8
С небес в ночи

Эмма плечом толкнула дверь в студию Джулиана, пытаясь не расплескать две полные тарелки супа, стоящие у нее на подносе.

Студия Джулиана состояла из двух сообщающихся комнат: в одну из них Джулиан пускал посетителей, а во вторую заходил только сам. Его мама, Элеанора, использовала большую комнату как студию, а в маленькой проявляла фотографии. Тай уже много раз спрашивал, остались ли еще химикаты и сохранились ли все необходимые приспособления и может ли он их использовать.

Но Джулиан, вопреки своей обычной щедрости, ни в какую не уступал братьям и сестрам эту маленькую комнату и не делился тем, что хранилось внутри. Черная дверь всегда была закрыта на замок, и попасть за нее не могла даже Эмма.

Впрочем, она об этом и не просила. Жизнь Джулиана и так практически всегда была на виду, и Эмме не хотелось лишать его единственного укромного уголка.

Большая комната была прекрасна. Две полностью остекленные стены выходили на океан и на пустыню, а другие две были выкрашены в светло-бежевый цвет. На них по-прежнему висели холсты Элеаноры – абстрактные картины в ярких тонах.

Джулс стоял в центре комнаты, рядом с массивной гранитной плитой, заваленной бумагами, коробками с акварелью и тюбиками с краской, на каждом из которых значились романтические названия: ализарин, кардинальская красная, кадмий оранжевый, ультрамарин.

Джулиан приложил палец к губам и глазами показал куда-то вбок. У маленького мольберта сидел Тавви с открытой коробкой нетоксичных красок в руках. Он размазывал их по длинному листу пергаментной бумаги, гордо взирая на свой разноцветный шедевр. Его каштановые локоны были измазаны в оранжевой краске.

– Я только что его успокоил, – сказал Джулиан, когда Эмма подошла ближе и поставила тарелки на гранитный подиум. – Что там происходит? С Марком кто-нибудь говорил?

– Он не открывает дверь, – ответила Эмма. – Все остальные в библиотеке. – Она подвинула тарелку ближе к Джулсу. – Поешь. Суп с тортильей. Это Кристина приготовила. Сказала, правда, что у нас нет настоящего перца-чили.

Джулиан взял тарелку и сел на колени рядом с Тавви. Его маленький братишка поднял голову и удивленно взглянул на Эмму, словно только заметив, что она здесь.

– Джулиан показывал тебе картинки? – спросил он. В его волосах появились пятна желтого и синего – настоящая гамма заката.

– Какие картинки? – не поняла его Эмма. Джулиан поднялся на ноги.

– На которых мы. Похожи на карты.

Эмма посмотрела на Джулиана.

– На карты?

Джулиан залился краской.

– Портреты, – объяснил он. – Я нарисовал их как Таро, в духе колоды Райдера-Уэйта.

– Карты Таро? – переспросила Эмма.

Джулс потянулся к папке со своими работами. Сумеречные охотники обычно не желали иметь дела с хиромантией, астрологией, хрустальными шарами и картами Таро. Все эти магические атрибуты простецов не были под запретом, но ассоциировались с подозрительными типами вроде Джонни Грача, обитавшими на задворках мира магии.

– Я их немного изменил, – сказал Джулиан и открыл папку.

Внутри оказалась целая стопка бумаг, и на каждой – цветная иллюстрация. Вот Ливви стояла с саблей в руке, и ветер трепал ее волосы, но вместо ее имени внизу было подписано: «Защитник». Рисунки Джулиана, как обычно, обращались прямо к сердцу Эммы, и ей казалось, будто она знает, что чувствовал Джулиан, пока создавал их. Глядя на портрет Ливви, Эмма ощутила восхищение, любовь, даже страх потери – Джулиан никогда бы не признался в этом, но Эмма подозревала, что взросление Ливви и Тая втайне ужасает его.

На руке у Тиберия сидела бабочка «мертвая голова». Голова Тая была опущена, его красивое лицо скрыто от зрителя. При взгляде на эту карту Эмма ощутила неистовую любовь и увидела блестящий ум и уязвимость, тесно переплетенные друг с другом. Под портретом значилось: «Гений».

Еще была карта «Мечтатель» – Дрю с книжкой в руках – и карта «Невинность», на которой был изображен одетый в пижаму Тавви, сонно опустивший голову на руку. Цвета на портретах были теплыми, приятными и очень нежными.

А еще – Марк. Руки скрещены на груди, волосы светлые, как солома. Футболка, на которой нарисованы расправленные крылья, и на каждом крыле – по глазу: один золотой, другой синий. Вокруг его щиколотки обвивалась веревка, конец которой уходил за рамку.

«Узник», – значилось внизу.

Эмма наклонилась, чтобы лучше рассмотреть рисунок, и слегка соприкоснулась плечом с Джулианом. Как и все картины Джулса, эта карта словно говорила с ней на молчаливом языке: потеря, говорила она, и печаль, и невосполнимые годы.

– Ты нарисовал их в Англии? – спросила Эмма.

– Да. Я хотел создать целую колоду. – Он откинул спутанные темные волосы с лица. – Наверное, нужно изменить подпись на карте Марка. Он ведь теперь свободен.

– Если, конечно, он останется на свободе, – ответила Эмма.

Отложив портрет Марка, она увидела карту Хелен. Хелен стояла среди льдов, ее светлые волосы были скрыты под вязаной шапкой. «Изгнанник», – было написано под рамкой. На следующей карте – «Преданность» – обнаружился портрет ее жены Алины, темные волосы которой облаком взметнулись над головой. У нее на пальце сверкало кольцо Блэкторнов.

Последним в папке лежал портрет Артура, сидящего за столом. По полу вилась кроваво-красная лента. Названия не было.

Джулиан собрал рисунки и закрыл папку.

– Они еще не закончены, – сказал он.

– А у меня будет карта? – хитро поинтересовалась Эмма. – Или здесь только Блэкторны?

– Почему ты не рисуешь Эмму? – спросил Тавви, посмотрев на брата. – Ты никогда ее не рисуешь.

Эмма заметила, как Джулиан напрягся. Он вообще редко рисовал людей, а Эмму и впрямь не рисовал уже много лет. В последний раз он нарисовал ее на семейном портрете на свадьбе Алины и Хелен.

– Все хорошо? – тихо, чтобы не услышал Тавви, шепнула она.

Джулс тяжело вздохнул, открыл глаза и разжал кулаки. Их с Эммой взгляды встретились, и нараставшее внутри нее раздражение мгновенно пропало. Джулиан смотрел на нее прямо, открыто, честно.

– Прости, – сказал он. – Просто мне всегда казалось, что, когда он… когда Марк вернется, он поможет. Что он все возьмет на себя. Что мне станет легче. Я и предположить не мог, что мне придется заботиться и о нем.

Эмма вспомнила те жуткие дни, недели, месяцы, когда Марка только забрали, а Хелен отправили в ссылку, и Джулиан с криком просыпался среди ночи и звал старшего брата, звал сестру, которых не было и больше уже никогда не будет рядом. Она вспомнила, как он боялся. От страха ему приходилось бегать в ванную, где его рвало. Она сидела с ним ночи напролет на холодном плиточном полу, а он дрожал, словно в лихорадке.

«Я не могу, – говорил он. – Не могу один. Я не могу заботиться о них в одиночку. Мне не воспитать четверых детей».

Внутри Эммы снова зародился гнев, но на этот раз он был направлен уже на Марка.

– Джулс? – встревоженно спросил Тавви.

Джулиан провел рукой по лицу – он всегда делал так в минуты волнения, как будто снимая старый холст с мольберта, – и страх исчез из его глаз.

– Я здесь, – сказал он и подошел к брату. Сонный Тавви положил руку ему на плечо, и Джулс подхватил его на руки, размазав краску с волос малыша себе по футболке. Впрочем, Джулсу было все равно. Он положил подбородок на макушку Тавви и посмотрел на Эмму.

– Забудь, – бросил он. – Я унесу его в кровать. Тебе, пожалуй, тоже не помешает поспать.

Но кровь Эммы бурлила от гнева. Нельзя обижать Джулиана. Никому. Даже его обожаемому брату, которого так всем не хватало.

– Ага, – кивнула она. – Но сперва мне нужно кое-что сделать.

Джулиан встревожился.

– Эмма, даже не пытайся…

Но она уже ушла.

Эмма стояла перед дверью Марка, уперев руки в боки.

– Марк! – Она в пятый раз постучала. – Марк Блэкторн, я знаю, ты там. Открывай!

Молчание. Любопытство и ярость Эммы одержали верх над уважением к частной жизни Марка. Открывающие руны не работали внутри Института, поэтому она вытащила из ножен тонкий нож и вставила его в щель между дверью и косяком. Язычок замка отошел, и дверь распахнулась.

Эмма заглянула внутрь. В комнате горел свет. Шторы были задернуты, постель смята, но при этом пуста.

В общем-то, вся комната была пуста. Марка там не было.

Эмма захлопнула дверь, раздраженно развернулась на каблуках – и чуть не закричала. Позади нее, сверкая огромными темными глазами, стояла Дрю. Она прижимала к груди какую-то книгу.

– Дрю! Знаешь, обычно я не церемонюсь с теми, кто подкрадывается сзади! – воскликнула Эмма.

Дрю нахмурилась.

– Ты ищешь Марка.

– Верно, – кивнула Эмма, не видя смысла отрицать очевидное.

– Его здесь нет, – сказала Дрю.

– Тоже верно. Что еще скажешь? – улыбнулась Эмма и тут же почувствовала укол совести. Ливви и Тай были очень близки друг другу, а маленький Тавви всегда тянулся к Джулсу, поэтому Дрю, должно быть, не так легко было найти свое место. – Ты ведь знаешь, с ним все будет в порядке.

– Он на крыше, – сказала Дрю.

Эмма удивленно вскинула бровь.

– Почему ты так думаешь?

– Он всегда поднимался на крышу, когда ему было грустно, – объяснила Дрю и посмотрела на окно в дальнем конце коридора. – А еще там он ближе к небу. Он увидит Охоту, если они проскачут мимо.

Эмма похолодела.

– Этого не случится, – сказала она. – Они здесь не появятся. И не заберут его снова.

– Даже если он сам захочет?

– Дрю…

– Поднимись и верни его, – попросила Друзилла. – Эмма, прошу тебя.

Постаравшись скрыть свое удивление, Эмма пробормотала:

– Но почему меня?

– Потому что ты красивая, – с оттенком зависти ответила Дрю, осматривая собственное пухлое тело. – А мальчики слушаются красивых девочек. Так сказала тетушка Марджори. Она сказала, что не будь я такой пышкой, я была бы очень красивой и тогда бы мальчики меня слушались.

Эмма не верила своим ушам.

– Что сказала эта старая га… старая гадюка?

Дрю крепче прижала к себе книгу.

– Но это ведь не очень обидно… Просто пышка… Даже довольно мило, как белка или хомячок.

– Ты гораздо симпатичнее хомячка, – сказала Эмма. – У них зубы смешные, а голосок тоненький и скрипучий. – Она взъерошила волосы Дрю. – Ты прекрасна. И всегда будешь прекрасна. Пойду узнаю, как можно помочь твоему брату.

Петли люка, который вел на крышу, не смазывали уже несколько месяцев. Они громко скрипнули, когда Эмма раскрыла его, подтянулась на руках и вылезла наружу.

Она выпрямила спину и поежилась. С океана дул холодный ветер, а на Эмме был только тонкий кардиган поверх спортивной майки и джинсов. Босыми ногами она ступала по шершавой кровельной плитке.

Она бывала здесь не раз. Крыша была плоской, по ней легко было ходить, небольшой уклон начинался только у самых краев, где по периметру тянулись медные водосточные желоба. Здесь имелся даже складной металлический стул, на котором иногда сидел Джулиан, делая наброски. Он снова и снова пытался изобразить закат над океаном, пока не сдавался, не в силах угнаться за стремительно меняющимися цветами, в которые окрашивалось небо, чувствуя, что каждый следующий момент прекраснее предыдущего, и в конце концов закрашивая холст черной краской.

Спрятаться на крыше было негде, и Эмма практически сразу увидела Марка, который сидел на краю, свесив ноги, и смотрел на океан.

Эмма подошла к нему. Ветер трепал ее светлые косы. Она раздраженно откинула их назад, раздумывая, правда ли Марк не знает о ее появлении или же специально не обращает на нее внимания. Она остановилась в паре шагов от него, помня о том, как он набросился на Джулиана.

– Марк, – сказала она.

Он медленно повернул голову. В лунном свете он весь был залит черно-белыми тонами, и невозможно было сказать, что глаза у него разноцветные.

– Эмма Карстерс.

Он назвал ее полным именем. Что ж, очень многообещающе. Эмма скрестила руки на груди.

– Я пришла за тобой, – сказала она. – Ты пугаешь свою семью и расстраиваешь Джулса.

– Джулса, – тихо повторил он.

– Джулиана. Твоего брата.

– Я хочу поговорить с сестрой, – сказал Марк. – Я хочу поговорить с Хелен.

– Хорошо, – кивнула Эмма. – Ты можешь поговорить с ней в любую минуту. Можно позвонить ей, или попросить ее позвонить тебе, или воспользоваться чертовым «Скайпом», если ты этого хочешь. Мы бы сказали и раньше, если бы ты не принялся кричать.

– «Скайпом»? – Марк так посмотрел на Эмму, словно у нее вдруг выросло три головы.

– Это такая компьютерная программа. Тай умеет ей пользоваться. Ты сможешь видеть Хелен и разговаривать с ней.

– Как через магический шар фэйри?

– Вроде того. – Эмма осторожно подошла к нему чуть ближе, словно приближаясь к дикому зверю, который мог в любую минуту наброситься на нее. – Пойдем вниз?

– Мне здесь лучше. Внутри я задыхаюсь. Там мертвый воздух, он сдавлен весом этого здания – крыши, балок, стекла и камня. Как вы тут живете?

– Ты тоже жил здесь целых шестнадцать лет.

– Я плохо помню то время, – отмахнулся Марк. – Все похоже на сон. – Он снова посмотрел на океан. – Столько воды… Я вижу ее и вижу сквозь нее. Я вижу демонов на дне моря. Я смотрю на них, и все это кажется мне нереальным.

Эмма прекрасно понимала его. Океан забрал тела ее родителей и вернул их пустыми и искалеченными. Она знала, что родители были уже мертвы, когда оказались под водой, но от этого ей не становилось легче. В голову пришли строки, которые однажды процитировал Артур: «Плещутся воды, и корабли уходят в пучину моря, и в глубине стережет их смерть».

Таким она и представляла океан. Смерть, стерегущая жизнь в глубине.

– Но ведь в стране фэйри есть вода? – спросила она.

– Но нет моря. И воды всегда не хватает. Дикая Охота по несколько дней обходится без воды. Гвин позволяет нам остановиться и попить, только если мы теряем сознание. В дикой стране фэйри есть фонтаны, но из них бьет кровь.

– «Вся кровь, что льется на земле, в тот мрачный край находит путь», – пробормотала Эмма. – Я и не догадывалась, что это правда.

– А я и представить себе не мог, что тебе знакомы старинные баллады, – ответил Марк и впервые после своего возвращения посмотрел на Эмму с неподдельным интересом.

– Все мы старались узнать о фэйри как можно больше, – объяснила Эмма, садясь рядом с ним. – Как только мы вернулись с Темной войны, Диана стала нашим наставником. И даже самые маленькие спрашивали ее о фэйри. Ведь ты был там.

– Наверное, теперь эти знания бесполезны для Сумеречных охотников, – произнес Марк. – Учитывая последние события…

– Ты не виноват, что Конклав отвернулся от фэйри, – сказала Эмма. – Ты – Сумеречный охотник, ты никогда не предавал свой род.

– Я – Сумеречный охотник, – согласился Марк, – но я принадлежу и к Волшебному народу, как и моя сестра. Моя мать – леди Нерисса. Она умерла вскоре после моего рождения. Заботиться о нас с Хелен было некому, поэтому нас отдали на воспитание отцу. Но моя мать была эльфийкой, а эльфы занимают высокое положение среди Волшебного народа.

– В Охоте ведь знали, что ты ее сын. Они не относились к тебе лучше из-за этого?

Марк качнул головой.

– По-моему, они считают, что мой отец виновен в ее смерти. Что он разбил ей сердце, бросив ее одну. Из-за этого меня не слишком жаловали. – Он заправил за ухо локон светлых волос. – Волшебный народ мучил мое тело и разум, но не было ничего страшнее того момента, когда я узнал, что Конклав не будет меня искать. Что меня не спасут. Когда мы с Джейсом встретились в стране фэйри, он сказал: «Покажи им, из чего сделаны Сумеречные охотники». Но из чего же сделаны Сумеречные охотники, если они бросают своих?

– В Совет входят не все Сумеречные охотники мира, – возразила Эмма. – Многие нефилимы сочли, что с тобой поступили ужасно. А Джулиан упорно пытался заставить Конклав изменить мнение. – Эмма хотела было погладить его по руке, но не решилась. В Марке чувствовалось что-то дикое, погладить его было все равно что погладить леопарда. – Теперь ты дома, ты сам все увидишь.

– А я дома? – спросил Марк и встряхнул головой, как собака, которая только что вылезла из воды. – Наверное, я был несправедлив к брату. Наверное, мне не стоило бросаться на него. Но я словно во сне… Кажется, прошло уже несколько недель с того момента, как мне в Охоте сказали, что я возвращаюсь в этот мир.

– Разве они не сказали, что ты возвращаешься домой?

– Нет, – ответил Марк. – Они сказали, что у меня нет выбора, что я должен покинуть Охоту. Что таков приказ Короля Неблагого Двора. Они свалили меня с коня и связали мне руки. Мы ехали несколько дней. Мне давали какое-то питье, из-за которого меня мучили галлюцинации. Я видел то, чего не было. – Он посмотрел на свои руки. – Они сделали это специально, чтобы я не смог отыскать дорогу обратно, но мне кажется, это ужасно, что они так поступили. Я хотел бы приехать сюда таким, каким был уже много лет, истинным членом Охоты. Я хотел бы, чтобы братья и сестры увидели меня гордым и сильным, а не испуганным и забитым.

– Ты теперь совсем другой, – сказала Эмма. И правда, Марк был похож на человека, который проснулся после столетнего сна и теперь пытается стряхнуть с себя вековую пыль. Сначала он был испуган, но теперь руки у него уже не тряслись, а выражение лица было спокойно.

Вдруг он усмехнулся.

– Когда в Убежище мне велели показать лицо, я подумал, что это очередной сон.

– Хороший сон? – спросила Эмма.

Марк немного подумал, затем покачал головой.

– В самом начале, когда я противился Охоте, на меня насылали сны. Я видел ужасные картины, видел, как умирает вся моя семья. Я думал, что увижу это снова. Я боялся, но не за себя, а за Джулиана.

– Но теперь ты знаешь, что это не сон. Здесь твоя семья, твой дом…

– Эмма. Перестань. – Он зажмурился, словно от боли. – Я могу рассказать это тебе, потому что в твоих жилах нет крови Блэкторнов. Я много лет провел в стране фэйри и знаю, что там кровь смертных обращается огнем. Там красота и ужас превосходят все земные границы. Я скакал по небу с Дикой Охотой. Я прорезал путь свободы среди звезд и обгонял ветер. А теперь я должен снова ступать по земле.

– Твой дом там, где тебя любят, – сказала Эмма. Так говорил ее отец, и она верила в это. Здесь ее любил Джулс и любили дети, поэтому здесь она чувствовала себя дома. – Тебя любили в стране фэйри?

На глаза Марка набежала тень, словно их закрыли полупрозрачной занавеской.

– Я совсем забыл сказать… Мне очень жаль, что твои родители погибли.

Эмма думала, что внутри нее вспыхнет ярость – так всегда происходило, когда кто-то, кроме Джулса, говорил о ее родителях, – но этого не случилось. Марк сказал это каким-то удивительным тоном, в котором официальная помпезность речи фэйри смешалась с искренним сожалением, – и его слова ее успокоили.

– А мне жаль, что погиб твой отец, – ответила она.

– Я видел его обращенным, – сказал Марк. – Но я не видел, как он погиб на Темной войне. Надеюсь лишь, что он не страдал перед смертью.

Эмма похолодела. Неужели он не знал, как погиб его отец? Неужели никто не сказал ему?

– Он… – начала она. – Была битва. Все случилось мгновенно.

– Ты видела?

Эмма поднялась на ноги.

– Уже поздно, – сказала она. – Пора спать.

Марк посмотрел на нее своими жутковатыми глазами.

– Ты не хочешь спать, – заметил он, и Эмме вдруг показалось, что он абсолютно дик, дик, как звезды, как пустыня, как все стихийное и неукрощенное. – Ты всегда любила приключения, Эмма. Разве ты изменилась? Я не верю. Хоть ты и связана навеки с моим спокойным, тихим, скучным братом.

– Джулиан вовсе не скучен, – раздраженно бросила Эмма. – Он просто чувствует свою ответственность.

– И ты считаешь, я поверю, что есть разница?

Эмма посмотрела на луну, а затем снова повернулась к Марку.

– Что ты хочешь сказать?

– Глядя на океан, я понял, что смогу найти место пересечения лей-линий, – сказал Марк. – Я видел такие места, пока скакал по небу с Охотой. Они обладают особой энергией, которую чувствуют фэйри.

– Что? Но как…

– Я покажу. Пойдем со мной и найдем это место. Зачем ждать? У нас мало времени на это расследование. Мы ведь должны найти убийцу?

Внутри Эммы нарастало возбуждение, но она пыталась не показывать этого – не показывать, как сильно ей хотелось все узнать, сделать следующий шаг, найти преступника.

– Джулс, – сказала она. – Мы должны взять Джулса с собой.

Марк мрачно посмотрел на нее.

– Я не хочу его видеть.

– В таком случае мы никуда не пойдем, – упрямо сказала Эмма. – Он – мой парабатай: куда я иду, туда и он.

В глазах у Марка что-то промелькнуло.

– Если ты не пойдешь без него, мы не пойдем вообще. Ты не можешь заставить меня делиться информацией.

– Заставить тебя? Марк… – Эмма сердито замолчала. – Ладно. Ладно. Можем пойти вдвоем.

– Вдвоем, – повторил он и поднялся. Его движения были удивительно легкими и быстрыми. – Но сперва покажи, на что ты способна.

Он шагнул с крыши.

Эмма подбежала к краю и посмотрела вниз. Марк цеплялся на стену Института и висел на расстоянии вытянутой руки от нее. Улыбнувшись, он взглянул на Эмму, и в его улыбке было все: холодная пустота ночного воздуха, резкий ветер в лицо, неровные волны на океане, разорванные в клочья облака. Эта улыбка взывала к дикой, необузданной части Эммы, к той части, которая требовала огня, сражений, крови и мщения.

– Спускайся ко мне, – с издевкой сказал Марк.

– Ты с ума сошел, – прошипела Эмма, но он уже полез вниз по стене, ставя руки и ноги на выступы, которых Эмма даже не видела. Ей стало не по себе. Было очень высоко. При падении с крыши Института легко можно было погибнуть – не помогла бы даже целебная руна ираци.

Эмма встала на колени и повернулась спиной к океану, затем спустила ноги, на животе подползла к самому краю и зацепилась руками за водосточный желоб.

Ноги болтались в воздухе. Эмма пошарила ими по стене – слава Ангелу, она была босиком – и нащупала трещину. Сунув туда мозолистые от интенсивных тренировок и частого хождения босиком пальцы, она перенесла на них часть нагрузки.

Сколько Эмма себя помнила, голос в ее голове, который успокаивал ее в минуты волнения, всегда принадлежал Джулсу. Она услышала его и сейчас, отрывая руки от желоба и цепляясь за выступающий камень. Она опустилась на пару сантиметров, нашла новый уступ для ноги и полезла ниже. В голове звучал голос Джулса: «Ты ползешь по скалам. Еще немного – и спрыгнешь на мягкий песок. Все хорошо».

Ветер бросил волосы ей в лицо. Она встряхнула головой, чтобы убрать их, и поняла, что проползает мимо окна. За шторами горел тусклый свет. Может, это комната Кристины?

Она посмотрела вверх, на крышу, и поняла, что была уже примерно на полпути к земле. Спускаться стало легче: она быстро находила новые трещины и уступы и лезла гораздо проворнее. Потные руки были белыми от штукатурки, и это помогало: она хваталась за выступы, не соскальзывая с них, и продвигалась все ниже, пока не вытянула ногу и не нащупала под собой твердую землю.

Эмма спрыгнула на нее и приземлилась, подняв вокруг небольшое облачко пыли. Она стояла возле восточной стены Института, откуда просматривался сад, небольшая парковка и бескрайняя пустыня.

Марк, само собой, уже ждал ее. В лунном свете он как будто слился с пустыней, став новой причудливой формой из светлого камня. Тяжело дыша, Эмма отошла от стены. Голова кружилась от приятного возбуждения. Сердце громко стучало, кровь пульсировала в венах, губы стали солеными от влажного океанского ветра.

Сунув руки в карманы, Марк попятился от нее.

– Пойдем со мной, – прошептал он и повернулся спиной к Институту, лицом к песчаной, поросшей кустарниками пустыне.

– Стой, – сказала Эмма. Марк обернулся. – Оружие. И обувь.

Она подошла к машине, нанесла на замок открывающую руну и открыла дверцу багажника. Внутри оказался целый склад оружия и доспехов. Порывшись среди вещей, Эмма вытащила оружейный ремень и подходящие ботинки. Быстро застегнув ремень на поясе, она сунула в него несколько ножей и кинжалов, взяла еще кое-что в руку и обулась.

К счастью, впопыхах возвращаясь от Малкольма, она не забрала Кортану из машины. Вытащив меч, она надела его на спину и поспешила к Марку, который молча принял у нее из рук клинок серафимов и несколько ножей, а затем жестом велел ей следовать за ним.

За невысокой стеной, окружавшей парковку, был тихий сад камней, засаженный кактусами и уставленный гипсовыми статуями древних героев, которые Артур привез с собой из Англии, когда Блэкторны переехали в Институт Лос-Анджелеса. В окружении здешних пустынных ландшафтов они смотрелись по меньшей мере нелепо.

Сейчас в саду было и кое-что еще – темный, массивный предмет, накрытый тканью. Марк с улыбкой подошел к нему, опередив Эмму, и снял черное покрывало.

Под ним оказался мотоцикл.

Эмма ахнула: такую модель она видела впервые. Мотоцикл был серебристо-белым, как будто вырезанным из кости. Он поблескивал в лунном свете, и на мгновение Эмме показалось, что она может посмотреть сквозь него, как смотрит сквозь чары, и увидеть внутри развевающуюся гриву, огромные глаза…

– Кони фэйри сотканы из магии, они могут изменять свою природу для нужд мира примитивных, – объяснил Марк, которому явно понравилось восхищение Эммы.

– То есть это и правда конь? Конецикл? – уточнила Эмма.

Улыбка Марка стала шире.

– У Дикой Охоты много жеребцов.

Эмма уже стояла возле мотоцикла, ощупывая его. Металл казался гладким, как стекло, и прохладным. Эмма всю жизнь хотела ездить на мотоцикле. У Джейса и Клэри был летающий мотоцикл. Она видела его на картинках.

– Он летает?

Марк кивнул, и Эмма потеряла голову от счастья.

– Я хочу на нем прокатиться, – сказала она. – Хочу сама сесть за руль.

Марк склонился в низком поклоне, жестом показав, что мотоцикл в ее распоряжении. Его движения были грациозны и изящны и принадлежали, казалось, не этому миру – так, наверное, вели себя при дворе короля много столетий назад.

– Он весь твой.

– Джулиан меня убьет, – задумчиво пробормотала Эмма, не сводя глаз с мотоцикла. Он был прекрасен, и Эмме не терпелось проехаться на нем, хотя у него и не было ни выхлопной трубы, ни спидометра, ни других приборов, без которых не обходится ни одна современная машина.

– По-моему, тебя не так уж просто убить, – заметил Марк уже без улыбки и прямо, с вызовом взглянул на Эмму.

Не говоря больше ни слова, Эмма перебросила ногу через седло и взялась за руль. Казалось, он был создан специально для нее. Она посмотрела на Марка.

– Садись сзади, – сказала она. – Если, конечно, хочешь со мной.

Мотоцикл слегка покачнулся: Марк уселся сзади и обхватил Эмму за талию. Эмма сделала глубокий вдох и собралась с силами.

– Он живой, – прошептал Марк. – Он послушается, если ты того пожелаешь.

Эмма крепче сжала рукоятки.

Мотоцикл оторвался от земли, и Эмма вскрикнула – отчасти от неожиданности, отчасти от радости. Марк крепче ухватился за нее. Они набирали высоту, земля становилась все дальше. Поднялся ветер. Не чувствуя земного притяжения, мотоцикл понесся вперед, как только Эмма наклонилась чуть ниже, чтобы своим телом управлять волшебной машиной.

Они пролетели мимо Института, внизу показалась дорога, ведущая к шоссе. Они понеслись вдоль нее, и соленый ветер ударил Эмме в лицо, когда они добрались до поворота и увидели внизу множество машин, которые катились по Тихоокеанскому береговому шоссе, сверкая золотистыми огнями. Эмма закричала от удовольствия и велела мотоциклу: «Быстрее, быстрее вперед!»

Внизу показался пляж, и золото песка обратилось серебром в полночном свете звезд, и вскоре они уже полетели над океаном. Луна проложила для них ровный след – Эмма слышала, что Марк кричит ей в ухо, но растворилась в моменте, видя лишь океан и чувствуя, как ветер бьет в лицо, треплет волосы и заставляет глаза слезиться.

А затем она посмотрела вниз.

По обе стороны от лунной дорожки была вода, насыщенно синяя в ночной темноте. Далекий берег сверкал мириадами огней, на горизонте чернели высокие пики гор. А внизу был океан, бескрайний океан, и Эмма почувствовала знакомый страх, и по спине вдруг пробежали мурашки.

Мотоцикл дернулся, словно сопротивляясь ее командам. Эмма до крови прикусила губу и заставила себя сосредоточиться.

Мотоцикл развернулся и полетел обратно к пляжу. «Быстрее», – скомандовала Эмма, отчаянно желая скорее ступить на землю. Ей казалось, что она видит тени, скользящие в толще моря. Она думала о старых легендах о моряках, корабли которых переворачивали огромные киты и морские чудовища, и о мелких суденышках, которые разбивали в щепки демоны моря, оставляя команды на растерзание акулам…

Эмма задержала дыхание, и мотоцикл подпрыгнул, руль выскользнул у нее из рук. Они устремились вниз. Марк вскрикнул, когда они пронеслись над волнами и приземлились на пляж. Эмма снова крепко схватилась за руль и почувствовала, как переднее колесо коснулось песка, а затем снова подняла мотоцикл в воздух и полетела над шоссе.

Марк рассмеялся. Его смех был диким, звериным, в нем слышались эхо Охоты, рев сигнального рожка и цокот копыт. Эмма вдыхала прохладный морской воздух и чувствовала, как развеваются на ветру ее волосы. Никаких правил не было. Она свободна.

– Ты показала, на что ты способна, Эмма, – сказал Марк. – Ты можешь скакать по небу вместе с Гвином, если пожелаешь этого.

– Дикая Охота не терпит женщин, – заметила Эмма, и ветер сорвал эти слова у нее с губ.

– Глупцы! – воскликнул Марк. – Женщины гораздо неистовее мужчин. – Он махнул рукой в сторону гор, возвышавшихся вдоль океанского берега. – Туда. Я приведу тебя к точке пересечения.