18

30 января на избрание нового императора электоры собрались, как положено по древней традиции «на костях», то есть в том же здании где умер предыдущий монарх империи — в охотничьем замке в трех километрах от города. Небольшом милом поместье с аккуратным двухэтажным дворцом, больше приспособленном для семейного проживания, нежели для парадной жизни. И в тот же день объявили городу и миру решение съезда электоров. Новым императором стал Бисер Первый, кронпринц королевства Ольмюц, четырьмя голосами против двух. Его единственный соперник по баллотировке граф Тотртфорт-старший потерпел поражение. Официальную коронацию и парад назначили через неделю на 6 февраля. Но уже 31 января малый охотничий замок, где проходил торжественный обед, который давал новый император электорам и их свитам после принятия им присяги взлетел на воздух. По слухам погибли все, кто в тот момент находился в замке. В том числе и император Бисер. Граф Тортфорт как только весь о взрыве дошла до города поспешил обвинить в теракте «Лигу социальной справедливости». И так как было широко объявлено, что интеррекс князь Лоефорт погиб вместе с остальными электорами и императором, он как полковник императорской гвардии взял командование ею на себя и объявил себя временным верховным правителем империи. А в столице ввел военное положение. Имперская контрразведка, которую так и не успел распустить покойный император, заявила о полной поддержке графа как верховного правителя. Камеры в подвалах ее здания спешно приводились в порядок и уплотнялись к приему новых посетителей. Однако «Лига социальной справедливости» вопреки своему обыкновению не спешила брать на себя ответственность за ликвидацию верхушки империи. Лига была занята разгоравшейся гражданской войной в Республике. В Лютеце строили баррикады, и адептам Лиги было не до империи. Я на этом обеде не присутствовал, потому как гонял своих мехводов к параду. Дело для них новое, неведомое, в котором есть масса всяких хитростей и нюансов. Сводная рота штурмовиков и егерей занималась шагистикой на соседнем плаце. Как только до меня дошел весь ужас случившейся трагедии с заиканием примчавшегося галопом испуганного вестового, я развернул бронетехнику, приказал заправить машины водой и керосином под пробку, грузить шанцевый инструмент, медкомплекты первой помощи и полный боезапас. Посадил штурмовиков на броню десантом. А тем, кому мест не хватило на броне, разместились на имеющиеся в техническом парке имперской гвардии тягачи и рутьеры, и двинул я все воинство в сторону замка изображать из себя МЧС и Медицину катастроф. За врачами послали отдельно, с приказом гнать к охотничьему замку всех кто только подвернется под руку из их сословия. Через полчаса мы были на месте. Вокруг замка кучковалась, не зная, что ей делать наполовину контуженая рота дворцовых гренадер. Растерянность среди императорских гвардейцев была полная. До дезориентации в пространстве и времени. Я вскочил на крышу броневика и, изображая из себя рассерженного Шойгу выстрелил из пистолета в воздух. И когда привлек к себе внимание, начал раздачу люлей и вперемешку давать ценные указания по разбору завалов, используя нарядных гренадеров в качестве грубой рабочей силы. Неча им херней страдать, здоровые лбы каждый не меньше ста восьмидесяти сантиметров ростом. Физический труд на свежем воздухе лучшее лекарство от легкой контузии. Саперы стали бригадирами гренадер. Два бульдозерных отвала и кран на БРЭМе сдвигали большие фрагменты обрушившихся конструкций, а остальная бронетехника оттаскивала их в сторону тросами на фаркопе. Стропальщики из штурмовиков были не ахти, но других-то и вовсе нет. Через час адской работы раскопали обеденный зал. Император и рецкий герцог по счастью были еще живы, хотя и сильно контужены. Они отошли за колонну из цельного камня перекурить и пошептаться и эта колонна, сбив их с ног, упала косо на массивную малахитовую вазу, оставив им некоторое жизненное пространство. Повезло… Чего не сказать об остальных, заживо раздавленных гостях. По мере разбора завалов, трупы относили на боковую парковую дорожку и складывали в ряд согласно списку гостей. Некоторые были настолько обезображены, что их опознали только по характерным деталям одежды и орденам. Все же имперских рыцарей в империи небогато. А у многих еще были специфические ордена входящих в империю королевств. Причина взрыва явственно читалась на обломках охотничьего замка. Экразит. Все было окрашено желтым порошком и черными подпалами копоти. Это сколько же взрывчатки заложили, чтобы вызвать такие разрушения крепкого здания? Кто-то решил действовать наверняка, чтоб без осечки. Однако по иронии судьбы император, законно уже избранный император, остался жив и относительно работоспособен. Синяки и шишки не в счет. А вот Ремидий был плох. Ему кроме контузии еще отдавило ноги каменной балкой. Врачи разворачивали палатку полевого госпиталя и готовили герцога к ампутации. Иначе гарантировали быструю смерть.

— Савва, — позвал меня Ремидий.

— Гони сюда срочно двух нотариусов из города, пока меня еще резать не начали. И позаботься о моих внуках. Они и тебе не чужие. Обещай. Я держал в ладонях руку герцога и из глаз непроизвольно скатывались слезы.

— Обещаю, — выдавил я из себя. Пригнанные нотариусы пока штурмовики отгоняли от герцога хирургов, составили завещание Ремидия «с ясной головой и твердой памятью», согласно которому ему наследовал Рецкую марку старший внук, а младший получал автономию в графстве Риест под протекторатом старшего брата. Титул герцога оставался за старшим. Я в случае смерти Ремидия становился регентом герцогства с правами электора до совершеннолетия юного герцога. Прописаны были и все случаи ограничения власти регента Палатой баронов в исключительных случаях. А также процедура принятой таких ограничений, весьма запутанная и требующего квалифицированного большинства при голосовании. Завещание, заверенное двумя столичными нотариусами, я получил на руки, а копии они оставляли на хранение у себя. Перестраховщик Ремидий. Но ему лучше знать местные реалии. В хирургическую палатку я за герцогом не пошел. Не смогу видеть, как ему отрезают ноги. Я спокойно отношусь к виду крови, но тут… Тут личное… Император, полусидя на раскладной кровати, приставленной к ящикам, уже отдавал несколько сумбурные приказания. Рядом с ним крутился появившийся, откуда ни возьмись генерал Молас и вносил необходимы коррективы в монаршую волю.

— Где ваши волкодавы? — наехал я на него.

— Профукали все! — Там, где и должны быть, — ответил он мне раздраженно.

— Тогда почему замок взорвался? — Взрывчатку заложили давно. Я тогда еще на восточном фронте был. В замурованном помещении подвала. Готовились взрывать Отония, скорее всего.

— А его просто-напросто отравили, — выдал я утверждение.

— Нет. У Отония был рак, — генерал закурил папиросу.

— Почему об этом не знали? — Здоровье императора есть страшная государственная тайна. Особенно то, что в последние месяцы боли ему купировали наркотиками. Железный был человек. У меня перед глазами пронеслась сцена, когда император, рассекая на аэроплане, стрелял со смехом из автомата ворон. Явно он был тогда под крутой химией.

— Он все поставил на свою реформу имперского гражданства как связующей нити всех земель империи. И связанной с ним гражданской службы. Он не мог бросить все на полпути, — Молас прикурил папиросу от папиросы.

— Понятно, — вдохнул я с силой ноздрями.

— Кого бить первым? — Все ты, Савва, схватываешь на лету. Но надо дождаться ИХ выступления. Иначе нас не поймут. И узурпаторами окажемся уже мы. Даже с императором во главе. Твои все здесь? — Все, кроме охраны эшелонов.

— Добро. Мои уже на месте. Повяжи своим на бицепс белую ленточку. Для опознания. Охраняй императора до прихода огемской роты и жди моего приказа.

— Мосты, вокзалы, почта, телеграф, телефон? — спросил я с ехидной усмешкой.

— Порой мне кажется, что ты прирожденный революционер, — генерал сплюнул тягучей коричневой табачной слюной.

— Хорошо тебе. Ты не куришь. И да… эти объекты берут мои ребята. На твоих уже по традиции контрразведка и гвардия. Та, что пойдет за Тортфортами. У них немало здесь сторонников. Да и клан у их не самый малочисленный в империи.

— Манифест уже написан? — спросил я главное разведчика империи.

— Какой манифест? — не понял он.

— О счастливом избавлении монарха от гибели, уготованной ему предателями отечества продавшихся островитянам.

— Угу… — Молас упал взглядом внутрь себя.

— А как мы его доведем до народа? Мы тут пока почти в изоляции.

— У нас в активе, как я понял два дирижабля.

— Плотто — раз. А еще кто? — Бывший принц, а ныне трудящийся империи, — усмехнулся я.

— Зря, что ли ему крест вручали сразу после выборов императора? — Ты так думаешь? А не сам ли он стоит за заговором? — Экселенц, хотел бы Тон быть императором, просто выдвинул бы свою кандидатуру на голосование не строя сложных уборных. А он ее, наоборот, снял. Где тут ближайшая типография? — В Тортусе.

— Тем лучше, — улыбнулся я.

— Вряд ли граф подумает, что мы будем резвиться на его заднем дворе. А на обратном пути начать листовки с манифестом разбрасывать над всеми станциями железной дороги и городами. Сейчас самое страшное — это информационный вакуум. Тортфорт свое слово уже сказал, а другого никто и не слышал. К примеру, о том, что император жив. И от присяги, которую чиновники давали ему сегодня утром по всей стране их никто не разрешал.

— Ты прав, Савва. Не все делается специальными операциями, — и Молас пошел разгонять верхами свою немногочисленную свиту. Мы же с одним офицером отдела второго квартирмейстера генштаба оставленного мне Моласом сочинили краткий манифест о возблагодарении ушедших богов, даровавших императору жизнь там, где обычно не выживают. Текст дело десятое. Главное в такой бумаге подпись и начало «Мы, законно избранный срединный император Бисер Первый…» Ну и выделили особые полномочия дарованные императором мне, Аршфорту и Моласу. Оставили даже графу Тортфорту лазейку приползти с повинной к подножию трона, мол, нельзя было на фоне таких слухов оставлять империю без управления, хотя тем же манифестом снимали его со всех государственных постов. Переписали набело, подписали манифест у мало что соображающего от контузии императора и отослали этого офицера к Плотто на аэродром. К месту нашей новой дислокации вокруг императора стали подтягиваться отогузские гвардейские драгуны с фронтовым опытом цугуцульских перевалов и огемские королевские дворцовые гренадеры, необстрелянные, но прошедшие выучку по программе штурмовиков на полигоне у Многана. С ними я почувствовал себя уверенней. Свои силы лучше всего собирать в единый кулак. К тому же королевские дворцовые гренадеры кроме винтовок Шпрока имели на вооружении складные пистолеты-пулеметы Гоча, в деревянной кобуре. Они же пригнали с собой из инженерного городка обоз с продовольствием, полевыми кухнями и запасом патронов. А у отогузов оказалось по одному ручному пулемету на отделение. Готовились электоры ко всякому заранее… Один я не в курсах высокой дворцовой политики. Городок вокруг бывшего охотничьего замка (грешно назвать такие вычурные здания деревней) стал реально напоминать военный лагерь. Мне даже стало жалко красивого «дикого» парка, в который поколениями ландшафтных дизайнеров было вложено немало труда. Вытопчут все солдаты как слонопотамы. Обошел предполагаемые позиции нашей обороны, и понял, что выученики Вахрумки на занятиях мух не ловили. Императорские дворцовые гренадеры, мягко нами разоруженные (только патроны отобрали на всякий случай), копали окопы и ДЗОТы на столичном направлении, используя в полевой фортификации части разрушенного дворца. Это хорошо, а то расклад чисто по количеству бойцов пока не в нашу пользу. Разве что у императорских гвардейцев Тортфорта артиллерии не густо — всего две конные батареи в императорской гвардии. Шестнадцать полевых пушек, которые всегда демонстрировали на парадах. Но у меня и этого нет — всего три ствола и к ним по сорок снарядов. Отрядил, конечно, обоз на станцию к нашим эшелонам, но когда они обратно будут? Ну, вот… первые ласточки появились в колонне по столичной дороге. Хорошо маршируют. Гвардия! Тревога. Занятие позиций согласно диспозиции пулеметного огневого мешка. Бронетехнику в два кулака. Ударный — «артштурм» и четыре пулеметных танка. Поддерживающий — «элика», «коломбина» и БРЭМ. Эскадрон отогузских драгун в засаду — на фланговый обход и добивание бегущего противника. Не факт что такое нам удастся, но ободрить личный состав никогда не мешает. Эх, сейчас бы всю мою бывшую «железную» бригаду сюда. Раскатал бы всех в тонкий блин и порвал бы как Тузик грелку. Но тревога оказалась ложной. Пришла сводная представительская рота гвардейского оногурского саперного батальона. Того самого батальона, который мне мостки строил перед наступлением на фронте. За боевые заслуги саперы оногурским королем были причислены к королевской гвардии. Впечатлился король. Больше всего тем, что по моему представлению около ста человек (их работа трое суток в ледяной воде была приравнена к подвигу в бою) награждены Солдатскими крестами. Такое саперами, не избалованными почестями и наградами не забывается. Командовал ею знакомый мне по фронту батальонный инженер. Он мне и тогда показался толковым человеком. Вот и сейчас он мне вываливал свои резоны.

— Как бы то ни было, ваша милость, но мы решили, что будем с нашим королем. Живым или мертвым. Забальзамируем его тело и отвезем домой. А Тортфорты нами командовать больше не будут. Хватит.

— Император чудом выжил и нуждается в вашей защите. Ваш король мертв, как и остальные электоры. Вы с нами? — Это надолго? Я только развел руками.

— Мы остаемся, если только нами будете командовать вы, командор.

— Тогда прошу вас, майор, построить всех у домика лесничего для принятия торжественной присяги императору. Похоже, граф Тортфорт остался без инженерного обеспечения совсем.

Смеркалось. Небо нахмурилось. Воздух ощутимо потеплел и сверху повалил снег, засыпая аккуратные штабеля кирпича, убранные солдатами с развалин дворца. И сами развалины. И крыши оставшихся целыми домов, в которые стуча молотками вставляли новые стекла. Откуда-то повыползали жены и дети дворцовых служителей и разбирали с садовых дорожек своих покойников по домам. Обмывать и готовить к утренним похоронам. Им не препятствовали. Электоров и их свитских, а также придворных, которых настигла в охотничьем дворце смертельная беда, перенесли в большой охотничий ледник. Который был предназначен для трофеев императорских охот в заказнике. Для дворцовых гренадер при свете факелов во дворе строгали гробы. На парковых лужайках рядами выросли большие взводные палатки — импровизированные гвардейские. И даже дощатые сортиры, как и положено саперы выстроили не ближе двадцати метров от крайней казармы. Жалко парк. Сколько денег придется вбухать, чтобы его восстановить в первозданной красоте. Отрезки бревен и досок, всякий древесный мусор со взорванного дворца кончится, солдаты начнут деревья валить. И плевать им, что деревья здесь высажены редкие для этой географической полосы — им тепла в палатке хочется. Драгун я давно разослал по округе ближними и дальними патрулями, как только оногурские саперы приняли присягу новому императору. За ними присягали дворцовые гренадеры, гвардейские инженеры и прочие части не относящиеся к Ольмюцу. Каждые под двумя знаменами — империи и своего королевства — герцогства. С момента взрыва прошло, вряд ли больше пяти часов, а казалось что вечность. По крайней мере, неделя.

— Ваше императорское и королевское величество, — обратился я к Бисеру, который после ухода гвардейцев так и сидел осыпаемый снегом на крыльце дома лесничего в кресле.

— Осмелюсь указать, что вам лучше зайти в помещение. Не дай ушедшие боги еще и зазябните.

— Савва, хоть ты меня не подкалывай, — капризно скривил губы монарх.

— Где Аршфорт? — Неизвестно, ваше императорское и королевское величество.

— Достал ты меня, Савва. Повелеваю тебе впредь всегда и везде обращаться ко мне только словом «государь». Ясно? — Так точно, государь. Ясно.

— Уже лучше, — криво улыбнулся монарх и тут же встревожено спросил.

— Где Молас? — Еще в отлучке, государь. По своим делам где-то.

— Что с Ремидием? — Ему отрезали ноги по колени. Теперь он спит под опием. В вашей резиденции на втором этаже.

— А что у нас хорошего? — Государь, пройдемте в дом, к камину. Там я все вам расскажу. Главное, что сегодня, похоже, атаковать нас никто не собирается.

— Да… — вымучено улыбнулся император.

— Гвардия ночью не воюет. По уставу не положено.

— И внезапно перешел на шепот.

— Савва, мне эти гадские врачи выпить не дают. Ты мне достань немного коньяку. Неужели в подвалах дворца ни одной бутылки не осталось? Императорский лесничий встретил меня в холле своего дома, руководя гренадерами, которые таскали охапки уже наколотых сухих березовых дров.

— Ваша милость, — поклонился мне придворный, — я взял на себя смелость озаботиться теплом для царственных пациентов в этом госпитале, в который превратили мой дом. Таки да — действительно госпиталь. На первом этаже комнаты врачей, малая операционная, аптека, кухня. Сестры милосердия и сиделки приходящие из семей дворцовых служителей, которые тут служат поколениями. И хотя они не считаются придворными императора, то все давно потомственные дворяне, несмотря на физический труд, которым они тут занимаются. На втором этаже комнаты привилегированных пациентов — императора и рецкого герцога. Охрана и посыльные скороходы из огемских гвардейцев. Чуланчик без окна, который я себе определил как спальное место и уже засунул под топчан ручной пулемет. Дверь в чулан в пределах видимости охраны императора и герцога. Никакого недовольства моей наглой экспроприацией его жилья под нужды монарха он не выказывал. Наоборот казался гордым этим обстоятельством.

— Вы сами-то как устроились? — проявил я вежливость, хотя откровенно мне это было по барабану.

— В оружейном флигеле, где хранится охотничье оружие для гостей императорской охоты. На тот случай, если те приезжали без своего. Моей семье там удобно. А что тесно, то это же не навсегда, — улыбнулся он. Лет ему было за шесть десятков. Седой совсем. Лицо морщинистое. Но двигался легко и упруго.

— На кого тут обычно охотились? — спросил я, чтобы что-то сказать. Мои мысли были заняты совсем другим.

— На благородного оленя, косуль, лосей и зайцев, ваша милость. Для охоты на кабана есть другой заказник у реки. Это отсюда на юг. Только вот разогнали сейчас взрывами да солдатами всю живность. Да и побили много. Дорвались гвардейцы до запретного — на кострах сейчас косуль жарят. Придется мне года два зверей приваживать до былого поголовья. И опять никакого недовольства в голосе. Только понимание ситуации.

— Сколько у вас егерей в охотничьем хозяйстве? — Два десятка, ваша милость, — ответил он, долго не раздумывая.

— Вооружены? — А как же, ваша милость. Они же императорские егеря. И стреляют все очень метко.

— Вы мне их одолжите на несколько дней? Как проводников. Они же вокруг все тропки знают.

— Как прикажете, ваша милость, — поклонился он.

— Лыжи есть? — А как же, ваша милость. На любой вкус. И беговые и охотничьи. Десятка три найдется. А если еще по домам собрать… — Хорошо. Я доволен вами. Присылайте егерей ко мне сюда. В холл. Я поставлю им задачу на службе императора. Присягу они приняли? — Сразу после гвардейцев, ваша милость, одновременно со всеми служителями. Мы все верные слуги императора. Императорский лесничий еще раз поклонился мне и вышел на двор. Ну и где черти носят Моласа, пока мы тут сидим слепые и глухие. «Мятеж не может быть удачен, в противном случае его зовут иначе». У мятежников с каждым часом утекает возможность удержать власть. Но пока в стране никто не знает, что император жив Тортфорт может резвиться как хочет. Завтра нас придут убивать. Однозначно. Живой император инсургентам не нужен. А мы все определены на заклание за компанию с ним. Вплоть до того что раскатают весь этот пряничный городок артиллерией. Надо осмотреть подвал в доме на предмет бомбоубежища. Где этот Аршфорт? Где верные войска? Так ведь и на измену сесть не долго. Нервы на вздёрге. Я тут кто такой, чтобы решать судьбы империи? У меня даже придворного звания при императоре нет. Мне бы герцога домой отправить. В безопасность. В холл спустился пожилой огемский писарь, который постоянно дежурил в холле второго этажа около палаты императора.

— Ваша милость, император просил это передать вам, и протянул мне кожаный тубус. Сейчас он спит, — поспешил меня писарь предупредить. Внутри оказалось несколько бумаг. Красиво написанный на пергаменте императорский рескрипт, назначающий барона Савву Бадонверта императорским флигель-адъютантом и офицером для особых поручений при нем же. Второй рескрипт наделял меня правами чрезвычайного императорского комиссара, аналогичные тем, которые я имел на Восточном фронте. В том числе и правом внесудебной расправы над изменниками отечества и пособниками врага. В отсутствие фельдмаршала Аршфорта я обладал всей полнотой власти над имперской армией, гражданскими чиновниками и императорской гвардией. И сам указ о создании Чрезвычайной императорской комиссии, которой передается вся полнота власти в стране, пока император лечит свои раны полученные при подлом покушении на его жизнь. Все подписи и печати на месте. И мои пожелании учтены. Когда мы с императором пили сегодня тишком от врачей коньяк, я во второй раз отказался от генеральского чина, мотивировав это тем, что сами же Бисеры меня настолько активно загоняли в Рецию, что я там уже прижился и не хочу покидать герцогскую гвардию. Да и авиационный завод у меня в Калуге. Не считая других предприятий. Ну, вот я и главнокомандующий, — криво усмехнулся я.

— Взялся за гуж… Но как же на такой должности да без советов старины Онкена, грустно подумалось мне. Генерал-адъютант ольмюцкого короля Бисера XVIII старина Онкен лежал в большом леднике изломанным хладным трупом рядом со своим не менее хладным сюзереном. Верность до гроба. В холл, вслед за лесничим, хлопая входной дверью стали заходить егеря охотничьего замка.

— Двенадцать человек. Ваша милость, — доложил мне лесничий.

— Восемь егерей завтра с утра хоронят родных, погибших в замке при взрыве и я взял на себя смелость сегодня не трогать их.