Тримбл постучал в дверь каюты, открыл ее и втолкнул Джаггера. Тот вначале ничего не смог разглядеть. Его ослепил резкий желтый свет. Над столом висело облако табачного дыма. Постепенно сквозь него начали проступать лица. Все они отличались холодным взглядом и циничным выражением. За длинным полированным столом сидели шесть мужчин. Во главе стола — Машина в своей серебряной маске.

— Где она? — спросил Джаггер.

— В безопасности, — ответил Машина. — Пока.

Он сделал Тримблу знак, чтобы тот подвел Джаггера ближе. Тримбл, вооруженный автоматическим пистолетом, исполнил приказание.

— Мы почти сожалеем, — начал Машина, — что вы работаете не вместе с Нами. Вы — человек необычайных способностей. Неудачный спектакль в отеле — это все, что Нам удалось организовать в такой спешке. Мы и надеяться не могли, что вы окажетесь столь мужественным и разумным, чтобы самому отдаться Нам в руки. Позвольте представить вам шестерых самых могущественных людей на земле.

Он указал на человека по правую руку от себя. Узкое смуглое лицо со шрамом на левой щеке напоминало морду акулы.

— Господин Жан-Пьер Бутальб, — представил Машина. — Уроженец Алжира. Нынешняя его резиденция — в Париже. Здесь за столом он представляет Европу. Рядом с ним, — Машина указал на седовласого типа с квадратной физиономией в очках без оправы, — сидит Анджело Агостиньо, представитель Северной Америки.

Третий, мужчина огромных размеров, представился сам:

— Тёрнбулл из Австралии. Рад познакомиться с вами.

Остальные трое последовали его примеру. Маленький сухощавый человечек с глазками, как у ядовитой рептилии, сказал:

— Карлос Веласкес Эстарит-Марилес. От Латинской Америки.

— Ян Хаас, Южная Африка, — это проговорил бледный субъект, по всему видно, не особо разговорчивый и весьма опасный.

Последним представился плосколицый с высокими скулами и гладко зачесанными черными волосами.

— Альберт Цин Чен. Азия.

Когда церемония была закончена, слово вновь взял Машина:

— Власть, мистер Джаггер, если это настоящая власть, всегда окутана тайной. Тот, кто контролирует этих людей, контролирует полмира. Кто вы в сравнении с этой силой и что способны противопоставить ей?

Шесть человек уставились на Джаггера голодными глазами — как пауки на муху, попавшую в их сети.

— До сих пор у вас было преимущество — Мы не знали вашего имени, — сказал Машина. — Мы ничего не знали о вас и вынуждены были предполагать, будто вы представляете какую-то организацию, которая борется с Нами. Позднее вы убедили Нас, что действуете в одиночку. Мы тем временем навели о вас справки и теперь знаем все. Вы — Майкл Джаггер, тридцати восьми лет. Богаты, не обременяете себя в настоящее время никакой постоянной работой. Вас терзает чувство вины. Праздность и ощущение вины — опасное сочетание, которое уже привело к гибели не одного достойного человека.

Вы оказали своей стране неоценимые услуги — ив армии, и в секретной службе. А вас с позором изгнали. По какой причине? Она тоже известна Нам. Вы сражались в корейскую войну. Вам было поручено секретное задание в тылу противника. Вы попали в плен, вас допрашивали и пытали. Вы и ваше правительство одинаково убеждены, что вы в конце концов выдали важные сведения, — Джаггер вскинул голову, — которые стоили жизни значительному числу ваших земляков. И с тех пор чувство вины заставляет вас браться то за одно отчаянно-рискованное дело, то за другое.

Ваши прежние начальники — предусмотрительные и неглупые люди, мистер Джаггер, — продолжал Машина. — Они тоже поняли, что вы ищете смерти, хотя, может быть, и не отдаете себе в этом отчета. Человек, который однажды сломался под пытками, опасен. Ведь его предательство может повториться. Но человек, который ищет смерти, чтобы искупить свою вину, опасен вдвойне. Желая уничтожить себя, он может уничтожить все.

Мне действительно жаль, что я только теперь, когда уже слишком поздно, могу сообщить вам, — все ваши муки были напрасны. Вы ничего никому не выдавали, никого не предали. Вас не сломали под пытками. Атака, стоившая жизни вашим товарищам, была чистейшей импровизацией, можно сказать случайностью. Ваши тюремщики просто убедили вас в противном — только потому, что хотели подорвать ваш дух. Вас оставили в живых не потому, что вы предатель, а потому, что было заключено перемирие.

Голова у Джаггера закружилась. Огни ламп бешено завертелись, слились воедино, напомнив ту лампу, которая слепила его тогда, во время всех нечеловеческих пыток, когда у него было только одно желание — побыстрей умереть. Он потерял сознание, а они прекратили его пытать и улучшили ему условия в тюрьме — как бы в благодарность за предательство. Из тюрьмы он попал в лазарет полумертвым, но всегда помнил одно — он выжил, а тех, кто погиб из-за него, не вернешь. И жил с этой мыслью постоянно. В полном смятении он поглядел на Машину в непроницаемой маске, не веря, что огонь, который так долго жег его, теперь может погаснуть.

— И вот ваши деяния закончены, — продолжал Машина. — Вы не выиграли, но показали, что умеете достойно проигрывать. У Нас принято оказывать почести врагу, которого мы уважаем, перед тем, как уничтожить его. Это Мы сейчас и сделаем.

Появился Тримбл с подносом, на котором стояло семь полных кубков. Каждый из шестерых взял по одному, последний поднял Машина.

— Как видите, — сказал он, — Мы были уверены, что вы не уйдете от Нас. Майкл Джаггер, вы скоро умрете, но перед этим Мы хотим выразить Наше уважение к вам.

Шестеро мужчин встали и подняли кубки. Некоторые иронически улыбались, на лицах других было написано безразличие. Выпили. Машина поднял свой кубок и наклонил его — так, что вино пролилось на пол.

— Это — жертва богам, которые, наконец, отступились от вас. Наши коллеги не обидятся — они знают, что Мы не можем встать и выпить вместе с ними.

Шестеро выпили и сели снова. Джаггер улыбнулся.

— Я признателен за оказанную мне честь, но хочу внести маленькую поправку. Никак не могу согласиться, что не выполнил своей задачи. Напротив, мне все удалось наилучшим образом.

Серебряная маска повернулась к нему.

— Я успел сжечь все споры ржавчинного гриба. От них не осталось совсем ничего.

Маска повернулась слева направо, и свет ламп, отразившись на серебре, на миг превратил его в золото.

— Вы ошибаетесь, мистер Джаггер, — сказал Машина. — Мы не так глупы, и Мы не доверяем никому из людей. Вы действительно взяли то, что лежало в сейфе. Но споры всегда при Нас — с тех пор, как они к Нам попали. Они будут и впредь оставаться при Нас, пока не настанет черед применить их.

Это была поразительная новость. Джаггеру потребовалось несколько секунд, чтобы оправиться от удара. Наконец, он заговорил снова:

— Тогда и я сообщу вам кое-что, о чем умолчал Си-лидж-Бикн. Штамм гриба, который у вас, не регенерирует и не теряет своих свойств через три года. Когда вы развеете споры, пшеница на Земле будет погублена навсегда. Половина населения на планете умрет от голода.

Шестеро мужчин за столом беспокойно зашевелились.

— Это правда? — спросил тот из них, который пред-ставлял Австралию. — Мне такого никто не говорил.

Машина поднял руку, предотвращая дальнейшие вопросы.

— Да, это верно. Профессор Силидж-Бинн мог и умолчать. Но Мы узнали и без него.

— В таком случае, — сказал Агостиньо, — я должен просить вас пояснить ваш план. Мертвые нам денег не заплатят.

— Он прав, — кивнул Альберт Цин Чен. — Я, конечно, не прочь заработать мешок денег, но не хочу, чтобы из-за меня гибли миллионы людей. Я занимаюсь честным бизнесом. От кого же мы получим наши деньги, если все погибнут?

— Вы ввели нас в заблуждение, синьор, — возмущенно заявил тип из Южной Америки. — Извольте объясниться.

Он поднялся и двинулся к Машине, но вдруг покачнулся. Глаза его закатились. Он схватился рукой за сердце. Ноги подогнулись, и он рухнул на пол, ударившись головой о край стола.

Агостиньо вскочил.

— Сердечный приступ! — воскликнул он. — У вас есть врач?

Он склонился над трупом мексиканца и вдруг повалился на него. Белоснежная манжета высунулась из рукава на неподвижной его руке.

Джаггер потрясенно наблюдал за происходящим. Но ни Машина, ни Тримбл даже не шелохнулись. Джаггер оглядел остальных. Альберт Цин Чен сидел неподвижно, уронив голову на грудь. Южноафриканец навалился на стол, будто прикорнул на руке от усталости. Жан-Пьер Бутальб сполз с кресла. Судя по его лицу, он уже не мог ничего сказать от имени Европы. Серебряная маска медленно повернулась к Джаггеру. Казалось, она беззвучно смеется.

— Из семерых остался один, — сказал Машина. — И теперь он правит всем миром сам. Наши люди порой ведут себя глупо, как вы имели возможность заметить, мистер Джаггер. Но если уж Мы предпринимаем какой-нибудь шаг, то, в отличие от них, хорошенько его обдумываем.

Джаггер поглядел на мертвых, потом на серебряную маску.

— А что теперь будет со спорами? — спросил он.

Машина повернулся к Тримблу.

— Скажи ему.

Тримбл ухмыльнулся. Это был беспощадный оскал, как у крокодила.

— Мы уничтожили руководителей, но их организации остались, — пояснил он Джаггеру. — Не изменилось ровным счетом ничего. Только прибыль теперь пойдет в один карман.

Казалось, он был необычайно обрадован происшедшим. Машина кивнул.

— Тримбл понимает Нас. Он никогда не пытается обманывать Нас и, кроме того, обладает великим даром исполнять все поручения без лишних вопросов. Тримбл уже скоро будет вознагражден за все.

Джаггер не знал, что ему и думать. Неужели ему не послышалось, и в электронном голосе вправду прозвучала ироничная нотка?

— Но прежде, — продолжал Машина, — Тримбл приведет сюда девушку и этого Неприятного Кадбюри, в услугах которого Мы больше не нуждаемся.

Тримбл снял с предохранителя свой автоматический пистолет и сказал:

— Сделаю это с особенным удовольствием.

— Нам бы хотелось уверить вас — Мы только недавно узнали, что Кадбюри, которому было поручено покарать Бархран — а каждого, кто изменит, постигнет кара, — превысил свои полномочия столь варварским образом. Мы намерены доставить вам, так сказать, последнее удовлетворение — предложить вам поучаствовать в наказании Кадбюри.

— Веди его, — приказал Машина Тримблу, который тут же направился к выходу. Но только раскрыл дверь, как раздался душераздирающий крик.

Брайони проснулась от того, что услышала над собой частое тяжелое дыхание и ощутила, как по телу шарят чьи-то руки. Руки скользили по бедрам, поднимаясь вверх. Она напрягла всю свою волю, чтобы стряхнуть с себя сонное оцепенение, в плену которого оставалась до сих пор. Наконец, ей удалось сесть в постели. Над ней склонился Кадбюри, от которого разило дешевым вином. У самого лица своего она увидела его искаженную физиономию с влажными приоткрытыми губами.

Заметив, что она проснулась, Кадбюри неловко выпрямился. Он был сильно пьян, и его повело к стене. Он прислонился к ней спиной и захихикал.

— Ну, золотко?! Как себя чувствует наша маленькая сахарная куколка?

Брайони медленно вспомнила, что с ней случилось. Она была у себя в номере. Раздался стук в дверь, и женский голос что-то сказал по-итальянски. Она открыла — и в номер тут же ворвались двое мужчин. Они прижали к ее лицу носовой платок, пропитанный чем-то. Она еще успела почувствовать, как ей ставят укол в руку — и все. Дальше сплошной черный провал.

Сейчас она поняла, что находится на судне, и, конечно, могла предполагать, на каком именно. Но раздумывать было некогда — Кадбюри снова двинулся к ней и неуклюже облапил.

— Ну, давай, — заплетающимся языком пробормотал он. — Не будь такой робкой. Я не сделаю тебе больно.

Брайони без особого труда удалось выскользнуть. Она соскочила с кровати и бросилась к двери. Тут обнаружилось, что они уложили ее на кровать прямо в обуви. Правда, одна туфелька где-то потерялась, и Брайони чуть не упала при первом же шаге. Однако Кадбюри подхватил ее, как ни был пьян. Теперь он крепко держал ее сзади, схватив ее за грудь. Она чувствовала его влажное зловонное дыхание. Постепенно руки Кадбюри становились все более грубыми.

— Давай, малышка, — шептал он. — Будь со мной поласковей.

Брайони отчаянно отбивалась, но Кадбюри это явно нравилось. Он смеялся, схватив ее за платье одной рукой.

— Вот так, славно, — бормотал он. — Только чур, сопротивляйся по-настоящему, так даже приятнее.

Брайони попыталась освободить руку, чтобы вцепиться ему в лицо, но он обхватил ее еще крепче. Тогда она сделала вид, будто уступает. В уголках рта у Кадбюри выступила слюна. Он рванул изо всех сил и разорвал на Брайони платье до пояса.

В этот миг она ударила его коленом, целя в пах. Он разгадал ее маневр и увернулся, но кровать пришлась ему под колени, и он свалился на пол, успев схватить Брайони за щиколотку.

Он лежал на спине, бессмысленно скалясь, однако его рука сжимала ногу Брайони, будто тиски. Он дернул, и девушка пошатнулась. Вторая рука легла выше, на икру. Едва Кадбюри ощутил под рукой нежную шелковистую кожу, выражение лица его изменилось. Пьяная дурашливость разом улетучилась, глаза сузились. Теперь в них отражалась откровенная похоть.

Он еще крепче сжал щиколотку Брайони, а вторая рука медленно двинулась выше. Чтобы было удобней, он перекатился по ковру и теперь лежал прямо у ног девушки, не сводя глаз с разорванного платья. Брайони ощутила, как в ней поднимается страх. Ей с трудом удавалось сохранять равновесие. Кадбюри продолжал тянуть, оторвав ее ногу от пола. Брайони с ужасом поняла, что в следующий миг не удержится и упадет. Кадбюри так и ждал этого момента, не сводя с нее жадных глаз.

И тогда Брайони, не раздумывая, наступила ему на физиономию. Высокий острый каблук пришелся Кадбюри прямо в глаз. Его рука вначале стиснула щиколотку Брайони с невероятной силой, потом сразу ослабла. Он испустил нечеловеческий вопль, который эхом разнесся по всей яхте. Руки его судорожно зашарили по ковру, потом он затих.

Брайони, словно лунатик, сделала несколько шагов и оперлась о стену каюты. Прижав ладонь ко рту, она смотрела на свою туфельку, которая, как диковинный гриб, торчала из окровавленного глаза Кадбюри. Затем на подгибающихся ногах двинулась к двери.

Услышав вопль, все трое застыли как вкопанные. Потом Джаггер и Тримбл одновременно бросились к двери. Тримбл, с посеревшим лицом, направил на Джаггера автоматический пистолет, не давая пройти.

— Пропустите меня, — процедил сквозь зубы Джаггер. — Пропустите, вы…

Дверь медленно открылась. Брайони в разорванном платье поглядела на них безумными глазами и тут же лишилась чувств. Джаггер подхватил ее и отнес на диван. Тримбл заколебался, но снова навел на него пистолет. Потом по знаку Машины передал ему оружие и бросился вон из комнаты. Когда вернулся, лицо его было мертвенно-бледным. Доложил, что случилось, и снова взял автоматический пистолет.

Машина нажал на кнопку, и кресло его покатилось вперед. Тримбл попятился. Теперь ствол его автоматического пистолета глядел прямо на Машину.

— Ни с места! — крикнул он. — Меня не трогает, что там случилось с Кадбюри. Но теперь — баста.

Он зло смотрел то на Машину, то на Джаггера. Брай-они по-прежнему была без сознания.

— О, нет! Я не так глуп, как вам кажется. Мне понятно все: теперь на очереди я! Так и было запланировано, правда? Осталось прикончить этого глупого Тримбла — и все тип-топ, в полном ажуре. Ладно. Все и будет в ажуре. Но немного не так, как вы задумали. Вы, наверное, полагали, я не пойму, куда все клонится? Я выполнял для вас самую грязную работу. И вот, остался один из всех. Хороша благодарность! За кого вы меня принимаете? За идиота? Ошибаетесь! Я с самого начала знал, что вы затеяли. Думаете, я не понял, как вы собирались расплатиться за услуги со всей этой шайкой мерзавцев, которую имели обыкновение называть своим экипажем? Я обнаружил все! Вы хотели оставить трупы на судне и затопить его. Так оно и будет — только с одной ма-а-аленькой разницей. С меня хватит. Я долгое время довольствовался вторыми ролями. Но я стал хорошим актером еще задолго до знакомства с вами, и теперь главная роль останется за мной.

Машина поднял на него свое лицо-маску.

— Позволь тебе заметить, Тримбл, ты — просто мелкое насекомое, которое точит сук, на котором сидит. Ты сейчас рассуждаешь о том, смысла чего тебе вовек не понять. Прежде чем ты…

— Секундочку, — прервал его Джаггер, потому что Брайони пошевелилась. — А что вы, собственно, такое обнаружили, Тримбл?

— Бомбу! — выпалил тот. — Хорошенькую толстенькую бомбу. Он хотел взорвать судно вместе с вами, но…

Машина пошевелил рукой, и Тримбл тут же выстрелил. В маленьком пространстве каюты этот единственный выстрел был оглушителен. Удар пули отбросил Машину вместе с креслом назад. В его одеянии появилась дыра с тлеющими краями. Теперь ствол автоматического пистолета был направлен на Джаггера. Каюта наполнилась отвратительным запахом пороховых газов.

Тримбл с сожалением поглядел на Джаггера.

— Поверьте, я делаю это с большой неохотой.

Тут в каюте опять грохнуло, и Тримбл рухнул на колени, зажимая ладонями рану на животе. Глаза его закатились. Он повалился набок.

— Никогда не стоит упускать удобный случай, — деловито сказал Машина.

В металлическом подлокотнике его кресла открылось отверстие, из которого торчало дуло второго автоматического пистолета. Теперь оно было направлено на Джаггера. Одна рука Машины лежала на кнопке пульта управления, а другая поднялась и постучала по груди. Раздался такой звук, будто молотом ударили по наковальне.

— Пуленепробиваемая сталь, полтора сантиметра толщины. Признаться, я счастливо отделался. Если бы он стрелял мне в голову, последствия были бы куда хуже.

Только через несколько секунд до Джаггера дошло, что Машина перестал говорить о себе с прежней торжественностью.