Глава 20

– Боже! – выдохнул Валентин Павлович. – Юрий! Как ты мог! Обокрал мертвеца! Это… это… это… просто слов нет.

– Не знал, что она скончалась, – начал оправдываться вор, – решил, что вдова крепко спит.

– И заявил «Принцессу шейха» на конкурс, – взвился Вахрушев, – ты… ты… грабитель могил!

– Во придумал, – разгневался Прохоров. – Разве я захоронение раскапывал?

– Мерзавец! – закричал Валентин. – Мы тебя навсегда исключим из своих рядов.

– Стоп! – велела я. – Юрий, отвечайте на мои вопросы. Вы ничего не брали, кроме модели и папки?

– Нет! – с жаром воскликнул негодяй.

– А медаль, – прищурилась я, – пластмассовую со стенки не снимали?

Юрий стиснул кулаки.

– Да!!! Прихватил награду. Но она моя!!! Моя!!! В прошлом году Никите нечестно первое место присудили. Это не кража, а восстановление справедливости. Моя медаль! Моя!!! Я вернул ее себе! Это Обжорин ворюга, он чужую победу себе присвоил.

– Подонок, – процедил Вахрушев.

– С наградой понятно, но вы еще и ключик взяли, – добавила я.

– Какой?

– Маленький, он висел у Лауры на шее.

– На шее? – повторил преподаватель. – Да я бы умер, доведись мне дотронуться до трупа. Боюсь мертвецов до одури, на похороны матери не пошел, знал, что упаду в обморок. Снять ключ с трупа? Брр. Никогда! Стойте! Это сделал тот!

– Кто? – не поняла я.

Юрий забегал между окном и столом.

– Мужик в черном. Он определенно что-то маленькое искал, заглянул в шкатулку, которая на полке стояла, а в ней ничего больше спичечного коробка не поместится. Игрушку мял плюшевую, наверное, думал в живот ей что-то зашили, а потом наклонился над спящей женщиной. Ооо! Он ее жизни лишил.

Прохоров рухнул на стул.

– Только сейчас дошло. Мало того, что я находился в одной комнате с мертвецом, так еще в ней присутствовал убийца. Он мог и меня… воды, дайте пить, скорее…

Валентин Павлович скорчил гримасу, но взял с подоконника бутылку минералки и со стуком поставил ее на стол.

– Пробку отвинтите, – прошептал Юрий, – руки не слушаются.

Хозяин офиса сделал вид, что не слышит просьбу, я схватила бутыль, открыла ее и подала трясущемуся преподавателю. Нет, он не похож на хладнокровного киллера, Прохоров по-настоящему шокирован и испуган, надо быть гениальным артистом, чтобы придать такое выражение глазам, изобразить дрожь в пальцах, а уж тик век не сможет имитировать даже самый великий лицедей, это мышечная реакция, не подвластная воле человека.

– Он мог меня убить, – в ужасе твердил Юрий, – мог… убить… меня… открыть шкаф, увидеть и задушить… как ее… меня… меня…

– Успокойся, – поморщился Валентин, – ты жив. Хватит верещать.

– Поп убийца, – шептал Прохоров, – вон как… поп…

Я сделала стойку.

– Почему вы решили, что это был священнослужитель?

Юрий судорожных вдохнул.

– Он все время ко мне спиной был, а потом раз, и повернулся. На лице густая борода лопатой, на шее здоровенный крест на цепи, сам весь в черном, в таком широком, как платье.

– В рясе? – уточнила я.

– Не помню, – пробормотал Прохоров.

– Постарайтесь как можно более точно описать священника, – попросила я.

– Весь в черном, бородища здоровенная, на шее крест, – повторил вор, – висел золотой… такой… У меня в голове туман. Отстаньте. Я только что пережил шок. Меня могли убить. Понимаете?

Я встала и подошла к Вахрушеву.

– Валентин Павлович, если Юрий соберется с силами и подробно опишет внешность человека, это поможет поймать того, кто лишил жизни Лауру. Вы же хотите, чтобы преступник оказался за решеткой?

Хозяин офиса дернул плечом.

– Естественно. Но при чем здесь я?

– Пообещайте Юрию, что никто никогда не узнает о том, как он украл модель Обжорина, – заворковала я. – Вы представите на выставке копию машины «Принцесса шейха», расскажете, что ее сделал Никита Владимирович, напишете в журнале некролог и дадите Обжорину посмертно первое место. А Юрий получит то, что решат судьи: серебряную, бронзовую награду или вообще ничего.

– Прохоров вор, врун и подлец, – прорычал председатель общества.

– Он может помочь следствию, – не сдавалась я, – давайте похороним историю с кражей «Принцессы шейха» в этой комнате. Ради Лауры. Ради Никиты. Не скончайся Обжорин, он бы тоже попросил вас закрыть глаза на подлый поступок вечно серебряного призера.

– Ладно, – без особой охоты согласился Валентин Павлович, – но только если он в самом деле поможет.

– Постараюсь вспомнить, – зачастил Прохоров, – мне уже легче стало, могу дышать свободно.

– Рад за тебя, – огрызнулся хозяин.

– Валентин Павлович, – пропела я, – не очень нагло с моей стороны попросить у вас чашечку чая?

– Вам заварю с удовольствием, а ему не налью, – отрезал Вахрушев, – хватит того, что я дал слово о грабеже молчать.

Сердито сопя, он удалился из комнаты. Я посмотрела на Юрия.

– Можете описать одежду убийцы?

– Да, – закивал тот, – сверху черная, длинная, просторная рубаха и такие же черные брюки.

– Отлично, – похвалила я его, – у вас хорошо получается. А какое у него лицо?

– Борода здоровенная.

– Седая?

– Пегая, местами темная, кусками светлая, волосы до плеч… вроде…

– Глаза, нос, рот какие?

– Не скажу, – растерялся преподаватель, – обычные, я только бороду запомнил и крест огромный, на цепи здоровенной.

– Если увидите незнакомца, узнаете? – наседала я.

– Постараюсь, – сказал Прохоров.

Я встала.

– Давайте поедем в наш офис, попробуем составить фоторобот.

– Ладно, – согласился Юрий, – а Валентин точно никому ничего не расскажет?

– В отличие от тебя я никогда не был мерзавцем, – подал голос из коридора тот. – Евлампия, вот ваш чай.

– Спасибо, – поблагодарила я, – извините, заставила вас хлопотать зря, мы уходим.

– Не смею задерживать, – сухо сказал председатель общества любителей автомоделей. – После того, как кое-кто покинет офис, я проветрю помещение, смердит тут!

– Почему вы решили, что священнослужитель задушил Лауру? – спросила я, когда мы с Юрием сели в мою машину.

Он вздрогнул.

– Он сначала над ней наклонился, некоторое время стоял, согнувшись, выпрямился и смылся. Когда я вошел в комнату, вдова лежала лицом к спинке дивана. Мертвый человек ведь не может шевелиться. Значит, несчастную тот в черном повернул. Верхние пуговицы ее пижамы оказались расстегнуты… Ну вот… зачем ему их расстегивать? Чтобы легче задушить. Это же понятно.

Я молча стала перестраиваться в левый ряд. Кривоносова отравилась снотворным. Незнакомец влез в квартиру Лауры, чтобы украсть ключ от ячейки. Сначала он порылся в столе, на полке с машинками, заглянул в маленькую шкатулку, помял плюшевую белку и был разочарован. Но потом сообразил: хозяйка могла повесить ключ себе на шею. Однако таинственный посетитель не робкого десятка и в отличие от Юрия, сообразившего, что хозяйка мертва, только когда он собрался уходить, этот сразу, едва войдя в комнату, смекнул: Лаура скончалась. Незваный гость изменил положение тела, расстегнул пару пуговиц ее пижамы, увидел ключ и от радости пропел: «Тра-ля-ля-ля». Но от кого сей субъект узнал про ячейку? Как выяснил, что в ней находится немалая сумма? А он точно был в курсе, в каком банке хранятся деньги, иначе зачем ему искать ключ?

– Ой! – дернулся Юрий. – Вы проскочили на красный свет.

– На желтый, – поправила я. – Помните, что было на тумбочке у дивана?

– Нет, – простонал мой спутник.

– Натолкнулись на нее и услышали звон, – напомнила я.

– Точно, – кивнул Прохоров, – там стоял стакан, в нем была чайная ложка, она о стекло стукнулась.

– Отлично, – обрадовалась я. – Стакан был чистый?

– Пустой. Может, раньше в нем простая вода находилась? – предположил Прохоров.

– А снаружи? – не отставала я. – Жвачку не заметили? Использованную, цвета хаки, прикрепленную к внешней стороне стакана?

– Фу, какая гадость, – передернулся Юрий, – ненавижу людей, которые приклеивают резинку к тарелкам-бокалам. Отвратительная привычка простонародья. У Обжорина в квартире была чистота, я сам аккуратен, поэтому обратил внимание на порядок. Я бы на жвачке, приклеенной к стакану, точно взгляд задержал. Но на нем ничего подобного не было.

Я повернула налево.

– Чем пахло в квартире?

– Воздухом, – ответил Прохоров, – чистым, никаких ароматов, типа освежителя.

– Может, духами веяло?

– Слава богу, нет, – отрезал собеседник, – ненавижу, когда глупые, малообразованные бабы обливаются парфюмом и спускаются в метро. Уродки! Они считают, что, став вонючими, привлекут мужчину? Фу-у-у!

– И все? Может, еще что-то вспомните, – спросила я.

– Тумбочка стандартная, – забубнил Юрий, – с лампой маленькой, часы-будильник, стакан, ложка.

– Упаковка из-под лекарства была? – не успокаивалась я.

– Какого?

– Снотворное «Дорминочь».

– В белой коробке с красными полосами? Между ними изображено лицо, изо рта вылетает облачко. В нем буквы ZZZ? – спросил Прохоров. – Вроде как храп изображается.

– Да, – обрадовалась я. – Оно там присутствовало?

– Нет, – возразил Юрий, – лекарства точно не было. Я сам его пью, хороший препарат, на утро нет усталости, сонливости. Но «Дорминочь» в последнее время пропал в аптеках, какие-то сложности с поставками, он не российского производства. Я его безуспешно целый месяц ищу. Непременно бы заметил упаковку, но ее не было.