Прошли три дня и вечером, снова ложась спать, Алан подумал, что в старости, наверное, будет вспоминать именно эти три дня, как самые счастливые в своей жизни. Еще неделю назад он чувствовал себя одиноким и несчастным; теперь же у него были друзья, о которых простой землянин мог бы только мечтать. Еще совсем недавно, просыпаясь по утрам, он привычно ощущал тоску и страх от неизвестности дня, а сейчас – сейчас он нырял в день, наполненный бесконечной радостью…

Наутро после знакомства он рассказывал Эните о Нике – все до мельчайших подробностей, с того самого момента, как отец передал ему в руки ларка крошечным малышом. Энита записывала на свой компьютер его голос, мгновенно преобразовывавшийся в текст, который она тут же правила, уточняя и детализируя – и вопросы ее были настолько профессиональны, что Алан подумал – зря она скромничала, когда сказала, что еще только учится. Докладчик из него, разумеется, получался плохой: то и дело сбивавшийся и забывавший, о чем речь, при взгляде на ее тонкие изящные пальцы, или на длинные ресницы, или на завиток волос на виске; но все же, благодаря терпению Эниты, биографию и привычки Ника удалось свести в более-менее полную картину.

На «вечерке» так же подробно Дайо расспрашивал Рилонду об атонской культуре и традициях, следующим вечером – наоборот, Дайо и Энита, по просьбе принца, разъясняли тонкости и нюансы эйринской философии «Разумной жизни». На третий день завязался спор о недавней премьере эйринского фильма «На краю Вселенной», снятого по книге известного эйринского писателя: Рилонда и Энита сходились во мнении, что фильм, как это часто случается, «испортил книгу», отбросив некоторые сюжетные линии и сместив акценты повествования, Дайо доказывал, что режиссер имеет право на собственную интерпретацию идей и событий.

Алан не особенно разбирался в атонских традициях, не знал эйринской философии, не читал книгу, потому что на Земле она не издавалась, и вообще больше был занят работой, подходя к столику друзей лишь изредка; но, несмотря на это, ощущал бесконечное счастье, буквально купаясь в атмосфере доброжелательности и тепла, которая как-то сама собой, без усилий и очень быстро сложилась между ними – четырьмя представителями совершенно разных цивилизаций. Никогда, за все его 17 предыдущих лет, у него не было такой замечательной компании…

Ну, а между ужинами и «вечерками», когда они собирались в зимнем саду и по очереди летали на Нике, Алан просто наслаждался – наслаждался возможностью дарить радость людям, ставшим для него дорогими, возможностью быть рядом с Энитой, и жалел только об одном – что эти счастливые минуты нельзя остановить, можно лишь бережно сохранить в памяти – навсегда…

Почти сразу их своеобразное общество привлекло внимание журналистов: на «вечерках» представители прессы всех планет перешептывались, переглядывались, украдкой щелкали камерами, предвкушая эксклюзивные заголовки будущих телевизионных и газетных новостей. Но больше всех старался оскорбленный Фаттах: он преследовал друзей не только на «вечерках», но и везде, где было возможно. То и дело из-за какого-нибудь угла выглядывали его быстрые, бегающие глазки и торчали белесые кудри; мрачное, злобное лицо вергийца сопровождало их повсюду. Приходилось делать вид, что Фаттах остается незамеченным, и приглушать голоса…

Но вовсе не это беспокоило Алана: расстраивало то, что Рилонда, похоже, оказался прав: Энита воспринимала землянина как хорошего друга, но не больше; ее взгляды были приветливыми, но не заинтересованными, общение – дружелюбным, ровным и спокойным – слишком ровным и спокойным. Каждый вечер, закрывая глаза, Алан, словно киноленту, прокручивал в сознании все ее слова, жесты и действия – и не находил признаков того самого «эмоционального всплеска», о котором говорил принц. Однако уговаривал себя, что не стоит терять надежду…

Утром четвертого дня он опять проснулся задолго до звонка будильника. Лежал и, глядя в потолок, перебирал в голове печальные мысли.

Именно сегодня путешествию приходит конец – вечером «Галилей» прибывает на Ном. Миссис Хорн заранее объявила официантам и поварам, что они не останутся на корабле в ожидании обратного рейса – все работники кухни переедут в гостиницу и будут помогать обслуживать саммит. Алан обрадовался новости – ведь так он сможет видеться с друзьями всю неделю, которую продлится встреча глав планет. Это, конечно, хорошо, но когда неделя закончится… Рилонда, Энита и Дайо разъедутся по своим планетам, и – все? Он представил, как на обратном пути бродит по пустым коридорам «Галилея», и сердце сжалось от тоски…

После завтрака все собрались в зимнем саду; настроение было грустным – похоже, все думали о том же, о чем и он. Рилонда, как самый опытный, рассказывал остальным:

– Космопорт на Номе расположен на окраине столицы, города Рем. Рядом с ним – большой гостиничный комплекс, куда и селят обычно официальные делегации. Представители каждой планеты размещаются в отдельном здании, небольшом, но вполне комфортном. В них есть буфеты, спортзал, видеозал, бассейн – словом, созданы все условия для отдыха. Столовая, концертный зал и залы для рабочих заседаний располагаются в центральном двенадцатиэтажном здании. Территория огорожена и охраняется, и без особой необходимости в столицу участники саммитов не выезжают. Казалось бы, все устроено очень рационально, как с точки зрения эффективности межпланетных мероприятий, так и с точки зрения безопасности, но те, кто хорошо знает номийцев, и я в том числе, предполагают, что наверняка у них есть какие-то свои скрытые причины для такой изоляции…

– Понятно, – сказал Дайо и почему-то тяжело вздохнул.

После обеда все разошлись по каютам – собирать вещи; уложив в единственную сумку свое немудреное имущество, состоявшее из запасного комплекта формы да умывальных принадлежностей, Алан снова отправился в зимний сад – наблюдать приближающийся Ном.

Минут через двадцать подошел Рилонда – в весьма непривычном виде. Вместо обыкновенных джинсов и джемпера на нем был национальный атонский костюм: узкие, облегающие черные брюки с широким поясом, черный пиджак – очень короткий, не достающий до талии, белая шелковая рубашка и невысокие мягкие сапоги. Завершал наряд плотный черный плащ, закрепленный на плечах застежками из какого-то драгоценного металла, тяжелыми складками ниспадавший до самого пола – символ королевской власти на Атоне. Плащ был расшит ярко-золотыми звездами, излучавшими приглушенное, бархатное сияние. При виде Алана принц смущенно пожал плечами:

– Смешно, да? Придется ходить в этом целую неделю, саммит-то официальный.

– А по-моему, эффектно, – утешил его Алан. – Особенно звезды.

– Ух ты, это, кажется, и есть знаменитый королевский плащ! – в саду появились Дайо и Энита. – Можно потрогать?

Дайо с любопытством пощупал ткань, провел рукой по звездам.

– Из чего они?

– Специальный сложный состав, – ответил Рилонда. – А ты, я вижу, тоже принарядился?

– Конечно! – Дайо одернул полы строгого темно-серого пиджака и поправил узел галстука в мелкую клетку. – Я же член делегации!

– Одним словом, все неотразимы и сногсшибательны, – подытожила Энита, которая сама была одета в элегантное, но довольно простое платье. – Ном уже близко, а ты обещал нам рассказать о столице.

И действительно: ровные контуры бело-голубой обитаемой планеты ширились, захватывая видимое пространство иллюминатора; ширился, раскрывался, словно цветок среди космической мглы, навстречу «Галилею» свет.

– Рассказываю, – улыбнулся Рилонда. – Рем – своеобразный город. Несмотря на свою величину, а живут в нем около девяти миллионов человек, он четко поделен на две части – так называемую «рабочую» и жилую. И если в рабочем районе офисные здания еще иногда украшаются минимальными архитектурными изысками, то в жилом – все предельно упрощенно и я бы сказал, уныло. Многоэтажные, но строго прямоугольные дома, как правило, серо-коричневой цветовой гаммы, прямые, параллельные улицы – пейзаж, не вызывающий вдохновения. Никаких исторических достопримечательностей в Реме нет – это относительно новый, промышленный город; главная достопримечательность номийцев вообще находится не на их планете, а на одной из соседних, принадлежащих системе той же, что и Ном, звезды. Планета называется Уту.

На Уту нет воды, но есть атмосфера, хотя и очень разреженная; содержание кислорода в ней таково, что люди могут находиться без скафандров и масок около часа, дальше начинаются затруднения дыхания. А вот температура воздуха вполне приемлемая для существования. Но уникальность планеты не в этом.

Дело в том, что Уту расположена в самом центре нашей Галактики, и благодаря этому в любой точке ее орбиты открывается уникальная возможность беспрепятственного обзора всех звезд, созвездий и прочих небесных тел. То есть, для человека, смотрящего с Уту, Галактика разворачивается, словно сфера, не оставляя никаких скрытых, недоступных глазу уголков, никаких тайн. Поэтому номийцы построили на Уту обсерваторию. Это комплекс зданий, внутри которых специальные генераторы поддерживают необходимый уровень кислорода. Мне всегда очень хотелось побывать в этой обсерватории, и вот сейчас господин А-Тох как раз предложил экскурсию на Уту – в рамках развлекательной программы саммита. Хотите, поедем вместе?

– Да, – откликнулся Дайо. – Мы тоже наслышаны про знаменитую Утунскую обсерваторию. А ты, Алан?

Алан вздохнул – разве может человек, всю жизнь мечтавший стать космическим пилотом, не хотеть на экскурсию в обсерваторию?

– Думаю, миссис Хорн меня не отпустит.

– Это не проблема, я с ней поговорю, – заверил Рилонда.

– Это было бы замечательно, спасибо…

– Я бы тоже с удовольствием, – сказала Энита. – Но именно на этой неделе из яиц должны вылупиться маленькие краксы, и я боюсь это пропустить.

– И не жалко тебе будет упускать такую возможность? – Дайо взглянул на нее с сожалением.

– Жалко, конечно, но все-таки я ведь лечу на Ном ради краксов… А вообще-то мы уже входим в атмосферу, – Энита кивнула на иллюминатор.

Вязкая, киселеобразная масса окутала «Галилей», словно пробкой закупорив иллюминатор снаружи, а когда корабль, наконец, вынырнул из облаков, внизу уже раскинулся город Рем.

Широкая, многополосная трехуровневая автострада делила его на две части. Они не особенно отличались друг от друга, но если в правой, «рабочей», кое-где еще мелькали яркие краски и оригинальные архитектурные детали, то в левой, жилой, серые здания, одинаковые, словно солдаты, выстроенные в шеренги вдоль ровных, идеально прямых улиц, выглядели сурово и аскетично. «Да-а, вряд ли у живущих здесь часто бывает хорошее настроение», – подумал Алан.

В Реме был вечер, как и на «Галилее». В слабых летних сумерках звездолет скользил по воздуху к окраине столицы, и вскоре стали различимы очертания ангаров и посадочных площадок – номийский космопорт. Послышались тяжелые шаги, и в дверях зимнего сада возник господин Жигонда.

– Ваша Звездность, прошу пройти к выходу, через десять минут начнется торжественная церемония встречи.

– Хорошо, Жигонда, сейчас буду, – откликнулся принц. И, обращаясь к друзьям, грустно улыбнулся. – Ну, я пойду. Увидимся…

– Да, увидимся, – Алан постарался, чтобы голос не дрогнул.

Проводив взглядом Рилонду (в дверях прощально блеснули золотые звезды на плаще), Дайо тоже заторопился:

– И нам пора. Пойдем, Энита. Алан, до завтра.

– Удачи…

Когда в коридоре стих стук каблучков Эниты, Алан сглотнул какой-то странный острый комок, образовавшийся в горле, и придвинулся поближе к иллюминатору.

«Галилей» мягко приземлился посередине круглой ровной площади, очевидно, предназначенной для торжественных встреч, освещенной прожекторами. Высота расположения иллюминатора обеспечивала хороший обзор, и Алан увидел пять флагштоков с развевающимися флагами пяти планет, почетный караул – военных в темно-серой форме, оркестр и небольшую трибуну для гостей, чуть поодаль – номийских дипломатов и представителей прессы, вооруженных различными видами съемочных устройств. Внизу, у начала алой ковровой дорожки, глав государств ожидал господин А-Тох – круглолицый, невысокий, худощавого сложения человечек средних лет с коротким ершиком жестких темных волос.

Межпланетный дипломатический протокол для уравнивания статуса правителей Вселенной предписывал встречать их по алфавиту – в соответствии с названиями планет, поэтому первой из звездолета вышла атонская делегация – король Гаренда и принц Рилонда чуть впереди остальных. Председатель Главной Партии зашагал по ковру навстречу, и на середине дорожки поздоровался с монархом и наследником по номийскому обычаю: взяв в обе руки кисти рук гостей, сложенные лодочкой. Затем господин А-Тох, любезно улыбаясь, указал в направлении трибуны, и, отступив на шаг, лично сопроводил прибывших к ее подножию. Почетный караул отсалютовал оружием, оркестр заиграл марш, который Алану не было слышно; атонцы поклоном поприветствовали свой флаг – темно-синее полотнище с большой золотой звездой – и поднялись на трибуну.

Пока Алан разглядывал флаги: вергийский – коричневые и оранжевые зигзаги по диагонали, эйринский – три горизонтальных полосы: белая, желтая, зеленая; земной флаг ООН – карта Земли на голубом поле в обрамлении оливковых ветвей и номийский – однотонный, ярко-бордовый – все прочие делегации в том же порядке оказались на трибуне. После этого господин А-Тох сказал краткую приветственную речь, и, еще раз поклонившись гостям, дал команду начальнику почетного караула. Строй военных, равняясь на трибуну, прошествовал мимо нее торжественным маршем.

Церемония встречи подошла к концу: на площадь начали медленно въезжать новенькие, блестящие автомобили для глав планет и микроавтобусы для сопровождающих лиц. Делегации по очереди спустились с трибуны, разместились в транспорте, и стройная колонна удалились с территории космопорта в гостиничный комплекс. Господин А-Тох уехал в последней машине. Организованно покинули летное поле журналисты.

Алан вернулся в каюту, взял свою сумку, спустился в грузовой отсек за Ником и через минуту уже стоял у выхода, где собрались работники «Галилея». Автобус ожидал их, и после короткого путешествия земляне оказались у ворот своей гостиницы. Аккуратное пятиэтажное здание внутри поражало чистотой – безупречной, блестящей, почти неестественной. Зарегистрировавшись у портье, такого же коренастого, круглолицего и любезно улыбающегося, как и господин А-Тох, Алан разместил в специальном помещении Ника, поужинал в буфете и поднялся в свою комнату – двухместный номер, оформленный в непривычном стиле – обилие прозрачных и блестящих металлических деталей на стенах и мебели, который ему снова предстояло делить с Саидом. Делать было нечего, подъем предстоял ранний, поэтому он улегся на кровать, и, видимо, от накопившейся усталости заснул почти мгновенно.