Глава 10
Дорога назад
Джунгли, где обитало множество опасных существ, как видимых, так и незаметных, были, как всегда, густыми и труднопроходимыми. Джаявар ударил пятками свою лошадь и почувствовал, как Аджадеви плотнее прижалась к нему сзади. Хотя только-только рассвело, им обоим было уже жарко, и спина его была мокрой от пота. Влажность после прошедшего накануне дождя изменила джунгли, они пропитались испарениями, и потому москиты, погибшие с началом сухого сезона, вновь возродились и теперь досаждали и людям, и лошадям. Путешествие это было невыносимо тяжелым во многих отношениях, и все же настроение у Джаявара и Аджадеви было приподнятым. Хотя оба были опечалены подтверждением информации о смерти их близких, при виде тридцати восьми присоединившихся к ним кхмеров, ехавших сейчас с ними, крепла надежда на лучшее. Неподалеку от Ангкора они натолкнулись в лесу на группу мужчин, женщин и детей, которые, приняв воинов Джаявара за чамов, разбежались по лесу. Но Аджадеви услышала их голоса и позвала их на родном языке.
Эту группу сопровождало семнадцать воинов. После того как они были представлены Джаявару и ознакомились с его планами, двое из них отправились обратно в Ангкор, чтобы запустить слух о том, что кхмерская армия возрождается. Было решено принимать в свои ряды только проверенных мужчин и женщин, тех, кому можно было доверять. Хотя большинство таких кхмеров были убиты или попали в рабство к Индраварману, как в городе, так и в окружающей его местности оставалось много выживших. И если бы удалось убедить всех этих крестьян, портных, лекарей, рыбаков и воинов отправиться в Бантей Срей, тогда, вероятно, можно было бы собрать и подготовить необходимое для борьбы с захватчиками войско.
Аджадеви понимала, что молва об этом должна разойтись. Вопрос был только в том, как быстро шпионы Индравармана узнают про Бантей Срей. Когда это произойдет, к храму хлынут полчища чамов. Разведчики кхмеров тогда должны будут добраться до Кбал Спина, места, где на самом деле собирается их армия, и, если повезет, враг об этом так и не узнает. Правда, всех кхмеров, которым удастся прийти в Бантей Срей после этого, несомненно, будут перехватывать люди Индравармана, пока не распространится информация о новом месте встречи.
Думая о том, что необходимо собрать кхмеров на секретной базе как можно скорее, Аджадеви всматривалась в заросли в поисках каких-то знаков или намеков, которые смогли бы подсказать возможное решение. На верхушках деревьев, как это часто бывало, с криками прыгали обезьяны. От ветки к ветке тянулись громадные, больше чем размах ее рук, сети пауков. После дождя все казалось более зеленым, хотя Аджадеви подозревала, что это лишь игра ее воображения. Неужели один-единственный дождь мог заставить джунгли расцвести? Могло ли одно мгновение повлиять на весь мир?
— Как думаешь, Джаявар, на самом ли деле джунгли стали зеленее? — спросила она, сбивая комара с его плеча.
Он посмотрел по сторонам.
— Возможно. Здесь действительно сейчас чувствуешь себя по-другому.
— А находясь в Ангкоре, ты когда-нибудь замечал такие стремительные перемены?
— Ну, не такие. С другой стороны, мы ведь жили в джунглях. И теперь лучше чувствуем их обитателей.
Аджадеви кивнула и глубоко вдохнула этот особый запах роста и разложения.
— Индраварман очень скоро узнает про Бантей Срей. А поскольку это не конечный пункт назначения для наших людей, они буду приходить туда и находить там свою смерть от воинов, которых он туда обязательно отправит.
— Я знаю. Но что мы можем поделать?
Она снова подумала о дожде. Это был знак, она в этом не сомневалась, однако не понимала, как истолковать эти живительные преобразования в природе. Обернувшись, она стала разглядывать кхмеров, движущихся вслед за ними. Большинство из них ехали на лошадях. На ближайшей к ним лошади сидели двое детей впереди своего отца. Она знала, что их мать находится в конце колонны, идет вместе с другими женщинами пешком. Дети негромко спорили о чем-то, и Аджадеви улыбнулась, глядя на них. Хотя люди обычно предпочитают слышать детский смех, она не возражала и против их препирательств. Это означало, что детей продолжают заботить самые обычные вещи и что их жизни не были полностью разрушены нашествием чамов.
Ее внимание привлекла лужица на тропе. Она внимательно всматривалась в грязную воду, которая, скорее всего, высохнет еще до конца этого дня.
— Когда чамы придут в Бантей Срей, — сказала она, — мы должны… подать сигнал. Мы должны предупредить приближающихся кхмеров об опасности.
— Любой сигнал должен быть виден издалека.
Она представила себе храм, а также вспомнила, как и почему он получил название «Цитадель женщин». Это небольшое аккуратное строение было окружено прогалиной и кольцом высоких деревьев. В жаркий день пребывание в Бантей Срей могло стать невыносимым.
— Там очень сухо, — сказала она. — Деревья находятся слишком далеко от храма и не дают тени.
— И что из этого?
— Мы могли бы сложить кучу сухого хвороста напротив южной стены храма. Хворост будет сухим, а сверху мы положим куски мха. Когда чамы будут на подходе — а однажды это обязательно произойдет, — наши разведчики подожгут хворост и отступят. Огонь и дым задержат чамов, одновременно предупредив приближающихся кхмеров, что это место сбора раскрыто.
— Это позволит нам выиграть время. И спасет много жизней.
— Да. Мы нарушим жизнь джунглей, совсем ненадолго для них — на какое-то мгновение; но для тех, кто спасется, оно будет равноценно целой жизни.
Он полуобернулся, взял ее руку и поцеловал один за другим все ее пальцы.
— Сколько жизней ты спасешь этим, любовь моя?
— Когда речь идет о человеческих жизнях, никогда нельзя спасти достаточное их количество.
— Но можно попытаться это сделать. Что ты только что и продемонстрировала.
— Все, что я делаю, я делаю для нашего народа и для тебя.
— А что я могу сделать для тебя? Что порадовало бы тебя, что сделало бы тебя счастливой?
Аджадеви на мгновение закрыла глаза. Она должна быть сильной.
— Ты… ты видел ту молодую женщину, которая присоединилась к нам сегодня?
— Кого?
— Нуон. Ее зовут Нуон, и мы уже успели с ней поговорить. Ее отец служил тебе. Он был предан тебе, как и она сама. Возраст у нее как раз подходящий, чтобы выйти замуж и родить хороших сыновей. Она не по годам умна, и ты должен взять ее в жены.
Джаявар отвернулся.
— Мне не нужно…
— Я знаю, что ты тоскуешь по своим женам больше, чем говоришь об этом. Возможно, Нуон поможет тебе справиться с горем.
— Никого из моих жен я так не любил, как тебя.
— И тем не менее, Джаявар, тебе необходим наследник. Если его у тебя не будет, вся наша борьба, все наши страдания окажутся напрасными. Даже если благодаря благословению богов мы прогоним чамов из Ангкора, без сильного наследника престола когда-нибудь они снова вернутся. Ты этого хочешь? Чтобы твою землю вновь завоевали, а твой народ обратили в рабов?
Он тяжело вздохнул и провел большим пальцем по ее бедру.
— Как бы я хотел иметь ребенка от тебя! Мы с тобой заслуживаем свое дитя.
Она отвернулась от него.
— Как буддисты, мы должны принимать выпадающие на нашу долю страдания. Но такие… Я для этого недостаточно сильная. Моя боль… мое желание… слишком велики.
— Но эта твоя борьба с собой внушает мне еще большую любовь к тебе.
— Почему?
— Потому что я знаю, что ты страдаешь не только из-за того, что мы с тобой не можем родить наследника, но и потому, что мы не можем увидеть воочию ту красоту, которую могли бы создать вместе.
Она кивнула, наконец встретившись с ним взглядом.
— Это я не могу создать такую красоту. Должно быть, я сделала что-то низкое в своей прошлой жизни и тем самым усугубила свою карму.
Он снова поцеловал ее руку.
— Ты ошибаешься. Ты в состоянии создать красоту — уже тем, как ты смотришь на этот мир, как ты смотришь на меня.
— Но я…
— А ведь ты только что спасла нерожденных сыновей и дочерей, придумав разжечь предупредительный костер. Этой светлой мыслью ты создала жизнь, ты создала красоту. И поэтому я буду любить тебя всегда. Когда я смотрю на этот мир, когда я вижу его красоту, я осознаю, что ты для меня — благословение богов.
* * *
Воисанна незаметно следовала за своей сестрой Чаей через шумный уличный рынок, с сотнями продавцов и покупателей. Практически все, что здесь продавалось, — будь то лук, манго, перец, карамбола, лимоны, горшки, ткани или ножи, — было разложено на бамбуковых циновках на земле. В клетках кудахтали куры, а черепахи и угри пытались выбраться из глубоких чанов. Покупатели приседали перед этими циновками, торгуясь о цене и количестве товара. Большинство из них были кхмерами, хотя здесь можно было встретить и чамов. Какой-то важный, судя по его одежде, чамский чиновник степенно шагал с павлином на поводке.
Над рынком, который находился к западу от Ангкор-Вата на пустыре, расчищенном от всего, кроме старых высоких деревьев, витали запахи шафрана, цветов, варящегося риса и костров, на которых готовилась пища. Воисанна никогда надолго здесь не задерживалась и была удивлена тому, как ловко и умело Чая двигалась через толпу и торговалась с продавцами. Прячась за стволами деревьев или горами товаров, выставленных для продажи, Воисанна размышляла, о чем сейчас думает Чая. Хотя плечи ее младшей сестренки поникли, походка ее была энергичной и порывистой.
Страстно желая поскорее обнять Чаю, но понимая, что нужно выбрать для этого подходящий момент, Воисанна нервно потирала руки. Сердце возбужденно билось, а на коже выступил пот. Она огляделась вокруг, высматривая подходящее место, чтобы открыться сестре, но видела лишь хаотически движущуюся толпу. Справа от нее группа ребятишек играла с небольшим кожаным мешком, подбивая его в воздух ногами, коленями и головой и не давая ему упасть. На западном краю рынка несколько десятков человек собралось вокруг загона, чтобы посмотреть бой двух кабанов. Даже на таком расстоянии Воисанна слышала возбужденные голоса мужчин, подбадривавших сражающихся и выкрикивавших ставки на победителя. В этом смысле кхмеры и чамы были очень похожи: и те и другие получали удовольствие, заключая пари на победу одного из животных равной силы и размеров.
Чая положила в свою сумку дыню и направилась в сторону Ангкор-Вата, мимо обугленных развалин дома, сожженного во время нашествия. Она шла вслед за старой слепой женщиной, передвигавшейся с помощью двух палок. Чая хотела уже обойти эту женщину, но тут откуда-то выскочил щенок, гнавшийся за белкой. Собачка с лаем проскочила перед ней и скрылась в проходе между повозками и фургонами купцов. Чая ускорила шаг и пошла за ним, зовя его. По пути она миновала высокие стопки бамбуковых корзин, спящего в гамаке мужчину и женщину, которая расчесывала волосы маленькой девочке.
Щенок продолжал отчаянно лаять, и Чая торопливо повернула направо и спустилась в канал, использовавшийся для отвода воды во время наводнений. Этот канал, в котором сейчас было сухо, был глубиной почти в рост Чаи. Девочка шла по нему, пока не добралась до выложенного кирпичом тоннеля, уходившего под улицу. Лай слышался как раз из него. Чая пригнулась и шагнула вперед.
В этот момент Воисанна окликнула сестру по имени.
Чая замерла, а затем медленно обернулась, словно ожидая наказания, но, подняв глаза, встретила взгляд Воисанны. Сумка с продуктами выпала из ее рук на землю. Чая начала что-то говорить, но потом ринулась вперед, к Воисанне, которая опустилась на колени. От столкновения Воисанна упала на спину, счастливо рассмеявшись впервые с тех пор, как на их страну напали чамы. Радость буквально переполняла ее, перехлестывая через край.
Сестры обнялись. Слова лились рекой, они рассказывали друг другу о последних событиях своей жизни, задавали вопросы и отвечали на них. Похоже, с момента их последней встречи Чая очень повзрослела, дух ее закалился, но чем дольше они говорили, тем больше Воисанна замечала в ней знакомые и любимые ею черты — дерзость и жизнерадостность, живость и веселость. Судя по всему, несмотря на то что Чая была рабыней у чамского военачальника, она легче приняла свою судьбу и пленение, чем Воисанна могла ожидать.
— Как он с тобой обращается? — спросила Воисанна, стоя на коленях и гладя Чаю по голове.
— Он неплохой человек, — ответила Чая. — Жена у него отвратительная, настоящая змея, но, думаю, он меня жалеет.
— Правда?
— О, ты бы видела, как он заботится обо мне, Воисанна! Всегда следит, чтобы у меня было достаточно еды, и даже купил мне москитную сетку, чтобы я могла под ней спать.
В голове Воисанны мелькнула нехорошая мысль, и рука ее на голове Чаи замерла.
— А он… он не прикасался к тебе?
— Нет.
— Ты уверена?
— Он добрый, Воисанна. Он чем-то напоминает мне нашего отца. Несколько дней назад я сказала ему об этом, и, похоже, он обрадовался.
Воисанна снова обняла Чаю и крепко прижала ее к себе.
— Нам с тобой очень повезло. Нас обеих отдали хорошим чамам, мужчинам, которые могли бы обидеть нас, но предпочли этого не делать.
— Но я сама к нему пошла. Меня никто ему не отдавал.
— Что ты имеешь в виду?
— Я ускользнула от чамов, которые напали на нас в день твоей свадьбы, и побежала прямо домой. Когда пришел этот командир, я сказала ему, что это наш дом и что я хочу жить в нем, несмотря на то, что семья моя погибла. Я сказала, что буду стирать ему одежду, буду готовить пищу, буду делать все, что ему понадобится. Лишь бы только остаться там.
— И он согласился на это?
— Конечно согласился. А через неделю приехала его жена. Она ненавидит меня и осложняет мне жизнь, но я потихоньку мщу ей. Каждый день я осуществляю свою месть.
— Каким образом?
— Я подкладываю ей в постель пауков, сунула в ее шкатулку с драгоценностями скорпиона. Ей здесь очень не нравится, она ненавидит это место, и все из-за меня.
Воисанна улыбнулась:
— Я очень рада, что дела у тебя, похоже, идут неплохо.
— Сейчас — да. А поначалу я много дней и ночей подряд проплакала. Я и теперь иногда плачу. Но мне приятно мстить ей и слышать, как она верещит. А еще мне кажется, что ему нравится то, что я ее извожу. Порой он слегка улыбается мне, и я понимаю, о чем он думает.
Наклонившись вперед, Воисанна поцеловала Чаю в щеку.
— Мы с тобой убежим отсюда, ты и я. Но не сегодня, — сказала она.
— Почему?
— Потому что нам пока некуда идти. К тому же, похоже, сейчас ты в безопасности. Лучше будет хорошенько продумать наш план, чтобы нас точно не поймали. Потому что, если поймают, все закончится для нас ужасно.
Чая выпрямилась:
— Тогда я достану ее по-настоящему. Сегодня ночью, когда она уснет, я положу ей…
— Как же я соскучилась по твоим шуткам! — воскликнула Воисанна, помогая ей подняться на ноги. — Как они раньше смешили меня!
— Когда мы с тобой окажемся в джунглях, ты вновь их услышишь. И, может быть, даже больше, чем тебе хотелось бы.
Воисанна вручила Чае ее сумку с продуктами:
— Я бы хотела еще побыть с тобой, но мне пора идти. А ты отправляйся домой. И каждый день, возвращаясь с рынка, иди по этому переулку. Однажды я встречу тебя здесь, и в тот же день мы вместе с тобой убежим отсюда.
Чая кивнула и сжала Воисанне руку.
— Как думаешь… мама с папой могут видеть нас? — спросила она. — Они знают, что мы нашли друг друга?
— Да, я верю, что они все знают.
— Я тоже надеюсь на это. Это очень порадовало бы их. Где бы они ни были, я хочу, чтобы они были счастливы.
* * *
Индраварман и его сопровождающие перекрыли дорогу, ведущую в город. Король стоял здесь, в тени высоких деревьев вместе со своими главными военачальниками. Чамы образовали кольцо вокруг места, где видели просящих милостыню Джаявара и Аджадеви. В центре их внимания был большой гладкий валун. Сегодня все утро кхмеры приходили прикоснуться к нему, толпами роясь вокруг него, словно на нем стоял один из их богов, исполнявший желания. Валун был ничем не примечателен, издалека он был похож на все остальные, но при ближайшем рассмотрении любой мог увидеть написанные на его гладкой поверхности слова, которые оказались в состоянии поднять дух всего королевства: «Ангкор снова будет нашим. Король Джаявар».
Когда Индраварман смотрел на этот обычный камень, его переполняла ярость; он верил, что это не было мистификацией и что еще совсем недавно Джаявар действительно спокойно стоял на этом самом месте. Этот кхмер на самом деле был здесь! Миновал все патрули, проскользнул через заграждения и поговорил со своим народом. Он вдохновил этих людей, подарил им надежду. Можно было не сомневаться, что молва о его возвращении уже покатилась по Ангкору, поднимая дух угнетаемых врагом кхмеров.
Индраварман окинул взглядом пустынную дорогу. Вдалеке шеренга чамских воинов сдерживала толпу кхмеров. Тысячи топчущихся босых ног поднимали густые клубы пыли. Ярость вскипела в нем, и он, выхватив саблю, подскочил к валуну и обрушил удар на слова, написанные Джаяваром. Металл встретился с камнем с пронзительным звоном, режущим ухо, и стальной клинок разлетелся на куски. Продолжая держать в руке обломок сабли, Индраварман резко развернулся и пошел прочь. Грудь его тяжело вздымалась, и он одного за другим сверлил глазами своих военачальников.
— Я должен был бы заставить вас всех на четвереньках отволочь эту мерзость отсюда в ров, — сказал он, испепеляя их взглядом. — Но кхмеры нашли бы это забавным. Поэтому пусть это сделают несколько зрителей. А когда они покончат с этим, убейте их и сбросьте их тела туда же.
Все промолчали. Стоявший рядом с Асалом мужчина отвел глаза в сторону, явно страшась Индравармана. То, что осталось от сабли короля, тут же воткнулось в живот этому командиру. Глаза его в ужасе округлились, он схватился двумя руками за эфес, а затем отклонился назад и рухнул на землю.
— Я не потерплю трусов в моей армии! — проревел Индраварман. — Вы слышали меня? Джаявар не трус. Он явился сюда, прошмыгнув под носом у всех вас, и поиздевался над нами! Он дал надежду своим людям, тогда как надежды у них не должно быть никакой.
Один из военачальников, дольше других служивших Индраварману, нерешительно прокашлялся.
— Тогда прикажите убить их, мой король. Перебить их всех.
— Кхмеры нам нужны! Как мы будем кормить нашу армию, если кхмеры не станут выращивать урожай на своих полях? Кто будет ковать нам новое оружие, если мы убьем их кузнецов? С каждым днем сюда прибывает все больше наших людей, но мы по-прежнему подобны детям, которые никак не могут оторваться от материнской груди.
— Тогда убейте только их молодых мужчин, мой король. Всех, кто в состоянии поднять копье против нас.
Индраварман бросил на землю обломок своей сабли.
— И это единственный совет, который я могу от вас получить? А может быть, все же лучше заставить этих людей работать на нас? Чтобы они при этом чувствовали свою ответственность за безопасность и благополучие их семей? — Он рассыпался проклятьями, а затем вытер пот, заливавший его глаза. — Неужели меня окружает лишь горстка тупиц?
— Убейте Джаявара, мой король, и тогда до этого камня никому не будет дела, — сказал Асал. — Сохраните его. Установите на него голову принца, и сопротивляющиеся вам рассеются.
— Как мне убить человека, который прячется от меня?
— Должно быть, он приходил сюда, мой король, чтобы поговорить с кем-то из своих людей и передать ему свое послание. Нужно найти этого человека, и тогда вы узнаете, где находится Джаявар. Такие сведения, безусловно, невозможно сохранить в тайне.
— И тогда мы выступим и нападем на него?
— Именно так. И мы сделаем это.
Индраварман обернулся и посмотрел на камень. Часть имени Джаявара была сколота в том месте, куда пришелся удар сабли. Наверное, Асал прав. Лучше смириться с правдой, чем отрицать ее.
— Камень останется здесь, — сказал он. — Но объявите всем, что в один прекрасный день его будет украшать голова Джаявара и что тот, кто принесет мне эту голову, получит за нее столько золота, сколько она весит.
Несколько командиров одобрительно загалдели. Индраварман переводил взгляд с одного из своих людей на другого, оценивая их сильные и слабые стороны. Большинство его военачальников были преданными, умными и храбрыми людьми. Несмотря на его горькие слова, это была грозная сила. Однако никто из них не мог сравниться с Асалом ни на поле битвы, ни как стратег.
Индраварман взял у ближайшего к нему генерала его саблю и кивнул Асалу:
— Следуй за мной.
Они шли в северном направлении вдоль храмового рва. Поскольку дороги сейчас охранялись, здесь было тихо и спокойно. Сквозь густую листву деревьев пробивались отдельные лучи солнца, подсвечивая кружившую в них дорожную пыль. В земле рылся петух, выискивая насекомых. Слева от них, словно пики далекой горной гряды, возвышались купола храма Ангкор-Ват.
— Ты не боишься меня? — спросил Индраварман, подумывая, не убить ли ему Асала прямо сейчас, пока могущество этого человека еще не представляет угрозы для его власти.
Асал никогда не боялся смерти. Его мать сказала ему, что однажды они с ней воссоединятся, и с тех пор он не пытался избегать опасности. Но именно сейчас, когда он думал о том, как в его жизнь вошла Воисанна, став ее частью, ему хотелось увидеть, куда приведет его этот путь. Он уже мог представить себе свое счастье, и поэтому, впервые за много лет, он боялся того, что Индраварман может сделать с ним и что он может у него забрать. И все же признаваться в этом было бы ошибкой.
Он покачал головой:
— Раз вы довольны мной, о великий король, я не вижу причин бояться вас. И я буду стараться, чтобы вы и в дальнейшем были мною довольны.
— И как ты этого добьешься?
— Найду Джаявара. Но не рыская по джунглям. Я уверен, что в Ангкоре есть люди, которые знают, где он находится.
— По Рейм уже давно ищет этих же самых людей.
Асал кивнул:
— Тогда мы с По Реймом неминуемо пересечемся.
— И тогда… всплывет ваша давняя неприязнь друг к другу?
— Да, мой король.
— А если я прикажу вам похоронить ее?
— Я выполню ваш приказ. Но он никогда не сделает этого. Однажды он придет за мной и, когда мы встретимся, в мире станет на одного ассасина меньше.
Индраварман кивнул. Хотя ему очень хотелось стравить их, чтобы посмотреть, кто упадет первым, на данный момент они оба были для него ценны. По Рейм был более беспощадным, но при этом, как считал Индраварман, и более предсказуемым. У него не было принципов, не было понятия чести, не было привязанностей. Асал же, наоборот, был даже чересчур принципиальным. И это делало его опасным.
— Ты должен оставить его мне, — сказал Индраварман.
Асал согласился, лишь на какое-то мгновение замедлив шаг.
— Я скажу ему, чтобы он сделал то же самое в отношении тебя, — добавил Индраварман, хотя слова его были правдивы лишь наполовину, поскольку для себя он уже решил, что Асал должен умереть.
— Да, о великий король.
— Мы все чамы, Асал, и мы должны действовать сообща, чтобы одолеть нашего общего врага. Принеси мне голову Джаявара, и этим ты спасешь свою собственную.
* * *
Позднее, когда солнце уже спряталось за горизонтом и на мир опустился вечер, Асал и Воисанна сидели на циновке из ротанга и ужинали. Асала утомляли все эти королевские трапезы из золотой посуды, устраиваемые с невообразимой помпой и церемониями. Он попросил, чтобы ему готовили так, как когда-то готовила его мать, — пища должна быть простой и скромно подаваться.
Держа в руках специальные жесткие листья, которыми пользовались, как ложками, Асал и Воисанна лакомились жареным сомом под густым соусом, приготовленным из имбиря, сахара, чеснока и воды. Оба ели правой рукой и часто делали паузу, чтобы обмыть пальцы в чаше с водой. Запивали они все это пальмовым вином из деревянных чашей — в отличие от большинства высокопоставленных членов общества, которые пили вино, потягивая его через бамбуковые трубочки.
Во время еды Асал время от времени поглядывал на Воисанну. После того как она узнала о том, что с ее сестрой все в порядке, от ее лица, казалось, исходил свет. Глаза стали больше, а улыбка — еще более чарующей. Она вновь начала пользоваться благовониями из цветов жасмина и носить ярко окрашенные юбки. Она была одной из тех кхмерских женщин, кому разрешалось носить драгоценности, и на щиколотках ее красовалось несколько золотых обручей. Правое запястье было украшено серебряным браслетом с инкрустацией из круглых нефритовых камешков.
Асал попросил ее поужинать с ним, потому что у него были хорошие новости, которыми он хотел с ней поделиться. Но сначала он хотел, чтобы она как следует поела, потому что Воисанна была более худой, чем большинство женщин ее возраста, и он боялся, что, заболей она дизентерией, как это частенько случалось со многими кхмерами и чамами, у ее истощенного организма не будет сил бороться с недугом.
Асал понемногу потягивал вино, прислушиваясь к мелодии, доносившейся издалека. Где-то музыканты играли на арфах, звенели колокольчиками и дули в раковины моллюсков. Он наблюдал за тем, как Воисанна доела рыбу и вымыла пальцы в чаше с водой. Двигалась она с изяществом придворной танцовщицы. Все в ней казалось ему утонченным, и он задумался, каким она видит его, мужчину со шрамами и грудой мышц. Он должен казаться ей грубым и неуместным рядом с ней, как слон возле орхидеи.
— Я тут думал о твоей сестре, моя госпожа, — наконец прошептал он, ставя на циновку свою чашу с вином.
Она подняла на него глаза.
— Я хочу увидеть, как вы воссоединитесь с нею. Вы обе заслуживаете этого. И мне кажется, я уже знаю, как свести вас вместе.
— И как же?
Музыка умолкла. В комнате повисла тишина, и теперь лишь потрескивали свечи, горевшие в углу. Асал встал на колени и придвинулся ближе к ней.
— Сначала… я думал о том, чтобы выкрасть Чаю. Но, как выяснилось, я знаком с ее хозяином, а он — уважаемый человек. Поэтому нет нужды красть то, что можно просто выкупить.
Воисанна нагнулась к Асалу:
— Так ты можешь купить ее?
— А почему бы и нет? Думаю, что в такой ситуации лучше будет поступить честно. Я могу объяснить ему, что ты моя… партнерша и что тебе было бы приятно воссоединиться со своей сестрой. Если я попрошу его о такой услуге, думаю, он мне не откажет.
Воисанна подалась вперед и взяла его за руки.
— И тогда она будет жить со мной?
— Нет, моя госпожа. Потому что все, кто живет в том доме, слишком уж доступны для Индравармана. Мы будем держать ее от него подальше. В качестве моей новой рабыни она будет ухаживать за моим конем. Она будет жить с другими рабами. Но ты сможешь часто видеться с нею, и я буду добр к ней. Она станет полностью свободна, хотя и будет считаться рабыней.
— Когда, Асал? Когда ты сможешь это сделать?
Он улыбнулся:
— Как насчет завтра?
Она притянула его к себе и прижалась к нему. Затем она подняла голову и поцеловала его своими мягкими и теплыми губами.
— Ты даешь мне… жизнь, — прошептала она и вновь поцеловала его. — Я думала, что она уже закончилась… но ты вернул ее мне.
— Я хочу…
— Скажи же мне, чего ты хочешь.
— Тебя, моя госпожа. Я хочу тебя.
— Ты можешь взять меня.
— Хочу, но не таким образом.
Она слегка отстранилась от него.
— Что ты имеешь в виду?
Он смотрел в ее ясные глаза, вдыхал исходивший от нее тонкий аромат.
— Когда я с тобой, я чувствую себя… как в детстве, — сказал он.
— Как это?
— Дело в том, моя госпожа, что мир, в котором есть ты… кажется мне другим, новым. И прекрасным. — Он осторожно провел кончиком указательного пальца по контуру ее верхней губы.
— Тогда почему же ты медлишь?
— Потому что мне хочется, чтобы ты тоже хотела меня и не чувствовала себя обязанной мне. Сейчас ты считаешь себя моей должницей из-за Чаи. И только поэтому приходишь ко мне и предлагаешь себя. Ты предлагаешь мне дар, о котором я мечтал, которого жаждал. И все же я хочу получить это от тебя, когда ты будешь свободной женщиной и никому и ничего не будешь должна.
Она поцеловала его пальцы.
— Ты тоже дар для меня, Асал. Я чувствую себя так, будто после долгой засухи боги послали мне свое благословение в виде живительного дождя. Они подарили мне тебя, и я им за это очень благодарна.
— Благодарю тебя, моя госпожа.
Свечи постепенно таяли, а они все говорили и говорили, делились воспоминаниями о прошлом и надеждами на будущее. Наконец, когда приближающийся рассвет начал стирать с неба звезды, он помог ей встать. Вместе они прошли через спящий дворец, через неподвижный город к дому, где она жила. Уже в конце этого пути, когда они проходили по берегу темного пруда, полного цветов лотоса, он взял ее за руку. Обоих окатила волна тепла, и они остановились возле старого сада, улыбаясь друг другу в полумраке.
Наконец они дошли до ее жилища. Хотя ему ужасно не хотелось расставаться с ней и с этим чарующим чувством, которое она вызывала в нем, он попрощался с ней и, поклонившись, ушел.
Обратно он шел очень медленно.
Глядя себе под ноги, он искал на тропинке, по которой они только что прошли, отпечатки ее следов.
