14

Совместная жизнь Томаса и Сюзанны Ракидель де Кергистен в одной из хижин в городишке Сен-Поль – жизнь, полная радости и счастья, – продлилась лишь несколько недель.

В январе Ракиделя свалила лихорадка, его стали мучить ужасные головные боли. Николя Гамар де ла Планш приготовил для него снадобья, но они оказались неэффективными. Несколько часов спустя на лице и теле больного появились гнойнички, и он впал в бессознательное состояние. Врач тогда поставил диагноз:

– Это оспа! Я слышал, что несколько поселенцев уже стали ее жертвами. Начинается эпидемия.

– А эта болезнь может закончиться смертью? – с тревогой спросила Сюзи.

– Именно этим она чаще всего и заканчивается. Есть еще и другая проблема: больной может заразить всех, кто находится рядом с ним! Томаса нужно изолировать. Ухаживать за ним буду только я.

– Исключено! – заявила Сюзи. – Если ему суждено умереть, то я умру вместе с ним и такой же смертью!

В течение целой недели она ухаживала за своим супругом в соответствии с предписаниями Николя Гамара и совместно с ним: они делали Томасу клизмы, очищение желудка и кровопускание. Больной представлял собой жуткое зрелище: он был покрыт язвочками, сильно исхудал и бредил от лихорадки. Сюзи все время находилась рядом с ним. Она вытирала его изрытую оспой кожу, удаляла гной, давала больному пить, дежурила возле него днем и ночью. Николя, заметив и у нее первые признаки болезни, стал настаивать на том, что ей нужен покой.

– Если вы не будете щадить себя, вы тоже станете жертвой этой болезни! – твердил он.

Вокруг свирепствовала смерть. То и дело проезжала повозка, на которой везли очередной труп. Трупы эти либо поспешно закапывали в землю, либо сжигали на гигантских кострах. Испуганные жители острова стали убегать в горы в поисках убежища.

Жан-Батист и темнокожая туземка, которую он любил, тоже покинули хижину, в которой они жили: они исчезли неизвестно куда.

Оставалось только надеяться, что они живы и здоровы.

Десятью днями спустя Сюзи уже чувствовала себя изможденной, но на ее коже не появилось никаких гнойничков. А Томас Ракидель открыл глаза. Его внешность была обезображена, но он остался жив.

Эпидемия закончилась. Сен-Полю пришлось заплатить болезни тяжелую дань: оспа унесла по меньшей мере полторы тысячи человек. Ряды поселенцев сильно поредели, а их моральный дух упал. Пришло время разобраться, почему же началась эта эпидемия, и вину за нее стали возлагать сначала на саранчу, а затем на негров, которых едва ли не ежедневно привозили на остров суда, прибывающие из Африки, с Мадагаскара, из Индии и Аравии. Миссионеры не преминули упомянуть об «Откровении Иоанна Богослова»: данная эпидемия была, по их мнению, зловещим предзнаменованием и карой небесной.

На лице Томаса Ракиделя навсегда запечатлелись следы перенесенной им болезни: к шраму, имеющемуся на его правой щеке, добавилось множество маленьких впадинок на коже. Однако Сюзи по-прежнему считала Ракиделя красивым.

Жан-Батист и Икетака вернулись: укрывшись в горах, они не попали в число жертв эпидемии.

Жизнь потекла спокойнее. Ракидель, полностью выздоровев, начал вести активную переписку со своими братьями-масонами – как англичанами, так и французами (в том числе и с Элуаном де Бонабаном). Он ходил по острову с севера на юг и с запада на восток, ведя пропаганду в кругах прогрессивно настроенных поселенцев в поселках Сент-Сюзанн, Сент-Роз и Сен-Луи. Он наведывался и на соседние острова, тоже относящиеся к числу Маскаренских. Задача у него была нелегкой, поскольку до него здесь уже немало потрудились миссионеры, а плантаторы отнюдь не горели желанием ради весьма опасного принципа равенства между людьми отказываться от практики торговли теми, кто являлся для них всего лишь ниспосланной Провидением рабочей силой.

Николя Гамар де ла Планш учредил больницу, в которой он – к великому благу всего населения – стал применять свое искусство врачевания. Жан-Батист занимался самообразованием, читая книги, которые регулярно доставлялись на остров прибывающими к его берегам судами. Юноша каждый день корпел над пергаментом Ла Бюза, пытаясь разгадать скрытую в нем тайну. В то же время он учил читать и писать Икетаку – так, как когда-то Сюзи учила читать и писать Кимбу и его самого.

Сюзи начала новую книгу. Это превратилось для нее в своего рода страсть. Она еще и сама точно не знала, станет ли ее автором Антуан де Реле, однако ей было очень приятно вспоминать о своих недавних приключениях и запечатлевать рассказ о них на бумаге. Чтобы не растратить попусту свои скудные средства, она и ее близкие жили так, как все рядовые переселенцы из Европы: питались рисом и дичью. Жан-Батист проявил незаурядную сноровку охотника.

Морской прибой терзал берега острова, сильные ветры утихали редко, горячие газы поднимались столбами до самого неба из фумарол, расположенных в кратере вулкана Питон-де-Неж, высившегося посреди круглого углубления Салази неподалеку от менее высокой горы Гро-Морн. Все здесь казалось незыблемым – как казались незыблемыми величие Французского королевства и власть его правителя.

Однако в последние дни июня произошло событие, которое нарушило этот покой и произвело в городишке Сен-Поль большой шум. Пронесся слух, что Оливье Левассера, известного под прозвищем Ла Бюз, схватили на острове Сент-Мари. Жан-Батист, услышавший об этом в порту, примчался с взволнованным видом в хижину и стал рассказывать:

– Этот чертов пират стал лоцманом в бухте Антонжиль и сдуру предложил свои услуги капитану судна «Медуза», принадлежащего Французской Ост-Индской компании, когда тот захотел зайти в эту бухту. Капитан этот – господин д’Эрмит – узнал Ла Бюза и приказал его схватить.

– И что теперь с ним будет? – поинтересовалась Сюзи.

– Его привезли сюда, чтобы предать суду.

Ла Бюза судили и приговорили к смертной казни по настоятельному требованию королевского прокурора, выступившего в роли заявителя и обвинителя. Суд постановил, что Оливье Левассер по прозвищу Ла Бюз должен «публично покаяться перед главным входом в приходскую церковь, будучи одетым в одну лишь длинную рубашку, с веревкой на шее, держа в руке горящий факел весом в два фунта, и заявить при этом громким и членораздельным голосом о том, что он в течение нескольких лет со злым умыслом и неслыханной дерзостью занимался пиратством, относительно чего он раскаивается и просит прощения у Бога и у короля; затем его следует повесить на городской площади».

Седьмого июля – в день, на который была назначена казнь, – Николя Гамар де ла Планш и Жан-Батист Трюшо заранее пришли и встали поближе к виселице, на которой должны были повесить Ла Бюза. Губернатор пожелал, чтобы церемония казни была торжественной и зрелищной. На ней присутствовали сам губернатор, другие высшие чиновники острова и именитые жители, их жены и гости, охраняемые на всякий случай отрядом солдат. Осужденный категорически отказался признать свою вину и публично покаяться. Чтобы не лишать себя возможности поглазеть на казнь через повешение, сержанты, которые вели его к эшафоту, не стали насильно заставлять его каяться, приставляя для этого к его виску ствол пистолета, потому что такая угроза на него вряд ли бы подействовала. Более того, он, вполне возможно, даже предпочел бы быть застреленным, а не повешенным.

Его привели на эшафот, так и не добившись от него ни одного слова раскаяния – которого он, видимо, отнюдь не испытывал. Его внешность была ужасной: щеки ввалились и поросли черной щетиной, а глаза были красными и запали глубоко в орбиты. Тем не менее его губы кривились в усмешке – усмешке, которой, как надеялись зрители, вскоре предстояло навсегда исчезнуть с его лица.

На его шею накинули петлю.

Толпа молчала. На солнце набежало облако. Раздался барабанный бой. И тут вдруг осужденный достал из своего кармана кусок пергамента и, бросив его в толпу, крикнул:

– Найди мои сокровища, кто сможет!

Палач тут же открыл люк в помосте, на котором находилась виселица, и Оливье Левассер был повешен.

Жан-Батист сразу сообразил, что Ла Бюз в этой своей последней предсмертной выходке бросил в толпу как раз нужную им половину пергамента. Он кинулся вперед и проворно схватил его. Однако стоявшие вокруг люди тут же набросились на него, чтобы попытаться этот пергамент у него отнять. Многие из тех, кто стоял в толпе подальше, стали, энергично толкаясь локтями, продираться поближе к виселице, на которой болтался труп Ла Бюза, не вызывавшего уже больше ни у кого ни малейшего интереса.

Потасовка начинала приобретать угрожающий характер. Жану-Батисту удалось быстро засунуть пергамент себе в штаны, но на него упорно наседали со всех сторон те, кто жаждал забрать этот пергамент себе. Гамар де ла Планш не обладал достаточной физической силой для того, чтобы прийти Жану-Батисту на помощь и защитить его от мужчин, набросившихся на него, как хищные птицы на свою добычу. Они сорвали с него шляпу, лезли ему руками в карманы и, наверное, убили бы его, если бы врач, наблюдавший за этой сценой со стороны и понявший, что юноше не устоять, не позвал Ракиделя. Тот решительно пробился в самый центр потасовки, раздавая пинки и тумаки направо и налево, а затем выхватил шпагу и, угрожая ею, заставил нападавших отступить. Дав возможность уже поваленному на землю Жану-Батисту подняться, он затем помог ему благополучно выбраться из толпы.

Икетака и Сюзи все это время находились в хижине, решив на казнь не ходить, поскольку подобное зрелище было им отнюдь не по душе. Увидев, что Ракидель, Жан-Батист и врач возвращаются в состоянии радостного возбуждения, они очень этому удивились и даже мысленно возмутились. «Нельзя радоваться смерти человека, даже если этот человек – негодяй», – подумала Сюзи. Хотя она и пронзала когда-то своей шпагой людей, у нее вызывало неприязнь такое зрелище, как публичная казнь на площади. Жан-Батист вытащил из штанов спрятанный там кусок пергамента и затем достал из укромного места в хижине второй такой кусок, который он прихватил с собой, спасаясь бегством с атакованного и уже почти захваченного пиратами «Зимородка». Когда Жан-Батист приложил эти два куска пергамента один к другому, стало видно, что они некогда представляли собой единое целое: пергамент, брошенный в толпу Ла Бюзом, стоявшим уже на пороге смерти, был когда-то оторван от пергамента, подаренного Сюзанне Сагамором Баратоном, хозяином и единственным жителем маленького островка, находящегося на другом краю земли.

Жан-Батист заявил, что обязательно вскоре разгадает эту загадку. Он теперь целыми днями и ночами сидел, подперев голову рукой и разглядывая запечатленные на пергаменте символы через вогнутую линзу, которая в равной степени увеличивала каждый из этих символов. Было непонятно, являются ли эти значки буквами какого-то алфавита или же это лишь плод фантазии того, кто их изобразил. Наконец Жану-Батисту удалось узреть в расположении и последовательности этих символов некое подобие фраз.

Ракидель, просмотрев этот документ, сказал:

– Тот, кто зашифровал данный текст, использовал Clavicula salomonis, то есть «Ключ Соломона» – сборник заклинаний, молитв и магических формул, составленный еще строителем первого храма Иерусалима… Это, к сожалению, дает мне основания полагать, что прямо на моих глазах повесили одного из моих братьев, потому что только франкмасон мог знать этот секретный код…

Ему не составило большого труда расшифровать данный текст, поскольку, являясь масоном (причем отнюдь не рядовым), он был посвящен в подобные секреты. После нескольких дней работы, в ходе которой он провел необходимые аналогии и осуществил соответствующий анализ, он сообщил:

– Сокровища спрятаны на острове, который входит в архипелаг, находящийся на расстоянии не менее четырехсот морских лье от порта Сен-Поль. Возможно, на этот остров еще не ступала нога ни одного цивилизованного человека, кроме самого Ла Бюза. Если, конечно, можно считать Ла Бюза цивилизованным человеком…

Затем он указал приблизительное местонахождение этого острова.

– Кто рискнет отправиться со мной на его поиски? – спросил Жан-Батист.

Сюзи и Гамар де ла Планш тут же выразили готовность это сделать, но Ракидель со скептическим видом покачал головой:

– А кто согласится снарядить судно, чтобы отправить его в такое нелепое плавание?

Икетака, до сего момента молчавшая, решила вмешаться в разговор.

– На острове Мадагаскар есть пиратская республика, которая была создана уже давно и которая называется «Либерталия», – сказала она. – Там все люди равны, и среди них никогда не было ни хозяев, ни рабов…

– Разве такое бывает, чтобы на неосвоенной земле возникло подобное сообщество? – удивился Ракидель.

А Икетака продолжала:

– У этих людей есть свой флот…

– Значит, нам следует отправиться на остров Мадагаскар на борту какого-нибудь торгового судна и уговорить этих пиратов совершить вместе с нами экспедицию на одном из их кораблей на остров, где находятся сокровища, – предложил Жан-Батист.

– Но ведь тогда придется делиться с ними добычей! – покачал головой Гамар де ла Планш.

– Там столько золота, что вполне можно и поделиться!

Однако реализацию данного замысла пришлось отложить на более позднее время, поскольку Сюзи стала испытывать недомогание. Это вызвало у ее близких большое беспокойство и помешало им сломя голову броситься в погоню за сокровищами. Сюзи чувствовала, что силы ее покидают, ее мучили то и дело повторяющиеся приступы тошноты и рвоты, у нее пропал аппетит и началась апатия. Николя Гамар, осматривая ее, все никак не решался огласить свой диагноз. Однако после того, как это недомогание продлилось целых три недели, он поговорил со своей пациенткой и подругой с глазу на глаз. Он заявил ей, что диагноз таков: она ничем не болеет, а просто находится в состоянии, в котором рано или поздно оказывается большинство женщин. Иными словами, она беременна.

Данная новость ее удивила: она до сего момента думала, что бесплодна, и это ее радовало, потому что ей не хотелось рожать ребенка, которого ждало бы неизвестное будущее. Она рассказала об этом – как ей казалось – катастрофическом событии своему супругу… который, кстати, этому событию очень даже поспособствовал.

Ракидель бросился к ее ногам.

– Благодарю тебя, Сюзи, благодарю тебя за то, на что я уже не осмеливался надеяться: за нового человека – мальчика или девочку, – который продолжит род Ракиделей и понесет дальше факел наших идей! Человека, который будет воплощением нас обоих в одном теле и в одном разуме…

Сюзи тоже стала с радостью думать, что ребенок, который у нее родится, будет плодом настоящей любви. Однако она чувствовала, что ей сейчас очень многого недостает: ей не хватало ее подруги Эдерны, которая уже давным-давно стала матерью; ее родной земли; Мартины, заменившей ей мать; Кимбы, ее чернокожей сестры, оставленной на произвол мадам дю Деффан.

Ракидель, догадавшись, какое у нее сейчас состояние души, предложил:

– Давай вернемся во Францию!

Так и было решено: они сядут на первое попавшееся судно Французской Ост-Индской компании, которое зайдет в порт Сен-Поль по дороге обратно во Францию.

Жан-Батист и Николя Гамар де ла Планш решили не составлять им компанию. У них были другие планы. Первый не хотел расставаться с Икетакой, которую он любил и которую уже считал своей женой. Кроме того, он твердо вознамерился отправиться в ближайшее время на остров Мадагаскар, надеясь заинтересовать пиратов из Либерталии сокровищами, спрятанными ныне уже покойным Оливье Левассером по прозвищу Ла Бюз. Врач же хотел и дальше заниматься медицинский практикой на острове Бурбон. Он намеревался открыть в Сен-Поле аптеку и надеялся с ее помощью искоренить болезни, вызванные климатом, стихийными бедствиями и разными местными особенностями.