Двумя неделями раньше, сразу после публикации в «Телеграф» ужасающих результатов опроса общественного мнения и отставки Коллинриджа, Уркхарт написал всем своим коллегам-парламентариям, обращаясь к ним как Главный Кнут:

Во время избирательной кампании перед выборами нового лидера партии к вам, вне всякого сомнения, будут обращаться газетчики и люди, занимающиеся опросом общественного мнения, пытаясь выяснить, кого из кандидатов вы намерены поддержать. Я хотел бы просить вас не отвечать на их вопросы. В лучшем случае они негативно повлияют на результаты закрытого голосования, в худшем – будут использованы безответственными представителями прессы и причинят существенный вред партии. Нам не нужны сенсационные заголовки и нелепые комментарии. В интересах партии вам не следует поддерживать подобную деятельность.

Большинство членов парламентской партии охотно приняли его совет, хотя доказанным являлся и тот факт, что не менее трети членов парламента не умели держать рот на замке, даже если речь шла о государственных тайнах.

В результате два опроса общественного мнения, результаты которых появились в воскресных газетах после того, как Мэтти покинула кабинет Престона, оказались неполными, озадачив всех до одного читателей, в особенности если учесть предыдущие уверенные заявления «Телеграф». Меньше сорока процентов из 337 членов правящей партии парламента, обладающих правом голоса, ответили на докучливые телефонные звонки из двух воскресных газет, и в результате сложилось впечатление, что правящая партия еще очень далека от принятия окончательного ре-шения.

Более того, мнение тех немногих, кто согласился разговаривать с журналистами, совершенно не прояснило ситуацию. Сэмюэль был впереди, но совсем с небольшим преимуществом, которое те, кто проводил опросы, назвали «статистически незначительным». Уолтон, Маккензи и Эрл отставали от него совсем немного, и еще четыре кандидата находились чуть дальше за ними.

Таким образом, за четыре дня до окончания срока номинации сделать серьезные выводы было невозможно.

«СЭМЮЭЛЬ ПОСКОЛЬЗНУЛСЯ – ЛИДЕР ТЕРЯЕТ ПРЕИМУЩЕСТВО», – кричала «Мейл он санди», в то время как «Обзервер» столь же несдержанно заявил: «ПАРТИЯ В СМЯТЕНИИ, ОПРОСЫ ВЫЯВИЛИ НЕУВЕРЕННОСТЬ ЕЕ ЧЛЕНОВ».

И, как неизбежное следствие, возник шквал редакционных материалов, настроенных весьма враждебно по отношению к партии и критиковавших качество кандидатов и их кампаний.

«Наша страна имеет право рассчитывать на нечто большее от правящей партии, чем обычная драка пауков в банке и скучная, лишенная вдохновения кампания, направленная на решение ее судьбы, – провозгласила «Санди экспресс». – Возможно, мы видим полное отсутствие идей и лидеров в правящей партии – они слишком долго находились у власт-и».

На следующее утро очередной номер «Дейли телеграф» намеревался разрешить все проблемы. Ровно за три дня до завершения выдвижения новых номинантов газета нарушила все традиции и впервые в истории вышла с редакционной статьей на первой полосе. Тираж был увеличен, и по домашним адресам членов парламента от правящей партии было отправлено по экземпляру. Никто не собирался смягчать удар: издание было полно решимости донести свою точку зрения до коридоров Вестминстера.

Он заявил, что не собирается участвовать в выборах лидера, но у него еще есть время до четверга, чтобы изменить свое решение. Мы считаем, что в интересах партии будет участие в выборах Главного Кнута, Фрэнсиса Уркхарта. И мы уверены, что наша страна выиграет, если мы выберем на пост премьер-министра именно этого человека.

Сорок журналистов, представителей телевидения и радио, собрались около дома Уркхарта на Кембридж-стрит, когда в десять минут девятого утра он показался на пороге своего дома. Фрэнсис дожидался нужного момента внутри, сильно нервничая и стараясь выйти в тот самый момент, когда начнется программа «Сегодня» на радио «Би-би-си», а также другие утренние телевизионные передачи, чтобы попасть в живой эфир. Толпа телевизионщиков привлекла внимание проходивших мимо горожан и пассажиров, которые шли от станции метро «Виктория», и те останавливались, пытаясь понять, что происходит. Камеры тут же стали выхватывать из толпы лица «обычных граждан», как назвал их один из комментаторов, с интересом смотревших на стоявшего на пороге своего дома человека.

Репортеры принялись выкрикивать практически одинаковые вопросы, и Уркхарт помахал рукой, чтобы их успокоить. Все увидели, что он держит в поднятой руке утренний номер «Телеграф», и сложилось впечатление, будто он салютует собравшимся, что еще больше увеличило их число. В конце концов, ему удалось добиться относительной ти-шины.

– Леди и джентльмены, как Главный Кнут, я бы хотел думать, что вы собрались здесь из-за того, что вас интересуют детали новой законодательной программы правительства, – громко сказал Фрэнсис. – Но подозреваю, что у вас на уме совсем другое.

Его легкий сарказм вызвал понимающий смех репортеров – Уркхарт полностью контролировал ситуацию.

– Я с огромным удивлением и интересом прочитал утренний номер «Телеграф». – Он снова поднял газету, чтобы ее сняли камеры. – Высокая оценка моих способностей для меня – большая честь, однако заверяю вас: по моему мнению, она сильно преувеличена. Как вы знаете, я однозначно дал понять, что не собираюсь выдвигать свою кандидатуру, полагая, что для партии будет полезнее, если Главный Кнут останется в стороне от выборов.

Политик откашлялся. Все молча ждали – карандаши наготове, микрофоны и камеры направлены в его сторону.

– В целом я не изменил свою точку зрения, – продолжил Фрэнсис. – Однако «Телеграф» подняла важные вопросы, которые следует рассмотреть самым тщательным образом. Надеюсь, вы с пониманием отнесетесь к тому, что я не стану прямо сейчас принимать необдуманных решений. Я хочу потратить некоторое время на консультации с коллегами, чтобы узнать, что думают они, а также намерен провести долгий и серьезный разговор с женой, чье мнение является для меня самым важным. Потом я подумаю еще немного и завтра утром сообщу о своем решении. А пока, надеюсь, вы предоставите мне и моей семье несколько часов покоя. Больше мне нечего сказать. Завтра!

Взмахнув напоследок рукой, все еще сжимавшей газету, Уркхарт выждал несколько секунд, чтобы удовлетворить кричащих фотокорреспондентов, после чего вернулся в дом и плотно закрыл за собой дверь.

К вечеру понедельника Мэтти уже спрашивала себя, не слишком ли поторопилась. После того как выскочила из кабинета главного редактора, женщина уговорила себя, что решила все свои личные и профессиональные проблемы одним махом – больше никакого Краевски и никакого Престона, только статья, на которой она могла сосредоточить все свое внимание. Но теперь журналистка уже не была так уверена, что поступила правильно. Она провела одинокие субботу и воскресенье, пытаясь понять, в каких газетах хотела бы работать, но почти сразу сообразила, что во всех имеются отличные команды политических репортеров и нет вакансии, на которую она могла бы претендовать.

Сторин сделала множество телефонных звонков, но те привели лишь к нескольким договоренностям о встречах. Кроме того, начал распространяться слух, что она вылетела из кабинета Престона в слезах после того, как главный редактор поставил под сомнение ее выводы, а слишком чувствительные женщины никогда не импонировали альфа-самцам из мира журналистики. Настроение корреспондентки нисколько не улучшилось, когда Английский банк увеличил процентные ставки, чтобы защитить стерлинг от спекуляции в период выборов нового премьер-министра: из-за этого тут же возросли и ипотечные ставки, и Мэтти сообразила, что ей нечем будет платить за жилье. Погашать кредит было непросто, даже когда она регулярно получала заработную плату, а без работы она и вовсе окажется в чрезвычайно тяжелом положении.

И еще Сторин чувствовала себя одинокой. Ее постель снова превратилась в арктический аванпост, годный только для пингвинов, и нисколько не дарила ей утешения и покоя.

Однако ее открытие и статья постоянно занимали все мысли девушки, прогоняя остальные заботы, особенно после того, как вмешательство «Телеграф» дало им совсем новое направление. В самом начале вечера Мэтти смотрела по телевизору разные новостные программы, главной темой которых были рассуждения о том, выдвинет ли Уркхарт свою кандидатуру на пост премьер-министра. Кроме того, они подробно рассказывали неосведомленной аудитории, чем в обычной жизни занимается Главный Кнут и кто это вообще такой.

Мэтти требовалось с кем-нибудь поговорить, и вскоре, не вникая в противоречивые чувства, бушевавшие у нее внутри, она оказалась на деревянной платформе, являвшейся частью пирса Чаринг-кросс, которая раскачивалась под напором прилива.

Несколько минут назад журналистка увидела, что приближается речное такси, принадлежавшее «Телеграф». Оно развозило служащих вниз по течению, на территории доков и в более цивилизованную центральную часть столицы.

Как и рассчитывала Сторин, на борту оказался Краевски, который ничего не сказал, увидев ее на пирсе, но молча принял ее приглашение прогуляться.

Вечер выдался сухим и ясным, так что они поплотнее запахнули куртки и молча пошли по набережной, следуя за извивами реки. Периодически перед ними открывался вид на залитый светом прожекторов «Ройял-фестивал-холл», здание парламента за ним и взиравший на него сверху вниз Биг-Бен. Прошло довольно много времени, прежде чем Краевски заговорил. Он решил, что не станет задавать вопросы про вчерашний вечер, потому что знал, что сейчас занимает мысли его спутницы.

– Ну и что ты про все это думаешь? – спросил он.

Женщина смущенно улыбнулась, благодарная за то, что он бросил ей спасательный круг и не стал требовать объяснений, которые она не хотела – или не могла? – ему дать.

– Это необычно, – сказала Сторин. – Они выставляют его мессией на белом коне, мчащимся на выручку в трудную минуту. Почему Грев так поступил?

– Не знаю. Вчера Грев пришел довольно поздно, никому не сказал ни слова, полностью переделал всю газету и поставил на первую полосу редакционную статью. Без всяких предупреждений и объяснений. И он сумел произвести сильное впечатление. Быть может, он прав…

Мэтти покачала головой:

– Не думаю, что это Грев. Он не в состоянии принять такое решение. Нужно обладать яйцами, чтобы так позиционировать газету. – Журналистка чуть не сказала «подставить», но вовремя сдержалась. – Не вызывает сомнений, что приказ мог отдать только один человек: наш – точнее, ваш – любимый хозяин, мистер Лэндлесс. Когда он вмешался в прошлый раз, Коллинридж ушел в отставку, а теперь он собирается возложить корону на чью-то другую голову.

Пара шла по набережной, пиная ногами кучи принесенных туда ветром листьев, и вскоре миновала светлое массивное здание министерства обороны.

– Но почему? Почему Уркхарт? – удивленно пробормотал Джон.

– Понятия не имею, – ответила Мэтти. – Уркхарт держится очень замкнуто, хотя уже давно работает в Палате. Аристократичный, окончил престижную школу… Одиночка, не из тех, кого называют «свой парень», особых друзей нет, но никто и не испытывает к нему ненависти настолько, чтобы устроить травлю, как это произошло с Сэмюэлем. Никто не знает, что он думает о происходящем – в качестве Главного Кнута его мнения никто не спрашивал.

Корреспондентка повернулась к своему коллеге:

– Знаешь, ведь он может пройти по центру, как человек, которого не любят меньше остальных. Возможно, Лэндлесс сумел отыскать победителя.

– Значит, ты думаешь, что он выйдет на выборы?

– Уверена, что так и будет. Уркхарт еще в июне сказал мне, что будет гонка за лидерство в партии, и тогда категорически отказался сбросить себя со счетов. Он хочет получить этот пост и выставит свою кандидатуру.

– Звучит классно: «Человек, который знал, к чему все идет».

– Жаль, что нет газеты, в которой я могла бы это написать, – грустно улыбнувшись, сказала Сторин.

Краевски остановился и посмотрел на нее. Волосы женщины сияли в свете, отражавшемся от каменных стен здания парламента у нее за спиной, которые были мягкого желтого цвета. Джон спрашивал себя, действительно ли он услышал намек на сожаление в ее голосе.

– Грев отказывается напечатать твою статью, и вдруг газета объявляет о своей поддержке Уркхарта, – произнес он задумчиво. – Он обезвредил одну бомбу и тут же швырнул другую… Что-то не верится мне в такие совпадения.

– Я думала об этом целый день, – кивнула Мэтти. – Самое простое объяснение обычно бывает легче всего принять. Все дело в том, что Грев Престон представляет собой жалкое подобие главного редактора и отчаянно боится сделать что-нибудь не так. Зная, что Лэндлесс намерен швырнуть шляпу Уркхарта на ринг, он побоялся огорчить своего хозяина, и моя история показалась ему слишком горячей.

– Так ты считаешь, что за всем этим стоит Лэндлесс?

– Такое возможно. Он всячески приветствовал гонку за лидерство, впрочем, как и многие другие. На выходных через неделю после выборов Уркхарт рассказал мне о внутреннем соперничестве и недовольстве внутри правительства. Тот, кто мутит воду, скорее всего, является членом Кабинета, но, возможно, это и Лэндлесс. И я намерена точно узнать, кто это.

– Но как, без газеты?

– Престон по дурости своей потребовал, чтобы я отработала полагающиеся три месяца. Отлично. Они могут не печатать мои статьи, но я не перестала быть журналисткой и вполне могу задавать вопросы. Если правда хотя бы наполовину так отвратительна, как я думаю, мой материал вполне можно будет напечатать и через три месяца. Да, я лишилась работы, Джонни, но мое любопытство осталось при мне.

«А как же насчет обязательств?» – безмолвно, одним лишь взглядом спросил заместитель редактора.

– А ты согласишься побыть моим шпионом в стане врага – приглядывать за Лэндлессом, чтобы понять, что он задумал? – спросила Сторин.

Краевски кивнул, спрашивая себя, не пытается ли она его использовать.

– Спасибо, Джонни, – прошептала Мэтти, после чего сжала его руку и скрылась в ночи.