Глава 23
В свою двадцать вторую осень я многое узнала о мире, магии и себе. Но знание это было столь живым и неуловимым, что описать его не представлялось возможным. Разве можно научиться по книгам свободе духа? Только Рихтер, изменчивый повелитель стихий, мог показать мне, что открывая свою душу, я приобретаю больше, чем теряю. Настоящей свободе — вот чему я научилась у Корбина Рихтера, ежесекундно вынужденного контролировать свой дар и все же не теряющего умения наслаждаться жизнью.
Разве можно прочесть в толстых томах, как защитить свои мысли от хитроумных менталистов? Только на своем опыте, отражая одну ментальную атаку за другой, сталкиваясь со страхом потерять себя, я смогла понять, что нельзя украсть мысли у того, кто четко знает, чего он хочет и куда идет. В магическом противостоянии порой побеждает не тот, кто сильнее, а тот, чья воля крепче. Тетушка Адель щедро делилась со мной всем, что знала, будто чувствуя, что когда-нибудь ее уроки спасут — пусть не мое тело, но мой разум. Ведь свобода без воли невозможна.
И мой самый последний невольный учитель, столь же плохо знающий свой предмет, как и я. Мартин Шефнер. Человек, научивший меня любить. До того как я встретила его, я не знала, что такое любовь, и не ведала, как дорого она может обойтись. Я могла потерять власть над собой, расстаться со свободой… Стоила ли любовь, зыбкая, порой мучительная, таких жертв?
Мне еще предстояло все это узнать. А пока я легко шагала вперед, исполняя свою мечту. Стать артефактором, достойным рода Вернеров. Создать что-то поистине прекрасное, о чем будут помнить даже после моей смерти.
Вечер у императора должен был стать ступенью, ведущей меня к мечте.
К началу зимы я чувствовала себя так, будто оседлала огромную волну, с которой едва справляюсь, оставаясь на плаву. Волна могла бросить меня на камни или низвергнуть в пучину, но мне удалось достичь берега живой и невредимой. Я ступила на землю обновленной и очищенной — все страхи и сомнения стекли грязной пеной у моих ног, через которую осталось только перешагнуть, чтобы начать покорять этот новый мир.
Конечно же не в одиночку. Важным союзником и проводником для меня должен был стать пан Анджей Котовский. Сам он вряд ли представлял, какой чести удостоился, наивно считая, что нанял меня для создания артефакта.
— Я точно ничего не испорчу и не сломаю? — осторожно спросил Котовский, с сомнением глядя на хрустальный короб в своих руках.
— Знаки на вашей спине давно не опасны. И артефакт вы уже держали в руках, даже научились им управлять.
— Так ведь вы были рядом. А теперь бросаете меня, пани София.
— Я буду наблюдать за вами и, если что, приду на помощь.
Роанец который день пытался уговорить меня присоединиться к нему на празднестве дня рождения императора. Не как официальной спутнице, конечно, но как личному артефактору. Статус принца Грейдора и князя Роана вполне позволял Котовскому иметь при себе мага или чародея. Вот только я к этой чести еще не была готова, предпочитая оставаться в тени.
Естественно, о том, что подарок, врученный императору, моих рук дело, некоторые будут знать — тот же Шефнер, к примеру. Да и господин Хайнц узнает мою магию. Но я хотела скрыть свое участие в создании сюрприза не от других магов, а от широкого зрителя. Меня едва ли прельщала сиюминутная слава у толпы. И выступать перед всеми… нет-нет. Я, конечно, отринула все страхи и сомнения, но вот нелюбовь к публичным выступлениям со мной так и осталась. А Котовский должен был справиться не хуже меня.
— Мне пора, — прижав к своей груди артефакт, сказал Котовский. — Значит, вы будете с дядей?
— Да, он заедет за мной через полчаса.
— Жаль, что я не успеваю познакомиться с глубокоуважаемым бароном Гревеницем.
Я вымученно улыбнулась. Мой дядя присутствовал в тот злосчастный вечер в оперном театре и видел меня в ложе роанского князя. Стоит ли говорить, что у барона появилась куча вопросов ко мне? Откуда я знаю роанца, в каких мы отношениях, что тот от меня хочет… Уверить дядю в том, что Котовский — только мой наниматель, было весьма не просто. Гордость за то, что его племянница имеет столь высокопоставленного знакомого, и боязнь за мою репутацию постоянно боролись в дяде, сводя и его, и меня с ума. Поэтому встречи роанца и барона я избегала всеми силами.
Стоило мне проводить Котовского, как почти сразу же приехал дядя, необыкновенно взволнованный предстоящим мероприятием.
— Прости, что так рано, — сказал он, поцеловав меня в щеку. — Лучше прибыть во дворец заранее, чтобы не толкаться у входа. Надеюсь, ты успела собраться?
— Я полностью готова.
Поправив на тщательно уложенных волосах шляпку с перьями, в последний раз взглянула в зеркало и осталась довольна своим внешним видом. Выглядела я вполне соответствующе ситуации — торжественно, но сдержанно, даже строго. У меня не было цели затмить придворных дам или привлечь внимание мужчин, но и позорить род своего отца мне не хотелось.
Мой дядя не доверял автомобилям, поэтому до дворца мы добрались в наемном фиакре — правда, классом гораздо выше, чем городские экипажи, которыми я обычно пользовалась. Вот только возничий совсем не соответствовал своему фиакру, обладая совершенно бандитской рожей, к тому же смутно знакомой. Кажется, я как-то видела этого типа в СБ…
— Не хмурься, — строго сказал барон, заметив мой недовольный вид. — Так ты кажешься старше.
— Простите, дядя Клеменс, — смиренно сказала я, прекращая буравить взглядом спину возничего. Вот ведь Шефнер! Даже здесь подсуетился, приставив к нам своего человека! Хоть бы выбрал тогда кого поприличнее…
— Не беспокойся, все будет хорошо, — барон неловко похлопал меня по руке. — Ты прекрасно выглядишь. Разве что немного уставшей.
Еще бы! Почти всю ночь я проверяла чары на своем артефакте, опасаясь, что все-таки что-то упустила.
У ворот дворца и в самом деле было уже много народу. Все знатные и богатые люди столицы собрались сегодня здесь, чтобы поздравить нашего дражайшего монарха. Но меня интересовали не люди, а само здание. Огромное, величественное… и пропитанное магией. В роду императоров Грейдора никогда не было одаренных, но предшественники Крейна могли позволить себе услуги лучших магов и чародеев страны, которые сделали из дворца практически артефакт для защиты правителей Грейдора.
— Как же давно я не был при дворе! — довольно воскликнул дядя, с любопытством оглядываясь. — Интересно посмотреть, как все здесь изменилось.
Мы поднялись по мраморной лестнице и, показав наши пригласительные, прошли сквозь распахнутые двери. Я редко бывала в подобном обществе, да и дядя за долгие годы вдали от столицы растерял всех своих знакомых, поэтому появление Петера Шефнера, чувствующего себя здесь как рыба в воде, мы восприняли с облегчением.
Узнала я его, правда, не сразу. В высоком молодом мужчине в черном мундире, говорившем о принадлежности к военному министерству, не было ни привычной щеголеватости, ни небрежной элегантности, всегда свойственной моему другу. Даже обычно модно уложенные волосы сегодня были зачесаны назад, открывая строгий высокий лоб. Мой друг выглядел сегодня гораздо старше и серьезнее, чем я привыкла, и казался почти полной копией своего дяди.
— Петер! — позвала я приятеля, едва удержавшись, чтобы не начать ему активно махать.
Тот обернулся и, целеустремленно рассекая толпу, направился к нам.
— Фон Шефнер, — важно кивнув, поздоровался дядя Клеменс с артефактором.
— Фон Гревениц. — Петер пожал руку моему дяде, а затем кивнул мне. — София, рад тебя видеть. Пойдемте, я отведу вас туда, откуда удобнее наблюдать за церемонией. Правда, она начнется еще не скоро, зато я успею позаботиться о напитках для вас и вернуться обратно.
— В первый раз тебя вижу в форме. Почему ты так одет?
— Господин Гайне попросил его сопровождать, так что сегодня я официально представляю министерство.
Особой радости в голосе Петера не было.
— Служить Грейдору — это честь, молодой человек, — наставительно сказал мой дядя. — А военное министерство находится на самом…
Мы с Петером обреченно переглянулись. Ему наверняка и на стажировке промывали мозги «почетностью» военной службы, а я уже успела наслушаться от дяди, насколько хорош Гайне как министр и что именно ему следует стать следующим канцлером. Вот спрашивается, зачем менять одного лжеца и обманщика на другого?
К тому же Петер, насколько я знала, собирался покинуть министерство после окончания университета. Если ему и нравились прелести военной службы раньше, то теперь все иллюзии рассеялись.
Благодаря протекции Котовского нам удалось получить места почти у самого трона, но все же не на самом виду. Мой дядя, правда, этого не знал, считая, что организаторы празднества вспомнили о благородстве и древности рода Гревениц и решили его таким образом почтить.
Сидеть в удобных креслах или хотя бы на простых стульях на подобном мероприятии не полагалось, поэтому я порадовалась, что догадалась надеть удобные туфли. Задумчиво разглядывая высокие сводчатые потолки, не сразу заметила еще одного знакомого, уверенно пробиравшегося ко мне, — Корбина Рихтера. Как и Петер, он был в мундире, но темно-коричневого цвета, какие носят в полиции. Правда, за обычного стража порядка его мог принять лишь слепой. И не только из-за знаков различия на кителе или странных глаз. Нет, просто едва ли кто еще, будучи одет в столь официальный и скучный наряд, мог выглядеть так, будто его выдернули откуда-то с развеселой вечеринки. Когда Рихтер подошел к нам, я едва удержалась, чтобы не поправить ему сбившийся воротник. Да и следы женской помады не мешало бы стереть с его шеи…
Мой наставник был еще одним человеком, которого я не хотела знакомить со своим дядей, к тому же барону я так и не сказала, что прохожу стажировку в полиции. Но выбора мне, конечно, никто не оставил.
Представив Рихтера дяде, я уже было приготовилась к тому, как наставник начнет развлекаться за мой счет, но алхимик в этот раз был настроен довольно доброжелательно и вел себя весьма корректно. Мне показалось, что барон Гревениц даже принял его за приличного человека, списав все странности на то, что он алхимик. А мне почему-то никто таких поблажек никогда не делал…
Правда, радость моя длилась ровно до того момента, пока Рихтер не вспомнил анекдоты, которые ходили в народе о нашем императоре, и не начал их рассказывать своим довольно громким, хорошо поставленным голосом. Случайные слушатели, то ли зная, то ли догадываясь, кем является это светловолосый нахал, делали вид, что ничего не слышат, а мой наивный дядя постепенно наливался краской, готовясь к гневной отповеди…
К счастью, вовремя вернулся куда-то пропавший Петер и, заметив мой отчаянный взгляд, уволок за собой Рихтера.
— Что за отвратительный тип, — возмутился дядя Клеменс. — У тебя ужасные знакомые. Кстати, это не его я видел с тобой и бароном Шефнером в оперном театре? Он что, очередной твой ухажер?
— Нет, конечно, он знакомый Петера, его… наставник.
Мне повезло, что барон Гревениц еще хуже, чем я, отличал ложь от правды.
В зале постепенно начали появляться члены правительства, среди которых был и Гайне, к моему глубокому удовлетворению, пришедший без трости. Вскоре я увидела и Мартина Шефнера. Он зашел в зал вместе с худощавым моложавым мужчиной со смутно знакомым лицом. И когда сосед справа от меня упомянул его имя, я поняла, где я его видела. Его портрет довольно часто появлялся в газетах. Густав Тренк, канцлер Грейдора и глава правительства, не менее влиятельный, чем наш монарх. Я впервые видела его вживую. Впрочем, изучить главу правительства я не успела, так как наконец-то объявили о появлении самого императора.
Вид монарха меня несколько разочаровал. Это был невысокий и грузный старик, выглядевший на добрый десяток лет старше своих шестидесяти. Двигался он тяжело, опираясь на руку князя Котовского и довольно увлеченно что-то ему рассказывая. Следом за ними с каменным лицом следовал герцог Строгер, наследник бездетного императора. Или, возможно, бывший наследник.
Я вспомнила, что говорил мне Шефнер в последнюю нашу встречу. Сегодня император собирался наконец-то назначить официального своего преемника. И судя по всему, никакого сюрприза быть не должно. Монарх довольно ясно показал расположение к роанцу, сыну своей единственной сестры, хотя у герцога Строгера прав было изначально больше. Интересно, канцлер все же поддержал кандидатуру Котовского? Потому что если нет, то политическое будущее Грейдора едва ли было радужным.
Присев в положенном книксене, я украдкой посмотрела на придворных, пытаясь понять, как они восприняли столь явное расположение императора к Котовскому. Если кто и был недоволен ситуацией, то хорошо это скрывал. Даже канцлер выглядел более чем благодушно, будто подобное положение дел его нисколько не заботило.
Я перехватила взгляд Мартина Шефнера и несмело ему улыбнулась. Тот едва заметно мне кивнул. Он один из немногих знал, как для меня важен этот вечер, и пусть менталист не одобрял мою работу над артефактом для роанца, все же мне хотелось надеяться, что он поддерживает меня. Потому что его мнение о моем артефакте было для меня гораздо дороже, чем даже мнение самого монарха.
Торжества по поводу дня рождения императора должны были проходить в течение трех дней. Прием во дворце только открывал их. Помимо поздравлений от иностранных делегаций, высшей знати и торговых и ремесленных гильдий, должен был состояться ужин, а затем бал. После него обещали салют, но как бы я ни любила фейерверки, ради них не готова была вынести весь этот официоз. Может, удастся сбежать после ужина, сославшись на плохое самочувствие?
Мой дед не был беден или плохо образован, но предпочитал жить просто, да и манеры его были далеки от великосветских. И поэтому все здесь, во дворце, казалось мне фальшивым. Высокопарные слова, подобострастные лица, кокетливые ужимки. Будто все вокруг актеры, знающие сюжет и смысл спектакля, а я — случайно попавший на сцену зритель, пытающийся им подыграть. Я делала вид, что своя здесь. Интересно, есть ли здесь еще кто-то, столь же чуждый этому месту?
— Скучаешь?
Я дернулась, едва не вывалившись на ковровую дорожку, по которой уже шла первая делегация — роанцы, ближайшие союзники Грейдора на сегодняшний день.
— Мастер, не подкрадывайтесь ко мне так!
Я высвободила локоть, в который вцепился Рихтер, не дав мне упасть, и с тревогой посмотрела в сторону дяди. Но тот, кажется, не заметил, что алхимик вернулся.
— С такими нервами, как у тебя, нельзя работать в полиции.
— Я в полиции не работаю, а прохожу практику. Вы же мне не платите.
В отличие от СБ, от которой был небольшой, но все же доход. После всех измывательств Рихтера надо мной я вспоминала о конторе Шефнера с ностальгией. Там меня ценили и хвалили, и сам Шефнер по сравнению с моим нынешним наставником казался едва ли не ангелом.
— На тебя, драгоценная моя, не хватит никаких денег. Я слышал от Петера, что ты ободрала пана Котовского как липку.
— Петер, как всегда, преувеличивает. И кстати, где он?
— Убежал опять по делам, но успел мне рассказать кое-что интересное. Так что тебе не стоит зарекаться по поводу работы.
Я нахмурилась.
— Про что это вы?
— Позже расскажу. Или узнаешь от Мартина. Уверен, он будет рад воспользоваться этой возможностью в своих целях.
Отношение Рихтера к Шефнеру всегда ставило меня в тупик. Наверное, это можно было бы назвать странным подобием дружбы — если, конечно, она может существовать, когда друзья не видят друг друга неделями и месяцами. Но Рихтер регулярно интересовался, как дела у его старого приятеля, как и Шефнер, впрочем. При этом оба не упускали возможности вспомнить что-то забавное из прошлого друг друга. Ну откуда бы я еще узнала, как не от менталиста, что алхимик на первых курсах университета всякий раз заикался, когда заговаривал с девушками? И кто еще, кроме Рихтера, мог рассказать мне, что Мартин Шефнер, хладнокровный глава СБ, с трудом переносил вид крови, хотя и привык это скрывать?
Интересно, мы с Петером тоже когда-нибудь такими станем — почти чужими друг другу? Мне хотелось надеяться, что нет. В конце концов, мой дед вспоминал своего единственного друга, Абеларда Вагнера, еще в юности сбежавшего из Грейдора в Роан, с большой теплотой и любовью. Связь между ними сохранилась — они переписывались на протяжении почти тридцати лет. Да и сын Абеларда, Франциск, некоторое время жил в Грейдоре и хорошо ладил с моей матерью. Дед как-то обмолвился, что надеялся, что семьи Вернеров и Вагнеров породнятся. Но этого так и не случилось, так как моя мать встретила младшего сына барона Гревеница и увлеклась им, да и сын Абеларда вскоре женился. Зато Франциск Вагнер, будучи другом семьи, стал моим крестным. Я совсем его не помнила — он вернулся в Роан после эпидемии, и больше о нем ничего не было слышно, а вскоре прекратил писать и сам мастер Вагнер. Благодаря Котовскому я узнала, что Абелард умер несколько лет назад. Я написала своему крестному письмо с соболезнованиями по поводу смерти его отца, но ответа так и не получила. Что ж, где бы ни был сейчас Франциск Вагнер, надеюсь, у него все хорошо.
— О чем задумалась? — прошептал Рихтер мне на ухо. — Лучше посмотри, какие гости прибыли.
Я подняла взгляд и вздрогнула. Алертийцы. Внешне они были довольно похожи на лермийцев — почти такие же невысокие и смуглокожие. Давние союзники Грейдора и столь же давние враги. Почти непроизвольно я попятилась, желая спрятаться. Они пришли сюда не за мной, едва ли кто из этих алертийцев вообще знал меня в лицо. Но при мысли, что кто-то из этих людей мог участвовать в убийстве артефакторов и моем похищении, становилось тревожно. Будто чувствуя мой страх, один из делегации, седовласый грузный мужчина, посмотрел в мою сторону… Нет, в сторону Рихтера.
— Кто это? — тихо спросила я, когда дипломаты прошли мимо.
— Граф Туане. Впрочем, он в столице ненадолго. Ходят слухи, что император подписывает с Алертом договор об одной из спорных территорий на границе. В нашу пользу.
— А взамен?
— Пакт о ненападении.
Даже так? Последнюю войну с Алертом мы проиграли, при этом потеряв часть земель. Но теперь Грейдор превосходил Алерт не только в военной мощи, но и магической силе. Значило ли это, что наши соседи будут стремиться уйти от конфликта с нами? Едва ли. Тот же Рено «приглашал» меня в Алерт отнюдь не для того, чтобы отдохнуть на знаменитых курортах.
В целом церемония оказалась довольно скучной. Дорогие и безликие подарки, громкие и бессмысленные речи. Если бы не Рихтер, иногда комментировавший тот или иной жест со стороны гостей, я бы совсем заснула.
После всех дипмиссий пришел черед представителей торговых ассоциаций и различных гильдий. Магов представляли гильдии артефакторов и алхимиков, а также департамент магических изобретений. Алхимики и артефакторы должны были продемонстрировать свой подарок завтра, на военном параде. Над подарком от департамента работали уже целители, которые вывели новую породу лошадей — император был ярым поклонником скачек. Грациозного скакуна, украшенного алой попоной, явили взорам восхищенных зрителей и увели.
— А теперь самое интересное. Час славы любимчика императора.
Язвительность в голосе Рихтера удивила меня. Раньше казалось, что алхимик если и не благоволит Котовскому, то хотя бы относится к нему без предубеждения, как Шефнер.
— Котовский — это проблема, — мрачно сказал наставник. — Будущее Грейдора было бы более предсказуемым, если бы не его появление. Слишком многие заинтересованы в его успехе, и не меньше желающих ему поражения. И самое поганое, что у этого юноши хватит умений утащить и Грейдор за собой. Особенно теперь, когда канцлер бездействует. Не к добру это.
— А как связа…
Наши перешептывания наконец привлекли внимание дяди Клеменса, и мне пришлось оставить свои вопросы на потом. Хотя я все же не была уверена, что стоило лезть в политические интриги вокруг наследования трона.
В тот момент я не понимала, что уже по уши во все это влипла. Если я не хотела становиться одной из фигур в этой игре, мне следовало бы держаться от роанского княжича подальше и забыть о Мартине Шефнере. Последнее, впрочем, давно уже было невозможно.
Мартин внимательно слушал речь императора, в этот раз написанную довольно неплохо. Впечатление не портили даже долгие паузы и некоторая нечеткость дикции. Если Крайн и был пьян, то совсем немного. Или же целители уже успели его подлечить.
То, что император был любителем выпить, знали все, но мало кто подозревал, насколько тяжела ситуация. Сорванные приемы и совещания, отвратительные пьянки, порочащие трон, растраты, которые приходилось покрывать правительству. Казалось, что император делает все, чтобы подтвердить убежденность Тренка в том, что монархия — пережиток прошлого. Даже у преданных сторонников трона Крайн вызывал опасения. Мало кто симпатизировал и герцогу Строгеру, скучному, мелочному и скупому. Представить, что этот человек когда-нибудь станет во главе могущественной империи, было сложно.
Но Котовский — совсем другое дело. Молодой, хорошо образованный, умный. Почти безупречный. Он умел произвести впечатление. Даже сейчас, преклонив колено перед императором во всем великолепии, он умудрялся выглядеть более величественно и благородно, чем Крайн. Прекрасный принц со столь же прекрасным будущим.
— Смотри, Мартин. Вот он, наш фаворит. Мы присутствуем при историческом моменте — Анджей Котовский стал официальным наследником Крайна.
Канцлер добродушно улыбался, но менталист хорошо знал цену этой улыбки. Если все пойдет, как было запланировано, то этот день изменит все, став началом конца целой эпохи. Разговор, произошедший утром между ними, не оставлял ни малейших сомнений о намерениях Тренка в отношении племянника императора.
«Было бы неразумно идти против желания императора, так, Мартин? Правительство окажет поддержку Котовскому… Пока».
Анджей Котовский. Чужак, без связей в Грейдоре, с сомнительным правом наследования и болезнью, которая в любой момент может выйти из-под контроля. Сместить Котовского, когда он станет императором, гораздо легче, чем Строгера. Поэтому Тренк, изначально стремившийся убрать роанца с игрового поля, изменил свое к нему отношение.
Вот только канцлер не знал Котовского так хорошо, как узнал его Мартин. Следовало бы велеть Петеру и Софи держаться от княжича как можно дальше. Но если на племянника Шефнер как-то еще мог влиять, то любая попытка надавить на Софию могла привести к обратному эффекту. Да и Тренк счел удачным, что здоровьем Котовского занимается протеже Шефнера.
«Надеетесь, что сможете контролировать роанца, канцлер?»
— …будешь достоин этой страны, Анджей.
Под вежливые аплодисменты император тяжело поднялся с трона и протянул руку Котовскому, помогая ему встать с колен.
— Теперь, когда с формальностями покончено… А? Ты приготовил дар, Анджей? Совсем забыл. Надеюсь, ты сможешь приятно меня удивить, иначе мне придется передумать на твой счет.
Император походил на пресыщенного, избалованного ребенка, заваленного сладостями и игрушками. Сможет ли Котовский на самом деле произвести на него впечатление? Конечно, сейчас монарх шутил, но Мартин хорошо знал, как изменчив бывает Крайн в своих привязанностях.
Роанец принял из рук своего слуги прозрачный хрустальный ящичек, в середине которого загадочно светился золотисто-розовый топаз, увитый нитями из серебра. Издалека не видно, но Мартин знал, что на дне коробки находится линза и дополнительный кристалл, назначение которого ему неведомо. Он смог понять, изучая созданный Вернер артефакт, что в сам топаз вложены ментальные чары. Но вот для чего они служили?
«Надеюсь, это все же не будет что-то незаконное, — мрачно подумал глава СБ. — Такое даже мне не удастся замять».
Освещение в зале было приглушено, лишь на деревянном столике перед троном мерцал таинственный артефакт, все больше и больше наполняясь светом. Внезапно в ящичке будто что-то вспыхнуло, и вверх устремился луч золотистого цвета. Сначала он, казалось, поглотил топаз и саму коробку, но вот луч стал уже и в то же время ярче. Проходя сначала через линзу и грани топаза, пучок света разделился, и по потолку и стенам заплясали разноцветные всполохи.
— Свет не должен так преломляться, — заметил канцлер, прикрывая глаза рукой. — И разве топаз не розовый? Почему вокруг так много синего и желтого?
— Это иллюзия. Ничего этого нет, и…
Голос Шефнера заглушил рокот, такой знакомый и столь удивительный здесь, посреди дворца. Шум волн, обрушивающихся на скалистый берег. Запахло морем, а в лицо ударил ветер. Мартин смежил веки, а когда открыл, то оказался на скалистом берегу. Внизу бушевала водная стихия, а над горизонтом всходило солнце, окрашивая небо и море в золото.
Иллюзия… Нет, не просто иллюзия. Воспоминание. Вот что было заложено в эти чары. Воспоминание о рассвете, увиденном когда-то маленькой девочкой. И как любое драгоценное воспоминание, оно было удивительно точным и в то же время нереально прекрасным и сказочным.
Даже Мартину как менталисту приходилось прикладывать усилие, чтобы увидеть под ногами не серую скалу, а мраморный пол. Лица придворных — восхищенные, испуганные, застывшие — то появлялись, то исчезали, создавая ощущение, что он сходит с ума. Воссозданное воспоминание не затронуло троих: Корбина Рихтера, на которого иллюзии не действовали, Анджея Котовского, стоявшего близко к артефакту, чтобы попасть под его влияние, и Софию Вернер, защищенную от собственного творения браслетом. Мартин видел, как шевелятся ее губы, проговаривающие формулы, запустившие и поддерживающие чары, будто это могло помочь артефакту работать лучше. Взволнованная, бледная, она казалась сейчас прекраснее, чем когда-либо.
«Зачем ты даришь чужим людям свои мечты, зачем отдаешь всю себя? Они не заслуживают этого».
Мартин хотел бы сказать Софии все это. Спрятать от всех, уберечь от алчных и корыстных людей. Но ведь и он сам был одним из них. Даже сейчас его ум генерировал идеи, как можно использовать изобретение Вернер. Если на этот артефакт можно было записать воспоминания не только чародея, создавшего его, но и любого другого человека, то это открывало большие возможности. Особенно если для извлечения воспоминаний не понадобится добровольное согласие. Это бы пригодилось при дознании преступников, во время судебного процесса, хранения и передачи важной информации. А сами проекции… разве они могли служить только для развлечения знати? Пугающее или странное воспоминание могло запутать или обмануть противника на поле боя, дезориентировать в пространстве.
И едва ли то, что он понял, рано или поздно не дойдет до других. То, что увидели сегодня гости Грейдора, запомнится им надолго как доказательство, что магия, притом в самом чистом ее виде, все еще является самым опасным и мощным оружием из всех придуманных человеком.
Первый созданный Софией Вернер ментальный артефакт принес чародейке много бед. Но все они могли показаться совершенно пустячными по сравнению с тем, чем могло закончиться для нее сотворение подобных чар. А ведь он сделал все, чтобы дипломный проект чародейки… не слишком выделялся.
— Она ничему не учится, — мрачно пробормотал Мартин, желая разбить эту чертову шкатулку о голову Котовского, давшего возможность Софии исполнить свою задумку.
Сначала исчезли цветные всполохи, а затем потух и свет, исходящий из артефакта. По реакции зашевелившихся и изумленно переглядывавшихся зрителей Шефнер понял, что проекция исчезла окончательно.
— Она? — переспросил Тренк. — Так это дело рук твоей протеже? Следовало бы догадаться, учитывая, насколько Вернер сблизилась с княжичем. Может, ты все же познакомишь нас?
— Моя невеста довольно стеснительна, — сухо ответил Шефнер, наблюдая за Софи, жарко доказывающей что-то Корбину. Алхимик стоял непозволительно близко к девушке, но ее, кажется, это нисколько не волновало.
Мемографический артефакт сработал без сбоев, судя по реакции зрителей, в огромном зале дворца записанные ментальные образы смотрелись даже более выгодно, чем у меня дома. Это был успех. Завтра расплескавшееся посреди дворца море будут обсуждать во всех домах, и еще больше подогреет интерес то, что никто так никогда и не сможет запечатлеть это зрелище. Ни один технический аппарат ничего не зарегистрирует, даже с помощью артефактов можно увидеть только повышенный магический фон. Вскоре моим изобретением заинтересуются артефакторы. Зная того же Хайнца, я понимала, что он попытается разобраться, как работает мой мемографический аппарат, и, возможно, даже поймет его принцип. Но едва ли сможет повторить.
Приглашение в гильдию, скорее всего, в моем кармане. Я стану самым молодым мастером. Получу уважение. Восхищение. Это то, чего я хотела и чего заслуживала. Но что мне теперь делать дальше?
Напряжение последних месяцев не пропало, к нему добавилась горькая нотка разочарования. Я создала дорогую и бесполезную игрушку, которая наверняка большую часть времени будет пылиться где-то в шкафу и извлекаться на свет божий, когда император захочет позабавить своих гостей.
— Красивые огонечки. Судя по тем магическим плетениям, что я видел, ты проделала огромную работу, — заметил Рихтер, заставив меня чувствовать себя еще более несчастной. Это не скрылось от его глаз. — Эй, ты чего такая унылая?
— Все нормально. Просто чувствую себя несколько… опустошенной. Так иногда бывает по окончании сложных проектов. Пройдет.
Хотелось домой, но портить дяде настроение своими капризами не стоило.
— Тебе нужно выпить. Пойдем! — Рихтер порывисто повернулся и громко спросил у дяди: — Барон, я украду вашу племянницу?
— Простите? — поджав губы, спросил дядя Клеменс. Про «выпить», надеюсь, до него не дошло.
Я кинула гневный взгляд на своего наставника. До чего же раздражающая фамильярность, да еще у всех на глазах! Хорошо хоть Шефнер этого не слышал.
— Фрейлейн София плохо себя чувствует. Я отведу ее к целителю, а потом тут же верну, — пообещал алхимик.
— Все хорошо… — промямлила я.
— Тебя тоже укачало? Видимо, морская болезнь у нас наследственная, — снисходительно сказал дядя. Выглядел он и в самом деле несколько бледновато. — Тогда я, пожалуй, тоже вас оставлю на время. Встретимся за столом. Господин… эм-м-м…
— Рихтер, — подсказал алхимик.
— Да, точно. Полагаюсь на вашу порядочность.
Как можно было полагаться на порядочность кого-то столь нахального? Но дядя, видимо, счел меня достаточно благоразумной, а дворец безопасным, чтобы отпустить вместе с этим типом. К тому же Рихтер был одет в офицерскую форму и выглядел довольно представительно. Если не приглядываться. По спокойной реакции дяди видно, что даже странные глаза алхимика он посчитал еще одной странностью магов, не придав этому значения.
— Вы так хорошо знаете дворец? — спросила я, когда мы выскользнули в неприметный коридор, скрывавшийся за одной из колонн.
— В случае критической для императора ситуации я должен обеспечить его безопасность, так что пришлось выучить, что здесь и как.
— Так куда мы идем? К целителю?
— Пф-ф-ф, — закатил глаза мужчина. — Нет, конечно. Я же говорю, выпить.
— Но я не хочу!
— Ну не пить же мне из-за этого в одиночку? Или ты в самом деле хочешь сейчас участвовать в этой толкучке, пока все решат, кто где сидит? Составишь мне компанию на полчасика, а потом я верну тебя в целости и сохранности.
Мы два раза прошли мимо постов стражи, но Рихтер, очевидно, имел доступ практически ко всем помещениям дворца, так как нас пропустили без вопросов. Поднялись на этаж вверх и вышли, кажется, в левое крыло здания. К этому моменту я уже запуталась, где мы находились.
— Неужели нужно идти так далеко, чтобы выпить?
— Тебе лишь бы о выпивке думать… О, мы пришли.
За довольно неприметной дверью располагалась библиотека. Не та главная, в которой можно заблудиться среди стеллажей. Эта была гораздо камернее. Помимо книжных шкафов, здесь были низкий дубовый стол с лампой и пара кресел. Рихтер уселся в одно из них и достал из кармана фляжку.
— Закрой за собой дверь и поищи стаканы, тут должны быть. У окна, насколько я помню.
Наверное, стоило развернуться и уйти, но я была настолько эмоционально опустошена, что послушно выполнила указания алхимика. И когда горло обожгло алкоголем, столь крепким, что на глазах выступили слезы, я немного пришла в себя.
— Наверное, вы часто здесь бываете, — откашлявшись, сказала я.
— Бывал. Сейчас я появляюсь во дворце гораздо реже. В эту комнату нечасто заглядывают, поэтому я облюбовал ее для себя. Даже половина книг здесь принесена мной. Совсем времени не хватает на чтение.
Значит, у него и комната своя во дворце есть? Похоже, он чувствовал себя здесь почти как дома. Рихтер достал с полки книгу в кожаном переплете, открыл ее где-то посредине и углубился в чтение.
Сидеть в полной тишине было странно.
— Почему же вы живете не во дворце? — спросила я.
— До службы дольше добираться, да и людей здесь слишком много, — отозвался алхимик, не поднимая взгляда. — Поищи себе что-нибудь почитать.
— Мне надо возвращаться. Дядя будет меня искать.
— Петер отвлечет его, так что час у нас есть.
Я начала сердиться. Думала, что у Рихтера был какой-то план, но, как оказалось, он на самом деле решил выпить и почитать в моей компании.
— Зачем мы здесь?
— Мне кажется, моя компания лучше, чем компания императора.
— Он-то тут при чем?
Алхимик отложил книгу и с унылым видом заглянул в уже пустую фляжку.
— Не стоило с тобой делиться. Реальность все еще сурова, — грустно сказал он. Поднял взгляд, задумчиво разглядывая мою персону. — Если твое имя всплывет при разговоре Крейна и Котовского, то император, вероятнее всего, захочет с тобой познакомиться и пригласит лично к себе за стол. Это большая честь, но ты прекрасно обойдешься и без этого. Пусть лучше тебя «потеряют» на какое-то время.
— А что с императором не так? Он ест на ужин невинных девушек?
Рихтер открыл рот, чтобы что-то сказать, но внезапно смутился. Даже кончики ушей порозовели.
— Ты как моя покойная мамочка, — наконец сказал он.
— ?..
— Мне все время приходится при тебе следить за своим языком, чтобы не задеть и не обидеть тебя. И не пошутишь даже, как я привык.
— Правда? Я действительно кажусь такой чувствительной и ранимой?
— Помимо прочего. А еще ты упрямая, колючая и на редкость скрытная. Тяжело с тобой, — вздохнул Рихтер.
Он поднялся и сел на подлокотник моего кресла. Склонившись, поднял мою ладонь и прикоснулся пальцами к белой ниточке шрама, оставшейся после сделки.
— Я не знаю, как заботиться о тебе, — признался мой наставник.
— Это и не нужно. Я уже взрослый и самостоятельный человек, — сказала мягко. — И у меня всегда есть с собой защитные артефакты.
Странно, когда Корбин Рихтер находился так близко ко мне, я совсем не испытывала неудобства или дискомфорта. После похищения я всегда чувствовала некоторую скованность, находясь рядом с мужчинами. Даже рядом с Петером, не говоря уже о Мартине, влечение к которому заставляло меня ощущать себя особо уязвимой. С Рихтером все было по-другому. Он больше не казался мне опасным. Значит, такова связь между мастером и учеником?
— Я не про это. Как твой мастер я обязан думать не только о твоей безопасности и обучении. Я должен помочь тебе найти саму себя. Ты выглядишь потерянной. Постоянно бежишь от чего-то, прячешься за делами и работой. А затем остаешься ни с чем. Мне знакомо это… состояние. Оттого так тяжело видеть, как ты мучаешься.
— Это просто жизнь. Едва ли с этим можно помочь.
Мы становимся старше, взрослеем… и все же остаемся такими же, как в детстве. Я все еще чувствовала себя такой же одинокой и ненужной, как и тогда, когда была ребенком. У меня был дядя, который, несмотря на мою «неправильность», всегда был на моей стороне. Преданный друг. Мужчина, который неравнодушен ко мне и которого любила я, и еще Рихтер, тот, кто с таким энтузиазмом играл в моего учителя. Дело, которое мне нравилось и в котором я была хороша. И все же я почему-то не чувствовала себя счастливой.
— Я не хочу оставлять тебя с этим одну. Что гложет тебя больше всего?
Корбин Рихтер действительно желал мне помочь. Со всем своим нахальством и наглостью он стучал в закрытые двери моей души, как-то распознав, что за фасадом лишь пустые и заброшенные комнаты. И маленькая девочка, боящаяся выглянуть наружу, потому что тогда придется брать ответственность за свою жизнь и свои чувства. Я призналась себе, что люблю Мартина Шефнера, но была ли я на самом деле готова к этому? Особенно если менталист останется таким же равнодушным и холодным, как сейчас. Вот что мучило меня на самом деле. Могла ли я признаться в этом почти чужому человеку?
— Не знаю, совсем не знаю. Все так сложно. Но это глупо… Глупо! — ожесточенно повторила я. — Разве можно рассказывать кому-то о подобном?
Голос дрожал и срывался, и хотелось вырваться и уйти. Но я оставалась сидеть, чувствуя плечом тепло от руки Рихтера. И от этого становилось почему-то легче.
— Если не мне, то кому тогда? Ты знаешь, чувствуешь, что я не способен предать. Я буду на твоей стороне, что бы ни случилось.
Глаза наполнились слезами, и я ожесточенно потерла их. Рихтер и так считал меня изнеженной и капризной принцесской, не хватало еще показать ему, какая я плакса на самом деле. Маг склонился ко мне, прошептав:
— Плакать — это абсолютно нормально. Я вот рыдаю каждую пятницу после ужина. Очень, знаешь ли, освежает.
Я всхлипнула, не зная, то ли плакать на самом деле, то ли смеяться.
— Еще бы вам не рыдать, ведь в выходные к вам приходим мы с Петером.
— И пытаетесь доказать, что знаете толк в магии. Душераздирающее зрелище, — вздохнул Рихтер. — Наверное, я заведу традицию плакать и по понедельникам.
Он ласково погладил меня по макушке.
— Как ты относишься к тому, чтобы свалить отсюда и… О, у нас гости. И как он нас нашел? — скривившись, произнес алхимик.
Латунная ручка дернулась, дверь распахнулась, и на пороге возник Шефнер. Осмотрел нашу безмолвную и неподвижную композицию, особенно задержавшись взглядом на ладони алхимика поверх моих волос.
— Что-то случилось? — спокойно спросил он.
— Это личное, — отчего-то прошептал Рихтер, отстукивая пальцами какой-то шифр на моем затылке. Я что, должна была его понять?!
— Личное? — зловеще повторил менталист, заставив меня поежиться. — Корбин, тебя потеряли. Генерал Муане искал с тобой встречи.
— Меня, наверное, тоже ищут, — пискнула я, поспешно вставая.
— Уже нет. Твой дядя сказал мне, что ты плохо себя чувствуешь, и я предложил отвезти тебя домой. Со своими делами я уже закончил.
— Ну хорошо, хорошо, я понял. Тогда встретимся на службе. Прихвати с собой стопочку платков. Порыдаем за компанию.
Довольно болезненно ущипнув меня за щеку и подмигнув Шефнеру, Рихтер испарился, оставив меня один на один с главой СБ. Не к добру это…
— Почему вы плакали?
— Я не плакала!
— У вас глаза на мокром месте. И не дуйтесь, будто я чем-то обидел. Это вы…
Шефнер замолк.
— Да?
— Не важно, — вздохнул маг. — Хотел вас поздравить. Ваш артефакт был великолепен. Даже на меня подействовали ментальные проекции.
— Это воспоминания, — робко поправила я.
— Я понял, — кивнул Шефнер, заставив меня взбодриться. Несмотря на все мои разочарования, похвастаться перед менталистом своими идеями хотелось.
— Тогда вы оцените, что я назвала артефакт мемографом по аналогии с синематографом. Принцип чем-то похож. Помните, вы показывали мне алертийские чертежи, украденные…
Договорить мне так и не удалось. В этом году многое в моей жизни было в первый раз, и прежде всего — первая влюбленность. И впервые меня заставляли замолчать столь возмутительным и неприличным способом. Поцелуем. Не тем целомудренным, почти невинным, которым Шефнер одаривал меня в последние недели, возвращая домой после свиданий. А долгим и гораздо более властным и требовательным. Ладони мага скользнули по моим бедрам, прижимая к себе.
— Помолчите, — хрипло прошептал Мартин, оторвавшись от моих пылающих губ. — Вы возмутительно неосторожны.
— М-м-м?
— Оставаться с мужчиной наедине — это верх безрассудства.
— Но ведь Рихтер — мой наставник. Он бы никогда…
— А я не только о нем. Знали бы вы, какие желания меня сейчас обуревают…
— Сложно не знать, когда вы так… прижимаетесь ко мне.
— Я не собираюсь за это извиняться. Вы окончательно измучили меня.
Шефнер коснулся чуть шершавыми подушечками пальцев моего виска, заправил выбившуюся прядь волос за ухо и вновь склонился ко мне.
— У вас было почти четыре года, София, чтобы привыкнуть ко мне и, может быть, даже полюбить. Поэтому сейчас я задам один вопрос, — интимным шепотом сказал маг, — на который хочу получить положительный ответ. И когда это произойдет, мы спустимся вниз, найдем вашего дядю и объявим о нашей с вами помолвке. А к началу весны, я думаю, мы сможем пожениться.
— Боюсь, я вынуждена буду отказать вам, господин Шефнер. Я собираюсь получить свой диплом магистра, все еще оставаясь фрейлейн Софией Гревениц.
Даже смирившись с тем, что мое будущее связано с Мартином Шефнером, я все еще не спешила приближать это будущее.
— Упрямица, — ласково пожурил меня маг. — Тогда мне придется использовать свой дар убеждения.
— Ментальные заклинания…
— На вас браслет, я помню. Но мне и не нужна магия.
Мартин встал, закрыл дверь на щеколду, затем вернулся. Он подтолкнул меня к креслу, заставив почти упасть в него, и опустился на колени. Если Шефнер думает, что столь романтичный жест как-то сможет смягчить мое сердце, то он глубоко ошибается!
Как оказалось, ошибалась я. Раньше, чем поняла, что он делает, маг стянул с меня туфли и положил мои стопы к себе на бедра, в опасной близости от паха. Мужские пальцы скользнули к моим щиколоткам, поглаживая их. Я вцепилась пальцами в подлокотники, испытывая странную смесь тревоги и предвкушения. Надо было бы возмутиться, остановить его, но я хотела узнать, как далеко он сможет зайти. Как далеко смогу зайти я.
— Власть женщины над мужчиной, который желает ее, почти абсолютна. Но ровно до тех пор, пока женщина не попадется в ту же ловушку. Грейдорские фрау и фрейлейн порой кажутся такими скромными и благочестивыми… — Шефнер улыбнулся так понимающе, что меня бросило в краску еще сильнее. — Но ведь это совсем не так. И мне не нужно читать ваши мысли, София, чтобы знать, что вам приятны мои прикосновения и ласки. И это прекрасно — видеть в ваших глазах такую же жажду, как у меня. Так почему бы нам не утолить ее?
Ладони его поднялись выше, под край платья. Сквозь тонкие чулки я чувствовала тепло мужских рук.
— Я не собирался торопиться. Мне нравилось узнавать вас с каждым днем все лучше и лучше. Но, — он неторопливо приподнял мою юбку, оголяя ноги почти до середины бедер, — давно пора сделать еще один шаг вперед. Между мужчиной и женщиной, которые любят друг друга, не должно быть стыда. Близость не терпит предрассудков… О, ваше белье в этот раз гораздо смелее. Мне нравится.
Когда Шефнер дотронулся до обнаженной кожи выше края чулка, я вздрогнула. Судорожно перехватила его кисть, отвела в сторону.
— Мы во дворце!
— Я помню. Но я собираюсь выпустить вас только тогда, когда получу ваше согласие. Сегодня я сделаю вас своей, так или иначе.
В этот раз менталист смог разозлить меня. Упершись руками в подлокотники, я толкнула его ногой в грудь так, что он упал. Скажи мне кто-нибудь лет пять назад, что глава СБ будет в прямом смысле слова валяться у моих ног, сочла бы его безумцем.
— Я ухожу. И не надо меня провожать. — Обогнула распростертое на полу тело и направилась к двери.
— Ваши туфли, София, — окликнул меня Шефнер. — Я взял их в плен. Как и ваш ментальный браслет.
Когда он сорвал его с моей руки?! Резко обернувшись, смерила менталиста возмущенным взглядом. Растянувшийся на полу Шефнер насмешливо улыбнулся, помахав в воздухе своими трофеями.
— Дайте сюда, — потребовала я. И неохотно добавила, не желая ссориться с магом: — Пожалуйста.
— Придется выкупать. Каждую вещь за один поцелуй.
— Или я могу попробовать забрать их силой!
— Если вы попытаетесь воспользоваться боевыми чарами, сработает охранка, и через минуту здесь окажется стража. И что же они увидят?
— Что глава Службы безопасности спятил? — предположила я. — Хорошо. Вставайте, я вас… поцелую.
Поцелуем больше, поцелуем меньше. Если у меня и были какие-то сомнения по поводу того, как стоит себя вести с Шефнером, то после потери браслета вся дурь из моей головы выветрилась. Как оказалось, я все еще до ужаса боялась остаться беззащитной перед ментальной магией.
— Лучше вы ко мне, — между тем предложил Шефнер. — Рискните и…
Менталист резко замолк, вскочив на ноги.
— Слышите? Это на улице!
Я слышала. Приглушенный рокот вдали, с каждой секундой нарастающий все больше. Будто канонада пушек, стреляющих по дворцу. Менталист отдернул плотные бархатные шторы, и я заметила яркую вспышку за стеклом. Увидеть больше мне мешала широкая мужская спина. Подлетев к Шефнеру, замершему у окна, я попыталась выглянуть, что было непросто, учитывая разницу в росте.
— Дворец взрывают?! Я ничего не вижу! Что это за грохот и голоса?!
— Люди кричат, — спокойно ответил Шефнер, открывая окно и отодвигаясь.
Не успела я возмутиться его равнодушием в опасной ситуации, как меня довольно крепко схватили и прижали к себе.
— Смотрите, София, — шепнул менталист, и его голос заглушили новые взрывы и хлопки.
В темном безлунном небе расцветали огни фейерверка — желтые, белые, пурпурные, красные. Огромные шары рассыпались мириадами звезд, тускнеющих и исчезающих у самой земли. Из нашего окна не было видно зрителей, но я слышала, как радостно кричали и хлопали люди каждый раз, когда небо расцвечивалось новыми вспышками.
Салют, я совсем о нем забыла! Вцепившись пальцами в раму окна, я подалась вперед и, если бы не маг, наверняка вывалилась бы. При виде ярких огней в небе все раздражение и усталость смыло, оставив чистый детский восторг.
Когда все окончательно стихло, я закрыла глаза и глубоко вдохнула свежий морозный воздух, пахнущий порохом. Сердце, бешено колотившееся мгновение назад, успокоилось, и я на секунду позволила себе расслабиться в объятиях, удивительно надежных и бережных.
— Я говорил вам, что люблю вас, фрейлейн София?
— Возможно, — не открывая глаза, ответила магу. — Всего и не припомнишь, знаете ли.
Съязвить было гораздо легче, чем признать, насколько я смущена. Шефнер закрыл окно, развернул меня лицом к себе и усадил на подоконник.
— Взгляните на меня, — попросил мужчина. — Или боитесь?
Неохотно распахнув глаза, убедилась, что с меня не сводят взгляд. Да еще и стоят так, что не ускользнуть. Хоть из окна выпрыгивай.
— Подняли настроение, теперь продолжите издевательства? — мрачно поинтересовалась.
— Это разве издевательства? — усмехнулся Шефнер. — Вы гораздо более жестоки, знаете ли. Но я готов терпеть ваш характер до конца своих дней и обещаю даже на него не жаловаться.
— Не слишком-то романтично звучит.
— Я не романтик, а прагматик. Нам будет сложновато ужиться вместе, но все же я хочу рискнуть. И мне непонятно, что заставляет вас постоянно бежать от меня. Разве есть кто-то иной в вашем сердце?
Я вынуждена была покачать головой.
— Тогда ответьте мне здесь и сейчас. Вы выйдете за м… м-м-м? — Маг убрал мою руку от своего рта и с укором на меня посмотрел. — У вас ладошка грязная и холодная.
— Простите. Но вы не должны произносить эти слова, — торопливо сказала я, умоляюще глядя на главу СБ.
— Эти? — Шефнер нахмурился, возвращаясь к своей привычной язвительности: — Иначе что? Вы растаете, превратитесь в лебедя и улетите или обратитесь в каменное изваяние?
— Иначе я буду чувствовать себя несчастной, отказав вам. Или несчастной, согласившись.
Спрыгнув на пол, я порывисто обняла мага. Запрокинула голову, вглядываясь в ставшее любимым лицо.
— Мартин, прошу вас… — Менталист, кажется, перестал дышать, услышав свое имя. — Сейчас не место и не время. У вас есть ваша магия, опыт и ум, чтобы убедить меня в чем угодно. Но даже если вы уговорите меня, использовав… свои уловки, то это не приведет ни к чему хорошему. Не загоняйте меня в угол. Только не в вопросе, касающемся нашего с вами будущего.
Я сама потянулась к его губам, целуя со всем пылом, что у меня был, но ответа так и не получила.
— Это вы меня по спине гладите, чтобы успокоить, или пытаетесь незаметно вытереть руки о мой сюртук? — спросил Шефнер, отстранившись.
Вот что за несправедливость? Когда он меня целует или касается, то я и слова ему сказать не могу, не то что сопротивляться. А его ничего не берет! Еще и издевается!
Протиснувшись мимо мужчины, подняла с пола туфли и, усевшись в кресло, стала приводить себя в порядок.
— Как волосы отросли. А я уже привык к коротким, — задумчиво заметил Шефнер, наблюдая, как я пытаюсь спасти развалившуюся прическу. — Помочь? Как хотите. Так и будете на меня злиться? Может, не стоило мне вам туфельки и браслет возвращать?
— Я на вас не злюсь, просто устала.
— А вот я злюсь. Вы так хорошо ладите со всеми, но не со мной. И, если честно, это я хотел сбежать с вами подальше от людских глаз, но Корбин меня опередил.
— Господин Рихтер — мой наставник.
— Не оправдывайтесь. Тем самым вы признаете свою вину, даже если ее нет.
Шефнер умудрился вывести меня из дворца так, что стражу мы встретили уже на самом выходе. Когда к нам подъехал его автомобиль, я не удивилась, увидев на месте водителя Джиса, жизнерадостно мне помахавшего.
— Давно вас не видел, фрейлейн София!
— Джисфрид! Господин Шефнер опять вынуждает вас всюду за ним следовать?
— Ничего, поскучать полезно.
— Если тебе скучно, Джис, могу вернуть тебя полиции, — прохладно сказал глава СБ, усаживая меня на заднее сиденье.
— Если фрейлейн будет рядом, то не страшно, — подмигнул мне в зеркальце заднего вида боевой маг. — Как вам работается в полиции?
— Весьма познавательно.
Весь путь до дома беседу поддерживал Джис. Шефнер был на удивление немногословен. Я тоже не знала, о чем говорить. Когда мы были почти у моего дома, Шефнер решил прервать молчание.
— У меня есть новости, которые будет интересно услышать вам обоим. Сегодня во дворце было принято два императорских указа. Правительство не выразило протеста. О них будет объявлено в ближайшие дни.
Судя по его тону, ничего хорошего эти указы не сулили.
— Боевых магов выводят из-под крыла военной академии и присоединяют к Брейгскому национальному университету. Соответственно, всех студентов переводят в столицу.
— Боевые будут теперь учиться на факультете практической магии? — удивилась я.
— Для них организуют свой факультет.
— Это плохо, — вздохнул помрачневший Джис.
— Что плохого, если Ирма теперь будет жить в столице? Вы сможете за ней присмотреть, да и университетские правила не такие строгие, ей будет легче. Или вы беспокоитесь, что молодые боевики могут устроить беспорядки и натворить бед в большом городе?
— Найти управу на взрослеющих магов можно, но причина, по которой боевиков обучали за пределами столицы, не только в их опасности для населения. Когда-то маги из академии, старшекурсники и преподаватели, должны были стать щитом для Брейга в случае нападения на столицу, и если Гайне хочет видеть их теперь здесь, это значит, что он готовится к проблемам уже в самом городе.
— Но ведь боевых магов нельзя направлять против гражданских! — взволнованно воскликнула я. — Да и что может случиться? В столице же довольно спокойно!
Шефнер как-то странно переглянулся с Джисом.
— Будем надеяться, что и впредь будет спокойно, — вздохнул Грохенбау. — А что там со второй новостью?
— Министерство Гайне вводит дополнительный контроль над магами. Со следующего года будет проведена регистрация всех магов и чародеев. Каждый, имеющий дар, будет обязан пройти проверку, по результатам которой ему будет присвоен определенный ранг, от первого до десятого.
Мартин Шефнер говорил так спокойно и равнодушно, что до меня не сразу дошла вся чудовищность ситуации.
— Регистрация, ранг? Звучит как-то…
— Погано, — скривился Джис. — Как будет оцениваться потенциал? По уровню силы? Тогда все боевые маги будут занимать первые места, а алхимики и артефакторы — последние.
— Ранжирование будет производиться по индивидуальным параметрам внутри каждого направления. Артефакторам и алхимикам не нужно иметь мощный потенциал, чтобы быть эффективными. И представление, устроенное сегодня благодаря Софии, наглядно показало, на что способны якобы слабые чародеи. Еще один камешек в чашу весов Гайне.
— И что такого плохого в регистрации? — вспыхнула я. Неодобрение Шефнера больно меня задело, хотя я и понимала, что он в чем-то прав. — Это ведь формальность, так?
— Не совсем. Чем выше будет ранг мага или чародея, тем сильнее над ним будет контроль. Всех магов выше пятого уровня обяжут работать в государственных структурах. На частную практику будет требоваться разрешение, и не думаю, что тебе его дадут.
— Гильдия артефакторов не допустит этого!
— На сегодняшний день магические гильдии Грейдора не имеют официального статуса. Император прислушивается к мастерам гильдий потому, что ему выгодно иметь лояльных магов и чародеев, способных донести до остальных нужную политику. Мастер Хайнц, глава гильдии артефакторов, был одним из тех, кто полностью поддержал Гайне с его инициативой. Даже если бы ему не нравились перемены… он не из тех, кто будет кусать руку, его кормящую.
— Если гильдии прогнутся, простые маги все равно не потерпят подобного принуждения, — зло сказал Джис. — Чего Гайне таким образом добивается? И почему канцлер бездействует? Разве он не поддерживал магическое сообщество до этого?
— Времена изменились, — коротко сказал глава СБ.
— Джис, если случится… конфликт между магами и правительством, на чьей стороне будут боевики? — тихо спросила я.
Грохенбау раздраженно разъяснил:
— Согласно воинской присяге мы должны подавлять любые бунты и выступления, если того пожелает император. Да и больше всего боевых магов работает именно на военное министерство. Кто-то, конечно, будет на стороне своих собратьев, но… мы не очень-то ладим с другими магами, ты же знаешь. Точно будут недовольны наемники, привыкшие к свободе, для тех же, кто работает в министерстве, полиции или СБ, мало что меняется. Но лично мне от этого не легче. Пока Ирма учится на младших курсах, она более-менее защищена. Но что делать потом? Университет, судя по всему, тоже не берет на себя защиту магов.
Я кивнула.
— Большинство дисциплин в магистратуре так или иначе связаны с воинским делом. Так что, полагаю, у министерства довольно большое влияние на нашего декана.
Раньше было по-другому. Когда я поступала в Брейгский университет, отнюдь не все собирались на государственную службу и почти никто не хотел связываться с военными. Но постепенно даже факультет практической магии стал площадкой для подготовки военных специалистов. Большая часть моих сокурсников выбрала военную артефакторику своей сферой деятельности. Под защитой государства было надежнее, да и зарплаты у военных артефакторов были выше, чем у гражданских. Островком свободы мог стать департамент магических изобретений, но не думаю, что декан решит конфликтовать с Гайне из-за студентов. Меня к себе он теперь точно не возьмет. А благодаря новому закону у военного министерства наверняка будет приоритет по найму выпускников.
Вот о чем говорил Рихтер, упоминая о работе на полицию. Через полгода мне придется выбирать, где продолжать трудиться, в полиции или СБ, иначе военное министерство решит за меня. Оно бы и сейчас уже решило, если бы Шефнер вовремя не взял меня к себе, а затем я не навязалась бы Рихтеру. Но защита эта будет работать лишь до окончания моей учебы.
Хотя оставался еще один вариант, помимо работы в министерстве, полиции или СБ: мне нужно было удачно выйти замуж за аристократа, и тогда бы все мои проблемы решились. От замужней дамы никто не будет требовать работать среди мужчин, тем более если муж против. Не об этом ли думал Мартин Шефнер, поспешно делая мне сегодня предложение? Но хотел ли он меня защитить на самом деле? Или же, полагая, что у меня нет иного выхода, решил припереть к стенке?
— София, прекращайте думать обо мне глупости, — велел мне менталист.
Я сжала браслет на руке.
— Вы что, читаете мои мысли?
— Просто вы во мне сейчас дыру просверлите своим взглядом. Ваше недоверие меня задевает.
— Ваше поведение сегодня должно было внушить мне доверие?
Шефнер собирался мне ответить, но поймал в зеркале любопытный взгляд Джиса.
— Джисфрид, будь добр, не отвлекайся от дороги. И мне кажется или мы уже проезжали мимо этого сквера?
— Я решил, что вы хотите поговорить с фрейлейн Софией, поэтому не слишком торопился.
Автомобиль наконец свернул на нужную улицу и остановился перед моим домом. Менталист помог мне выйти и даже проводил до порога, но заходить не стал. Когда он почти вернулся к автомобилю, рискнула окликнуть его.
— Господин Шефнер!
Он даже не обернулся.
— Мартин! — гораздо тише позвала я.
Тяжело вдохнув, менталист вернулся.
— Да, София? Разве вы не устали?
— Я тут подумала… — Заметив скепсис на лице Шефнера, я вскинулась: — Не кривитесь так!
— Весь во внимании.
— Ну вот зачем вы так? Я ведь помочь хочу.
Взгляд мага смягчился.
— Знаю. И примерно представляю, что вы скажете. Хотите поговорить с Котовским?
То, насколько хорошо знал меня Шефнер, пугало.
— Он ведь близок с императором и не имеет предубеждений против магов. Возможно, он сможет его отговорить…
— Но не станет. Вы думаете, Котовский не в курсе тех реформ, которые решил провернуть Гайне с помощью императора? Роанец все прекрасно знал. И все же использовал вас для того, чтобы впечатлить Крейна.
— Наверное, он хотел показать, что артефакторика может служить не только для целей войны.
— Защищаете Котовского? Как наивно. Впрочем, в этом вся вы. Жаль разбивать ваши иллюзии, но Анджей Котовский преследует свои интересы. И ничьи больше. Пока ему выгодно держать вас при себе, но если поддержка Гайне окажется ему нужнее, он предаст вас без сомнений. Поэтому я буду настаивать, чтобы вы избегали каких либо контактов с наследником.
В этот раз я решила промолчать, не ввязываясь в бесполезный спор. Мне не хотелось заканчивать наш разговор очередной ссорой. Ужасно, если это войдет в привычку и я стану одной из тех жен, которые постоянно ворчат и делают все мужу назло.
— Как вы считаете, из меня получится хорошая фрау Шефнер? — нерешительно спросила, ковыряя носком сапога подмерзшую землю. Почти середина зимы, а снега совсем чуть-чуть.
Маг насмешливо фыркнул, достал из кармана пальто трубку, но поймав мой возмущенный взгляд, сконфуженно убрал ее обратно. Запустил пятерню в темные волосы, взъерошивая.
— Вы — упрямая, эгоистичная и безрассудная особа, без зазрения совести плюющая на приличия. Вы флиртуете с Анджеем Котовским, проводите почти все свободное время в квартире моего племянника и соблазняете своих наставников…
— Если вы о Шварце, то я его не соблазняла, — решила уточнить я.
— Не перебивайте. — Маг строго погрозил мне пальцем. — Забыли, что сегодня я застал вас наедине с Корбином Рихтером, к тому же распивающей спиртные напитки? И знаете, ведь совершенно не был этому удивлен.
Сильно же я его допекла…
— Так бы прямо и сказали, что не рады будете такой супруге, да деваться уже некуда.
— Некуда, — согласился Шефнер, неожиданно ласково улыбнувшись. — Но когда-то я считал, что смогу вас перевоспитать. Задача, правда, оказалась невыполнимой. И в один прекрасный момент я понял…
Менталист сделал паузу, заставив меня затаить дыхание. Нет, конечно, в любви мне сегодня уже признавались, но тогда я была слишком зла, чтобы оценить это по достоинству. Второй романтический момент за вечер пропустить не хотелось. Маг продолжал загадочно улыбаться, и я не выдержала.
— И что же вы поняли?
— Если не я, то кто? — Шефнер горделиво расправил плечи. — В конце концов, именно я отвечаю за безопасность этой страны, а вы — одна из ужаснейших угроз, с какой только Грейдор может столкнуться. Чтобы обезопасить граждан, я вынужден взять удар на себя и стать вашим мужем… София, вы меня уже покидаете?
— Я вернусь. Возьму из дома палку или топор и вернусь, — мрачно посулила я. — А вы постойте и никуда не уходите.
— Вот видите, нужно быть невообразимо храбрым и самоотверженным человеком, чтобы рискнуть связать с вами судьбу. К счастью, я именно таков!
Серьезно? И это вот глава одной из могущественнейших служб контрразведки в мире? Нет, я определенно сделала ошибку, избежав сегодня признания Мартина Шефнера. Следовало его выслушать и принять. Хотя бы затем, чтобы иметь возможность тихо притравить своего супруга на семейном ужине.
Слушать издевательства этого невыносимого человека было уже не под силу, поэтому я взлетела на крыльцо… для того чтобы поскользнуться на одной из ступенек и, нелепо размахивая руками, рухнуть вниз. От удара о землю из легких выбило воздух, а перед глазами все поплыло. Боль пришла позже.
— …все хорошо? Все хорошо?
Шефнер склонился надо мной. Давно я не видела его таким встревоженным.
— Нет, — выдавила я, — затылок раскалывается… И кажется, разбила локти. Больно как!
Я лепетала еще что-то, уже не помню. Менталист занес меня в дом, отчаянно ругаясь из-за отсутствия телефонного аппарата. Джис уехал за целителем, а Шефнер остался сидеть рядом со мной, гладя холодными пальцами мой лоб, убирая боль.
Моя неосторожность стала причиной вывихнутой лодыжки, трещины в локте и сотрясения мозга. Впрочем, вслед за Шефнером я уже начала сомневаться, что там было что сотрясать. Об учебе пришлось на время забыть, как и об использовании магии.
