весело улыбались… Вера и Люся. Они сидели в обнимку, прислонившись спиной к пальме, на обеих красовались купальники, сбоку стояла барная тележка с двумя бокалами ярко-красной жидкости, из них торчали бумажные зонтики. Левая рука Филипповой была вытянута далеко вперед, и сразу становилось понятно, что снимок сделала именно Вера.
Коткина вырвала у меня сотовый, проворчав:
– Чего хватаешь чужое…
– Вы дружили с Верой! – воскликнула я.
– А что, нельзя? – тут же полезла в бутылку Коткина. – Одной тебе позволительно иметь приятельниц?
– Вы так близко общались, что вместе ездили отдыхать в теплые края? – не обращая внимания на грубость Коткиной, продолжала я. – Если я правильно помню, Вера летала на острова в январе, проводила зимние каникулы на солнышке. Люся, я знаю, ты меня недолюбливаешь, но пожалуйста, ради Филипповой будь со мной откровенна!
– О чем нам с тобой, великой писательницей земли русской, гутарить? – привычно схамила Коткина и шмыгнула носом.
Я посмотрела на ее размазанный макияж и сложила в единое целое разрозненные части пазла: отчаянные рыдания, фотографию, наглость, которую завотделом прозы в последнее время демонстрировала в отношении Веры, вспомнила, что Филиппова, всегда болезненно реагировавшая на грубость окружающих, не обижалась на Коткину… Восьмого марта на корпоративном празднике «Элефанта» я, став свидетельницей очередного колкого замечания, брошенного Людмилой в адрес пиар-директора, спросила у последней:
– Почему ты позволяешь Коткиной хамить тебе? Если сама не хочешь осадить ее, пожалуйся Реброву!
Вера ответила:
– Люся прекрасный специалист, мы с ней чудесно сработались. Главное – результат в бизнесе, а не манеры Коткиной. Ну не хватает ей воспитания, так меня сей факт не напрягает.
Еще я заметила сейчас маленький брелок, свисавший с браслета Людмилы, с надписью «Maldives» и крохотной куколкой на золотой цепочке. У Веры был такой же в шкатулочке у кровати… Нет, этого просто не может быть!
– Чего уставилась, Пушкин ты наш? – гаркнула Люся.
– Вы любили друг друга, ездили вместе отдыхать, – медленно произнесла я. – А потом Вера завела любовника, следователя Пиратино, и бросила тебя. Так?
Коткина рухнула на диван, закрыла лицо руками и заплакала так горько, что у меня защемило сердце. Я села рядом, обняла ее и начала утешать:
– Успокойся, Люсенька, все будет хорошо…
Она вытерла нос о рукав моего платья.
– Вера сказала, что я ее эксперимент. Она хотела попробовать, получится ли у нее с женщиной… ну… Понимаешь?
Я кивнула.
Людмила опустила голову.
– Вилка, мне никогда не нравились мужики, я всегда спала только с женщинами, влюблялась в них, как последняя дура. А бабы… Они же бабы! Все, независимо от ориентации, подлые, злые, лживые. Никогда счастья не было, плохо мои романы заканчивались. Знаешь, как у нас с Веркой началось? Она в первых числах декабря подошла ко мне и говорит: «Люся, есть возможность слетать за счет «Элефанта» на зимние каникулы в теплый уголок. Могу взять одного человека, неболтливого, непротивного, спокойного. Хочешь со мной?» Я, конечно, согласилась. А кто откажется? Поездку Филиппова организовала по высшему разряду: ВИП-зал аэропорта, бизнес-салон в лайнере, пятизвездочный отель. Нам предоставили шестикомнатное бунгало. У меня и мыслей никаких в отношении Веры не было! Она никогда о своей жизни не распространялась, с издательским народом не якшалась, я считала ее обычной теткой. А Филиппова в первую ночь ко мне в постель залезла…
Коткина обхватила голову руками и заговорила, как диктор, читающий вслух текст, – ровным, не окрашенным эмоционально голосом.
