Глава 41
Наша беседа с Кнутовой-Фединой подошла к концу, когда она вдруг схватилась за сердце и, не говоря ни слова, лишилась сознания. Костин вызвал «Скорую», машина приехала быстро и увезла Майю с подозрением на инфаркт.
– В принципе мне все ясно, – подвел итог Роман, когда врачи покинули офис.
– Кроме нескольких деталей, – возразила я. – Кто звонил мне и сообщил про жвачку и запах духов в комнате? Кто и почему подсказал нам, что в деле замешана Федина? Я понимаю, почему она отрицает, что отравила Лауру: ей не нужно обвинение в еще одном убийстве. Но кто сдал преступницу? Откуда этот человек знал, что сделала владелица клиники?
– Прошу тебя, съезди в торговый центр «Атлас», – попросил меня Костин, – зайди в магазин «Английский пациент», где находится телефонная будка. Аноним воспользовался этим аппаратом.
– Ну и что? – удивилась я. – Он давно ушел.
Володя повернулся к Бунину.
– Рома, проверь, есть ли где-то в Интернете человек с именем Филеас Фогг. Ищи в России.
– Сейчас, – пообещал Роман. – А кто он такой?
– Не исключаю вероятности, что у какого-то иностранца и в самом деле в паспорте стоит это имя, – вздохнул Вовка. – Но чтобы в России у кого-то было такое – сомнительно. Это псевдоним.
Я объяснила:
– Филеас Фогг – герой романа Жюля Верна «Вокруг света за восемьдесят дней». Вместе со своим камердинером Паспарту он совершает кругосветное путешествие, чтобы выиграть пари, заключенное в Реформ-клубе в Лондоне. Ты Жюля Верна не читал?
– Романова, я что, по-твоему, алфавит не учил? – надулся Бунин. – Невозможно всех литературных героев упомнить. У меня мозг занят более важными сведениями. Вот вам, битте, Филеас Фогг. Пишет о путешествиях, рассказывает о разных странах, его Фейсбук нечто вроде путеводителя, сообщает, какие достопримечательности посмотреть, где что купить. Аккаунт не очень популярен, всего пятьдесят подписчиков.
– Личная информация есть? – спросил Костин.
– Филеас Фогг родился в тысяча восемьсот семьдесят третьем году, – прочитал Бунин, – напридумывал всякой ерунды. Слушайте, мужик как-то связан с магазином «Английский пациент», он постоянно снимки его интерьера выкладывает, сообщает: «Самые лучшие сувениры из всех стран мира находятся здесь». На снимках всегда один бородатый дядька. Небось это он сам. Я от народа фигею. Скрыть свои настоящие данные и показать фото себя в лавке. Это по-нашему!
– Может, это не он, – усомнился Костин.
Я встала.
– Надо с этим дяденькой побеседовать.
– Зачем? – удивился Бунин.
Я не смогла сдержаться.
– Может, мой мозг и забит всякой ерундой, но среди чепухи сохраняются важные сведения. Рассказывая, как ей на голову полгода назад свалился «родной» папенька, Лиза-Майя сказала, что профессора, пережившего инсульт, из-за границы привез в Москву и привел в клинику иностранец по имени Филеас Фогг, прекрасно говорящий на русском. Жаль, что чудесный писатель Жюль Верн нынче не особенно популярен, большинство современных детей о нем не слышало. Ну разве что смотрели мультик по роману «Вокруг света за восемьдесят дней». Но и те, кто почти одного возраста со мной, не все знакомы с творчеством великого француза или капитально забыли его романы. Лже-Майя не заметила ничего необычного в имени человека, который сопровождал Григория Петровича, а я удивилась имени иноземного гостя, но и только. А вот сейчас мне стало понятно: интересная история закручивается.
* * *
Не успела я войти в забитый всякой чепухой магазинчик, как увидела за прилавком того самого седого пожилого мужчину. Он читал какую-то газету. Услышав звон колокольчика, продавец отложил ее, поднял глаза, секунду помолчал, потом усмехнулся.
– Здравствуйте, Евлампия Романова, рад вас видеть.
– Добрый вечер, господин Филеас Фогг, – в тон ему ответила я, – хотя сомневаюсь, что вас так зовут в действительности. По нашей информации, магазином «Английский пациент» владеет Федор Алексеевич Пахмутов.
– Глупо было Фоггом называться, – вздохнул мой собеседник.
– Верно, – согласилась я, – и не стоило говорить, что госпиталь, где якобы работал Григорий Петрович Федин, именуется, как ваша торговая точка «Английский пациент», и звонить из будки, которая стоит у входа в лавку, не очень удачная идея. Правда, анонимное сообщение сделали вы не сами. Кого попросили? Подростка из числа покупателей?
– Возраст по звуку определили? – удивился Федор Алексеевич. – Вы правы, я выделил из толпы скромно одетого паренька, тот за небольшую плату согласился позвонить. Только я потом испугался, он из будки прямо зеленый вышел, сказал, там чем-то сильно воняло, у него чуть приступ астмы не случился.
– Хорошо, что тинейджер носит при себе дозатор, – заметила я. – Предвидя ваш очередной вопрос, отвечу, на записи слышно, как мальчик пользуется баллончиком. Теперь объясните, что происходит?
Мой телефон тихо звякнул, прилетело сообщение от Бунина, я быстро прочитала его и посмотрела на Пахмутова.
Он встал, закрыл магазин, открыл дверь, ведущую в служебное помещение, и предложил:
– Лучше устроимся там. Вы не против? Я не агрессивен. Не нападаю на женщин, на мужчин, кстати, тоже. Давайте представим теоретически, что у меня есть друг. А у него была любимая дочь…
– Давайте лучше перестанем вести себя, как дети, играющие в шпионов, – остановила я Федора Алексеевича. – Имя вашего приятеля Григорий Петрович Федин. Он на самом деле работал за границей, уехал давно, когда его дочь Майя родила больную девочку, а вернулся недавно.
Пахмутов показал на чайник.
– Хотите, заварю настоящий индийский…
– Хочу услышать правду, – перебила я Пахмутова. – Женщина, которая поменялась с настоящей Майей паспортом, рассказала много интересного. Какова ваша роль во всей этой истории?
– Лично моя? – напрягся Пахмутов. – Я всеми силами пытался отговорить Гришу от глупого поступка. Майечку уже не вернуть, но он решил наказать ее убийцу!
– Давайте по порядку, – попросила я, и владелец магазина начал рассказ.
Григорий Петрович Федин, врач-дерматолог, очень любил свою дочь Майю, которую воспитывал один. Когда она вышла замуж и родила ребенка, отец понял, что в крохотной квартирке им тесно, и подался по контракту в Африку, чтобы заработать на просторное жилье. Служил Федин в глухом месте, с дочкой связи почти не поддерживал, позвонить из африканской глубинки было сложно, письма доставляли нерегулярно, да и Майя не сообщала ему никаких подробностей своей жизни, отделывалась короткими фразами: «У нас все хорошо. Не волнуйся». Истину он узнал, когда вернулся в Москву и обнаружил, что в его родной квартире живут другие люди. Новая хозяйка жилья дала Григорию Петровичу номер телефона. Федин позвонил и услышал голос.
– Майечка, – закричал доктор, – что происходит?
– Тише, – попросила женщина, – езжай на рынок в Измайлово, там есть кафешка «Роза», там встретимся.
Ничего не понимающий отец кинулся по указанному адресу, и когда к нему за столик подсела располневшая брюнетка, не сразу понял, что этот Майечка.
Узнав, что сделала дочка, отец притих. Он понимал, что на отчаянный шаг Майя пошла ради получения денег на лечение Ниночки, ни в коем случае нельзя говорить, что дочь затеяла неописуемую глупость, она просто потеряла голову.
– Кнутова думает, что я сирота, – объяснила Майя, – в противном случае наш обмен не состоялся бы. Папочка, мы можем встречаться, но ты должен звать меня Лизой, Андрюшу Виталием, а, если кто заинтересуется, кем ты приходишься нашей семье, говори, что ты врач, который лечит Ниночку. Не ругай меня и не сердись, что я обменяла квартиру. По условиям договора с Кнутовой, мне надо было перебраться в другое жилье, это был самый стремный момент! Я наврала Елизавете, что родительская квартира давно продана, что мы с Андрюшей и Ниночкой мыкаемся по съемным углам, Кнутова очень обрадовалась. Но на самом-то деле мне предстоял обмен, причем делать его пришлось в рекордно короткий срок. И еще засада! Ты перед отъездом определил меня собственницей жилья, но остался в нем прописан. Мне пришлось заплатить кое-кому, чтобы твое имя исчезло из документов. Но я справилась! Я получила деньги на лечение Ниночки!!!
И что оставалось делать Григорию Петровичу? Авантюру затеяли без него, невероятную глупость уже совершили, а говорить дочке все, что он о ней думает, отец не стал. Он понимал, что Майей руководило желание спасти свою дочь. На привезенные из Африки деньги Федин купил квартиру, устроился дерматологом в больницу, и жизнь как-то наладилась. Вот только Ниночка умерла, дочь Григория впала в депрессию, много плакала, потом родила вторую, здоровую девочку, ожила, повеселела, но стала постоянно говорить о тяжелом материальном положении. Григорий Петрович старался как мог помочь ей, но он много не зарабатывал. А его дочь хотела для своего ребенка все самое лучшее, мечтала устроить девочку в элитный детский сад, затем в самую престижную гимназию, отправить ее учиться в Оксфорд, купить ей шикарные платья, катать в роскошной машине… Федин пытался объяснить Майе, что по одежке надо протягивать ножки, ребенок еще мал, не надо каждый день рыдать из-за того, что не сможешь закатить кровиночке свадьбу, как у голливудской звезды, не стоит планировать поступление крошки, которая еще и читать не научилась, в лучший университет мира. Но Майечка кричала:
– У других детей все есть, я хочу, чтобы у моей в сто раз больше было! Господи! Пошли мне денег! Очень много! Ничего, я найду способ получить состояние! Что-нибудь придумаю!
И ведь на самом деле придумала.
Как-то раз Майя пришла к отцу красная от злости, рассказала, что ходила к той, с кем поменялась документами, потребовала от нее валюты, но получила не всю сумму, а жалкую подачку.
– Вместо миллиона эта стерва всего восемь тысяч долларов дала, – возмущалась дочь, – у самой клиника пластической хирургии, клиентов лом, баксы мешками загребает. Ну ничего, я из нее бабло вытрясу. Все отслюнявит.
– Не делай этого, – попросил Григорий Петрович, – опасно становиться на путь шантажа, да и не порядочно.
– Я живу, как хочу, – огрызнулась Майя, – нужны деньги на воспитание Катеньки. Можешь внучке состояние дать? Нет? Вот и помалкивай.
Неделю Григорий Петрович обижался, потом решил помириться со своей дочкой и узнал, что она с мужем погибла в ДТП.
Пахмутов потер ладонью затылок.
– Не стану рассказывать, что произошло, когда Гриша услышал про смерть дочери и зятя. Сначала он впал в безумие, потом понял: его любимых людей лишила жизни мерзкая тварь, которая подбила его наивную, простодушную дочь на авантюру. Майечка пришла к ней с требованием денег за молчание, а мерзавка подстроила аварию. Ну и…
Федор замолчал.
– …он решил ей отомстить, – договорила я за собеседника, – однако, ругая дочь за авантюризм, отец поступил не лучше, разыграл целый спектакль. Прикинулся полубезумным стариком, вынудил убийцу дочери взять его на работу. Зачем он это затеял?
Пахмутов включил чайник.
– Дочь была смыслом жизни Федина. Я Грише говорил: твой зять был хорошим, но очень слабым человеком, он во всем подчинялся жене, права голоса не имел, и мог сесть за руль подшофе. Водился за парнем такой грешок. А твоя дочь, уж прости, была бесшабашной и любила этакое русское: «авось сойдет». Помнишь, как за пару месяцев до отъезда в Африку мы отмечали твой день рождения? Зять тогда выпил, потом сел за руль, Майя рядом устроилась. Я встревожился.
– Нельзя в таком состоянии автомобилем управлять, оставайтесь на ночь.
Твоя дочка отмахнулась.
– Он совершенно трезвый, что ему пара бокалов вина? Это доза для младенца. Я не могу спать нигде, кроме дома, ничего с нами не случится. Андрей прекрасно водит, всегда спокойно доезжаем, почему сегодня будет иначе?
Обычно жены мужиков останавливают, когда те, наклюкавшись, за баранку лезут, а твоя наоборот поступила. Никто их не убивал, ДТП – результат их глупого поведения.
Гриша меня молча выслушал и отрезал:
– Нет! Аварию подстроила баба, которая отняла у дочки и зятя их биографию.
Пахмутов бросил в кружки пакетики, залил их кипятком и поставил чай на столик.
– Понимаете, у Гриши никого нет, к маленькой внучке он не привык, практически не знает ее. В гости к малышке дедушка заходил нечасто, мать опасалась, что ребенок подрастет и начнет спрашивать, кто такой Григорий Петрович, велела отцу изображать педиатра. Это не способствовало возникновению близких отношений между дедом и крошкой. После смерти родителей девочки Григорий Петрович занервничал, по документам он не являлся Катюше дедом, но судьба ее его беспокоила. Гриша поехал в органы опеки, представился лечащим доктором Кати и спросил, что будет с девочкой? Дама из соцзащиты оказалась сочувствующей, она объяснила:
– Понимаю вашу тревогу, но с Катенькой все будет хорошо. Ей заинтересовалась прекрасная семья, очень обеспеченная, у них есть все, кроме ребенка. Они мечтают о маленькой девочке. Катюша подходит им идеально. Она будет жить в таких условиях, которые ей мало кто обеспечит. Не переживайте за судьбу пациентки.
Пахмутов вздохнул.
– После кончины любимой дочери в жизни Гриши образовалась пустота, исчез смысл бытия, а когда в голове Федина оформилась мысль о мести, вот тут появилась цель. Гриша придумал план: он планомерно будет изводить эту Лизу, превратит ее жизнь в ад, разрушит бизнес, лишит гадину всякой надежды на счастье, причем будет делать это медленно. Мне он сказал: «Я всегда был противником смертной казни, но не потому, что жалею преступников, а потому, что понимаю: существование за решеткой тяжело и безысходно. Люди, которые хотят, чтобы убийцу расстреляли, не правы. Пуля оборвет жизнь, и все. Нет, пусть убийца мучается, осознавая, что до конца дней ему предстоит не видеть неба, слышать только ругань охранников, жрать гнилую баланду. Но я не смогу засадить хозяйку «Юности» за решетку! Знаю, она убила моих любимых людей, но доказательств на руках нет. Попытался поговорить со следователем, который ДТП занимался, прямо ему сказал: «Записывайте, сейчас сообщу имя той, которая доченьку мою на тот свет отправила». А мужик возразил: «Погибшая женщина – сирота».
Я ему попытался правду выложить, а он выслушал и сказал: «Анализ показал, что шофер был пьян, но я разберусь, приходите через неделю».
Спустя семь дней следователь меня не принял, он заболел, потом занят был, я пытался к его начальству попасть, но мне не удалось, и я понял: никто не желает разбираться, полицаи предпочитают убийство как простое происшествие оформить, я не добьюсь правды. Денег у меня, чтобы следователю заплатить, нет. Значит, я сам превращу жизнь убийцы, мерзавки, гадины в ад! Каждое утро, просыпаясь, я буду думать: настал еще один день без моей девочки, но та, что отняла у нее жизнь, сейчас испытывает мучения. От такой мысли мне сразу становится легче. Я все продумал, сейчас расскажу».
Федор отхлебнул чаю.
– Мне его затея показалась нереальным бредом. Прикинуться человеком, который после инсульта страдает провалами в памяти? Изобразить, что считаешь владелицу клиники своей дочерью? Чушь! Кнутова-Федина никогда не поверит Григорию Петровичу. Но представляете, она перепугалась невероятно! Когда под видом англичанина я рассказывал ей про болезнь «отца», в глазах Лизы-Майи плескался ужас.
Я слушала Пахмутова, не перебивая. Кнутову-Федину не один год душил страх, он начисто лишал ее способности трезво мыслить. Григорий Петрович, придя в клинику, нажал на самую больную ее мозоль, ничего удивительного, что она затряслась и перестала соображать. Лиза-Майя больна психически.
– В Грише проснулся гениальный актер, – продолжал тем временем Федор, – он получал огромное удовольствие от того, как «доченька» вздрагивает, сталкиваясь с «папенькой» в стенах своей клиники красоты. Гриша следил за ней и повторял:
– Мерзавка непременно задумает новое преступление, я стану его свидетелем и разоблачу дрянь, посажу ее навсегда за решетку.
Федин оказался прав. Он заметил, что хозяйка «Юности» сначала уезжает домой, а потом часа через полтора после закрытия клиники зачем-то возвращается на работу.
Пахмутов допил чай и продолжил:
– Детали сообщать не стану, буду краток. Гриша раздобыл запасной ключ от главного входа клиники, подслушал беседы Лизы-Майи с Никитой Обжориным и понял, что баба планирует кого-то убить с помощью мужа Лауры. Представляете, эта дрянь умело внушала простоватому, не очень умному мужику, что тот скоро умрет, но предварительно превратится в идиота, его любимая супруга останется нищей, надо ее обеспечить.
Федор криво усмехнулся.
– Она так хотела избавиться от какого-то чувака, что перестаралась, слишком эмоционально описывала, как будет бедствовать Лаура, лишившись Никиты, ну просто у метро с коробкой в руках встанет. А потом предложила Обжорину всего десять тысяч долларов за убийство. Но мужик, напуганный мощной артподготовкой, заявил:
– Меньше чем за двести тысяч не соглашусь. Столько стоит новая квартира с мебелью и ремонтом. Я знаю! Мы такую, пока я не заболел, купить мечтали. Лорочка ее приобретет, старую сдавать будет и никогда голода не узнает. Платите двести, и я все сделаю. На меньшее не согласен.
Сошлись они на ста пятидесяти тысячах.
Пахмутов протяжно вздохнул.
– Гриша просто в восторг пришел и стал ждать развития событий. Нет, я неверно сказал, он не просто ждал, он наблюдал за всеми, знал, что Лаура пошла в полицию, просила взять у нее заявление о пропаже мужа, ей там отказали. Потом Гриша выследил, как Кривоносова поехала в агентство Вульфа. Вот тут он заликовал, сказал мне:
– В полиции дураки сидят, они дело возбуждать не станут, а про Вульфа в Интернете написано: «Терьер! Вцепится и не отпустит».
Когда вы появились в клинике и подошли к рецепшен, Гриша сразу узнал вас, ваше фото есть в Сети, да вы еще представились настоящим именем, оно редкое. Мой друг пришел в полный восторг, но… не оправдали вы его надежд, Евлампия. Ничего не понимали, тыкались как слепой кутенок в разные стороны, подсказки не услышали!
– Подсказки? – удивилась я. – Какой?
Пахмутов вынул из кармана бархатный мешочек, вытащил из него очки, водрузил их на нос и сердито произнес:
– Гриша в процессе разговора с вами прямым текстом сказал: «Я вернулся в Россию, и, представьте, не узнал родную дочь. Она меня обняла: «Папа, папа, как я рада, что ты снова в Москве, будешь у меня работать, вот твой кабинет». А я на нее смотрю, чужая совсем, сердце мое молчит при виде этой женщины». Гриша был уверен: госпожа Романова поняла, что нужно заняться лже-Фединой, изучить ее прошлое. Но вы пропустили информацию мимо ушей. Он совал вам в руки снимок настоящей Майи студенческих лет, а вы его не взяли. И вы смеете считать себя профессионалом сыска!
Я подняла руку.
– Подождите. Встаньте на мое место. Я оказываюсь в кабинете у пожилого человека, который не может запомнить имя пациентки, несет разную чушь, а после показа снимка и пассажа про то, что ему родная дочь кажется чужой, предлагает мне капли из гроба кота Епифана. И как вы отнесетесь к словам такого человека? Я была уверена, что господин Федин безобидный местный сумасшедший. Медсестра Аня подтвердила мое мнение, сказала, что Григорий Петрович отец Майи, дочка обожает его, потому он и бродит по клинике.
– А жвачка? – рассердился собеседник. – Гриша без экивоков заявил: «Майя Григорьевна любит противную жевательную резинку, моя дочь такую бы никогда не употребляла».
– Я объяснила вам, почему не восприняла слова Федина всерьез, – вздохнула я.
– Вы бы вообще ничего не поняли, если бы вам не позвонили и открыто не сообщили, кто тащится от «Треш» и душится «Диабло», – повысил голос Федор. – В квартире покойной Лауры этими духами пахло, нет, воняло, от всего: от занавесок, ковра, одежды в шкафу… Аромат очень стойкий, он небось до сих пор не выветрился. Кривоносова не душилась, а авантюристка, которая прикидывается Майей, просто обливается этим парфюмом! Ну неужели, когда вы по клинике бродили, вам этого никто не сказал?
Я пожала плечами.
– Нет. Значит, чтобы отомстить Лизе, Григорий Петрович отлепил одну из прикрепленных ею куда-то жвачек, принес ее в квартиру Лауры, наклеил на стакан, опшикал все в доме духами «Диабло» и ушел, полагая, что оставил немало улик для поимки убийцы? Расследуя кончину Кривоносовой, мы должны были задержать Кнутову-Федину и отдать ее в руки правосудия?
– Да, да, да, – закивал Пахмутов.
Я уставилась на него.
– Бывают глупые люди, я сталкивалась и с теми, кто ведет себя неадекватно. Было когда-то у Макса дело, при расследовании которого выяснилось, что жертва пятьдесят лет назад обозвала убийцу «белобрысой уродиной», почти полвека женщина таила обиду, не могла забыть услышанных в детстве оскорблений, а потом отравила бывшую одноклассницу. Разные люди встречаются, подчас они поступают так, что диву даешься. Но история с Григорием Петровичем ни в какие ворота не лезет. Она кажется невероятно глупой, а вот поди ж ты, все получилось так, как задумал Федин. Мы выяснили, кто толкнул Обжорина на преступление, узнали правду про обмен личностями.
– Чего притихли? – спросил Федор. – Осознали масштабы собственного непрофессионализма?
Я перевела дух.
– Федор Алексеевич, но почему Григорий Петрович, сообразив, что к нему пришла сотрудница детективного агентства, не сказал прямо: «Евлампия, хочу рассказать вам правду про владелицу клиники». Отчего бы Федину не действовать открыто? Он же меня узнал, ну и рассказал бы все честно!
– А жвачка! – наехал на меня собеседник. – Почему информацию о ней вы не заметили? Гриша вам прямым текстом сказал про «Треш»!!!
Я растерялась. Федин упоминал про жвачку? Совсем не помню! Возможно, он и в самом деле говорил про нее, но я, наслушавшись глупостей, которые нес старик, в какой-то момент отключила слух. Я решила, что Григорий Петрович не в своем уме. Пахмутов прав, я поступила непрофессионально, а Федин обладает потрясающим актерским талантом, он прекрасно исполнял роль юродивого, но слегка перестарался. То-то Лиза-Майя жаловалась нам, что от «папеньки» ушли все сиделки, а в пансион для людей с психическими проблемами Федина не взяли. Перед этими медработниками Григорий Петрович «выключал» идиота. Мне следовало обратить внимание на стоны Кнутовой-Фединой и поинтересоваться: почему специалисты считают его нормальным.
– Молчите? – усмехнулся Федор. – Ясно, вам сказать нечего.
– У меня тоже есть вопрос, – встрепенулась я.
Пахмутов снял очки.
– После вашего появления в «Юности» я ему сказал: «Ты добился своего, в клинику приехала Романова, Вульф напал на след. Может, теперь ты перестанешь изображать маразматика? Дело сделано».
А он ответил: «Нет, Федя, дело будет сделано, когда эту дрянь пинками в тюремную камеру загонят. Вдруг у частных детективов что-то не получится, а я раскроюсь и тогда потеряю шанс продолжать начатое, гадюка-то узнает кто я. Нет, пока уродина на свободе, я буду изображать ее отца. Когда ее арестуют, тогда я и сниму маску».
– Более или менее понятно, – пробормотала я. – Остался один вопрос. Откуда Григорий Петрович узнал, что Лаура будет отравлена снотворным?
– Я уже говорил: он следил за владелицей клиники! – подпрыгнул Пахмутов. – Экая вы невнимательная.
– Значит, Федин знал, что она хочет отравить Кривоносову? – продолжала я. – И ждал, когда она это сделает, чтобы налепить на стакан жвачку? Ваш друг не спас медсестру? Разрешил ее убить?
Пахмутов молчал.
– И еще одна неувязочка, – сказала я. – Снотворное бросили в чай, который вдова Обжорина пила вечером перед уходом домой. Похоже, она задремала на ходу, вошла в квартиру и сразу легла. Человек, который отравил Лауру, должен был находиться вечером в клинике. Но Майя Григорьевна в тот день ушла с работы в час, она сломала штифт и коронки на передних зубах, ей попался в шоколадном батончике гвоздь. В три она села в кресло стоматолога, ушла от протезиста в одиннадцать вечера. На следующий день она в «Юности» не появилась, опять поспешила на свидание с бормашиной. С наспех поставленными имплантами что-то случилось. И с той поры владелица клиники просто поселилась у дантиста, она не отвечала на телефонные звонки, не приезжала в «Юность», поэтому я не могла встретиться с ней. В медцентре, где дама чинит зубы, эту информацию подтвердили. Лже-Майя наворотила дел, обменялась документами с однокурсницей, наняла Обжорина убить Виталия Павловича, но к смерти Лауры она не причастна. Кривоносову отравил Григорий Петрович, на преступление он пошел, чтобы наказать ту, кто, по мнению отца, убила его любимую дочь. Но Григорий Петрович ошибся, мы подняли дело о том ДТП и получили заключение эксперта. Там указано, что водитель находился в состоянии алкогольного опьянения. Мне очень хочется спросить у Федина: почему он решил, что жизнь Лауры Кривоносовой ничто по сравнению с его параноидальным желанием засадить за решетку Лизу? Я нисколько не одобряю владелицу клиники, но ведь настоящая дочь Григория Петровича согласилась на обмен личностями и получила за это семьсот тысяч долларов. Это безумная, поломавшая многим людям судьбу сделка, но она была честной. Настоящую Майю Федину Кнутова Лиза не обманула и не убивала, жизни ее лишил муж, сев пьяным за руль. А вот Григорий Петрович нарушил заповедь «не убий», и оправданий этому нет.
– С Гришей вы не побеседуете, – буркнул Пахмутов. – Мой друг уехал. Куда, понятия не имею, мне он ничего не сказал. Вчера прислал эсэмэску, вот.
Федор протянул мне свой мобильный, я прочла лаконичный текст: «Все хорошо. Обустраиваюсь на новом месте. Этот номер больше не будет работать».
Владелец лавки посмотрел мне в глаза.
– Я понятия ни о чем не имел. Знал лишь, что Гриша хочет отомстить за смерть дочери. Да, что Григорий Петрович на стакан жвачку налепил и духами квартиру опрыскал, он мне об этом рассказал, но в его интерпретации события выглядели так: лже-Майя отравила тайком чай медсестры, всыпала в него восемнадцать таблеток снотворного, которое взяла в стационаре, она хитрая, следов не оставила. Поэтому Гриша решил подсказать сыщикам, кто убийца. Посмотрят они на жвачку, вдохнут аромат «Диабло» и сложат картинку.
Я повторила:
– Восемнадцать таблеток?
– Ну, может, двадцать, я мог перепутать количество, – поморщился Пахмутов, – но суть-то из-за этого не меняется.
– Пилюли маленькие, – протянула я, – интересно, как Григорий Петрович их рассмотрел, да еще посчитал? Думаю, его не было рядом с владелицей клиники.
Интересная деталь, о которой вы, похоже, не знаете, потому что во время нашего разговора ни разу о ней не сказали. Речь идет об упаковке снотворного «Дорминочь», она лежала на тумбочке в квартире Кривоносовой. Как лекарство туда попало, если жену Обжорина на работе отравила лже-Майя? Кто его принес? Да тот же, кто устроил спектакль со жвачкой и парфюмом. Вам Григорий Петрович наврал про таблетки, которые владелица клиники якобы бросила в термос медсестры. А приехавшей по вызову полиции он хотел дать понять: Лауру убили у нее дома, снотворное ей подсыпал тот же человек, который облился «Диабло» и любил жевать «Треш». Я уже говорила, что все затеянное Фединым глупо. Ладно духи, о том, что они резко пахнут, убийца мог не подумать. Но какой глупец будет оставлять столько улик: и жвачка, и пустая коробка «Дорминочь». Но ведь на какое-то время план Григория Петровича сработал.
Федор Алексеевич, ваш друг отравил Лауру, чтобы обвинить в ее убийстве лже-Майю. А вы, получается, ему помогали.
У Пахмутова затряслись пальцы.
– Но я не знал… Гриша постоянно твердил, что Лауру отправила на тот свет та, что отняла у него дочь. Он мне совсем иначе все представил. Что теперь делать?
– Давайте закроем магазин и поедем к нам в офис, – предложила я, – поговорим с господином Вульфом. Расскажите ему то, что сообщили мне. От всей души советую вам так поступить.
