Книга: Мэри Роуз
Назад: 30 Сильвестр Портсмут, июль 1545 года
Дальше: В завершение

31
Фенелла
Портсмут, 19 июля 1545 года

Фенелла не считалась свидетелем. Тот, кто в последующие годы искал кого-то, кто мог бы рассказать о случившейся в тот день трагедии, отказывался от ее свидетельства, хотя она была уже далеко не юна.
— Ты была не в себе, — говорили люди. — Ты не можешь помнить.
Но Фенелла помнила. Каждая подробность запечатлелась в ее памяти и останется там до конца ее дней.
Начинающийся день был ясным и безоблачным, но ветер налетел рано, легкий, при котором плыть было тяжело, но можно. Фенелла сделала то, что делала всегда: накормила детей, отнесла больным завтрак и стала заниматься всем подряд, лишь бы не думать. День мог пройти незаметно, как все остальные в бесконечной череде, чтобы быть тут же забытыми. Но родной город Фенеллы, Портсмут, не сможет забыть его, как и сама Фенелла. Для них обоих этот день был единственным в своем роде.
В полдень Тимоти доложил, что у дверей посетитель.
— Пошли его наверх, — устало произнесла Фенелла. — А если ему нужно в «Саза», помоги ему, хотя у нас, как обычно, нет мест.
— Это молодая леди, — робко ответил Тимоти. — Она сказала, что не будет подниматься и что хочет переговорить с вами у ворот. Еще она сказала, что это срочно. И жизненно важно.
Фенелла при всем желании не могла сообразить, кем может быть молодая леди, но, вместо того чтобы мучить бедного Тимоти, пошла посмотреть сама. Зачем она взяла с собой письмо Сильвестра, Фенелла задумалась уже позже. На протяжении предыдущих нескольких дней она была настолько зла на Сильвестра, что хотела выбросить письмо.
Молодая леди, стоявшая у ворот, оказалась не моложе ее самой. На ней было грязное, порванное платье из красного бархата, волосы были растрепаны. Фенелле потребовалось несколько мгновений, чтобы узнать ее.
Это была Джеральдина.
— Ты должна пойти со мной, — сказала она. Глаза у нее были налиты кровью. — Ты должна пойти со мной, иначе он умрет.
— Кто умрет?
— К дьяволу, ты должна пойти со мной! — закричала она, и Фенелла поняла, что придется послушаться.
— По дороге расскажешь, — сказала она и бросилась назад в дом. — Тимоти, позови Микаэлу, скажи ей, чтобы присмотрела за детьми, — велела она, а затем вернулась к Джеральдине.
— У тебя есть повозка? Я уже не могу идти, а нам нельзя терять время.
Фенелла запрягла свою повозку, помогла Джеральдине забраться в нее. Выглядела та плохо. Руки и ноги исцарапаны, ноги босы.
— Куда?
— К крепости Саутси! У меня там лодка, но меня туда не пускают.
Фенелла поехала. Возможно, она была единственной жительницей Портсмута, которая не осаждала крепость в эти дни, когда король Генрих оказал городу честь, а флот Англии стоял у берегов. Ее дочь будет злиться на нее до конца ее дней.
— Что случилось, Джеральдина?
— Французы пришли. К кораблям больше не пускают лодки. Я должна была поехать с поставщиком, мы с Давидом все подготовили. Я хотела быть с ним, когда он умрет, но меня не пропустили и прогнали гребца.
— Когда умрет… кто?
Джеральдина обернулась. Ее красивое лицо было перекошено.
— Энтони Флетчер. Мужчина, которого любим мы обе. Я помогла одному человеку попасть на «Мэри Роуз». Он подкупил нескольких человек, чтобы они раздали канонирам самогон, сломали запоры на орудийных портах, подрезали брасы и заставили всю эту орду людей бегать с одного борта на другой. Большего мне не нужно было. Роберт и так шикарно испортил этот корабль, а до идеи набить старую лоханку семьюстами человек тщеславные петухи из адмиралтейства додумались сами.
— Подожди. — Фенелла была настолько огорошена, что остановила повозку. — Ты заплатила кому-то за то, чтобы он потопил «Мэри Роуз»? С семьюстами человек на борту? — Ей стало дурно. Сквозь летнюю тишь до нее словно бы донесся голос Люка: «“Мэри Роуз” ненадежна. А на ней через несколько недель будут ходить сотни людей».
— Она действительно тонет. — По перекошенному лицу Джеральдины бежали слезы. — Я хотела, чтобы мы умерли вместе, я хотела обнимать его, но я ведь не хотела, чтобы он самым жалким образом утонул один!
— Ты спятила? Ты хоть раз задумывалась о том, чего хочет он, или он был для тебя просто большой кошкой, на которой можно было потренироваться в игру со смертью? — Вне себя от ярости, она ударила Джеральдину по лицу, а затем, осознав, что делает, спросила себя: «Разве я лучше?» Сердце колотилось, словно безумное. Она имела право бросить Энтони, потому что он убил человека, она даже имела право отнять у него детей, но она не могла сидеть сложа руки, зная, что он умирает! Щелкнув поводьями, она погнала лошадь, а вместе с ней понеслись вскачь и ее мысли.
— Ради всего святого, что мы вообще можем сделать?
— У меня там лодка, — выдавила из себя Джеральдина. — Сейчас, когда битва идет полным ходом и все смотрят на тонущий корабль, никто больше не будет обращать внимания на лодку. Но я не могу сдвинуть ее с места! Я не знаю, как это делается!
Фенелла, дитя верфи, знала, как это делается. Управлять лодкой она училась вместе с друзьями еще до того, как научилась читать и писать. Но что может сделать лодка? Вряд ли кто-то смог спастись с тонущего боевого корабля, защищенного от абордажа.
Когда тридцать лет назад у побережья Бретани затонул «Регент», с ним утонула вся команда.
Энтони умеет плавать. Но у него всего одна здоровая нога, ему не справиться с водоворотом. Кроме того, он не покинет корабль. Это корабль Ральфа, на который он отправился ради того, чтобы понести наказание за двух убитых.
«Умер ребенок, — говорила Томазина. — Умрет мужчина, а кто умрет в третий раз, когда доведется платить снова?»
Фенелла с трудом дышала. Почему она не остановила его? Почему думала, что сможет допустить, чтобы он сгнил где-то на дне морском, ее возлюбленный, который не верит ни в спасение после смерти, ни в милосердие, а в одну только пустоту? Он умирал и был один-одинешенек.
Но он не один-одинешенек! Ее захлестнула новая волна ужаса. Сильвестр! Он не смог бросить друга одного, который любил его больше, чем она. Сильвестр не умеет даже плавать, и он не бросил Энтони, так же как Энтони не бросит «Мэри Роуз».
Ей нужно было выплеснуть на кого-нибудь свое отчаяние, и она накинулась на Джеральдину, находившуюся рядом.
— Ты знаешь, что натворила? Ты хотела убить Энтони, потому что не могла заполучить его, а убиваешь своего собственного брата!
— Своего брата? — пролепетала Джеральдина. — Сильвестра?
— Он на борту, — ответила Фенелла и замолчала, не проронив больше ни слова.
Они пронеслись мимо их дома, мимо руин «Оошиз ОеЬ>. Там, где открывалась бухта, она увидела крепость и массы людей, стоявших на берегу и недоуменно таращившихся на серую поверхность Солента. Битва бушевала к югу от крепости, у побережья острова Уайт. Зоркие глаза Фенеллы разглядели галеасы Энтони. Они делали именно то, ради чего он их строил, они давали отпор французским галеасам, были быстры и маневренны, отбросили назад первую линию, и парусники, очень медленно продвигавшиеся вперед из-за слабого ветра, могли укрыться под их защитой.
Энтони все продумал и построил на своей верфи, словно это было самое обычное дело. Он обладал потрясающим талантом, предназначенным для того, чтобы двигать мир вперед. Так же, как Тиндейл со своей Библией подтолкнул вперед Церковь Англии. И так же, как Тиндейла на его пути поддерживал верный Кранмер, Сильвестр поддерживал Энтони. Возможно, жить в мире с таким талантом слишком тяжело, потому что люди не способны спокойно воспринимать то, что так не похоже на все остальное.
«Мэри Роуз» находилась перед сражающимися флотилиями, и на виду осталась лишь треть ее правого борта да мачты. Она не могла отойти от того места, где стояла на якоре, дальше чем на три мили, когда на нее обрушился порыв ветра, которого оказалось достаточно, чтобы покончить с ней.
— Вон моя лодка.
Фенелла остановила повозку. Смысла не было абсолютно, да и лодка была слишком велика, чтобы управлять ею в одиночку, но она не могла остановиться. Что ж, она хотя бы будет там, вместе с двумя мужчинами. Женщина прыгнула в лодку.
— Я с тобой!
— Ты останешься здесь, — заявила Фенелла. Она не испытывала уже даже гнева. — Мне не нужен лишний вес, и кто-то должен присмотреть за повозкой.
Даже без веса Джеральдины она с трудом столкнула лодку в воду с усыпанного галькой берега.
Джеральдина расплакалась, но возражать не стала.
— Я люблю его, — выдавила она из себя. — Я думала, что не способна любить. Я постоянно мерзла, а он меня так хорошо согрел. Я не хочу, чтобы он умер. Я не хочу, чтобы умер мой брат.
— Мне пора отчаливать, — сказала Фенелла. — Ты умеешь управлять повозкой? Тогда сделай одолжение, поезжай в Саттон-холл. — Осознавая, что произошло с Энтони и Сильвестром, она терзалась мыслью о том, что придется вернуться ни с чем, а потом еще возиться с Джеральдиной. Это было невыносимо.
Соперница кивнула.
— Он не любил меня, правда? Он хотел причинить мне боль, потому что я причинила боль ему. Он даже сказал мне об этом, но я ведь никогда не слушала никого, кроме себя.
— Он хотел причинить боль твоему мужу, — возразила Фенелла, садясь в лодку, и тут же вспомнила, что говорил ей Энтони: «Я хотел ударить ее, потому что она ударила меня. Насколько постыдно мое поведение, я заметил только тогда, когда было уже слишком поздно».
— Роберту? — удивилась Джеральдина. — Но при чем здесь Роберт? Роберт, бедолага, так любил Энтони. Я ревновала к вам обоим. И о том, чтобы раскрылась тайна корабля с Библиями, позаботилась я.
— А с местом забытых? — Услышав собственный голос, Фенелла испугалась. — Идея с умирающим мальчиком такого же возраста, как Ральф, — это тоже ты?
— Только не говори, что Энтони думал, будто это Роберт! — закричала Джеральдина. — Он поэтому его и убил? Но ведь Роберт даже не поверил в историю с Ральфом!
— Энтони, Сильвестр и я, — бесцветным голосом ответила Фенелла, отталкивая лодку от берега, — мы верили в нее, и да, наверное, поэтому и умер твой муж.
Может быть, Энтони не верил в это. Может быть, он убил Роберта Маллаха в действительности только ради того, чтобы спасти «Мэри Роуз», но, если это было и так, Фенелла не хотела знать об этом. Она сосредоточилась на работе весел, радуясь тому, что для этого требуются все ее силы. Если Джеральдина что-то кричала ей вдогонку, она не слышала этого. И без того на берегу кричали, звали и плакали слишком многие люди, которые вынуждены были наблюдать, как у них на глазах умирают семьсот человек. И словно эхом над спокойной гладью воды парили слова: «Гордецы вы и богохульники, жители Портсмута! Вы потеряете свой гордый корабль, а с ним и лучшую свою молодежь».
Фенелла не испытывала ни страха, ни надежды, когда гребла к тонущему кораблю, прикладывая максимум усилий. Она испытывала лишь одно-единственное желание: быть рядом с ними. «Дети верфи. Люди эпохи Ренессанса. Привет, проклятая гора, я Фенхель Клэпхем, и там, где я, — там всегда будут Энтони Флетчер и Сильвестр Саттон. И всякий раз, замерзая, я буду спрашивать себя: было ли холодно вам, когда вы умирали?»
На миг ей стало грустно, оттого что никто не послал корабль, чтобы попытаться спасти выживших, что все сосредоточились на боевых действиях, — но ведь шанса спастись почти не было. Она скользила взглядом по поверхности. Ни малейшего признака жизни, которую она могла бы спасти, чтобы сберечь и себя. А потом увидела два шара, плясавших на воде. Они то появлялись над водой, то снова исчезали; один раз ей показалось, что они приближаются к ее лодке, потом течение снова утащило их.
Фенелла не могла отвести взгляд. Чем бы ни были два этих шара, их отчаянная попытка спастись с тонущего корабля притягивала ее и поразительным образом придавала мужества. Она знала, что ей нельзя подплывать слишком близко к кораблю, что ей не хватит сил вырваться из водоворота, но шары манили ее. Если от «Мэри Роуз» больше ничего не останется, ей придется спасать их.
Нет, это не шары. Это головы. Судя по всему, так же, как в месте позабытых, одна из них изо всех сил пыталась удержать над водой другую, а силы неумолимо оставляли ее, тело тяжелело, и все сильнее становилось искушение сдаться и за себя, и за второго. Но волю к жизни было не так-то просто сломить. Она преодолевала себя, взбиралась на горы и кричала, разрывая легкие: «Вот они мы, и мы останемся здесь! Мы не позволим прогнать себя из этого мира!»
Нет, это не шары. Две головы. Одна светловолосая, другая черноволосая, и чем ближе подбиралась Фенелла, тем отчетливее видела каждую черточку. Видела отчаянную силу, с которой боролся Энтони, пытаясь вытащить из смертоносного водоворота гораздо более тяжелого Сильвестра, и знала, что надежды на успех нет. Он плыл на боку, обхватив рукой грудь Сильвестра. Таким образом, у него оставалась только одна рука, чтобы плыть, и страх позволить Сильвестру опустить голову под воду, делу не помогал. Ему бы плыть прямо вперед, использовать всю силу двух имевшихся у него конечностей, чтобы преодолеть это расстояние, но вместо этого он то и дело свободной рукой поднимал голову Сильвестра, сам оказывался под водой, и его утаскивало назад.
Энтони не был блестящим героем. Он был мужчиной, до смерти уставшим, обезумевшим от страха за жизнь друга. Фенелла изо всех сил налегла на весла и устремилась ему на помощь.
— Энтони! — заорала она. — Плыви ко мне, тащи его сюда, мы сможем!
Они сражались оба. Между ними была полоска воды, сужавшаяся сначала незаметно, затем все стремительнее. Вскоре она подплыла так близко, что услышала хриплое дыхание Энтони.
— Хватайся за лодку! Держись за что-нибудь! — кричала она, видя, что он совершенно обессилел.
Он произнес что-то невнятное, но она поняла, что эго означает «Сильвестр». Невзирая на опасность, что ее лодку отнесет течением назад, она отпустила весла, перегнулась через край, схватила Сильвестра за плечи. Он оказался невообразимо тяжелым. Фенелла тащила, Энтони толкал, он несколько раз выскальзывал у них из рук, и, когда им наконец удалось перевалить его через борт, чтобы он не опрокинулся назад, из горла у нее вырвался хриплый ликующий звук.
— Положи… в… лодку, — произнес Энтони между стонами из перемешанной с кровью воды, лившейся у него изо рта и носа, и нырнул. У Фенеллы едва не остановилось сердце, но она послушалась и еще раз из последних сил потянула Сильвестра за плечи. Снизу Энтони подтолкнул его ноги, и тяжелое тело плюхнулось на дно, лодка закачалась.
Фенелла прислонилась к борту и закричала:
— Выплыви, выплыви, пожалуйста, пожалуйста!
Над водой показалась отплевывавшаяся и фыркающая голова Энтони. Фенелла схватила за что получилось — за волосы — и потащила.
— Забирайся в лодку, помоги мне, у нас получится.
Его руки сомкнулись на борту лодки, подняли тело вверх. Обессилев от отчаяния, он рухнул в лодку. Собравшись с силами, Фенелла сделала несколько движений веслами. Все в ней хотело заботиться о двух мужчинах, но сначала нужно было убедиться, что они отплыли достаточно далеко от опасного водоворота.
Когда наконец, тяжело дыша, женщина опустила весла, она увидела, что Энтони стоит на коленях и, положив на них голову Сильвестра, бьет его по спине, заставляя выплюнуть проглоченную воду. При этом он говорил с ним так, как ей не доводилось слышать никогда:
— Все хорошо, слышишь? Ты просто потрясающий человек, самый великий, у тебя все получилось. Мы в безопасности, мы с Фенхель, тебе нужно лишь как следует дышать, больше ничего, остальное сделаем мы с Фенхель.
Сильвестр лежал на боку, он открыл глаза. Он не плевался водой, но Фенелла была уверена, что она услышала его хриплый вдох. А следующего уже не было.
Энтони закричал:
— Я люблю тебя, Сильвестр! Дыши, слышишь, дыши же, черт тебя подери! Дыши же, я так люблю тебя! — Он наклонился, прижал свое лицо к лицу Сильвестра, стал вдыхать в него свое сильное дыхание, и плечи у него дрожали.
Фенелла не трогала его, пока не увидела, что он обессилел. Грести, тащить, поднимать — все это было далеко не так тяжело, как произнести одну эту фразу:
— Оставь его, Энтони. Он мертв.
Его тело вздыбилось, увлекая за собой тело Сильвестра, и он заплакал. Он всхлипывал, как ребенок, прижимал к себе Сильвестра, сотрясаясь от бурного плача. Из его горла вырывались искаженные от слез звуки, по лицу бежали потоки слез. Он не двигался, не кривился, просто держал Сильвестра и безудержно плакал. Он потерял друга. Свой просмоленный канат, свой якорь, свою поддержку.
Фенелла, сидевшая у него за спиной, тоже плакала, и в то же время у нее чесались руки — так ей хотелось прикоснуться к Энтони. То, что он уничтожил жизнь, исправить было нельзя, но он не перестал быть человеком. Она уступила желанию, сомкнула руки вокруг него.
— Прислонись ко мне, — плача, попросила она. — Позволь мне поддержать тебя. Ты так устал.
Энтони плакал.
— Ничего не поделаешь, — говорила она. — Ты сделал все, но это оказалось сильнее. Хорошо, что он умер не там, в темноте, а с нами. Ты дал ему с собой свою любовь.
Она крепче прижала его к себе, зарылась лицом в его мокрые и соленые волосы. Они оба плакали, и она держала его, пока силы не оставили их и он не поднял голову, не отпуская Сильвестра.
— Нам повезло, — деревянным голосом произнес Энтони. — Вместо того чтобы грести в сторону Портсмута, мы могли поплыть навстречу французам. Спасибо, Фенелла. Я уже пришел в себя. Если ты возьмешь себе моего Сильвестра, я отвезу тебя домой.
Фенелла снова расплакалась. Энтони не отпустил Сильвестра и не тронулся с места, пока она не встала со скамьи и не села рядом с ним. Потом он уложил его ей на колени, как укладывал вечерами детей, поправил рубашку у него на шее и нащупал цепочку с золотой монетой.
— Это дал мне человек в Генуе, — пробормотал он. — За мой первый проданный чертеж корабля.
— Я хотела, чтобы у Сильвестра было что-то от тебя и от меня. Если это звучит не слишком безумно, то что-то вроде обручального кольца.
Он поднял голову.
— Звучит совершенно безумно. Похоже на нас. — Он пригладил волосы Сильвестра и пошел на скамью. Он греб спокойными, ровными движениями, ведя лодчонку обратно в Портсмут.
То, что он убил человека, изменить невозможно. Но и другое тоже.
— Я люблю тебя, — сказала Фенелла. — Я не знаю, что будет. Я не знаю, как я справлюсь, но мне не хватает тебя. Я хочу открыть тебе дверь. Пожалуйста, пойдем домой вместе со мной.
Он ничего не сказал. Она услышала, как он плачет у нее за спиной.
— У меня письмо от Сильвестра, — произнесла она. — Он просил открыть его, если он не вернется. Ты прочтешь его вместе со мной?
Хотя он не прикасался к ней, она почувствовала, что тело его содрогнулось.
— Нет.
— Почему нет?
— Потому что я знаю, что там написано, — произнес он. — Фенелла, ты можешь…
— Не называй меня «Фенелла!» — закричала она. — Пожалуйста, не надо.
Он перестал грести.
— Я люблю тебя, — произнес он настолько тихо, что она обернулась. — Пожалуйста, прости меня. Пожалуйста, открой мне дверь. Пожалуйста, позволь мне снова быть рядом с тобой.
— Ч-ш-ш, — произнесла она, обняла его за шею, не отпуская Сильвестра, и запечатала ему губы поцелуем.
— Фенхель, — произнес он, когда она отпустила его, — пожалуйста, брось это письмо в воду. Сделай это ради меня, не спрашивай, просто сделай.
— Но так нельзя! — воскликнула она. — Сильвестр сказал, что в нем документы для детей.
— Тогда дай его мне, — произнес он. — Я позабочусь обо всем. Только не читай.
Она взглянула в его глаза и вдруг поняла, что было написано в письме. Энтони не убивал Роберта Маллаха. Он вообще ничего не имел против этого человека и не думал, что в том, что с ним случилось, был виноват кто-то, кроме Джеральдины. Он бы скорее попытался переубедить короля и спасти корабль. Но он никогда и никого не убил бы. Разве он не доверил ей свою тайну? Тридцать четыре года назад смерть нагнала на него ужасный страх. Всего на одно мгновение он перестал быть осторожен, а когда оно миновало, его брат лежал мертвым в доке. Он поднял голову и не увидел ничего, одно пустое небо, которое не разверзлось, не помогло, ничего не исправило. С тех пор он всегда был осторожен. Он никогда не поднял бы руку ни на кого.
Охвативший ее ужас был настолько велик, что ей показалось, что она вот-вот потеряет сознание, но его взгляд держал ее, и, когда Фенелла задрожала от ужаса, он обнял ее.
— Теперь я тоже не могу, — в отчаянии воскликнула она, — просить у тебя прощения, потому что это уж слишком! Я была настроена, как весь город, я прокляла и оттолкнула тебя, не задав ни одного вопроса. Как же ты сможешь когда-нибудь простить меня?
Он поцеловал ее в лоб, покрыл поцелуями всю голову, от лба до затылка.
— Не сердись на меня, — произнес он. — Но если ты меня больше не любишь, мне все равно.
— Я люблю тебя, Энтони. В этом можешь быть уверен. Тебя и ту штуку, которой у тебя нет.
Он осторожно посадил ее на дно лодки, уложил Сильвестра обратно ей на колени, обнял ее ногами. Садилось солнце. Вдалеке грохотали пушки. Сражение продолжалось. «Мэри Роуз» уже не было видно, но в Англии с того дня не будет ни единого человека, который не знал бы ее имени. Энтони поднял весла и снова принялся грести к берегу.
— Знаешь, чего я не могу представить себе? — спросил он.
— Чего?
— Что когда Сильвестр попадет на небо, оно окажется пустым. Она потянулась назад, нащупала его руку, положила кончики
пальцев ему на запястье, под которым ожесточенно бился пульс.
— Разве это обязательно представлять себе? — осторожно поинтересовалась она и повернула к нему лицо. — Разве не может быть все совсем иначе, чем ты себе придумал?
Он смотрел на нее широко раскрытыми глазами, сквозь нее, куда-то поверх головы.
— Будь я Богом, я бы ждал Сильвестра у двери, — произнес он. — Даже если бы меня не существовало.
Назад: 30 Сильвестр Портсмут, июль 1545 года
Дальше: В завершение