Эпилог

Отъезд Сюзанны и Томаса Ракиделя был назначен на третье августа, то есть день, в который торговое судно «Афина», принадлежащее одному из жителей Сен-Мало, должно было покинуть порт Сен-Поль.

В этот день состоялось долгое прощание на территории порта. Звучали обещания когда-нибудь снова увидеться – то ли на берегу Индийского океана, то ли на берегу океана Атлантического. Выражалось намерение заниматься – по мере возможности – совершенствованием человечества.

Сюзи и Томас Ракидель взошли вдвоем на борт «Афины». Капитан, однако, принял их на борту своего судна как двух мужчин, один из которых был крепкого телосложения и с лицом, испорченным оспой, а второй – телосложения щуплого (хотя и с довольно сильно выступающим животом) и изящными чертами лица. Сюзи всегда путешествовала на судах не иначе, как переодетой в мужчину. В предстоящем долгом плавании ей не хотелось отказываться от этой своей привычки, ограждавшей ее от проявлений враждебности и похотливых устремлений.

Этих двух пассажиров частенько видели слоняющимися вместе по палубе, смотрящими на звезды и наблюдающими за маневрами судна. Они не выказали ни малейшего волнения, когда судно угодило в первую на его пути бурю, от которой серьезно пострадали и конструкции судна, и некоторые из членов его экипажа. Они стойко переносили тяготы и лишения, вызванные длительностью плавания и капризами океана.

Однако, когда судно проплывало мимо мыса Доброй Надежды, из каюты, которую они занимали вдвоем, раздался громкий крик.

У Сюзанны начались предродовые схватки.

В течение долгих нескольких часов Ракидель всячески подбадривал свою супругу. Сюзи – с растрепанными волосами, с безумными глазами, с лицом, искаженным от боли, – напрягалась изо всех сил. Томас очень ласково вытирал ей пот со лба. Свечи время от времени – с регулярным интервалом – гасли от все усиливающейся килевой и бортовой качки: судно то оказывалось на гребне огромной волны, то резко опускалось, попадая в промежуток между волнами. Сюзи и ребенок, пытающийся родиться на свет, удвоили свои усилия, подстраиваясь под такт этих подъемов и падений судна. И вот наконец раздался крик, которого на этом судне еще никогда не слышали, – крик новорожденного ребенка.

Матросы, находившиеся на своих постах на палубе и в различных помещениях судна, сначала оцепенели от неожиданности, а затем стали спорить, что же это мог быть за крик: он не был похож ни на крик чайки, ни на завывание ветра, ни тем более на ругань занятого тяжелой работой матроса!

Вслед за этим послышался плач. Несколько членов экипажа направились туда, откуда раздавался этот плач, и в конце концов оказались перед дверью одной из кают. Плач раздавался именно оттуда, и, следовательно, именно в этой каюте и должен был находиться новорожденный. А если там есть новорожденный – значит, там есть и женщина.

Ракидель, открыв дверь каюты изнутри, увидел стоящих перед ней людей с вытянувшимися от удивления лицами.

– Господа, – объявил он, – у моей жены только что родилась девочка, которую мы назовем Луизой.

Люди стали заходить в каюту, приветствовать мать и дочь и желать им обеим долгих лет жизни. Даже у самых грубых моряков зрелище, представавшее перед их глазами, вызвало умиленную улыбку. Никому из них даже и в голову не пришло упрекнуть Сюзанну за то, что она скрыла от них свой настоящий пол, или же предъявлять претензии Ракиделю, который был ее «сообщником» и без зазрения совести нарушил фундаментальные законы мореплавания.

Ветер стих. Рассвело. Море успокоилось. К ребенку вызвали капитана и священника. Был совершен обряд крещения, о котором чуть позднее этим утром священник Абель Тротье сделал следующую запись в судовом журнале «Афины»:

Луиза спала, прижавшись к своей матери. Спала на корабле, плывущем по Атлантическому океану.

Океан убаюкивал ее так, как не смогла бы убаюкать даже лучшая из кормилиц.

В тот же день Жан-Батист пристал на судне к острову, который показался ему абсолютно необитаемым и который он искал на протяжении вот уже четырех месяцев вместе с неким Томасом Тью – знаменитым пиратским капитаном и адмиралом флота Либерталии. Они вдвоем, руководствуясь текстом, написанным на пергаменте Ла Бюза и абсолютно правильно расшифрованным Томасом Ракиделем, нашли упомянутую в данном тексте пещеру и расчистили вход в нее, заложенный камнями и скрытый буйной растительностью. В этой пещере они обнаружили три железные бочки, наполненные золотом, и медную шкатулку, в которой лежало множество бриллиантов и прочих драгоценных камней, а также два пистолета.

Они вытащили эти бочки и эту шкатулку из пещеры, оставив в ней лишь два пистолета и несколько дублонов – для тех, кто доберется до этого места после них, – и снова заложили вход в пещеру камнями.

То, что произошло впоследствии с Луизой Ракидель де Кергистен и с сокровищами Ла Бюза, – это уже совсем другая история, которую, возможно, когда-нибудь поведает писатель, обожающий приключения…