4
Оттого и случилось
Эмма рухнула на мат и быстро перевернулась, чтобы не повредить ни Кортану, которая висела у нее на спине, ни саму спину. Несколько лет назад, только начиная тренироваться, она чаще резалась об острые края Кортаны, чем ошибалась в упражнениях, – и все это из-за упрямого отказа снимать меч.
Кортана принадлежала ей, а до этого – ее отцу и отцу ее отца. Они с Кортаной были единственным, что осталось от семьи Карстерсов. Отправляясь на битву, Эмма всегда брала с собой меч, даже если намеревалась использовать кинжалы, святую воду или огонь. Поэтому ей нужно было научиться сражаться с мечом на спине и твердо знать, как вести себя с ним в любой мыслимой и немыслимой ситуации.
– Ты как?
Кристина приземлилась рядом, но гораздо легче: она была безоружна и одета только в одежду для тренировки.
– Нормально, – ответила Эмма, садясь и потирая ушибленное плечо. Через пару секунд она уже вскочила на ноги: – Еще раз.
Медальон на шее у Кристины блеснул, когда она подняла голову, чтобы посмотреть, как Эмма взбирается по веревочной лестнице. Комнату заливал темно-золотистый солнечный свет – день клонился к вечеру. Девушки занимались уже несколько часов, успев до этого собрать и перенести в компьютерную комнату фотографии и записки со Стены Улик (Кристина отказывалась называть ее Стеной Безумия), чтобы Тай и Ливви смогли их отсканировать. Ливви обещала прийти на тренировку, но явно с головой ушла в поиски зацепок на просторах Интернета.
– Может, хватит? – спросила Кристина, когда Эмма добралась до середины лестницы, но та упорно полезла дальше и не остановилась, пока не уперлась макушкой в потолок.
Эмма посмотрела вниз. Кристина качала головой, каким-то образом умудряясь выглядеть и ободряюще, и осуждающе одновременно.
– Не прыгай так высоко! Эмма…
Но Эмма уже камнем полетела вниз. Она ударилась о мат, перевернулась и села на корточки, рукой потянувшись к Кортане.
Меча не было на месте. Вскочив на ноги, Эмма обнаружила, что его держит Кристина. Она вытащила его из ножен Эммы, пока та занимала позицию.
– Сражения – это не просто прыжки и падения, – заметила Кристина и протянула Кортану подруге.
Усмехнувшись, Эмма взяла меч у нее из рук.
– Ты говоришь, прямо как Джулс.
– Может, он прав? – сказала Кристина. – С каких пор ты стала так пренебрегать собственной безопасностью?
– После Темной войны.
Эмма вложила Кортану в ножны, а затем вытащила из ботинок два стилета, протянула один Кристине и повернулась к мишени, нарисованной на противоположной стене.
Кристина встала рядом с ней и занесла стилет, прицелившись вдоль линии руки. Эмма никогда прежде не метала ножи в компании Кристины, но ее вовсе не удивило, что та стояла и держала стилет идеально – большой палец шел параллельно клинку.
– Порой я жалею, что война меня почти не коснулась. Я пряталась в Мексике. Отец считал, что в Идрисе небезопасно.
Эмма вспомнила Идрис в огне, кровь на улицах и тела, сваленные в Зале Соглашений.
– Твой отец был прав.
Кристина метнула стилет. Он сверкнул в полете и воткнулся прямо в яблочко.
– У мамы был дом в Сан-Мигель-де-Альенде. Мы уехали туда, потому что в Институте было небезопасно. Когда я думаю об этом, мне всегда кажется, что я поступила малодушно.
– Но ты была еще маленькой, – возразила Эмма. – Хорошо, что тебя отправили в безопасное место.
– Может быть, – печально допустила Кристина.
– Правда. Я говорю не просто так, – объяснила Эмма. – Что об этом думает Безупречный Диего? Он тоже считает себя малодушным?
– Сомневаюсь, – поморщилась Кристина.
– Конечно, нет. Он, похоже, вообще ни о чем не переживает. Нам стоит поучиться у Безупречного Диего.
– Привет!
В другом конце комнаты появилась Ливви, облаченная в доспехи для тренировки. Она направилась к девушкам, но по дороге остановилась, чтобы погладить свою саблю, висевшую на стене возле двери вместе с остальными орудиями для фехтования. Ливви выбрала себе саблю, когда ей было двенадцать, и с тех пор упорно практиковалась во владении ею. Она могла часами говорить о типах сабель, об эфесах и гардах и о преимуществах деревянных рукояток перед резиновыми и кожаными (а уж о пистолетных рукоятках в ее присутствии и вовсе лучше было не упоминать).
Эмма восхищалась ее постоянством. Ей-то не пришлось выбирать себе оружие, ведь у нее всегда была Кортана. Но Эмме хотелось владеть всеми возможными техниками, поэтому они с Ливви часто спарринговали.
– Я по тебе скучала, – промурлыкала Ливви, обращаясь к сабле. – Я тебя очень люблю.
– Как мило, – заметила Эмма. – Если бы ты мне такое сказала по возвращении, я бы точно разрыдалась.
Ливви подошла ближе к девушкам. Заняв мат, она принялась разминаться, с легкостью сгибаясь пополам и касаясь руками подошв.
– Я скучала и по тебе, – приглушенно сказала она. – В Англии вообще скука смертная и ни одного симпатичного парня вокруг!
– Джулиан упоминал, что вы жили вдали от людей, – кивнула Эмма. – В любом случае вы здесь ничего не пропустили.
– Кроме серийных убийств, – бросила Ливви и пересекла комнату, чтобы взять пару метательных ножей. Эмма и Кристина отошли в сторону, когда она встала перед мишенью. – А еще, готова поспорить, ты снова встречалась с Кэмероном Эшдауном и снова его бросила.
– Так и есть, – подтвердила Кристина. Эмма посмотрела на нее таким взглядом, в котором ясно читалось: «Предательница».
– Ха! – Нож Ливви не попал в мишень. Она резко повернулась, ее коса описала в воздухе широкую дугу. – Эмма начинает встречаться с ним где-то раз в четыре месяца, а потом все равно бросает его.
– Правда? – Кристина искоса взглянула на Эмму. – И почему ты выбрала для этой жуткой пытки именно его?
– О боже, – вздохнула Эмма. – Все это чепуха.
– Для тебя, – кивнула Ливви. – Держу пари, он считает, что у вас все серьезно. – Она протянула Кристине второй нож. – Попробуешь?
Взяв нож, Кристина встала на место Ливви.
– Кто такой Безупречный Диего? – спросила Ливви.
Нахмурившись, Кристина повернулась и озадаченно посмотрела на нее.
– Я слышала ваш разговор, – радостно заявила Ливви. – Прежде чем вошла. Кто он такой? И почему он безупречен? И почему, раз уж в мире появился безупречный парень, никто мне об этом не сказал?
– Диего – это парень, которого мама Кристины прочит ей в мужья, – объяснила Эмма, и теперь уже Кристина сделала вид, что обиделась. – Не подумай ничего плохого, это не договорной брак, просто ее мама его обожает, а его мама тоже носила фамилию Розалес…
– Он твой родственник? – удивилась Ливви. – Разве так можно? Я понимаю, история любви Джейса Эрондейла и Клэри Фэйрчайлд всем известна, но они ведь на самом деле не брат и сестра. Иначе, наверное…
– Их история любви не получила бы такой огласки, – ухмыльнувшись, закончила за нее Эмма.
Кристина метнула нож. Он вошел в стену близко к центру мишени.
– Его зовут Диего Росио Розалес. Росио – фамилия его отца, а Розалес – матери, и фамилия моей матери тоже Розалес. Но мы даже не кузены. Розалес – это огромное семейство Сумеречных охотников. Мама просто считает Диего безупречным – такой умный, такой красивый, такой прекрасный Сумеречный охотник, он безупречен, безупречен, безупречен…
– Вот так он и получил свое прозвище, – заметила Эмма, вытаскивая ножи из стены.
– А он и правда безупречен? – спросила Ливви.
– Нет, – ответила Кристина.
Когда она расстраивалась, она не сердилась, а просто вдруг замолкала. Вот и сейчас, повернувшись к мишени, она поступила именно так. Эмма протянула ей вынутые из стены ножи.
– Мы защитим тебя от Безупречного Диего, – заверила она Кристину. – Если он приедет сюда, я его изрешечу.
Она встала на линию броска.
– Эмма у нас главная по изрешечению, – объяснила Ливви.
– Тогда первой стоит изрешетить мою маму, – пробурчала Кристина. – Ну же, подруга, удиви меня. Давай-ка два за раз.
Взяв по ножу в каждую руку, Эмма отступила на шаг. Она целый год училась метать два ножа одновременно и метала их без остановки. Звук, с которым ножи входят в дерево, был ей как бальзам на душу. Будучи левшой, для броска она должна была отступать назад и немного вправо, но за годы тренировок она приучила себя пользоваться обеими руками практически на равных, поэтому сейчас отступила прямо назад, а не по диагонали. Она отвела руки, а затем резко выбросила их вперед и разжала пальцы. Ножи полетели в цель, как соколы. Один за другим они вошли прямо в яблочко.
Кристина присвистнула.
– Теперь я понимаю, почему Кэмерон Эшдаун всегда возвращается к тебе. Он боится поступить иначе. – Она подошла к мишени и вытащила из нее все ножи, включая свой. – Теперь снова я. Похоже, я среди отстающих.
– Да нет, я смухлевала, – рассмеялась Эмма. – Я несколько лет тренировалась их метать.
– И все же, – упрямо сказала Кристина. – Если ты когда-нибудь передумаешь и решишь, что я тебе не по душе, мне нужно будет постоять за себя.
– Хороший бросок, – прошептала Ливви, которая шагала из стороны в сторону по линии броска в некотором отдалении от Эммы с Кристиной.
– Спасибо, – шепнула ей Эмма. Она прислонилась к стеллажу с перчатками и защитными доспехами и посмотрела на сияющую Ливви. – Вам с Таем удалось договориться насчет клятвы парабатаев?
Ливви помрачнела.
– Он все еще отказывается. Мы впервые не согласны друг с другом.
– Очень жаль.
Эмма знала, как сильно Ливви хотелось стать парабатаем собственного брата-близнеца. Братья и сестры приносили клятвы парабатаев нечасто, но время от времени такое случалось. Решительный отказ Тая всех удивлял. Он редко отказывал Ливви, но в этом вопросе был непреклонен.
Первый нож Кристины вошел в мишень у самой кромки внутреннего крута. Эмма зааплодировала.
– Мне она нравится, – все так же шепотом сказала Ливви.
– Хорошо, – кивнула Эмма. – Мне она тоже нравится.
– А еще мне кажется, что Безупречный Диего разбил ей сердце.
– Он точно что-то сделал, – осторожно заметила Эмма. – Насколько я поняла.
– Поэтому нам нужно свести ее с Джулианом.
Эмма чуть не перевернула стеллаж.
– Что?
Ливви пожала плечами.
– Она красивая и милая и будет жить с нами. А у Джулса никогда не было девушки – и ты знаешь почему. – Эмма во все глаза смотрела на Ливви. Все мысли куда-то испарились, и в голове остался лишь белый шум. – Понимаешь, это ведь все из-за нас – из-за нас с Таем, из-за Дрю, из-за Тавви. Воспитывая четырех детей, о свиданиях как-то не думаешь, да и времени не хватает. Поэтому, раз уж мы не позволяем ему завести девушку…
– Ты хочешь устроить все сама, – безучастно произнесла Эмма. – Ливви, но все ведь не так просто. Они должны друг другу понравиться…
– И пусть понравятся! – воскликнула Ливви. – Мы им поможем. Что скажешь?
Сине-зеленые глаза Ливви, так похожие на глаза Джулиана, сияли озорством. Эмма уже открыла рот, чтобы что-то сказать, хотя даже сама не поняла, что именно, но в это мгновение Кристина метнула второй нож. Он так глубоко вошел в стену, что дерево треснуло.
Ливви захлопала в ладоши.
– Молодец! – Она триумфально взглянула на Эмму, словно говоря: «Вот видишь, она безупречна!» – а затем посмотрела на часы. – Так, мне нужно бежать к Таю. Кликните меня, если случится что-нибудь потрясающе невероятное!
Все еще немного сбитая с толку Эмма кивнула, а Ливви, пританцовывая, повесила на место ножи и ушла в библиотеку. Кристина тем временем подошла к Эмме сзади и неожиданно заговорила прямо у нее за плечом, чем напутала подругу до полусмерти. Она, казалось, была чем-то обеспокоена.
– О чем вы говорили? – спросила она. – На тебе лица нет.
Эмма хотела было ответить, но тут снизу раздался какой-то грохот: кто-то громко постучал в дверь, после чего послышались торопливые шаги.
Она схватила Кортану и пулей выбежала в коридор.
Стук в дверь Института эхом разносился по всему зданию.
– Минутку! – крикнул Джулиан, застегивая толстовку, и подбежал к двери.
Он даже обрадовался, что кто-то заглянул к ним на огонек. Тай и Ливви выставили его из компьютерной комнаты, заявив, что они не могут сосредоточиться из-за того, что Джулиану не сидится на месте, и ему было так скучно, что он уже всерьез подумывал навестить дядюшку Артура и тем самым испортить себе настроение на весь остаток дня.
Джулиан открыл дверь. На пороге стоял высокий светловолосый мужчина в узких черных брюках и рубашке, расстегнутой до середины груди. На плечи его был накинут клетчатый пиджак.
– Ты похож на стриптизера, – сказал Джулиан Малкольму Фейду, верховному колдуну Лос-Анджелеса.
Когда-то Джулиана так поражало, что Малкольм – верховный маг и все остальные чародеи, по крайней мере в Южной Калифорнии, ему подчиняются, что рядом с ним юный Блэкторн чувствовал себя не в своей тарелке. Все изменилось после Темной войны, когда Малкольм стал часто бывать в Институте. На самом деле Малкольм был таким, каким большинство людей представляло Артура, – настоящим рассеянным профессором. Уже почти двести лет он вечно забывал все самое важное.
Все чародеи – потомки людей и демонов были бессмертны. Они переставали стареть в разном возрасте, в зависимости от того, какой демон их породил. Малкольм выглядел лет на двадцать семь, хотя родился (по собственным его словам) в 1850 году.
Почти все демоны, с которыми сталкивался Джулиан, были просто омерзительны, поэтому он предпочитал не думать о том, как познакомились родители Малкольма. Сам Малкольм тоже не спешил делиться этой информацией. Джулиан знал, что маг родился в Англии – это до сих пор угадывалось в его выговоре.
– А что, стриптизеры, бывает, приходят без вызова? – недоуменно спросил Малкольм, а потом опустил голову и взглянул на свой внешний вид. – Прости, забыл застегнуться перед выходом.
Он переступил порог и вдруг упал, растянувшись на мраморном полу. Джулиан отпрыгнул, а Малкольм недовольно перевернулся на спину и посмотрел на ноги.
– Похоже, я еще и шнурки друг с другом связал.
Порой Джулиану становилось горько от того, что все его друзья и союзники – либо такие люди, которых волей-неволей приходится обманывать, либо сущие растяпы, либо и то, и другое одновременно.
Эмма сбежала по лестнице, держа в руке Кортану. На ней были джинсы и спортивная майка, ее влажные волосы стягивала резинка. Майка промокла от пота и прилипла к коже – Джулиану оставалось лишь мечтать, чтобы эта деталь не бросалась ему в глаза. Подойдя ближе, Эмма замедлила шаг и опустила меч.
– Привет, Малкольм! Ты почему на полу?
– Я связал шнурки, – объяснил колдун.
Эмма подошла к нему, взмахнула Кортаной и аккуратно разрезала шнурки, освободив ему ноги.
– Ну вот, готово, – сказала она.
Малкольм с опаской посмотрел на нее.
– Она может быть опасна, – бросил он Джулиану. – Впрочем, все женщины опасны.
– Все люди опасны, – ответил Джулиан. – Что тебя привело, Малкольм? Только не подумай, будто я не рад тебя видеть.
Малкольм с трудом поднялся на ноги и застегнул рубашку.
– Я принес лекарство Артуру.
Сердце Джулиана стукнуло так громко, что ему показалось, словно этот удар услышали все. Эмма нахмурилась.
– Артур болен? – спросила она.
Малкольм уже потянулся к карману, но вдруг застыл. Джулиан увидел, как на лице у мага отразилось понимание, что он сказал нечто такое, чего говорить не следовало, и молча проклял Малкольма вместе с его забывчивостью.
– Вчера Артур сказал мне, что неважно себя чувствует из-за погоды, – объяснил Джулиан. – Ничего необычного, у него такое часто бывает. Просто сонливость.
– Я бы поискала что-нибудь на Сумеречном рынке, если бы знала, – сказала Эмма, садясь на нижнюю ступеньку лестницы и вытягивая перед собой свои длинные ноги.
– Кайенский перец и драконья кровь. – Малкольм вынул из кармана флакон и протянул его Джулиану. – Он сразу проснется.
– Да от этого и мертвец проснется! – воскликнула Эмма.
– Некромантия вне закона, Эмма Карстерс, – укорил ее Малкольм.
– Она просто пошутила. – Джулиан сунул флакон в карман, не сводя глаз с Малкольма и безмолвно умоляя его больше ничего не говорить.
– Джулиан, а когда ты успел сообщить Малкольму, что дядюшка Артур плохо себя чувствует? Вчера вечером ты мне ничего не сказал, – заметила Эмма.
Джулиан обрадовался, что Эмма не видит его лица: он явно побледнел.
– Вампирская пицца, – вдруг сказал Малкольм.
– Что? – удивилась Эмма.
– Найтшейд открыл итальянский ресторанчик на Кросс-Крик-роуд, – объяснил Малкольм. – Лучшая пицца в округе, и доставка есть.
– И что же они в соус добавляют? – спросила Эмма, забыв о своих сомнениях. – О! – Она приложила ладонь ко рту. – Кстати, Малкольм, ты не мог бы кое на что взглянуть?
– Что, бородавка вскочила? – поинтересовался Малкольм. – Могу свести, но не бесплатно.
– И почему всем кажется, что это бородавка? – Эмма вытащила телефон и принялась перелистывать фотографии тела, обнаруженного возле бара «Саркофаг». – Там было несколько белых знаков, вот они, – показала она. – Похожи на граффити, но нарисованы не краской, а мелом или чем-то таким…
– Во-первых, фу, – сказал Малкольм. – Не показывай мне, пожалуйста, фотографии трупов без предварительного предупреждения. – Он всмотрелся в снимок. – Во-вторых, знаки похожи на остатки церемониального кольца. Кто-то нарисовал на земле защитный круг. Может, чтобы без проблем наложить те жуткие чары, которые убили этого парня.
– Его сожгли, – уточнила Эмма. – И утопили, похоже. По крайней мере, его одежда промокла насквозь и пахла морской водой.
Эмма нахмурилась, глаза ее потемнели – то ли она снова представила себе тело, то ли просто подумала об океане. До океана всегда было рукой подать, она каждое утро бегала вдоль его кромки, но Джулиан знал, как она на самом деле его боится. Она могла заставить себя нырнуть в холодные волны, дрожа от ужаса, но ему не нравилось смотреть на это, ему не нравилось смотреть, как его сильная Эмма умирает от страха столь первобытного и неописуемого, что она даже сама не понимала его сути.
При виде этого Джулиану хотелось убивать, хотелось разрушать все вокруг, только бы она была в безопасности. Даже несмотря на то, что Эмма и сама могла постоять за себя. Даже несмотря на то, что он не знал человека смелее.
Джулиан вернулся к действительности.
– Перешли мне фотографии, – сказал Малкольм. – Я внимательнее изучу их и сообщу тебе свои выводы.
– Эй! – На верхней площадке лестницы появилась Ливви, уже сменившая тренировочные доспехи на обычную одежду. – Тай кое-что нашел насчет убийств.
Малкольм озадаченно посмотрел на нее.
– На компьютере, – объяснила Ливви. – Том самом, которым нам даже нельзя пользоваться. Ой, привет, Малкольм! – Она замахала руками. – Скорее поднимайтесь к нам!
– Останешься, Малкольм? – спросила Эмма. – Твоя помощь нам не помешает.
– Зависит от того, показывает ли компьютер кино, – загадочно ответил Малкольм.
– Он может, – осторожно сказал Джулиан.
Малкольм обрадовался.
– Посмотрим «Ноттинг Хилл»?
– Мы что угодно посмотрим, если ты согласишься нам помочь, – заверила его Эмма и взглянула на Джулса. – Но прежде выясним, что раскопал Тай. Ты с нами?
Джулиан молча проклял любовь Малкольма к романтическим комедиям. Ему хотелось закрыться у себя в студии и порисовать. Но нельзя было ни бросить Тая, ни оставить Малкольма без присмотра.
– Принесу с кухни чего-нибудь пожевать, – радостно сказала Эмма.
Как-никак это было традицией – они много лет все вместе смотрели старые фильмы на телевизоре, питающемся от колдовского огня, и все вместе хрустели попкорном.
Джулиан покачал головой.
– Я не голоден.
Ему показалось, что Эмма вздохнула. Спустя мгновение она уже взлетела вверх по лестнице следом за Ливви и исчезла за поворотом. Джулиан хотел было пойти за ними, но Малкольм остановил его, положив руку ему на плечо.
– Становится хуже? – спросил он.
– Дядюшке Артуру? – От неожиданного прикосновения Джулиан вздрогнул. – Вряд ли. Плохо, конечно, что меня так долго не было рядом, но, если бы мы и дальше отказывались от поездки в Англию, возникли бы подозрения.
– Не дядюшке Артуру, а тебе. Она о тебе знает?
– Кто и о чем?
– Не притворяйся, что не понимаешь, – ответил Малкольм. – Эмма. Она знает?
Сердце сжалось в груди у Джулиана. У него не было слов, чтобы описать то чувство, которое пробудил вопрос Малкольма. Казалось, его сбила с ног и поволокла по песку гигантская волна.
– Перестань.
– Ни за что, – отмахнулся Малкольм. – Я люблю счастливые концы.
– Малкольм, это тебе не история любви, – сквозь зубы процедил Джулиан.
– Нет такой истории, которая не была бы историей любви.
Джулиан отвернулся и пошел по лестнице. Он редко сердился на Малкольма, но в этот момент его сердце просто выпрыгивало из груди. Он успел дойти до площадки второго этажа, прежде чем Малкольм снова окликнул его. Джулиан против воли повернулся и увидел, что чародей с него глаз не сводит.
– Законы бессмысленны, парень, – тихо проговорил Малкольм полным тревоги голосом. – Нет ничего важнее любви. И нет закона выше.
Строго говоря, в Институте не должно было быть компьютера.
Конклав отрицал наступление цифровой эры и всячески старался оградить Сумеречных охотников от взаимодействия с культурой простецов. Но это не могло остановить Тиберия. Он с десяти лет начал выпрашивать компьютер, чтобы следить за расследованием жестоких преступлений в мире простецов, и, когда после Темной войны они вернулись из Идриса, Джулиан исполнил его желание.
Тай потерял мать и отца, брата и старшую сестру, сказал тогда Джулиан, сидя на полу среди спутанных проводов и пытаясь понять, как подключить компьютер к одной из немногих электрических розеток, которые были у них в распоряжении: практически все в Институте функционировало на колдовском огне. Раз уж он мог таким образом порадовать Тая, он не собирался отказывать ему.
И Тай влюбился в компьютер. Он назвал его Ватсоном и часами учился работать на нем, ведь помочь ему с этим никто не мог. Джулиан велел ему не делать ничего противоправного, понимая, что дядюшка Артур, который вечно сидит в своем кабинете, все равно ничего не заметит.
Преданная брату Ливви тоже научилась пользоваться компьютером, и Тай, который к тому времени уже разобрался с его устройством, охотно помог сестре. Они были прекрасной командой.
Похоже, Тай, Дрю, Ливви и даже Тавви не теряли времени даром. Дрю разложила на полу несколько карт. Тавви стоял возле белой доски с маркером в руках и делал важные заметки, хотя расшифровать его детский почерк было бы нелегко.
Тай сидел за компьютером на крутящемся стуле, его пальцы быстро бегали по клавиатуре. Ливви, по своему обыкновению, устроилась на столе, но вовсе не мешала Таю, который прекрасно видел сестру, но при этом оставался полностью сосредоточен на своей задаче.
– Нашли что-то? – спросил Джулиан, заходя в комнату.
– Да. Секунду. – Тай властно поднял руку. – Можете разговаривать, если хотите.
– Спасибо за позволение, – ухмыльнулся Джулиан.
Кристина влетела внутрь, на ходу заплетая влажные темные волосы. Похоже, она сходила в душ и переоделась, и теперь на ней были джинсы и блузка в цветочек.
– Ливви сказала…
– Тс-с. – Эмма приложила палец к губам и показала на Тая, который напряженно смотрел в монитор. Тонкие черты его лица подсвечивались голубоватым сиянием экрана. Эмме очень нравились моменты, когда Тай играл в детектива: эта роль подходила ему как нельзя лучше и вписывалась в его мечту стать Шерлоком Холмсом, у которого всегда и на все готовы ответы.
Кивнув, Кристина присела на пухлый диванчик рядом с Друзиллой. Дрю было всего тринадцать, но по росту она ей практически не уступала. Она была из тех девчонок, у которых тело развивается очень быстро: она уже могла похвастаться округлой грудью и бедрами очень мягкой, женственной формы. Это порой приводило к неловким ситуациям с парнями, которые считали, что ей никак не меньше семнадцати, и Эмме не раз приходилось в последний момент удерживать Джулиана от убийства очередного подростка-простеца.
Малкольм уселся в старое заплатанное кресло.
– Ну, раз уж мы все равно ждем… – пробормотал он и принялся печатать что-то у себя на телефоне.
– Что ты делаешь? – спросила Эмма.
– Заказываю пиццу у Найтшейда, – объяснил Малкольм. – У них есть специальное приложение.
– Что-что? – не поняла его Дрю.
– У Найтшейда? – переспросила Ливви. – У вампира?
– Он открыл пиццерию. Соус просто божественный, – причмокнув, кивнул Малкольм.
– И ты не боишься? – спросила Ливви. – Мало ли что там в составе.
– Вы, нефилимы, такие опасливые, – бросил Малкольм и снова углубился в телефон.
Тут Тай прочистил горло и повернулся на стуле лицом к остальным. Все расселись на диванах и стульях, и только Тавви сидел на полу возле белой доски.
– Я кое-что обнаружил, – сказал Тай. – В последнее время действительно находили тела, соответствующие описанию Эммы. Срезанная кожа на пальцах, ожоги, морская вода. – Он вывел на экран первую полосу какой-то газеты. – Из-за меловых меток вокруг тел простецы считают, что это связано с каким-то сатанинским культом.
– Простецы считают, что с каким-то сатанинским культом связано все на свете, – проворчал Малкольм. – Забавно, кстати, что на самом деле в сатанинских культах чаще служат вовсе не Люциферу, а другим демонам. Люцифера, конечно, знают все, но достучаться до него не так-то просто. Он редко оказывает услуги. Почитаешь ты его, почитаешь – а ему хоть бы хны.
Эмма и Джулиан весело переглянулись. Тай щелкнул мышкой, и на экране появились фотографии. Лица – люди разных возрастов, полов и рас. И все мертвые.
– Профилю соответствует лишь несколько убийств, – объяснил Тай, явно обрадовавшись, что удалось так ловко ввернуть словечко «профиль». – В прошлом году они происходили по одному в месяц. Всего найдено двенадцать тел, включая то, что обнаружила Эмма.
– Но раньше ничего? – уточнила Эмма.
Тай покачал головой.
– Значит, после убийства моих родителей был перерыв в четыре года. Преступник – если, конечно, это один человек – остановился, а затем снова начал убивать.
– Погибших что-то связывает? – спросил Джулиан. – Диана сказала, что несколько тел принадлежало фэйри.
– Мы же читаем новости простецов, – напомнила Ливви. – Откуда им знать? Даже если тела принадлежали эльфам, их, скорее всего, сочли человеческими. А что до связи между погибшими – трудно сказать. Ведь ни одно из тел так и не опознали.
– Странно, – заметила Дрю. – А как же кровь? В кино людей идентифицируют по крови и ДСК.
– ДНК, – поправил сестру Тай. – Судя по газетным сообщениям, ни одно из тел опознать не удалось. Возможно, примененные к погибшим чары изменили состав их крови. Или тела слишком быстро разложились, как тела родителей Эммы.
– Но есть и кое-что еще, – сказала Ливви. – В статьях сообщается, где именно находили тела, и мы отметили все эти места на карте. И у этих мест кое-что общее есть.
Тай вытащил из кармана одну из своих игрушек – моток гибкой проволоки – и принялся распутывать ее. У Тая был очень быстрый ум, и порой ему приходилось вертеть что-нибудь в руках, чтобы успокоиться.
– Все тела обнаружены возле лей-линий. Все до единого, – объявил Тай, и Эмма услышала в его голосе неподдельное возбуждение.
– Лей-линий? – наморщив лоб, переспросила Дрю.
– Существует опоясывающая землю сеть древних магических путей, – объяснил Малкольм. – Они усиливают любую магию, поэтому обитатели Нижнего мира веками использовали их для открытия порталов в мир фэйри и всего такого. Аликанте стоит на пересечении нескольких лей-линий. Эти линии невидимы, но можно научиться их чувствовать. – Он нахмурился, присмотревшись к одному из снимков, сделанных Кристиной в баре «Саркофаг», который как раз появился на экране компьютера. – А ты можешь сделать так, чтобы картинка увеличилась?
– Приблизить фрагмент? – уточнил Тай.
Не успел Малкольм ответить, как в дверь Института позвонили. Звонок был необычным: вместо пронзительного дребезжания в Институте раздался оглушительный удар гонга, от звука которого содрогнулось все здание, задрожали стены и стекла, а кое-где даже посыпалась штукатурка.
Эмма в ту же секунду вскочила на ноги.
– Я открою, – сказала она и поспешила вниз, не обращая внимания на Джулиана, который тоже поднялся, чтобы сопроводить ее.
Ей хотелось хотя бы на секунду остаться одной. Ей хотелось осознать, что эти убийства начались в том году, когда погибли родители. Что ее мама и папа стали первыми жертвами маньяка.
Все убийства были связаны. Эмма видела, как ниточки сходятся вместе и начинают складываться в узор, который она еще не могла толком разглядеть, но в реальности которого сомневаться не приходилось. Кто-то сделал это. Кто-то пытал ее родителей и убил их, нанес те жуткие письмена им на кожу и бросил их гнить в океане. Кто-то лишил Эмму детства, разрушил дом ее жизни и оставил ее одну, беззащитную и беспомощную.
И этот кто-то поплатится за свои грехи. «Месть не согреет сердце», – сказала Диана, но Эмма ей не поверила. Месть снова даст ей вздохнуть свободно. Месть снова даст ей возможность думать о родителях, не холодея от ужаса. Эмма снова сможет спать, не видя во сне их мертвые лица и не слыша, как их голоса взывают к ней о помощи.
Эмма подошла к двери Института и распахнула ее. Солнце только что село. На пороге стоял угрюмый вампир со стопкой коробок в руках. Короткие каштановые волосы, веснушки на носу – на вид он был не старше подростка, но это ни о чем не говорило.
– Доставка пиццы, – сказал он таким удрученным тоном, словно ему только что сообщили о смерти всех близких родственников.
– Да ладно? – удивилась Эмма. – Малкольм не пошутил? Вы и правда пиццу доставляете?
Курьер безучастно посмотрел на нее.
– А что, нельзя?
Эмма подскочила к стоявшему возле двери столику, на котором обычно лежали наличные деньги.
– Не знаю. Вы же вампир. Я решила, что вы могли бы и чем-то получше в жизни заняться. Или в смерти. Неважно.
– Да ты хоть знаешь, как сложно найти работу, когда в паспорте написано, что тебе сто пятьдесят лет, а на улице ты можешь появляться только ночью? – уязвленно воскликнул вампир.
– Нет, – призналась Эмма и взяла коробки у него из рук. – Об этом я не подумала.
– Вечно вы, нефилимы, ни о чем не думаете. – Он сунул пятьдесят долларов в карман джинсов, и Эмма обратила внимание, что на его серой футболке написано: ОС.
– Отряд сопровождения? – предположила она.
Вампир просиял.
– «Орудия смерти». Группа такая. Из Бруклина. Слышала о них?
Само собой, Эмма о них слышала. Саймон, лучший друг и парабатай Клэри, входил в эту группу, пока был простецом. Именно он и назвал свой музыкальный коллектив в честь трех священных предметов из мира Сумеречных охотников. Теперь Саймон тоже стал Сумеречным охотником. Интересно, не скучает ли он по группе? А по всему остальному?
Эмма снова поднялась на второй этаж, думая о Клэри и остальных обитателях Нью-Йоркского Института. Клэри узнала, что она – Сумеречный охотник, когда ей было пятнадцать. Одно время она думала, что ее удел – жизнь простецов. Она как-то рассказывала Эмме об этом, словно вспоминая о том пути, по которому ей пройти так и не удалось. С головой окунувшись в жизнь Сумеречных охотников, она забрала с собой многое из мира простецов, включая и лучшего друга – Саймона. Но она могла выбрать другую дорогу. Могла остаться обычным человеком навсегда.
Эмме вдруг жутко захотелось поговорить с ней, спросить, как бы тогда все сложилось. Саймон и Клэри дружили всю жизнь, как и Джулиан с Эммой. Затем, как только Саймон стал Сумеречным охотником, они принесли клятву парабатаев. Что изменилось? Эмма не знала ответа. Каково это – превратиться из лучшего друга в парабатая, заранее не зная о том, что так однажды произойдет? Была ли какая-нибудь разница?
И почему она сама не могла ответить на этот вопрос?
Когда она вернулась в компьютерную комнату, Малкольм стоял у стола, изучая фотографию своими фиолетовыми глазами.
– Видите ли, это вовсе не защитный круг, – сказал он и тут же воскликнул, увидев Эмму: – Это пицца!
– Это явно не пицца, – заметил Тай, сосредоточенно смотря на экран. Он уже практически распутал клубок проволоки своими длинными пальцами, а как только закончил с ним, спутал опять и начал заново.
– Так, хватит, – скомандовал Джулс. – Сделаем перерыв и отвлечемся от убийств и профилей на ужин. – Он взял у Эммы коробки, благодарно взглянул на нее и поставил пиццу на журнальный столик. – Говорите о чем угодно, под запретом только кровь и убийства. Уточняю: любая кровь.
– Но это вампирская пицца, – заметила Ливви.
– Неважно, – отмахнулся Джулиан. – Марш на диван!
– Может, кино посмотрим? – предложил Малкольм, сказав это совсем как Тавви.
– Посмотрим, – согласился Джулиан. – Но сейчас, Малкольм, хоть ты и верховный чародей Лос-Анджелеса, сиди на попе ровно.
Вампирская пицца оказалась потрясающе вкусной. Эмма довольно быстро решила, что ей все равно, из чего готовят соус. Мышиные головы, тушеная человечина – неважно. Вкус пиццы был выше всех похвал. Хрустящая корочка, много свежей моцареллы – Эмма слизывала тягучий сыр прямо с пальцев и хитро поглядывала на Джулса, которого отличали прекрасные манеры.
Фильм был довольно странным. В нем рассказывалось о мужчине, который владел книжным магазином и был влюблен в знаменитую женщину, вот только Эмма не узнала ни одного из них и сомневалась, были ли они вообще ей знакомы. Кристина смотрела на экран с недоумением, Тай надел наушники и закрыл глаза, а Дрю и Ливви, сидя по обе стороны от Малкольма, тихонько гладили его по голове, когда он начинал плакать.
– Любовь так прекрасна, – вздохнул он, когда мужчина на экране бросился прямо в поток машин.
– Это не любовь, – возразил Джулиан, откинувшись на спинку дивана. В неровном свете экрана он казался совсем другим, незнакомым: на его гладкой светлой коже плясали темные пятна, под скулами и возле подбородка залегли глубокие тени. – Это кино.
– Я приехал в Лос-Анджелес, чтобы вернуть любовь, – признался Малкольм, блеснув печальными фиолетовыми глазами. – Все великие фильмы – о любви. О любви потерянной, обретенной, разрушенной, возвращенной, купленной, проданной, умирающей и рождающейся. Я люблю кино, но теперь таких фильмов уже не снимают. Взрывы, спецэффекты – ничего этого не было, когда я только появился здесь. Тогда в кино лишь подсвечивали сигаретный дым, чтобы он походил на небесный огонь. И женщин тоже подсвечивали – чтобы они напоминали ангелов. – Малкольм вздохнул. – Я приехал сюда, чтобы вернуть истинную любовь из мертвых.
– О Малкольм! – воскликнула Друзилла и разразилась слезами. Ливви протянула ей салфетку с логотипом пиццерии. – И почему только у тебя нет парня?
– Я не гей, – удивленно ответил Малкольм.
– Тогда девушки. Найди себе хорошую девушку из Нижнего мира, например вампиршу, чтобы она жила вечно.
– Дрю, не вмешивайся в любовные дела Малкольма, – упрекнула сестру Ливви.
– Истинную любовь найти нелегко, – сказал Малкольм, показав на целующихся на экране людей.
– Такую любовь, как в кино, действительно нелегко отыскать, – кивнул Джулиан. – Потому что она ненастоящая.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Кристина. – Ты что, говоришь, что истинной любви не существует? Не верю!
– Любовь заключается не в том, чтобы гоняться за кем-то по аэропорту, – объяснил Джулиан и слегка подался вперед. Эмма заметила выглядывающий из ворота его футболки кусочек руны парабатая. – Любовь заключается в том, чтобы просто видеть человека. И все.
– Просто видеть? – с сомнением в голосе повторил Тай. Он выключил плеер, но не снял наушники. Его черные волосы слегка взъерошились вокруг них.
Джулиан взял в руки пульт. Фильм закончился, на экране шли титры.
– Когда любишь кого-то, этот человек становится частью тебя. Он во всем, что ты делаешь. Он в воздухе, которым ты дышишь, в воде, которую ты пьешь, в крови, что течет по твоим венам. Его прикосновение навсегда остается на твоей коже, его голос всегда звучит в твоих ушах, его мысли не выходят у тебя из головы. Ты знаешь его сны, потому что от его кошмаров твое сердце обливается кровью, а его приятные сновидения ты видишь и сам. И ты не считаешь его идеальным, а знаешь его пороки, знаешь его настоящего, знаешь все его тайны, но эти тайны не отпугивают тебя, ведь из-за них ты любишь его лишь сильнее, понимая, что не хочешь идеала. Ты хочешь его. Ты хочешь…
Он осекся, как будто внезапно поняв, что все на него смотрят.
– Хочешь чего? – спросила Дрю, сверкнув огромными глазами.
– Ничего, – ответил Джулиан. – Все это просто слова.
Он выключил телевизор и собрал коробки из-под пиццы.
– Пойду выкину мусор, – сказал он и вышел из комнаты.
– Когда он влюбится, – пробормотала Дрю, смотря ему вслед, – это будет просто… невероятно.
– И после этого мы его, наверное, уже никогда не увидим, – добавила Ливви. – Какой же счастливицей будет его девушка!
Тай нахмурил брови.
– Ты ведь шутишь, да? – уточнил он. – Ты ведь на самом деле не думаешь, что мы его больше не увидим?
– Конечно, нет, – заверила его Эмма.
Когда Тай был помладше, его всегда озадачивало, как люди намеренно преувеличивают в разговоре, чтобы донести свою мысль. Выражения вроде «в такую погоду собаку из дома не выгонишь» вызывали у него недоумение и даже раздражение, ведь собаки ему очень нравились и он никак не мог понять, зачем вообще их выгонять из дома в какую бы то ни было погоду.
В конце концов Джулиан стал рисовать для него веселые картинки, которые иллюстрировали буквальное значение подобных выражений и их метафорическое значение. Тая забавляли собаки, радостно сидевшие в тепле, пока за окном из огромного ведра лил дождь, а остроумные подписи к этим картинкам, в которых разъяснялся истинный смысл речевых оборотов, значительно облегчали ему понимание окружающего мира. Поняв, что все порой не так просто, как кажется, Тай стал частенько засиживаться в библиотеке и выписывать из словарей необычные выражения, стараясь запомнить их наизусть. Он не возражал, когда ему наглядно объясняли что-то, и никогда не забывал уроков, но все же предпочитал заниматься самостоятельно.
Он до сих пор иногда переспрашивал, была ли какая-то конкретная фраза преувеличением, даже если сам был уверен в этом на 90 процентов. Ливви, которая лучше других знала, как раздражают ее брата неточные выражения, вскочила на ноги и тотчас подошла к Таю, обняла его и положила подбородок ему на плечо. Тай прижался к сестре, полузакрыв глаза. Когда он был в настроении, ему нравились физические проявления привязанности, лишь бы они были не чрезмерны, – он любил, когда ему взъерошивали волосы или когда его гладили по спине. Бывало, он напоминал Эмме их кота Черча, который время от времени требовал ласки.
Свет вдруг потух. Кристина снова зажгла колдовской огонь, и он озарил комнату. Вернулся Джулиан, который успел полностью взять себя в руки.
– Уже поздно, – сказал он. – Пора спать. Особенно тебе, Тавви.
– Не хочу спать, – отмахнулся Тавви, который сидел на коленях у Малкольма и вертел в руках какую-то безделушку, которую дал ему маг: небольшой лиловый кубик, искрящийся в ярком свете.
– Вижу будущего революционера, – ухмыльнулся Джулс. – Малкольм, спасибо. Уверен, нам еще понадобится твоя помощь.
Малкольм осторожно пересадил Тавви на диван, встал на ноги и стряхнул крошки от пиццы с мятой одежды. Подхватив пиджак, он вышел в коридор. Эмма и Джулиан последовали за ним.
– Что ж, вы знаете, где меня искать, – сказал Малкольм, застегивая пиджак. – Я завтра поговорю с Дианой о…
– Диане рассказывать нельзя, – перебила его Эмма.
Малкольм недоуменно взглянул на нее.
– О чем именно?
– О том, что мы этим занимаемся, – объяснил Джулиан, не дав Эмме ответить. – Она не хочет, чтобы мы вмешивались. Говорит, что это опасно.
– Могли бы и раньше об этом упомянуть! – возмутился Малкольм. – Не нравится мне от нее скрываться.
– Прости, – сказал Джулиан, немного виновато посмотрев на мага. Эмма, как всегда, поразилась и немного испугалась его способности лгать. При необходимости Джулиан становился непревзойденным лжецом, умело скрывая свои истинные чувства. – Все равно мы не сможем продвинуться дальше без помощи Конклава и Безмолвных Братьев.
– Ладно. – Малкольм внимательно посмотрел по очереди на каждого из ребят. Эмма постаралась сделать лицо столь же непроницаемым, как лицо Джулиана. – Только завтра же поговорите с Дианой. – Он сунул руки в карманы. Его бесцветные волосы блестели в свете колдовского огня. – Я не успел вам кое-что сказать. Знаки вокруг найденного Эммой тела – это не защитный крут.
– Но ты же говорил… – начала Эмма.
– Я присмотрелся внимательнее и изменил свое мнение, – объяснил Малкольм. – Это не защитные руны. Это призывные руны. Кто-то использовал энергию мертвых тел для призыва.
– Призыва кого? – уточнил Джулс.
Малкольм покачал головой.
– Для призыва кого-то в этот мир. Демона или ангела – не знаю. Я изучу фотографии получше и осторожно наведу справки в Спиральном Лабиринте.
– А если это действительно призывные чары, – сказала Эмма, – увенчалось ли их применение успехом?
– Поверь мне, увенчайся такое заклинание успехом, мы бы уже об этом узнали, – ответил Малкольм.
Эмма проснулась от жалобного мяуканья.
Открыв глаза, она увидела у себя на груди персидского кота. А точнее, персидского голубого кота, очень толстого, с огромными желтыми глазами. Его уши были прижаты к голове.
Взвизгнув, Эмма вскочила на ноги. Кот отлетел в сторону. На несколько мгновений в комнате воцарился хаос: Эмма споткнулась о тумбочку, кот взвыл. Наконец она сумела включить свет. Кот важно сидел у двери, явно чувствуя собственное превосходство.
– Черч! – воскликнула Эмма. – Ты что, с ума сошел? Тебе посидеть негде?
На морде у Черча было написано, что сидеть ему и правда было негде. Черч время от времени принадлежал Институту. Четыре года назад Эмма открыла парадную дверь и увидела на пороге коробку, в которой сидел этот кот и лежала адресованная ей записка: «Присмотри, пожалуйста, за моим котом. Брат Захария».
В тот момент Эмма не поняла, почему Безмолвный Брат, пусть он и не был больше Безмолвным Братом, просит ее присмотреть за его котом. Она позвонила Клэри, и та объяснила, что кот когда-то жил в Нью-Йоркском Институте, но на самом деле принадлежит Брату Захарии, и сказала, что если им с Джулианом хочется завести кота, то они могут оставить его себе.
Его зовут Черч, добавила она.
Черч был из тех котов, которые не сидят на одном месте. Он постоянно выпрыгивал из окон и исчезал на несколько дней или даже недель. Сперва Эмма места себе не находила всякий раз, когда он пропадал, но в конце концов он всегда возвращался и был при этом преисполнен гордости. Когда Эмме исполнилось четырнадцать, он стал приносить ей подарки, привязанные к ошейнику: ракушки и морские стеклышки. Эмма разложила эти ракушки на подоконнике, а из морских стеклышек сделала Джулиану счастливый браслет.
К тому времени Эмма уже знала, что подарки присылает Джем, но не могла даже связаться с ним, чтобы сказать спасибо. Поэтому она старалась как можно лучше заботиться о Черче. Стоявшая в холле миска Черча никогда не пустовала, а рядом всегда была небольшая баночка с чистой водой. Все радовались коту, когда он появлялся в Институте, и не переживали, когда он на время пропадал.
Черч мяукнул и принялся царапать дверь. Эмма уже знала этот сигнал: он означал, что Черч хочет, чтобы она пошла за ним. Вздохнув, она натянула свитер поверх майки и леггинсов и всунула ноги в тапки.
– Надеюсь, ты не зря меня позвал, – сказала она Черчу, прихватив стило. – Иначе я превращу тебя в теннисную ракетку.
Черч, похоже, совсем не испугался. Он провел Эмму по коридору, вниз по лестнице, во двор. Яркая луна висела высоко в небе и отражалась в водах блестящего вдалеке океана. Не отводя глаз от чарующей лунной дорожки, Эмма шла вслед за Черчем. У шоссе она взяла его на руки и опустила на землю на другой стороне, когда они оказались на пляже.
– Ну вот мы и пришли, – сказала она. – Самая большая помойка в мире.
Черч укоризненно посмотрел на нее, явно не оценив шутки, и побежал к воде. Они бок о бок пошли вдоль берега. Ночь была тихой, прибой шуршал не громче ветра. Черч время от времени подбегал к песчаному крабу, но всегда возвращался и шагал чуть впереди Эммы, направляясь к северным созвездиям. Эмма уже начала сомневаться, что кот действительно ведет ее куда-то, как вдруг поняла, что они обогнули гряду скал, отделявшую их с Джулианом секретный пляж, и этот пляж не был пуст.
Эмма замедлила шаг. Песок был залит лунным светом, и прямо в центре пляжа, далеко от линии прибоя, сидел Джулиан. Эмма подошла к нему, неслышно ступая по песку. Он не поднял головы.
Ей редко удавалось посмотреть на Джулиана без его ведома. Было странно, даже немного страшно. В ярком свете луны она могла различить его старые голубые джинсы, босые ноги и даже цвет футболки – красный. Браслет из морских стеклышек светился тусклым светом. Эмма редко жалела, что не умеет рисовать, но в этот момент ей вдруг очень захотелось запечатлеть своего друга всего несколькими точными штрихами – согнутая в колене нога, идеальная дуга спины.
Она остановилась в паре шагов от него.
– Джулс?
Он поднял глаза. Его как будто совсем не удивило ее появление.
– Тебя Черч привел?
Эмма оглянулась, но не сразу отыскала кота, который лизал лапу, сидя на одной из скал.
– Он вернулся, – сказала она, садясь на песок рядом с Джулсом. – Как всегда, погостить.
– Я видел, как ты вышла из-за скал. – Джулиан улыбнулся ей. – Я решил, что мне это снится.
– Тебе не спалось?
Он потер рукой глаза. Костяшки его пальцев были заляпаны краской.
– Можно и так сказать. – Он покачал головой. – Кошмары. Демоны, фэйри…
– Обычное дело для Сумеречных охотников, – заметила Эмма. – Ничего из ряда вон выходящего.
– Да, Эмма, толку от тебя никакого.
Джулиан лег на песок, и его волосы рассыпались темным ореолом вокруг головы.
– Да я сама толковость!
Эмма плюхнулась рядом с ним и посмотрела в небо. Сияние Лос-Анджелеса добиралось и до этого уединенного пляжа, звезды были словно в тумане. Луна то скрывалась в облаках, то снова появлялась на небосклоне. Эмма почувствовала удивительное спокойствие, как будто вдруг оказалась на своем месте. Ей еще не было так хорошо с того момента, как Джулиан и остальные Блэкторны отправились в Англию.
– Я думал о том, что ты сказала, – признался Джулиан. – Обо всех тупиках. Каждый раз мы находили что-нибудь, намекавшее на скорое разрешение загадки с убийством твоих родителей, но на деле все оказывалось пустышкой.
Эмма посмотрела на него. Лунный свет очерчивал его изящный профиль.
– Я подумал, может, это не случайно? – продолжил Джулс. – Может, поиски убийцы нужно было отложить до этого момента? Чтобы ты была готова. Я видел, как ты тренируешься, как оттачиваешь свое мастерство. Ты сражалась все лучше и лучше. С каждым днем. И теперь, кто бы ни был виновен, с чем бы нам ни пришлось столкнуться, ты готова. Ты сможешь одолеть кого угодно. Ты сможешь победить.
В груди у Эммы что-то шевельнулось. В этом был весь Джулс, тот Джулс, которого она знала, который верил в нее сильнее, чем она сама.
– Мне нравится думать, что все происходит не случайно, – тихо сказала она.
– Так и есть. – Он немного помолчал, смотря в небо. – Я считал звезды. По-моему, порой нужно ставить перед собой бессмысленные задачи.
– Помнишь, как детьми мы планировали побег? Собирались ориентироваться по Полярной звезде? – спросила Эмма. – Еще до войны.
Джулиан закинул руку за голову. Его ресницы поблескивали в лунном свете.
– Ага. Я хотел сбежать из дома и вступить во Французский иностранный легион. Взять себе имя Жюльен.
– Да, конечно, ведь так тебя бы ни за что не разыскали, – хмыкнула Эмма и повернулась к другу. – Джулс, что тебя тревожит? Я чувствую, что-то не так.
Он не отвечал. Эмма видела, как медленно поднимается и опускается его грудь, но звук его дыхания тонул в шуме прибоя.
Протянув руку, она написала у него на предплечье: «Ч-Т-О Н-Е Т-А-К?»
Джулиан отвернулся от нее и поежился, как будто ему внезапно стало холодно.
– Дело в Марке.
Эмма все еще не видела его лица – только ухо да линию подбородка.
– В Марке?
– Я думал о нем, – сказал Джулиан. – Больше обычного. Понимаешь, Хелен всегда можно позвонить и услышать ее голос, даже если она на острове Врангеля. Но Марк вполне мог погибнуть.
Эмма села.
– Не говори так. Он не погиб.
– Знаю. И как ты думаешь, откуда? – хрипло спросил Джулс. – Я каждую ночь ждал появления Дикой Охоты. Но ни разу не дождался. По статистике, она должна была проскакать здесь хотя бы раз за эти пять лет. Но этого не произошло. Я думаю, Марк этого не допускает.
– Но почему? – Эмма во все глаза смотрела на друга. Пожалуй, еще ни разу она не слышала в его голосе столько горечи.
– Потому что он не хочет нас видеть. Никого из нас.
– Потому что любит вас?
– Или потому что ненавидит. Не знаю. – Джулиан беспокойно заерзал на песке. – Я бы на его месте ненавидел. Порой я и сам его ненавижу.
Помедлив, Эмма призналась:
– Я тоже ненавижу родителей за то, что они погибли. Но только иногда. Джулс, это ведь ничего не значит.
Услышав это, Джулиан повернулся к Эмме лицом. Его глаза казались огромными черными безднами с сине-зелеными ободками.
– Я говорю не о такой ненависти, – тихо сказал он. – Боже, если бы он был здесь, все было бы по-другому. Все сложилось бы по-другому. Мне не нужно было бы каждую ночь оставаться дома, боясь, что Тавви проснется. Не нужно было бы корить себя за то, что я прячусь здесь, на пляже, потому что мне просто хочется вырваться на свободу хоть ненадолго. Тавви, Дрю, Ливви, Тай – у них был бы человек, который смог бы их воспитать. Марку было шестнадцать. А мне – всего двенадцать.
– Никто из вас не выбирал…
– Нет, никто из нас не выбирал. – Джулиан сел на песке. – У нас не было выбора. Но если бы у меня был выбор, я бы поступил совершенно иначе.
Эмма понимала, что не нужно задавать вопросов. Джулиан и так был на грани. Но такого не случалось с ним еще ни разу, и она не знала, как вести себя, как быть.
– Как? – прошептала она.
– Я вряд ли принес бы клятву парабатая, – четко, ясно и жестко ответил Джулиан.
Эмма содрогнулась. Ей показалось, что она зашла в океан по колено и ее вдруг сильно ударило волной.
– Ты правда так думаешь? – спросила она. – Ты не принес бы клятвы? Со мной?
Джулиан поднялся. Луна полностью вышла из-за облаков и сияла так ярко, что Эмма могла различить все оттенки красок на руках у друга. На его лице, на скулах, на гладкой коже висков, на подбородке плясали тени. Цвет его глаз казался древним, первобытным, первородным.
– Нет, – ответил он. – Не принес бы.
– Джулс, – выдохнула Эмма, почувствовав и боль, и раздражение, но Джулиан уже пошел прочь, к линии прибоя. Когда Эмма сумела подняться, он был возле скал. Длинной, узкой тенью он перебрался через них и растворился вдали.
При желании она могла бы догнать его, но ей не хотелось. Впервые в жизни ей не хотелось говорить с Джулианом.
Что-то шевельнулось у щиколоток. Эмма наклонила голову и увидела Черча. В желтых глазах кота читалось сочувствие, поэтому она взяла его на руки и прижала к себе, слушая его мурлыканье сквозь шум набегающих волн.
Идрис, 2007 год, Темная война
Когда Джулиану Блэкторну было двенадцать, он убил своего отца.
Само собой, обстоятельства были чрезвычайными. На самом деле его отец больше не был его отцом. Скорее чудовищем с лицом отца. И все же ночью, когда Джулиана одолевали кошмары, это не имело значения. Он видел лицо Эндрю Блэкторна и меч в своей руке, а потом этот меч обрушивался на отца – и он все понимал.
Он проклят.
Так случается, когда убиваешь собственного отца. Боги проклинают тебя. Так сказал его дядюшка, а дядюшка знал уйму всего, особенно того, что связано с богами, проклятиями и платой за кровопролитие.
Джулиан знал о кровопролитии немало, гораздо больше, чем следует знать мальчишке в двенадцать лет. И все это из-за Себастьяна Моргенштерна, который развязал Темную войну, который чарами и обманом превратил обычных Сумеречных охотников в бездумных и бесчувственных убийц. Он создал целую армию. Армию, которая должна была сокрушить всех нефилимов, отказавшихся присоединиться к нему.
Джулиан, его братья и сестры и Эмма прятались в Зале Соглашений. Крупнейший зал Идриса, он был построен так, чтобы выдержать натиск любого врага. Но Сумеречным охотникам – даже тем, кто потерял свою душу, – вход в него был открыт.
Громадные двери распахнулись, темные Сумеречные охотники ворвались в зал и принесли с собой смерть, которая, подобно ядовитому газу, всюду следовала за ними. Они убивали стражей и детей, которых они стерегли. Им было все равно. У них не оставалось ни единого проблеска сознания.
Дети отступали все дальше. Джулиан постарался собрать всех вместе: к нему прижались серьезные близнецы Ливви и Тай, восьмилетняя Дрю и малыш Тавви. Сам Джулиан встал перед ними и широко раскинул руки, как будто мог защитить всех младших братьев и сестер, как будто своим телом мог создать такую стену, которую было не сломить смерти.
А затем смерть подошла прямо к нему. Темный Сумеречный охотник с сияющими демоническими рунами на коже, со спутанными каштановыми волосами и налитыми кровью сине-зелеными глазами, так похожими на глаза Джулиана.
Его отец.
Джулиан поискал взглядом Эмму, но она сражалась с воином-фэйри, яростно орудуя мечом, Кортаной, который сверкал у нее в руках. Джулиану хотелось ей помочь – и хотелось отчаянно, – но он не мог бросить детей. Их нужно было защитить. Его старшей сестры в зале не было, а старшего брата забрала с собой Дикая Охота. Оставался только он.
И в этот момент Эндрю Блэкторн подошел совсем близко. У него на лице алели кровавые порезы. Его кожа казалась серой и безжизненной, но он крепко держал в руках меч и не спускал глаз с собственных детей.
– Тай, – хрипло произнес он и посмотрел на Тиберия. В его глазах был ненасытный голод. – Тиберий. Мой Тай. Подойди ко мне.
Серые глаза Тая округлились. Его сестра Ливия вцепилась в него, но он все равно пошел вперед, к отцу.
– Папа? – сказал он.
Улыбка словно расколола пополам лицо Эндрю Блэкторна, и Джулиану показалось, что в пропасти этой улыбки он увидел все: первобытное зло, неизбывную тьму, само чудовищное, смертоносное ядро всего ужаса и хаоса, которые двигали телом, некогда принадлежавшим его отцу. Эндрю Блэкторн говорил нараспев:
– Иди ко мне, мой мальчик, мой Тиберий…
Тай сделал еще один шаг, и тут Джулиан выхватил меч из ножен и сделал выпад.
Ему было двенадцать. Он был не слишком силен и не слишком умел. Но боги, которые вскоре возненавидят его, должно быть, улыбнулись его выпаду, потому что меч полетел вперед, как стрела, как пуля, и вошел в грудь Эндрю Блэкторна, и повалил его на землю. Эндрю погиб, еще не коснувшись мраморного пола, и кровь залила все вокруг темно-красным потоком.
– Ненавижу тебя! – Тай накинулся на Джулиана, а Джулиан обхватил младшего брата руками, снова и снова благодаря Ангела за то, что Тай жив, что он дышит, что он колотит его по груди и смотрит на него полными слез и злобы глазами. – Ты убил его, и я тебя ненавижу, ненавижу…
Ливви схватила Тая за спину и попыталась его оттащить. Джулиан чувствовал, как кровь струится по жилам Тая, как поднимается и опускается его грудь. Он чувствовал силу ненависти брата и понимал, что это означает лишь одно – он жив. Они все живы. Успокаивающая Тая Ливви, которая все гладила его по спине, испуганная Дрю, смотревшая вокруг огромными, полными ужаса глазами, и безутешно рыдающий малыш Тавви.
И Эмма. Его Эмма.
Он совершил самый древний и самый страшный из грехов: он убил собственного отца, человека, который подарил ему жизнь.
И он готов был сделать это снова.
Что же он за человек?
