Глава 35

Все время, пока мы беседовали с Фединой, я поглядывала на телефон. Ну когда же он зазвонит? Почему лаборатория так долго делает анализ ДНК? И вот наконец трубка запищала.

Володя молча выслушал сообщение эксперта, потом обратился к гостье:

– Майя Григорьевна, у вас прекрасные духи.

Я, чуть не задохнувшаяся от удушливого, тяжелого аромата, добавила:

– Просто восхитительные. Как они называются?

– «Диабло», – охотно ответила Федина, – рада, что вам они понравились, давно ими пользуюсь. Сложно найти свой аромат, такой, чтобы подходил во всех случаях. Но мне повезло, «Диабло» уместны и в январе, и в июле.

Я осторожно втянула носом воздух. На дворе сентябрь, с погодой москвичам в очередной раз не повезло, месяц выдался холодным, дождливым. Но даже сейчас, когда на улице прохладно, парфюм гости кажется удушающим. Представляю, как он убийственно действует на окружающих в жаркие дни! Майя не слышала о легких духах? И неужели никто ни разу не объяснил ей, что флакон предназначен для многократного использования, не надо выливать на себя сто миллилитров за один раз.

Костин пнул меня под столом ногой, я очнулась и начала исполнять свою роль:

– Никак не найду подходящую туалетную воду, зато совсем недавно открыла потрясающую жевательную резинку. Название, правда, не очень аппетитное, не понимаю, кто мог назвать ее «Треш», но на качестве это не отразилось. Вкус потрясающий, и он долго не исчезает. В Россию жвачка не поставляется, но я нашла Петю, он ею эксклюзивно торгует.

Федина улыбнулась, открыла сумочку и достала оттуда темно-зеленую коробочку.

– Мир тесен. Обожаю «Треш» и всегда покупаю ее у того же Петра.

– Да ну! – всплеснула я руками. – Здорово. А теперь ответьте на вопрос: каким образом эта редко встречающаяся в Москве жевательная резинка оказалась прикреплена к стакану, который стоял на тумбочке у дивана Кривоносовой?

Глаза Фединой округлились, брови взлетели вверх.

– Не надо восклицать: «Понятия не имею», – предостерег ее Костин. – Вы здесь пили чай, пустую чашку отправили в лабораторию, с нее сняли ДНК, и она совпала с той, что была в жвачке на стакане.

– Не поняла, – пробормотала Майя.

Костин провел рукой по пустой столешнице.

– Что такое ДНК знаете? Хотя, глупый вопрос, у вас высшее медицинское образование. С «Треш» взяли пробу и с чашки, которой вы сейчас пользовались, тоже. Результат показал: жевала резинку и пила из чашки одна и та же женщина. Это вы.

– В квартире убитой Кривоносовой стоял сильный запах «Диабло», – подхватила я, – ни Лаура, ни ее муж парфюмом никогда не пользовались.

Дверь кабинета распахнулась без стука, вошел Роман.

– Здрассти, – сказал он Фединой, сел за стол и поставил перед собой ноутбук.

От такой наглости я подавилась следующей фразой.

– Что вы делали в квартире Кривоносовой? – резко спросил Володя.

– Никогда там не была, – подпрыгнула Федина, – понятия не имею, где Лаура жила.

– Люди лгут, ДНК нет, – влез в разговор Бунин. – Одна птичка насвистела нам, что хозяйка «Юности» имеет привычку приклеивать обжевыши где попало.

Я испытала острое желание выгнать Романа вон, но ведь нельзя это сделать в присутствии владелицы клиники. Мне никто не говорил в клинике красоты про манеру Фединой избавляться от использованной жвачки, прикрепляя ее в разных местах. Сейчас Майя возмутится, скажет: «Я воспитанный человек…»

– Ну… бывает, – неожиданно смутилась она, – я постоянно жую «Треш», меня ее вкус успокаивает. Но ведь неудобно беседовать с человеком и чавкать? А куда резинку деть? Вот и приходится незаметно ее изо рта вынимать и куда-нибудь приклеивать.

Меня передернуло.

– Именно это и произошло в квартире Лауры, – подчеркнул Костин. – Вы начали обыскивать труп и машинально приклеили «Треш» на стакан. Или сделали это, когда поняли, что ключа нет, разволновались, решили успокоиться с помощью любимой жвачки, а та, которую держали во рту, потеряла вкус, вы ее на стакан прикрепили, достали новую…

– Какой ключ? – заморгала Федина.

– От ячейки, – пояснила я.

– Какой? – изобразила удивление Майя. – Ничего не понимаю!

– Попробую объяснить, – сказала я. – Незадолго до убийства Сыркина вы с Никитой отправили ему домой курьерской доставкой бандероль, в которой лежали ключ от депозитной ячейки и письмо Обжорина к жене. Никто из вас не хотел рисковать. Вы опасались, что, получив большую сумму до исполнения заказа, Никита Владимирович может струсить и не выполнить задания. А Обжорин думал, что вы можете зажулить денежки, он переедет Виталия Павловича, застрелится, а его жена ничего не получит. В послании было четко указано, сколько долларов спрятано в сейфе.

– Не было такого, – запротестовала Федина. – С ума сойти можно!

– Вы поставили Обжорину диагноз, – наседала я, – определили у него болезнь Крейтцфельдта-Якоба.

– Ну да, – согласилась Майя Григорьевна. – Лаура попросила ее мужа посмотреть. Я сразу поняла, что с ним, в институте защищала диплом по этой болезни.

– Очень интересно, – неожиданно обрадовался Роман и забегал пальцами по клавиатуре.

– Мне стало жаль Лауру, – продолжала владелица клиники, – но никакой хорошей перспективы для Никиты не было. Я выписала ему пару препаратов, но надеяться на лекарства не стоило. Бедняга в скором времени начал бы терять рассудок.

– А еще вы стали проводить с ним психотерапевтические сеансы, хоть и не имеете права на подобную практику, – добавила я.

– Это еще почему? – разозлилась Майя. – Я невропатолог, а потом получила второе высшее, психологическое образование.

– Нет! – отрезал Бунин. – Конкретная неправда! На факультете психологии МГУ не было выпускницы Фединой, ваш диплом фальшивый.

– Я там училась! – взвилась владелица клиники.

– Верно, – кивнул Роман, – всего полгода, потом бросили. Но не это самое интересное. Полюбуйтесь на фото.

Бунин развернул ноутбук экраном к Фединой, я, сидевшая рядом с ней, увидела снимок.

– Кадр сделан в тот день, когда студенты-медики получали дипломы, – пояснил Роман. – Слева мы видим список, в нем перечислены фамилии новоиспеченных докторов, европейских среди них не очень много. Вы учились не в первом, не во втором, не в третьем меде, а на факультете при Университете дружбы народов. Поэтому перед нами в основном иностранцы из стран так называемого третьего мира. Изучим второй ряд, там, похоже, россияне. Читаю: «Слева направо: Анна Николаева, Павел Гнутов, Майя Федина, Елизавета Кнутова, Игорь Пахмутов».

– Однако вы здорово изменились, – отметила я, – поправились, стали брюнеткой.

– Время летит, – дрожащим голосом сказала владелица клиники, – мало кто остается таким, как во времена молодости.

Бунин бесцеремонно направил свой айфон на Федину и щелкнул камерой.

– А теперь фокус-покус. Беру ваше только что сделанное фото, вырезаю из общего снимка изображение Фединой, включаю специальную программу. Строение черепа каждого человека уникально, хотя есть общие черты, позволяющие эксперту определить по костям, к какой расе принадлежит скелет. Вау! Совпадений по точкам нет, Майя Федина со снимка и Майя Федина, сидящая сейчас перед нами, не одно и то же лицо. Забавно получилось, звучит как каламбур, но на самом деле не одно лицо. Кто же вы? Может, Елизавета Кнутова? Секундос. О!!! Полное совпадение. Моя гениальная догадка подтвердилась! Кстати, диплом по болезни Крейтцфельдта-Якоба никто из выпускников не защищал.

– Майя Григорьевна, что происходит? – удивился Костин.

Я перевела дух. Ай да Роман! Но почему он ничего не сообщил нам с Володей? Отчего решил вывалить столь важную информацию в присутствии Фединой?

Майя закрыла лицо руками.

– Знала, что когда-нибудь все выяснится. Вы мне не поверите, если расскажу правду. Я не виновата, Виталий нас подставил. Я просто хотела выжить, а он…

Федина заплакала.

– Я его любила, а потом раз, и чувство иссякло… мне с детства не везло, родилась не в той семье. Попробую сейчас объяснить… растолковать… но жизнь так запутала… так все перемешала… поверить невозможно…

– Вы говорите, – попросила я, – мы поймем.

Майя вытерла лицо ладонями.

– Ладно, придется начать издалека.