11
Роберт
Лондонский бассейн, территория верфи, конец лета 1525 года
Дневной свет уходил. Они отослали рабочих по домам, Роберт приказал своему привратнику никого не пускать. Затем они переглянулись, словно заговорщики, и вошли в нутро корабля, чтобы носиться по всем трем палубам, словно маленькие мальчики. Обезумев от счастья, задыхаясь от гордости. Может быть, именно так чувствовал себя Господь, когда на шестой день смотрел на землю? «Увидел, что это хорошо». Думать так было кощунством, но это не пугало Роберта. Весь этот длинный удар сердца он чувствовал себя непобедимым. Возможно, давным-давно миновало то время, когда человек должен был слушаться оторванных от мира священников и думать так, как скажут они. Тут же вспомнился легко взрывающийся груз, который он надеялся перевезти этим кораблем, бесценную стопку документов, которые будут спрятаны здесь, внизу, на орлопдеке. Они были похожи, корабль и груз. Оба были способны прорвать границы и понести своих владельцев к берегам, о которых они даже не подозревают. Оба изменят мир, два чуда, свидетельствовавших о том, на что способен человек, венец творения.
«Мы — гиганты».
И эта мечта из дерева — его творение!
Калека спустился по лестнице с главной палубы и остановился.
— Хотите еще раз подняться наверх? Или осмотр окончен?
«Калека, — подумал Роберт, решив, что больше никогда его так не назовет. — Я люблю этого человека, — понял он, ничуть не стыдясь. — Не грешным, противоестественным образом, а за его планы, которые мы делим, и за то, что он может сделать с помощью своих чар».
— К черту осмотр. — Роберт пересек палубу, хлопнул его по плечу. — Как будто нашей красавице нужен какой-то осмотр. Что скажешь насчет того, чтобы дать ей имя и выпить за ее счастье моего лучшего вина, — только мы с тобой, ведь это была наша тайна?
— Тогда лучше пригласите кого-нибудь, кто может это оценить, — ответил ему Энтони. — На меня не стоит тратить свое лучшее вино.
Роберт снова хлопнул его по плечу.
— Тебе необязательно быть таким непонятливым, слышишь? Разве я плохо обращался с тобой все это время? Разве я заставил тебя расплатиться за то, что ты сбежал от меня тогда, во Франции? Разве я наказываю тебя, когда ты не подчиняешься?
И вдруг вспомнил, что ударил молодого человека, чтобы похвастаться перед Джеральдиной, словно с этим чувствительным гением можно обходиться, как со слугой, чистящим выгребные ямы. Словно тот — подобострастный слуга, которого он когда-то хотел сделать из него, а не товарищ, который ему так нужен. Потом он опасался, что драгоценная птица, с помощью которой он создал свое счастье, улетит от него. Пытался посадить его на цепь, но парень сбегал из любых оков. Его дух был подобен парусу, который можно было держать только свободным брасом. Он посмотрел на Роберта своими непроницаемыми глазами и произнес:
— Нет.
— Что нет?
— Вы меня не наказываете.
— Рад, что ты это понимаешь, — произнес Роберт. — Значит, у меня тебе хорошо?
— Да.
— Никто другой не позволил бы тебе вести себя так, как тебе удобно. И любой другой не позволил бы тебе мотаться в твой чертов Портсмут, хотя из-за этого останавливается работа.
Собеседник пожал плечами.
— Если не хотите, чтобы я ездил, я буду ходить пешком.
— Боже мой, парень, да что же ты словно устрица какая! Да ради Бога, катайся в Портсмут хоть до посинения, но сегодня я хочу выпить с тобой. Или, скажешь, что у нас нет повода? Мы построили корабль! Ты только посмотри, какой корабль!
Парень мучительно медленно улыбнулся, обнажив свои роскошные зубы.
— Ну ладно. Если вы настаиваете на том, чтобы вылить свое вино в бездонную яму, выпьем. А где? Боюсь, что для заведений, к которым привыкли вы, я недостаточно элегантен. — И он насмешливо одернул свой кожаный камзол, такой же, какие носили корабелы, и сидевший на нем так, словно его шил специально для него довольно приличный портной.
Роберт раздумывал недолго.
— Здесь, — заявил он и топнул по недавно уложенной доске. Та даже не скрипнула. Все на корабле казалось легким и воздушным, но все сходилось идеально, словно литое, словно конопатчики, которые приступят к работе завтра, могли бы и не утруждаться. — Мы будем пить здесь, где нам и самое место. Не рассказывай мне, что никогда не пробирался на борт без разрешения.
— Вы накажете меня, если это так?
— Что, если я скажу «да»?
— Тогда я отвечу «нет».
Оба рассмеялись.
— На складе у меня есть бочонок вина, — произнес Роберт. — Принесу нам кувшин.
Собеседник поднял руки.
— Давайте лучше я. Вы ведь не хотите, чтобы в конце концов я еще решил, что вы мой мальчик на побегушках, а я — господин, правда?
Роберт погрозил ему пальцем и дал ключ от кладовой на верфи. Молодой гений служил ему ловчее слуги. Вскоре он взобрался по веревочной лестнице с низеньким столиком на спине, поставил перед Робертом стол и табурет, налил вино в бокал. Сегодня Роберту было все равно, что Энтони, судя по его виду, по-прежнему считает его слугой, а себя — господином. Это его развлекало.
— Присаживайся. Бери вино.
Собеседник подтащил к себе ящик с инструментами и уселся.
Все эти братания между мужчинами и пьянство были противны Роберту. Он старался держаться подальше от политики, которую постоянно делали с наполнявшимися вновь и вновь бокалами. Он знал, что из-за этого путь к власти остается для него закрытым, но что же делать? Пить больше и быстрее, чем другие, чтобы его не одолела болезнь? Один раз он попробовал и допился до той самой бездонной неловкости, от которой на следующее утро хочется умереть от стыда. Недуг все равно одолел его, а шепоток, который следовал за ним по пятам на протяжении нескольких недель, слышался ему до сих пор.
Теперь же он сидел на орлопдеке и наслаждался тем, что пил с другим мужчиной. Он чувствовал себя здесь увереннее, чем под высокими сводами украшенных залов. Наверху, в кастелях, напоминавших плавучие квартиры, почти не было ощущения, что находишься на борту парусника, но здесь, внизу, в той части, которая будет скользить под водой, ощущалась каждая деталь моря. Приглушенный свет корабельного фонаря смягчал контуры, и создавалось впечатление, будто предметы покачиваются на волнах, а запах просмоленных канатов казался Роберту просто сладким.
Но в первую очередь он отмечал, что чувствует себя хорошо с человеком, сидевшим напротив него. Они были похожи — карлик и калека, оба подвергающиеся насмешкам со стороны себе подобных, и никто не догадывался, какая безбрежность скрывается за их лбами. Он пил за его здоровье, снова наполнял свой бокал и подливал товарищу, хотя тот едва пригубил вино.
— Ну что? — спросил он. — Тебе нравится? Ты доволен нашей работой?
— Да, — ответил тот, — мне нравится. Но я никогда не доволен.
— И что будем строить теперь?
— Придумаем. Прежде я хочу отправиться в первое плавание, чтобы посмотреть, что получилось, а что нужно улучшить.
«О нет, друг мой! — подумал Роберт. — Даже если ты тысячу раз заслужил награду, эту ты не получишь. Первое плавание — это игра с огнем, а ты для меня слишком дорог, чтобы рисковать твоей жизнью». Его подопечный заметит, что корабль уже далеко, только когда будет поздно. Но Роберту не хотелось портить этот счастливый день, поэтому он спросил:
— А потом?
Собеседник играл своими красивыми пальцами, сцеплял и сгибал их так, что невольно возникал вопрос, из какого материала сделаны его кости.
— Зачем мне знать это прямо сегодня? — произнес он. — Я выйду в море, испробую кое-что, потом будет достаточно времени, чтобы принять решение.
— Я не люблю, когда ты говоришь так, словно меня в твоих планах и вовсе нет, — одернул его Роберт. — Прежде ты сам признался, что тебе у меня хорошо.
— Я у вас как сыр в масле катаюсь, — заявил собеседник. — Но мне нет дела до масла, я никогда не пойду туда, где мне лучше всего. Я пойду туда, где то, что происходит у меня в голове, можно перевести в корабль.
— У меня ты можешь построить любой корабль, какой захочешь, — пообещал Роберт. — Ты скажешь мне, что тебе нужно, а я позабочусь о том, чтобы ты это получил. Разве не отличное предложение?
— Мне должно быть стыдно, — произнес другой, поглядев на свои гибкие пальцы.
— Да, возможно, должно. Или тебе хотя бы стоит научиться благодарить. Хорошие манеры были бы к лицу ремесленнику.
— Не трудитесь, милорд. — Игра пальцев стала слишком быстрой, чтобы за ней можно было уследить взглядом. — Со мной все это бесполезно.
— Неужели у тебя не было отца, который бил бы тебя по заднице за дерзость?
Собеседник разомкнул руки и сложил пальцы так, что хрустнули суставы.
— Мой отец перестал бить меня по заду и другим частям тела, когда мне исполнилось восемь.
— Это еще почему? Вряд ли ты внезапно превратился в ангелочка!
— Напротив. Он боялся, что я утащу его в ад и отомщу за свой зад.
Роберт расхохотался. Он смотрел в излишне четко очерченное лицо с дьявольскими бровями и вполне понимал страх простодушного отца ремесленника. Самому ему, конечно же, хотелось получить благодарность от своего подопечного, но, в принципе, недостаток воспитания у него был ему безразличен. Пока весь мир считает его неотесанным чурбаном, этот гений будет принадлежать только Роберту.
— Ну что ж, пусть будет так, князь преисподней, — произнес он. — Значит, не благодари. Но мое предложение ты примешь, понял?
— Может быть.
— Боже мой, и что я должен об этом думать? Ничего лучше тебе не светит!
— Может быть, я вообще не хочу строить корабль, хочу переделать какой-нибудь старый, — заявил Энтони, не теряя ни грамма своего возмутительного спокойствия. — Я хотел бы провести некоторое время в Портсмуте и посмотреть, что можно сделать в новом сухом доке.
— Портсмут, Портсмут, когда-нибудь я приеду туда и подожгу твой чертов Портсмут. Если бы это был не ты, я бы подумал, что у тебя там девушка.
— Это касается только меня. Я это или не я.
— А от кого, черт бы тебя побрал, ты получишь заказ, который даст тебе возможность использовать сухой док в Портсмуте? Может быть, король? Для него ты никто, он на тебя даже задом не посмотрит.
— Найду способ. В случае чего — и мимо королевского зада.
Откуда у него такая уверенность? Роберт охотно раздал бы свое состояние, лишь бы получить хотя бы толику ее.
— Путь я тебе предложу, — произнес он. — Скажу королю, что хочу работать в Портсмуте с прогнившими баржами, и возьму с собой тебя, ты меня слышишь?
Парень расцепил пальцы.
— Зачем вы это делаете, милорд? Вы же знаете, что я не поблагодарю.
— Я не хочу благодарности, мне нужна верность. — Роберт наполнил оба бокала до краев. — Так что не смей сбегать от меня, если тебя кто-то поманит. Что бы он тебе ни предложил, я предложу больше.
— Меня манят корабли, не люди. Но я ничего не могу вам обещать. Меня не держат якоря, только брасы.
— Боже мой! — воскликнул Роберт. — Разве можно так обращаться с другом?
И впервые на лице второго, словно вытесанном изо льда, проявилось удивление.
— Вы мой хозяин, не друг.
Роберт отпил вина из переполненного бокала и пролил на воротничок.
— А если бы я предложил тебе стать моим другом?
«У меня получилось, — ликовал Роберт, — я сбил этот комок льда с толку».
— Ну же, поднимем бокалы. За нас, кому открыты все пути!
Парень кончиками пальцев поднял переполненный бокал, коснулся им Робертова и выпил ровно столько, что показался край.
Ни на рубашке, ни на камзоле, ни даже на подбородке не осталось ни малейшей капельки.
— Я не могу принять ваше предложение, — произнес он, и его обычно такой резкий голос, казалось, был мягче шелка.
— Почему это ты не можешь его принять?
— Я не могу быть вашим другом, милорд.
— А почему?
— Потому что у меня уже есть друг. Может быть, я и негодяй, которого мало пороли, но я верный человек.
— Боже мой! Да у мужчины может быть дюжина друзей!
— У меня — нет.
«У меня тоже, — подумал Роберт и почувствовал себя более одиноким, чем когда-либо. — Что такого в двух этих существах из проклятого Портсмута, белоснежном ангелочке и этом мужчине с дьявольскими чертами лица? Почему я одержим ими обоими, в то время как все лизоблюды мне противны?»
Он вздрогнул, услышав звуки трубы.
— Что это такое?
— Вам лучше знать.
Он был прав. Фанфары возвещали о приближении короля. Роберт вскочил. В следующее мгновение он услышал, как кто-то забарабанил кулаками о борт.
— Ваши милости! — крикнул сторож. — Я не мог не открыть ворота, прибыл король.
Роберт спрятал эту часть верфи от всего мира, как с удовольствием спрятал бы и Джеральдину. Рота придворных измучила его вопросами, не проводит ли он время у своей загадочной красавицы.
— Напротив, наверное, она настолько уродлива, что граф Ик не осмеливается представить ее, — шутил Норфолк.
Король же, наоборот, умолял, словно ребенок, увидевший сладость:
— Но ведь своему королю вы покажете даму своего сердца? Красавица или уродина — когда речь идет о приливе страсти, вы не найдете души более родной, нежели наша.
Роберт извивался. Он хотел представить королю свое произведение искусства, когда оно будет готово. Но в первую очередь он не хотел вызвать подозрение, что это не он умеет читать корабли, как Уильям Тиндейл — Евангелие. Гений из Портсмута был его открытием, и все, что он создавал, создавал словно бы сам Роберт.
Что здесь нужно королю? Удастся ли уладить дело парой слов? От вина мысли Роберта заплясали, по пути к сходням он пошатнулся.
— Ты останешься здесь, наверху, понял? — Он обернулся, но тот уже стоял рядом с ним.
— Судя по всему, мы оба останемся здесь, наверху, — произнес он.
И действительно! Роберт выглянул наружу и увидел, что день уже закатился. На краю бассейна ждали два всадника с факелами, а король намеревался подняться по веревочной лестнице на борт корабля.
— Ваше Величество! — слабея от ужаса, воскликнул Роберт.
— Я вас все-таки поймал, мой граф! — Король рассмеялся блеющим смехом. — Значит, вот ваша таинственная красавица.
И что за сирена! — Он похлопал по деревянной стене.
— Дайте мне минутку, Ваше Величество! — овладев собой, попросил Роберт. — Я спущусь к вам.
— Не утруждайтесь из-за меня, — снова рассмеялся король. — Я поднимаюсь к вам!
Роберт почувствовал ненавистное давление в горле, ему ужасно захотелось сбежать по реке. У локтя он почувствовал легкое, как перышко, прикосновение товарища.
— Энтони, — он схватил его за запястье, — ни слова перед королем, я тебя заклинаю.
Энтони пожал плечами.
— Ни слова о чем?
Голова короля уже показалась у края сходного люка, и оба мужчины опустились на колени.
— Не нужно, не нужно, — произнес король, поднявшийся на палубу с завидной элегантностью для человека столь внушительных размеров. — Вставайте, прошу вас. Насладимся обществом друг друга, вдали от всех этих ломак, — только мы, мужчины, которые скорее устоят перед красивой шлюхой, нежели перед стройным трехмачтовым судном.
Он похлопал Роберта по плечу. Тот по-прежнему был на коленях, слишком напряженный, чтобы пошевелиться.
— А это у нас кто? — Генрих Тюдор подошел к Энтони. — Немедленно посмотрите на нас, юноша.
Энтони поднял голову и без тени робости взглянул на Генриха.
— Ого! — произнес король. — Такое лицо не забудешь, да? Ваш слуга, граф?
— Мой корабел, — ответил Роберт. — Человек, воплощающий с помощью рук то, что возникает у меня в голове.
— Смотри-ка, смотри-ка… — Король взял руку Энтони, внимательно изучил ладонь. — У вас в голове возникают поразительнейшие вещи, добрый мой Роберт. Позволено ли мне будет узнать, что это? Каракка? Каравелла? Торговый корабль с орудийными портами, англичанин, португалец, генуэзец?
Роберт лихорадочно пытался подыскать ответ. Когда он открыл рот, то сумел лишь икнуть.
— Это бастард, — произнес Энтони. — Королевские дома Европы смешивают свои знания и кровь, чтобы произвести на свет лучших экземпляров, а корабелы Европы мудро следуют их примеру.
Казалось, на какое-то мгновение король растерялся, затем одобрительно расхохотался.
— Смело, парень, — заявил он и потрепал Энтони по щеке. — А позволено ли мне будет узнать, какая часть хрупкой девы-каравеллы составляет столь пышную и цветущую красавицу?
— Еще принц Энрике Португальский велел увеличить и усилить мавританскую каравеллу, — ответил Энтони. — Граф Рипонский немного добавил прочности старому нао и с помощью дополнительных поперечных перекладин придал ей устойчивости каракки. Остальное останется его тайной. Иначе корабль не будет уникальным.
Роберт сжал губы, но это не помогло. Икота уже вырвалась из его горла.
Король одобрительно кивнул.
— И эти смелые идеи, которые рождаются в голове нашего доброго графа, нужно как следует воплощать в жизнь? И тебе, строя корабль, иногда приходится выламывать себе пальцы?
— Когда что-то хорошо продумано, оно легко воплощается, — равнодушно ответил Энтони. — Легче построить корабль, в котором уже на бумаге правильно выстроен центр тяжести и хорошо рассчитан остов, чтобы нести необходимый груз, нежели тот, с которым блуждаешь впотьмах и рассчитываешь на удачу при выборе кокоры.
— На бумаге? Граф Роберт сначала рисует эти прекраснейшие создания на бумаге?
— Иначе я не смог бы работать, — ответил Энтони.
«За это я всегда буду признателен тебе, — подумал Роберт, чувствуя, как потихоньку отступает комок в горле. — Вечно. Когда бы ни понадобилась тебе помощь, забудь о том, другом парне. Приходи ко мне».
В два шага король снова оказался перед ним.
— Вставайте уже, таинственные вы мои, довольно прятать свет под сукном! Если вы можете полностью нарисовать корабль от закладки киля, то наверняка сумеете таким образом научить будущих корабелов. Что вы думаете на этот счет? Пора наконец-то обучить людей, которые не будут прятаться за спинами тех, что с континента!
— Если хотите знать мое мнение, это блестящая идея, — произнес Роберт, ни разу не икнув, и поднялся. — Вашим предшественникам давным-давно надо было подумать о том, чтобы записывать свои познания в кораблестроении. Тогда сегодня мы не отставали бы от португальцев.
Роберт знал, что Энтони буквально одержим этой идеей. Среди его далеко идущих планов был и справочник для корабелов, и Роберт с удовольствием готов был предложить воплощение этой идеи королю.
— Кого же еще мне спрашивать, если не повелителя материи? — Король, смеясь, прошел к столу и потащил за собой Роберта. — Как я погляжу, мой визит помешал пиршеству. Почему бы нам не присесть и не продолжить?
— Всего лишь капля вина за крещение корабля, — попытался оправдаться Роберт.
— Тем лучше. — Король опустился на табурет. — И ваш человек тоже пусть присядет. Что стало бы с золотом в наших головах, если бы не было рук, которые его чеканят?
— Действительно, Ваше Величество.
Энтони остался стоять на коленях.
— Эй, ты! — крикнул король. Затем обернулся к Роберту: — Как зовут вашего человека?
— Флетчер, — ответил Роберт. — Из Портсмута.
— Эй, Флетчер из Портсмута, садись с нами! Сегодня на душе у меня было тяжело, словно ее налили свинцом, но здесь я снова почувствовал, что не умер и не погребен.
Энтони поднялся, отодвинув в сторону искалеченную ногу.
— Что с твоей ногой, Флетчер?
— Я калека, — ответил Энтони.
— Мне от души жаль, — огорчился король. — Благодарю Бога, что он вложил твой талант не в ноги, а в руки.
— Я тоже, Ваше Величество.
Поскольку король сидел на табурете, а Роберт — на ящике, Энтони сел на пол. Роберт предложил ему свой бокал, но тот покачал головой.
— Значит, за крещение корабля, — произнес король и выпил. — И как же должна называться эта сердцеедка?
Роберт собирался назвать ее «Элис Маллах», в честь матери, которую почти не знал. Но вдруг произнес:
— «Леди Джеральдина».
Энтони поднял голову.
— Ого, ого! — удивился король, пристально вглядываясь в лицо Роберта. — Вы такой маленький, а полны сюрпризов.
— Нет, просто…
Король, вздохнув, прервал его бормотание:
— Я понимаю. Вас мучит любовный недуг. Только не думайте, что он пощадил вашего короля, — только потому, что лоб его помазан. Ах, друзья мои, почему мир — не море, чтобы не нужно было ничего, кроме роскошных кораблей?
Улыбнувшись, Энтони обнажил зубы.
— Проклятье, — заметил король. — С такими зубами ты мог бы прокусить кому-нибудь горло, да?
— Если желаете, при случае я попробую.
Король рассмеялся.
— А ты мне нравишься, ты знаешь об этом? И ты меня понял. Тебе тоже иногда хочется, чтобы мир состоял только из волн и кораблей, верно?
— Не только иногда, — ответил Энтони.
— Скажи, Флетчер, у тебя есть дети? Сыновья?
— Нет.
— Ты еще молод, — произнес король. — Но не думай, что у тебя впереди целая вечность. Если есть девушка, которая не боится твоего жутковатого лица, подари ей сыновей.
Энтони ждал. Поскольку Роберт не сделал ничего, он взял кувшин и снова наполнил королевский бокал.
Король похлопал его по руке.
— Да, сыновья, — произнес он, и голос его стал мягче и грустнее, — у нас вот с Робертом их нет. Разве может вообще человек считаться мужчиной, если у него нет сына? А король — королем?
— В этом я не разбираюсь, — ответил Энтони.
— Но думаете же?
— Да.
— Тогда говори. Не будь трусом.
— Для меня король — это король, если у него есть корабли, — ответил Энтони. — Король, который даст острову флот, даст калеке ноги.
Король сделал глоток вина, посмотрел на пламя фонаря, затем снова перевел взгляд на Энтони.
— Ты поразительный малый, — произнес он. — Если бы я был девушкой твоего сословия, я не стал бы пугаться твоего лица.
Энтони и бровью не повел.
— Спасибо, что сказал мне это, — продолжал король. — Меня держит в когтях черная желчь, и в такую ночь не быть одному — благословение. Знаешь, сколько лет я надеялся на сына? Шестнадцать! Знаешь, сколько я молился, жертвовал Церкви и каялся за каждый мельчайший грех, лишь бы Небо позволило мне то, что легко дается любому свинопасу? Некоторое время я пытался удовольствоваться перспективой рождения внука, который мог бы править половиной Европы, но эта перспектива оказалась обманчива. Император пренебрег моей хилой дочкой и выбрал себе португальскую принцессу.
Король выпятил грудь колесом, поглядел в блестящие глаза Энтони.
— За что, спрашиваю я тебя, за что меня карает Бог? Почему я, ревнитель веры, не могу иметь сына, когда самые черные еретики рожают их десятками?
— В Боге я не разбираюсь, — ответил Энтони. — Но священник, который пытался меня воспитывать, сказал бы, пожалуй, что вам следует либо принять божественный приговор, либо самому начать действовать, словно еретик.
— А ты никогда не говоришь то, что хотят услышать другие, верно? Тебя не учили, что иногда это полезно?
— Я не очень-то ученый, — ответил Энтони. — Я не умею заглядывать другим в рот, но мой тем не менее постоянно исторгает что-то свое.
Смех, вырвавшийся из горла короля, был похож на женский. Он обернулся к Роберту:
— Ваш человек — настоящее сокровище, вы знаете об этом? Я хочу исполнить для него одно желание. Я уже превращал людей из низшего сословия в рыцарей, а сына мясника сделал одним из своих министров. Так чего ты хочешь, Флетчер из Портсмута? Воспользуйся своим шансом, от короля ты лишь однажды можешь получить все, что хочешь.
— Вы серьезно? — спросил Энтони.
— Да-да. — Король снова рассмеялся. — Как мне кажется, речь пойдет о праве жениться. Ты его получишь, а к нему — деньги, чтобы дать своей возлюбленной дом. — Он поднял бокал и выпил за Энтони. — Многих тебе сыновей, друг мой. Я буду приглядывать за тобой, и у тебя не будет недостатка в работе, чтобы прокормить свою семью.
Энтони дождался, пока король поставит свой бокал.
— Мне не нужно разрешение жениться, — произнес он после небольшой паузы. — Я понятия не имею, почему вы хотите выполнить мое желание, но если вы действительно сделаете это, то позвольте мне заново обшить один из ваших кораблей.
— Один из моих кораблей?
— Каракку водоизмещением в пятьсот тонн, которая слишком давно находится в воде, — ответил Энтони. — Я готов переделать ее в семисоттонник. Я превратил бы вооруженный транспортник для войск в боевую платформу.
— Смотри-ка, смотри-ка, — явно заинтересовавшись, произнес король. — Звучит так, как будто у тебя давно уже были такие планы.
— Я могу… — начал Энтони, но оборвал себя на полуслове. — Я попрошу графа Рипонского представить вам чертежи.
«Ты заслужил то, чего хочешь, — подумал Роберт. — Но это я должен был дать тебе то, что ты просишь, а не он. Сколько времени пройдет, пока кто-то другой даст Джеральдине то, чего она хочет, а я так и не догадаюсь, что это?»
— И какой же из моих кораблей будет достоин попасть на лечение? — спросил король.
Лицо Энтони изменилось. Резкие черты приобрели некое поэтическое выражение, а в глазах словно засверкали осколки бриллиантов.
— «Мэри Роуз», — произнес он.
— Да, да, — просиял король. — Этот корабль — нечто особенное, повелительная брюнетка, верно? Это как с женщинами. Спишь с сотнями, а только одна не идет из головы.
— Да, — согласился ничего не понимавший в женщинах Энтони.
— А ты знаешь, что, когда она сошла со стапелей, в моих доках разбился ребенок? — спросил король. — Когда мы выезжали из Портсмута, дамы падали в обморок от ужаса, а кто-то из служанок говорил, что это дурное знамение. Корабль, жертвой которого пал ребенок, потонет и увлечет за собой сотни жизней. Что ты на это скажешь? Бабские сказки или в этом что-то есть?
— В этом я тоже не разбираюсь, — глухо произнес Энтони.
— А если бы это был твой корабль?
— Если бы это был мой корабль, я бы подумал, что должен оберегать его больше других, поскольку за него умер ребенок.
— А он за словом в карман не лезет, наш человек из Портсмута. — Король улыбнулся и похлопал Энтони по спине. — Я выполню твое желание, Флетчер. Роберт, а вы проследите, когда моя «Мэри Роуз» сможет отправиться на лечение. А затем я с нетерпением буду ждать ваших чертежей.
— С удовольствием, мой король.
— Ваше Величество, — произнес Энтони. — Это граф Рипонский придумал «Джеральдину», не я.
— Да, да, «Джеральдина»! — вспомнил король. — И что же вы думаете делать с этой жемчужиной, мой добрый Роберт? Может быть, я могу предложить вам что-нибудь для нее?
— На первый рейс она уже сдана, — поспешно выпалил Роберт.
— Сдана? Вот как, вот как… А позволено ли мне будет узнать
кому?
— Торговцу сукном. Всего на две-три… ик… поездки.
— Торговцу сукном, — пробормотал король. У Роберта стиснуло горло, но тут Генрих Тюдор молниеносно обернулся к Энтони: — А почему ты только что сказал мне, что это Маллах придумал «Джеральдину»? И кто вообще эта Джеральдина? Почему этот восхитительный корабль должен носить ее имя?
— Последнее спрашивайте у графа, не у меня, — ответил Энтони. — Но если вы сделаете подарок мне, то сделайте и ему тоже. Кроме того, это не мне, а ему нужно позволение жениться.
— Это правда, Роберт? — Король снова обернулся. — У вас болит сердце о Джеральдине? Об одной из моих придворных дам? И вы ничего не сказали об этом своему королю?
Роберт никогда не осмеливался думать об этом. И прежде всего потому, что его усилия узнать у Джеральдины, чего она хочет, терпели неудачу. Он обсыпал ее подарками и превратил себя в посмешище, пытаясь соблазнить ее. Он доверил ей опасную тайну, рассказал ей о Библии Тиндейла и тем самым вручил ей свою жизнь. Но она в его присутствии едва сдерживала зевоту. Если бы только существовал способ сделать ее своей женой, которую никто у него не отнимет! Станет ли она любить его, если он сделает ее графиней Рипонской?
— Говорите же, человек. Кто она, ваша Джеральдина?
— Дочь рыцаря, — произнес Энтони. — Джеральдина Саттон. Из Портсмута.
— Охо-хо. Так ты ее знаешь?
— Она сестра моего друга, мы выросли вместе.
— Хорошенькая? — Король облизнулся.
В ответ Энтони лишь усмехнулся, обнажщв зубы.
— У нас в городе ее называли «ангелом Портсмута».
Роберт удивленно поднял голову. Они оба были родом из одного города, примерно одного возраста, но ему никогда не приходило в голову, что они могут знать друг друга.
— И вы молчали! — набросился на Роберта король. — Правда ли то, что говорит Флетчер? Вы хотите сделать дочь рыцаря графиней? И думаете, что король откажет вам, поскольку дама не из вашего сословия?
Роберт не ответил.
— А если ваш король знает, как это мучительно для мужчины — любить женщину которая не подходит ему по сословию? Если король, словно простой подданный, лежит с открытыми глазами и страдает о той, которую не может получить? — Он обернулся: — Эй, Флетчер, ты никогда не был влюблен?
Взгляд странных глаз остановился на короле, длинные ресницы не шелохнулись. Мужчина, не позволявший никому завладеть собой, молчал.
На протяжении последующих недель Роберт трижды пытался встретиться с Джеральдиной и трижды она отказывала ему через посыльного. Посыльный был из слуг Болейн, которые с недавних пор стали позволять себе больше остальных. Томас Болейн неплохо нажился на том, что подложил королю в постель свою дочь, и стал виконтом. Однако сейчас страстная Мэри вместе со своим мужем находилась в фамильном имении в Хевере, намереваясь родить второго ребенка. При дворе полагали, что это будет еще один королевский бастард.
Роберт впервые сочувствовал Генриху Тюдору, так сильно желавшему наследника, но лишь зачинавшему детей, которых потом воспитывали другие. Мысль о том, что он сам может в ближайшем будущем иметь наследника, казалась настолько радостной, что затуманивала рассудок. Он клялся себе, что его сын никогда не увидит йоркширской грязи. Он воспитает сына в духе новой эпохи, где не будет места парализующему свинцу.
Джеральдина пользовалась посыльным Болейнов, поскольку дружила с Анной, младшей сестрой Мэри. Темноволосая дочь Болейна была не менее кокетлива, чем светловолосая, но, кроме того, считалась язвительной, умной женщиной, да еще и сторонницей реформ. Тем не менее было в ней что-то такое, что пугало Роберта.
— Скажите мисс Саттон, что я должен поговорить с ней во что бы то ни стало, — велел он посыльному. — Пусть назначит время и место.
Прошло несколько дней томительного ожидания, и она согласилась на встречу на вишневой аллее Гринвича. День был мрачный, отдавал осенней прохладой. На Джеральдине было белоснежное платье, закрывавшее ее от подола до шеи. Другие придворные дамы с помощью жестких корсетов поднимали грудь так, что она вываливалась из декольте, но ей столь дешевые уловки были ни к чему. Ее красота ослепила Роберта с первого дня, а сегодня она была прекраснее обычного. Она была такой, каким он хотел видеть корабль: безупречной.
— Леди Джеральдина, я так давно пытаюсь поговорить с вами.
— У меня не было времени, — коротко бросила она.
Он заранее тщательно подобрал слова, но вдруг испугался, что недуг все испортит. Он поспешно выпалил то, что говорил всегда.
— Я хотел бы кое-что дать вам, Джеральдина. Все, что вы пожелаете.
— Я желаю больше не видеть вас, — произнесла она.
Он схватил ее за запястья.
— Джеральдина, никогда больше не говорите так! Я могу вынести все, кроме того, что никогда больше не увижу вас.
— Вы меня компрометируете, — произнесла она. — У такой девушки, как я, только и есть, что доброе имя. Что же будет, если его опозорят? Кто возместит мне ущерб?
— Я, — произнес Роберт. Он попытался встретиться взглядом с ее бледно-голубыми глазами, но она отвернулась. Тогда он обхватил ее за талию и опустился на колено. — Я просил у короля разрешения жениться на вас. Станьте моей женой, Джеральдина.
Он смотрел на влажную землю, которая непременно испортит его золотисто-желтые брюки. Почему она ничего не говорит? Разве он не дал ей все, что может дать женщине мужчина? Он возведет ее в свое сословие, сделает графиней! И какая разница, что он не вышел ростом? Разве так ужасен его недуг по сравнению с жизнью, которая откроется для нее рядом с ним?
— Отошлите того человека, — сказала она.
— Что, простите?
— Если хотите жениться на мне, отошлите того человека. Вашего слугу, который в сговоре с тем, кого нельзя называть. Я не хочу его больше видеть.
— Энтони Флетчера? — Смешно было спорить с ней, стоя на коленях, но Роберт не мог найти в себе мужества, чтобы подняться. — Он повел себя грубо по отношению к вам? Если он позволил себе излишние, неподобающие вольности, я позабочусь о том, чтобы он понес соответствующее наказание.
— Боже мой, не трогайте его! — Ее голос сорвался на визг. — Тот, кто бьет дьявола, точит свой кол. Отошлите его или никогда больше не увидите меня.
— Джеральдина, — мягко начал он, — такая образованная девушка, как вы, не станет слушать бабские сплетни. Этот человек — мой корабел. Ему недостает воспитания, и он не самый общительный человек в мире, но при всем этом он неплохой парень. Он даже говорил мне, что дружит с вашим братом.
— Вы не слышали меня? — Джеральдина, которую Роберт считал воплощением самообладания, визжала, словно какая-то служанка. — Он заключил сделку с неназываемым, об этом весь Портсмут знает. Отошлите его, и я стану вашей женой! Отошлите его!
— Но он не давал мне повода! — удивленно воскликнул Роберт. Как он мог предать этого человека после всего того, что он для него сделал? Как он воплотит без него свою мечту, как сохранит лицо перед королем? — Он прилежен и надежен, отлично знает свое дело. Если он вам неприятен, я позабочусь о том, чтобы вам не пришлось с ним встречаться.
— Он не давал вам повода? — У нее сорвался голос, она умолкла, а затем холодно произнесла: — Что ж, тогда причину назову я: ваш прилежный человек проломил череп своему собственному брату. Десятилетнему ребенку! Он принес его в жертву дьяволу, потому что одержим кораблем.
— Каким кораблем? — пролепетал Роберт.
— «Мэри Роуз», — ответила Джеральдина. — Ради этого корабля он пойдет по трупам. Он подчинил себе моего брата Сильвестра, которого однажды тоже утащит в могилу. Если я действительно что-то значу для вас, то смойте этого человека, который несет лишь смерть, со своих рук. Отошлите его!
Она была поглощена вопиющим бредом, который несла, и убеждена в своей правоте, как и ослепленные жители Йоркшира, которые готовы были избить ребенка до полусмерти, чтобы изгнать демона. Ничто из того, что он мог сказать, не могло излечить ее от безумия. Но если он не хочет потерять ее, ему придется предать единственного человека, которого считал своим другом.
— Но куда же мне его отослать? — Роберт решил предпринять последнюю попытку. — На улицу? Вы действительно требуете, чтобы я отправил пинком под зад верного человека из-за каких-то слухов?
Она на миг задумалась, и Роберт почувствовал, что некоторая надежда все же есть.
— Если ваша совесть слишком нежна, я скажу вам, что вы можете сделать с ним, — заявила она. — Вы ведь рассказывали мне, что дадите свой корабль торговцам тканями, которые привезут из Германии запрещенную Библию.
— Боже мой! — Роберт вскочил, закрыл ей рот ладонью. — Ни слова об этом, Джеральдина, я вас умоляю! В этом дворце и даже в саду полно шпионов.
— Пошлите его с ними, — произнесла Джеральдина, убирая его руку. — С торговцами, которые поплывут в Германию. Если его поймают, то хотя бы сожгут того, кого нужно.
От ее слов он содрогнулся, но, преодолев первый испуг, успокоился. Это решение — меньшее из зол. Ему даже не придется прогонять Энтони, ведь он сам хотел пойти в первое плавание на «Джеральдине». О Библии Тиндейла парень понятия не имеет, а перевозка печатного издания подготовлена настолько тщательно, что ни с кем ничего не случится. Пока первые издания запрещенного перевода окажутся на английской земле, Джеральдина забудет об этом, а они с Энтони смогут снова заняться своей работой.
И только переведя дух, он осознал, что на протяжении всего разговора его недуг не давал о себе знать.
— Я сделаю то, что вы хотите, — произнес он. — А вы, миледи? Вы сделаете то, чего хочу я?
Изящно потянувшись, она повернула к нему свое восхитительное личико.
— Да, Роберт, — произнесла она. — Я стану вашей женой.
