Глава третья
Москва – Сирия, авиабаза Хмеймим
К Павлу давно привязалась привычка просыпаться ночью через каждые два часа. В мирной жизни это раздражало его. Внезапно очнувшись от крепкого сна, забыться опять было трудно. Он лежал, ворочался, гнал прочь тяжелые мысли о неизбежности смерти.
Зато в горячих точках внутренний будильник не раз спасал Новикова. Собственно, там эта привычка у него и появилась.
За исключением выполнения особо секретных миссий, его группа перемещалась по территории неприятеля в светлое время. Часиков в девять вечера спецназовцы обычно выбирали место для ночлега, разбивали лагерь, ужинали и около десяти отбивались.
Таким образом, первая смена дозоров всегда происходила в полночь, вторая – в два, третья – в четыре часа. Если предстояло топать дальше, то поднималась вся группа. Если, исходя из поставленной задачи, бойцы торчали на месте, то дозор менялся еще разок. Остальные спали до шести.
Павел открыл глаза в первый раз за ночь и несколько секунд вспоминал, где находится. Потом он посмотрел на большие зеленоватые цифры часов – двенадцать. Самый сон.
Новиков перевернулся на другой бок, расслабился и снова заснул. Он думал, что ровно на два часа, но ошибся.
Под утро Павел резко крутанулся в кровати, свалился с нее и звонко тюкнулся затылком об пол. Он разлепил глаза и с минуту таращился в фиолетовую темноту взглядом сумасшедшей антилопы. Мол, где это я и сколько вчера выпил? В голове его по инерции метался вопрос: удалось ли группе выстоять в неравном противостоянии с бандой ИГИЛ?
– Фух! – Павел окончательно возвратился в реальный мир, сел, закинул на постель одеяло, сползшее вместе с ним, вытер со лба холодный пот.
Он был дома, в своей скромной квартирке на окраине Москвы. За окном занимался рассвет, часы показывали четыре утра.
Вчера в его квартире собралась вся группа. Бойцы отмечали присвоение очередных званий. Голова после выпитой водки была тяжелой, во рту пересохло.
Он поднялся, направился на кухню и надолго припал губами к горлышку бутылки с холодной минеральной водой.
Проклятый сон, наполненный живыми воспоминаниями об относительно недавних приключениях в Сирии, беспокоил его едва ли не каждую ночь. Видать, слишком много нервов и сил отняла крайняя командировка.
Утром подполковнику предстояло ехать в антитеррористическое управление. Накануне шеф приказал ему присутствовать на важном совещании. О теме он, как и всегда, умолчал. Дескать, нечего раньше времени будоражить сознание.
Новиков возвратился в комнату и снова упал на кровать. В запасе у него оставалось лишь два часа. Нужно было выспаться и отдохнуть, чтобы предстать перед генералом Шестопаловым в нормальном виде. Он неплохой мужик – спокойный, рассудительный, справедливый. Но иногда, когда подчиненных заносит, может и рубануть сплеча. К примеру, однажды, после громкой попойки спецназовцев, ставил задачу так, что Павел до сих пор вспоминал цветистый мат и вычурные идиомы, характерные для русского языка.
Ужасы, слава богу, ему больше не снились. Привиделось что-то из детства. Дедов дом на крутом берегу Волги; бабушка, его первый велосипед, на котором он исколесил всю округу.
– Папа, сними дополнительные колесики, – просил он во сне. – Я уже на двух умею! Смотри!..
Отец с улыбкой выполнил просьбу сына.
Пашка стал летать по участку на бешеной скорости за бабулей и голубями. За дедом он тоже поначалу гонялся, даже настиг, запутался в ногах и завалил его на грядку клубники. Тут-то мальчишка шестым чувством и понял, что больше так поступать не стоит. Велосипед было жалко, поэтому внук оставил деда в покое.
Куда интересней было выслеживать бабулю. Вскоре он преуспел в этом. Пацан внезапно вылетел из-за угла сарая и настиг ничего не подозревающую старушку, шедшую вылить ведро в компостную яму. В итоге бабуля, ведро, его содержимое и опять же велосипед оказались у него на спине. Бабушка была легкая, поэтому велосипед не пострадал. Зато Пашка обогатил свой лексикон несколькими крепкими выражениями.
Потом недели две бабка с дедом ходили по даче, как испуганные туристы по болоту с крокодилами. Но внучок вел себя прилично, и они его простили.
До того момента, пока он зачем-то не заехал в дедов сарай и не покатался там. После этого в хранилище разнообразного инструментария пришлось проводить генеральную уборку. Там было сломано все, что только можно. Даже напильник и громадные пассатижи. Мальчик не справился только с тисками. Они оказались крепче его головы.
После этого происшествия семейный совет постановил лишить наследника велосипеда и сослать в пионерский лагерь, расположенный на живописном берегу Хопра. Там было невообразимо скучно, потому что в игротеке не выдавали велосипедов, а сиськи в том возрасте его еще не привлекали.
Отсидев положенный срок и освободившись из лагеря, он первым делом уселся на любимый велосипед и попытался заехать на крыльцо. Как раз в тот момент, когда с него спускался отец, романтично глядевший в прекрасные волжские дали. Когда Пашку и велосипед вытащили из-под рухнувшего папы, его словарик пополнился еще несколькими изысканными оборотами. А велик пришлось чинить в сарае целых два дня.
А еще ему приснилась первая серьезная авария. Она случилась сразу после того, как отец снял с велика дополнительные колесики. Пашка гнал по извилистой лесной тропинке, не вписался в один из поворотов, и на его пути возникла исполинская береза. Он атаковал ее лбом. Дерево охнуло, но устояло. А Павел даже охнуть не успел. Только громко испортил воздух.
Бабули уже давно нет, деда тоже. Отец умер, когда Павел носил погоны капитана, а мама сейчас старше, чем тогда были бабушка с дедом.
Окончательно из полусонного состояния его выдернул сигнал сотового телефона. Тот валялся на полу рядом с кроватью и вибрировал, звонил, надрывался.
У Новикова не нашлось ни грамма желания открывать глаза, тянуть руку, узнавать чьи-то голоса, думать и отвечать на дурацкие вопросы. Башка гудела от недосыпа и усталости, настроение было хреновое.
«Слава богу, замолк», – подумал Павел и снова блаженно провалился в сонную бесконечность.
Прошло некоторое время, и телефон ожил вновь.
«И кому я понадобился в такую рань?!» – подумал Новиков и поморщился.
Впрочем, сколько сейчас времени, он не знал. Семь утра, восемь или девять. Павел не сомневался лишь в том, что после водки у него трещала голова, а из-за позднего отбоя и тяжкой ночи ему жутко хотелось спать.
Третья серия звонков окончательно выдернула его из царства Морфея.
– Как же ты мне надоел, сволочь! – сказал он и сел на постели. – Надо сменить мелодию и убавить звук.
На экране мобильника высвечивалась фамилия «Шестопалов». Генерал по пустякам звонить не стал бы.
– Да, слушаю, – схватив аппарат, ответил Новиков.
– Спишь, что ли? – недовольно пробасил шеф.
– Уже нет.
– Давай-ка собирайся и выезжай.
– Мы же договаривались на…
– Планы изменились. Наша встреча состоится раньше и не в управлении, а на базе. Приезжай как можно скорее.
– Понял, товарищ генерал.
Встреча планировалась много позже, поэтому Павел и позволил себе с вечера принять лишнего. Но раз шеф поменял планы, то придется срочно приводить себя в порядок. Не ехать же на базу автобусом! Этак и к вечеру не поспеешь.
«Ауди» темной масти наглухо завяз в многокилометровой пробке на севере Москвы. Молодой водитель по имени Семен, недавно переведенный из стажеров, волновался и беззвучно шевелил губами, вероятно, крыл матом автопром и местное руководство.
Его предшественник, опытный водитель Аркадий Николаевич, пару месяцев назад уволился по состоянию здоровья. Стало пошаливать сердечко, вот он и испугался за безопасность шефа. Вдруг прихватит прямо на дороге! И не дай бог на скорости. И ведь как чувствовал беду, буквально через неделю после увольнения умер от инфаркта. Даже до реанимации довезти не успели.
Новый водитель уже несколько раз обращался к Шестопалову за разрешением оборудовать автомобиль синим проблесковым маячком. Это позволило бы Семену спокойно гонять по разделительным полосам и обочинам, ездить под любые запрещающие знаки и разгонять пронзительным воем нерасторопных граждан.
Однако начальство упрямилось и оставалось непреклонным.
– Отставить маячки!
– Но почему, товарищ генерал? – канючил водила. – Все руководство, все уважаемые люди так ездят, даже летают! А мы в пробках томимся!
– Руководство, Семен, в первую очередь обязано томиться в этих пробках, если у него извилин не хватает на то, чтобы организовать в столице и ее пригородах нормальное движение, – раздражался Шестопалов.
– Ну, Юрий Леонидович! Мало того что машина старая, так еще и…
– Все, Семен, забудь о маячках! Не хватало, чтоб простой народ, которому мы служим, матерился нам в спину!
Семен замолкал, обиженно поджав бледные губы.
Шестопалов выглядел старовато даже для его высокого звания «генерал-лейтенант». Он был среднего роста, около ста семидесяти пяти сантиметров. От атлетического телосложения, коим Господь наградил его в молодости, сейчас остались широкие плечи да красивая прямая осанка. Седые волосы обрамляли лицо с крупным прямым носом, тонкими губами и темными глазами. Генерал по старой привычке много курил. Вероятно, от этого его кожа была тонка и почти не имела цвета.
Временами он был строг, суров и непреклонен. Но начальник антитеррористического управления и должен быть таким. Иначе каждый плюгавый подносчик патронов начнет строить из себя шишку, и тогда закончится порядок под небесами.
Классическая начальственная внешность этого человека прекрасно сочеталась с богатым внутренним содержанием. При некоторых недостатках характера Юрий Леонидович слыл отменным профессионалом, получившим знания и все необходимые навыки в старой школе контрразведки КГБ. Высокие профессиональные качества Шестопалова были богато приправлены выдержкой, смелостью, незаурядным умом и бесценным опытом. О его способностях можно было слагать оды.
При этом он старался быть гибким и современным. Ведь жизнь не стояла на месте. Вместе с ней совершенствовались тактические приемы, внедрялись новые технологии, изобретались современные вооружения. Поэтому каждый раз, встречая из командировок командиров групп, он с максимальным вниманием выслушивал их отчеты. Генерал-лейтенант не стеснялся спросить мнение подчиненных по какому-то важному вопросу, посоветоваться с ними и чему-то у них поучиться.
Вспомнив старого водителя, генерал-лейтенант беззвучно вздохнул и потянулся к портфелю, где помимо документов лежали сигареты. Машина медленно, но все же перемещалась по загруженному Ленинградскому проспекту. До расположения подмосковной базы спецназа, где Шестопалов назначил совещание, оставалось километров десять-двенадцать. Дальше, на Куркинском шоссе, заторы случались редко, но до него еще предстояло добраться.
Юрий Леонидович подпалил сигарету, приоткрыл окно в задней дверце и задумался.
Весь последний месяц он пребывал в отвратительном расположении духа. Способствовал тому целый ряд значимых и почти незаметных событий, изрядно действующих старому контрразведчику на нервы.
Его здорово вышибла из колеи внезапная смерть Аркадия Николаевича, никогда доселе не жаловавшегося на сердце. Они были знакомы полтора десятка лет, доверяли друг другу и проехали по дорогам России не одну тысячу верст. Такова оказалась первая причина.
Вторым раздражающим фактором стали постоянные звонки высокопоставленных особ по поводу событий в Сирии. Господи, кто только не обращался к нему и не интересовался тем, что происходит в этой стране, раздираемой войной! Если звонки сотрудников аппарата президента еще как-то объяснялись необходимостью держать высшее руководство в курсе дела, то вопросы депутатов из комитетов по экономической политике, предпринимательству и туризму попросту раздражали генерала. Им-то чего надо?! Хотят организовать совместный бизнес с суннитами и шиитами? Или отправлять группы туристов в Сирию? Рановато.
Звонили чиновники разного калибра из Москвы и области, два федеральных министра, всяческие заместители из самых разных ведомств. Будто эти люди успешно решили все проблемы внутри своей страны и переключились на соседние. Лучше бы занимались прямыми обязанностями!
Наконец, третьей причиной беспокойства Шестопалова было состояние группы Новикова. Его бойцы только что вернулись из непростой командировки, в которой понесли потери в виде трех раненых. На отдых им выпал всего один вечер, после чего их пришлось задействовать в ликвидации боевой террористической группы, заброшенной в Москву из той же Сирии. Здесь, слава богу, обошлось без ранений.
Бедный Павел третий год не имел возможности полноценно отгулять отпуск, положенный ему по закону. Ездил урывками на неделю-две. Какой это, к черту, отдых? Вот и в этот раз Шестопалов отпустил его всего на девять суток, включая дорогу! Разве может человек за такой малый срок восстановиться после чудовищных психологических и физических нагрузок? Нет, конечно.
И заменить его группу нет никакой возможности. Два таких же подразделения в данный момент находятся в Сирии, третье – на Кавказе. Четвертое, в котором в живых остались трое бойцов, – на переформировании. В него-то генерал и планировал включить самых подготовленных новобранцев из числа только что прибывших.
Вот он и ломал голову над сложным вопросом: выдержат ли парни Новикова еще одну операцию, намечавшуюся в северных районах Сирии? Они, конечно, люди тренированные, но сделаны не из титана, а из самой обычной плоти.
После съезда на МКАД и серии поворотов «Ауди» черного цвета наконец-то вырвался из заторов и помчался по Куркинскому шоссе в сторону Новогорска. Юрий Леонидович затушил окурок и пошире приоткрыл окно. Он проветривал салон и вдыхал свежий воздух.
Машина переехала по мосту речку Сходню и свернула на узкую дорогу, петляющую серой змейкой сквозь густой хвойный лес. Она шла к поселку, состоящему из шикарных особняков и коттеджей.
Шоссе было пустынно. Сразу за дорогими домами открылось широкое поле. За ним виднелся обширный лес, в центре которого и располагалась загородная база спецназа ФСБ.
Машина Павла еле ползла в вялом потоке транспорта на северо-западе столицы. Он нервничал, поглядывал на часы и понимал, что неминуемо опоздает. Имелась, правда, слабая надежда на то, что к назначенному времени не поспеет и сам генерал. В конце концов, Шестопалов пользуется теми же дорогами, что и простые смертные.
Новиков выдерживал должную дистанцию до грузовика, медленно ползущего впереди, размышлял о службе и своей жизни.
С некоторых пор в России спецназом называли все, что хоть чуточку отличалось от регулярных войск, полиции или военизированной охраны. Но к группе Новикова эта натяжка никак не относилась. Она принадлежала к самому настоящему спецназу.
Павел и его парни много раз участвовали в разведывательных рейдах, устраивали диверсии. Они помогали организовывать партизанское движение на враждебных территориях и боролись с таковым на дружественных. Не обошлось и без противостояния терроризму и организованной преступности.
Где Павлу только не приходилось работать. Он начинал свой боевой путь в горах Кавказа простым стажером перед выпуском из училища. Там ему в компании с опытными вояками довелось гасить последние очаги сопротивления бандитских формирований.
Сразу после окончания Рязанского училища Новиков загремел в морскую пехоту. Потом он угодил в спецназ, где начальство постепенно переключило его на Африку и Ближний Восток. Павел бывал и в Европе.
В одной из недавних командировок ему и товарищам пришлось принимать активное участие в ликвидации балканского клана наркоторговцев. Помимо российского спецназа в этой операции были задействованы подразделения американского агентства по борьбе с наркотиками, сербской секретной полиции и британской службы по борьбе с преступностью. Ту операцию прямым участием в войне назвать было нельзя, но по горам парни полазили вдоволь, посидели в засадах, да и постреляли прилично.
Кстати, именно Павлу и его людям досталась тогда самая сложная работа. Спецслужбы остальных стран в основном занимались зачисткой населенных пунктов и перехватом наркоты на благоустроенных трассах.
Характер у Новикова был не из легких. В служебной характеристике из личного дела по этому поводу говорилось: «С подчиненными бывает излишне строг, но при этом справедлив, заботлив и ответственен». Впрочем, начальство по поводу перегибов особо не парилось. В наше время настоящей дисциплины в спецподразделениях можно было добиться только за счет строгости, требовательности и, не в последнюю очередь, личного примера. Посему командирам изредка приходилось напрягать голосовые связки и брать авторитетом. Для пользы общего дела, конечно.
Молодое пополнение в свою группу Новиков обычно встречал сам.
Он строил новичков в одну шеренгу и говорил им приблизительно следующее:
– Итак, отныне вы бойцы спецназа. Посему засуньте в задницу свое мнение и все свои желания. За исключением самого главного – желания выжить. Вы должны не просто сохранить свою никчемную жизнь, а сделать это ради выполнения задачи, поставленной мной. Я научу вас выживать в любых условиях. Опытные бойцы и ваши старшие товарищи мне помогут. А потом вы скажете нам спасибо. Тех, кто не выдержит, вышибу из группы смачным пинком под зад. Каждому отпишу подробное письмецо на родину с таким вердиктом: «Ваш сын геройски проявил себя во время мытья бабского сортира при штабе бригады». Напоследок предупреждаю всех: учеба будет несладкой. Каждый из вас вслух и про себя тысячу раз пожалеет о том, что напросился в мою группу.
Какой бы грубой ни показалась новичкам данная вступительная речь, Новиков оказывался прав на все сто. Впоследствии его правоту понимал каждый. Ведь на войне и в самом деле по-настоящему нужно только одно умение – выживать. Все прочие навыки являются вторичными. Яростная борьба за сохранение собственного тела естественным образом тянет за собой все остальное: дух, дисциплину, самоконтроль, профессиональные моменты.
Крайняя командировка в Сирию была связана с разведывательной деятельностью. Вначале генерал Шестопалов поставил перед Новиковым задачу проследить за пограничными перевалами, находящимися на линии Латакия – Идлиб – Алеппо. В первую очередь его интересовали перевалочные тропы, их направление и интенсивность движения по ним. Конечно же, важно было знать, кто и с какими грузами пересекает сирийско-турецкую границу.
Однако в процессе рейда задача здорово видоизменилась. Во время очередного сеанса связи Шестопалов попросил Новикова понаблюдать за пограничными трассами, определить, по каким из них в Турцию переправляется нефть, добытая в Сирии, и устроить несколько подрывов, дабы замедлить транспортировку контрабанды. При этом группа должна была сделать качественную видеосъемку передвижения автоцистерн и их уничтожения.
Новикову и его людям удалось выполнить нелегкую задачу. Правда, в финале им пришлось уносить ноги от преследования и держать круговую оборону на вершине протяженной гряды.
После успешной эвакуации и возвращения в Москву Шестопалов дал спецназовцам на отдых ровно один вечер. Ночью он бросил парней на новое задание – вычислить боевую группу террористов и ранним утром взять штурмом их квартиру.
Они справились и с этой задачей. И вот опять срочный вызов на совещание на подмосковную базу. Видимо, старый генерал опять что-то затеял.
Машина Павла наконец-то пробилась сквозь заторы, промчалась по относительно пустому шоссе и въехала на территорию базы.
Подполковник миновал охрану, выставленную на входе в штаб, подошел к кабинету шефа и постучал.
– Заходи, – послышался знакомый низкий голос.
Окинув взглядом длинный стол, Павел прошел и сел на один из свободных стульев. Помимо начальника управления генерала Шестопалова в кабинете присутствовал куратор группы Новикова полковник Андреев Виктор Михайлович.
На обычные совещания, связанные с решением каких-то будничных вопросов, приглашались заместители, помощники, начальники служб и отделов. Сегодня было по-другому.
«Знать, что-то серьезное, – отметил про себя Новиков. – Наверное, та самая командировка, о которой шла речь перед отпуском».
– Начну с приятного, – по-доброму глянул на подчиненного генерал. – Еще раз поздравляю, Павел, с присвоением очередного звания «подполковник».
– Спасибо, – сказал тот.
– Отметить успели?
– Так точно. Посидели, отпраздновали.
– Небось в составе всей группы?
– А как же иначе? Вчера вечером в назначенное место прибыли все, кроме одного раненого.
Шестопалов улыбнулся и заявил:
– Мог бы и не рассказывать. Мы и так видим.
– Неужели заметно?
– Еще бы!
Посмеявшись, участники совещания перешли к делу.
Генерал ткнул пальцем в потолок и заявил:
– На самом верху принято решение ответить на попытку провести в Москве террористический акт.
– Вы о боевой группе ИГИЛ? – насторожился Новиков.
– О ней. Бандиты, выжившие после вашего штурма, рассказали много интересного о лагере, где проходила подготовка, о ее ходе и о людях, принимавших участие в переброске группы террористов к нам в Россию. Так что информации у нас предостаточно.
Генерал продолжал рассказ, а Павел приуныл. Все шло к тому, что со дня на день поступит боевой приказ и группа опять помчится выполнять его.
Так оно и случилось.
Покончив с вводной частью так называемого совещания, Шестопалов сказал:
– Итак, Павел Александрович, тебе надлежит подготовить группу к переброске в Сирию.
– Когда? – спросил тот и поднял усталый взгляд.
– Через три дня.
– Но, товарищ генерал, у меня некомплект личного состава. Подрывник Силанов со сквозным пулевым ранением лежит в госпитале. Пулеметчик Горбенко и Бобровский долечиваются.
– Понимаю твою озабоченность. Тяжелого, естественно, не трогай, пусть выздоравливает. Двое легких – на твое усмотрение. На месте группа будет усилена.
– Кем?
– Во-первых, вы отправитесь туда с Виктором Михайловичем Андреевым. Он будет координировать ваши действия. – Шестопалов кивнул на куратора. – Во-вторых, там к группе присоединится офицер сирийской армии, проводник в звании лейтенанта. В-третьих, вам будет помогать начальник разведки майор Суслов.
«Невелика помощь. – Разочарованный Павел тяжело вздохнул. – Полковнику уже за сорок, какой из него вояка?! Начальник разведки поможет данными. По горам он с нами, возможно, и побегает, но серьезных задач я ему не доверю. Сириец – кто знает, что он за птица и чего стоит?»
– Итак, в Сирии задача твоей группы будет уточнена, – подвел черту начальник управления. – Вылет с Чкаловского назначаю на тринадцатое число. В восемь утра. Вопросы есть?
– Связь с вами напрямую?
– Нет. Связью будет заниматься Виктор Михайлович. Все доклады через него.
– Понятно.
– Еще вопросы?
– Никак нет.
– Свободны.
Ровно через трое суток после совещания в штабе подмосковной базы группа подполковника Новикова собралась на аэродроме Чкаловское. Первыми навстречу командиру выдвинулись майор Владимир Лихачев и снайпер Борис Устинов. За ними подоспели и остальные.
Лихачев и Устинов были старыми друзьями Новикова. Первому тоже исполнилось тридцать. Он занимал должность заместителя командира группы и тоже недавно получил очередное звание. Лихачев был силен, вынослив, вдумчив, являлся мастером спорта по плаванию и пулевой стрельбе, неоднократно женился и разводился. Пашу он уважал, восхищался его способностью доводить любую операцию до победного конца и всегда глядел на него снизу вверх.
Прапорщик Устинов был постарше на три года. Опытный спецназовец и очень надежный товарищ.
– Успели отдохнуть? – поинтересовался командир.
– Успели кое-как. Для нормального отдыха нужен месяц. Шеф совсем нас заездил.
– Согласен. Только мы с вами люди военные и должны выполнять приказы.
– А ты как? На югах косточки погрел?
– Погрел. Но тоже мало. Ладно, господа, не киснуть. Вот покончим с этой командировкой, и поставлю перед шефом вопрос ребром.
– Давно пора.
– Все, парни, по коням. Вылет через двадцать минут.
После взлета на импровизированном столе появились коньяк и домашняя закуска. Такова уж была традиция, заведенная в группе Новикова много лет назад.
Куратор полковник Андреев сидел в первом ряду кресел и делал вид, будто не замечал данной вольности. Ему было сорок с небольшим, высокий, поджарый. Волос на голове мало, а те, что остались, – сплошь седые. Виктор Михайлович по натуре не говорлив. Он отличался аналитическим складом ума, редко давал волю эмоциям, был опытным военным специалистом и в целом неплохим мужиком.
У «стола», как всегда, рулил Славка Кудин, теперь уже капитан. Он был холост, проживал в общаге. Имел общительный, веселый характер. Книг никогда не читал, в Интернет захаживал только за порнушкой, по телику смотрел мультики и всегда считал Нидерланды с Голландией разными странами. Будто в первой из них есть каналы, мельницы, футбол и сортовые тюльпаны, а во второй – пиво, наркота, СПИД и демонстрации геев. Очень даже приятный парень, балагур, юморист и невыносимый бабник.
Пару лет он прожил в гражданском браке с одной дамой. В память об этом у него остался косой шрам на носу. Друзья долго допытывались о природе его происхождения. Не мог же он заполучить по носу осколком. Члены группы обязательно запомнили бы такой случай.
Славик отмалчивался и хранил заветную тайну под семью печатями. Но однажды, изрядно приняв водочки, признался. В общем, грудь у его зазнобы была нулевого размера. То есть совсем никакого, прямо как у девятилетней девочки. В лифчики она тупо запихивала вату.
Любые намеки и разговоры на данную тему пресекались в зародыше. Телевизионные передачи с грудастыми тетками, равно как и косые взгляды на красоток, проходящих мимо, также пребывали под категорическим запретом. Любое нарушение каралось скандалом, истерикой и глобальным битьем посуды.
И вот как-то после дружеской попойки Славик приполз домой к подружке поздней ночью, упал рядом в кровать и принялся ласково ее ощупывать. Худосочное сокровище в ответ замурлыкало, а он возьми и ляпни комплимент. Нормальный такой, чисто мужской. Мол, как же я тащусь от твоей груди или что-то в этом роде.
В ответ галантный кавалер тут же получил будильником по роже. Откуда ему было знать, что сокровище лежит на животе? Такие вот нежности. Кстати, кровь из раскроенного носа они потом останавливали до утра.
Заместитель командира группы майор Владимир Лихачев помогал «сервировать стол» – раскладывал на пластиковом пакете бутерброды, вскрывал соки. Володя был однокашником и давним другом Новикова. Крепкий, надежный мужик. Все, что касалось службы, он делал вдумчиво и обстоятельно.
Впрочем, эти замечательные черты характера совершенно не касались его личной жизни. В делах семейных он терпел один провал за другим. В данный момент Лихачев в очередной раз был свободен и разменивать это состояние на полтора сомнительных преимущества пока вроде бы не собирался.
В группе было двое женатых. Один из них, капитан Геннадий Силанов, в эту командировку не поехал. Он долечивал в московском госпитале недавно полученное ранение. Гена был спокойным, трудолюбивым парнем с мягким характером. К двадцати шести годам он успел обзавестись не только симпатичной и добропорядочной супругой, но и дочерью. В группе Силанов числился подрывником, но в данной командировке громких дел такого рода не предвиделось, поэтому его отсутствие не должно было сказаться на исходе операции.
Еще теплые домашние пирожки на общий стол выкладывал второй женатик, снайпер прапорщик Борис Устинов. Ему стукнуло тридцать четыре. Этот самый возрастной член группы был женат настолько давно, что свободную молодость почти не помнил, имел троих сыновей.
Борис оказался не только отличным снайпером, но и самым глазастым, внимательным разведчиком. Недаром Павел чаще других отправлял его в авангард во время рейдов по тылам противника. Порой Устинов даже в мирной жизни замечал такие тонкие детали, на которые любой другой человек не обратил бы никакого внимания.
Коньяк разливал прапорщик Анатолий Горбенко. Родился он в глухой сибирской деревне, учился в обычной сельской школе. Отслужил в десантных войсках, остался в армии по контракту. В группу Новикова попал четыре года назад, предварительно получив специальность пулеметчика.
Ему было двадцать семь, он постоянно проживал в общаге, почти не пил и вредных привычек не имел. Недавно познакомился с молоденькой девушкой из хорошей семьи и уже сделал ей предложение. Она согласилась стать его супругой. Именно поэтому генерал Шестопалов выбил ему отдельную квартиру в новом доме.
Прапорщик Семен Лапин по специальности являлся гранатометчиком, по призванию – невероятным бабником. Характером он был весьма схож со Славкой Кудиным, разве что отличался большей ответственностью и осторожностью. Этот весельчак мог в любой момент рассказать самый свежий анекдот.
Ему исполнилось двадцать семь. Он знал всех молодых особ из гарнизона и близлежащих населенных пунктов. Разумеется, не женат. Любил выпить, но к старту очередной командировки каким-то чудом восстанавливал достойный внешний вид и приводил физическое состояние в нужную кондицию.
Сергей Бобровский, недавно ставший прапорщиком, был, как и всегда, скромен, тихо сидел с краю. Его щеки покрывал слабый румянец. Он робко улыбался и помалкивал.
Этому парню было всего двадцать три года, холост. В мирной жизни он выглядел вот таким, стеснительным и робким. Зато в бою преображался, становился решительным и отважным.
По общему мнению товарищей, он работящий, малопьющий, в меру курящий, но катастрофически неудачливый в личной жизни. Настолько, что внуков родители парня не просто ждали, но настойчиво требовали.
Серега, конечно, не красавец, но и генофонд вряд ли мог испортить. Высокий, справный, почерпнувший из недр материнской линии голубые глаза. От отца ему достались нос с горбинкой, роскошная белозубая улыбка и русые волосы.
Все в нем было замечательно, но судьба-злодейка никак не хотела организовать ему семейное счастье. А он старался, честно пробовал.
Одна дама сердца, с которой он едва не дошел до ЗАГСа, не мудрствуя лукаво, коварно обворовала Серегу в момент отлучки в командировку. Вторая поматросила и бросила, оставила с разбитым сердцем, ушла, не попрощавшись. Третья, с личным бонусом в размере ребенка от первого брака и годовых колец на срезе, жила, кормилась и поилась за его счет, не утруждала себя заработком, но в какой-то момент тоже тихо слилась. В общем, не везло пока парню.
Обязанности связиста в группе выполнял прапорщик Михаил Бубнов. Невероятно талантливый двадцативосьмилетний парень заведовал всей умной электроникой, выданной Новикову под роспись начальником спецсклада: станциями спутниковой связи, портативными передатчиками, пеленгаторами, маяками. Семьей он обзавестись не успел по причине нехватки времени на всякие там встречи и ухаживания. Миша постоянно торчал в своей комнате на втором этаже общежития и собирал из радиодеталей какие-то хитроумные штуковины.
Когда группе понадобился хороший связист, Новиков принялся искать такого по всем бригадам спецназа. Он от имени генерала Шестопалова вызвал десяток претендентов и устроил нечто вроде кастинга с собеседованием. В итоге Павел потратил полдня, а нужного специалиста так и не нашел.
Последним в кабинет вошел щупленький молодой прапорщик, представился.
– У вас ровно пять минут, – заявил Новиков, метнул взгляд на часы и принялся слушать краткий доклад претендента о пройденном жизненном пути.
Бубнов видел, что пролетает. Его рассказ не произвел должного впечатления на командира элитной группы. Не понравился он ему. А попасть в группу Новикова Миша мечтал давно.
Тут от полной безнадеги он и выдал:
– Товарищ майор, я вижу, что вы считаете, будто я вам не подхожу. Но если вы не возьмете меня в свою группу, то никогда не станете таким же известным человеком, как, например, Роберт Фицрой.
Павел отложил в сторону списки со своими пометками и удивленно посмотрел на прапорщика.
А тот скороговоркой – пока не выгнали – продолжил:
– Фицрой – английский адмирал. Однажды, когда он был еще только капитаном третьего ранга, к нему пришел неизвестный юноша и стал проситься на корабль в кругосветное плавание. Фицрой не испытывал никакого желания его брать, точно так же, как вы сейчас – меня, но потом согласился. Корабль назывался «Бигль», а юноша – Чарльз Дарвин. Фицрой вошел в историю как капитан того самого корабля.
Майор не смог сдержать улыбки.
Бубнов попрощался и вышел. Он весь день жутко переживал, ночь не спал.
А следующим утром ожил его мобильник – звонил майор Новиков.
– Вот что, прапорщик Дарвин. Завтра в девять утра прибыть в расположение группы, – коротко известил он. – Приказ о вашем переводе подписан.
И наконец, санинструктором в группе служил прапорщик Константин Дубов. Из тридцати двух лет, прожитых им на этом свете, более половины он употреблял чистый медицинский спирт. В двадцать Костя окончил медучилище, поступил в медицинский институт, едва не был отчислен со второго курса за постоянные прогулы, но кое-как удержался в этом заведении.
Загремев в армию, он понял простую истину: если снова окажется на гражданке, то без контроля и строгой дисциплины непременно сопьется. Потому и решил остаться при погонах. Костя сам потом не раз признавался, что это был самый мудрый поступок в его жизни.
Он был холост, обитал в общежитии. Умный парень увлекался хорошей музыкой. Друзей у него по жизни имелось мало, а вот с Павлом они почему-то сошлись.
Однажды Новиков стал свидетелем занятного случая. Они с Дубовым дружили, частенько сиживали за столом втроем с водкой. В тот день Павел пришел на перевязку в медсанчасть. В крайней командировке его чуток зацепило осколком мины повыше щиколотки.
Посещение сих заведений никогда не добавляло ему оптимизма и любви к отечественной медицине. Конвейер черствости и жестокосердия. Но деваться было некуда – рваная рана долго не заживала.
Костя дежурил в приемном отделении с медсестрой. У двери скопилась очередь из местных пациентов – жены и дети офицеров, пенсионеры и прочие гражданские лица.
Дубов был опытным психологом, людей видел насквозь, не хуже рентгена. При этом почти всегда оставался молчаливым, флегматичным и полусонным.
Бывают такие персонажи, похожие на лемуров-лори. Павлу они были симпатичны. Мозг после общения с ними оставался не изнасилованным. Это качество в наш шумный и болтливый век крайне ценно.
Злая судьба в тот день привела в уютное логово доктора Дубова местного наркомана с попиленными венами. Из-за обильного кровотечения Косте, естественно, пришлось принимать его без очереди.
Пациент был зол на жизнь и явно неадекватен. Люди ведь по-разному выделываются. Одним за это деньги платят и в телевизор зовут, а другим только завидовать остается.
Данный наркозависимый тип кидал понты очень грязно и умело, обливал всех словесным поносом. Во время обработки, штопки и перевязки он постоянно рассказывал Дубову, что о нем думает, и был при этом предельно красноречив. За такие эпитеты в арабском мире ему давно бы что-нибудь отрубили, например язык вместе с головой. Но у нас широты северные и люди терпеливые. Особенно при исполнении.
Костя, привычный ко всему, не реагировал, лишь шуршал бинтами да старался не подходить к пациенту спереди, чтобы тот не мог укусить его или плюнуть в лицо.
Но роковую свою ошибку наркоман совершил, когда мерзко обматерил медсестру. Костя как раз заканчивал перевязку. Он завязал узелок, оторвал ниточку, выпрямился.
Тут-то безобидный лори и превратился в самца гориллы. Оба эти животные являются приматами. Но разница между ними, согласитесь, ой какая существенная.
Отточенных движений было ровно три.
Первым Дубов поднял тролля за шиворот над стулом.
Вторым вышиб из-под него ногой стул.
Третьим выдал смачный пендель по заднице. Причем настолько мощный и так хорошо отмеренный, что нарик вылетел из кабинета так же изящно, как дерьмо из-под вентилятора. Он успешно врезался в противоположную стену коридора, завис на миг с выражением крайнего удивления на лице и стек на пол. Но полным идиотом этот гнилой фрукт все-таки не был. Он слился из приемного отделения тихо и очень быстро.
Потом из кабинета как ни в чем не бывало выглянул лори в очках, тщательно вытер вымытые руки полотенцем и сказал примолкшей очереди:
– Следующий.
Скандалов и споров о том, кто за кем занимал, в этот день больше не было.
Доктор Дубов потом клялся Новикову, что вышибалой в заведениях сомнительного характера никогда не работал. Это чисто врачебный опыт.
Помощь оказана? Да.
Возмездие свершилось? Да.
Клятва Гиппократа нарушена? Нет.
Мастер травматологического дзена!
Дабы не отрываться от коллектива и не нарушать традиций, Новиков выпил грамм сто пятьдесят и вернулся в удобное кресло. Он поглядывал то на друзей, то на облака, проплывавшие в иллюминаторе, и молча слушал беззаботный треп товарищей по оружию.
В его голове ворочались мысли о том, что он совсем недавно вернулся из отпуска, даже не успел соскучиться по службе. А тут на тебе: постановка задачи; хлесткий приказ сродни оплеухе. Извольте, товарищ подполковник, срочно убыть в командировку для выполнения секретной операции.
Спать Павлу пока не хотелось. По давней своей традиции он сидел с закрытыми глазами и подробно вспоминал разговор с шефом, состоявшийся перед отлетом.
Самолет со спецназовцами на борту следовал на сирийскую авиабазу Хмеймим с одной промежуточной посадкой для дозаправки на военном аэродроме в Ставропольском крае.
До Ставрополя парни успели закончить со спиртным, немного поспать и даже оклематься. Во время заправки им разрешили покинуть борт и покурить в сотне метров от стоянки. Затем все заняли свои места, экипаж запустил двигатели, самолет вырулил на ВПП, взлетел и продолжил маршрут. Есть и пить никто не хотел. Все спокойно сидели в креслах, многие спали.
Пытался забыться и Павел, но, как часто бывает в таких случаях, вместо сна в голову лезли воспоминания.
Он всегда сторонился общества умных и красивых женщин, берег нервы. Ибо баба с мужскими мозгами, да еще и с внешностью, отключающей у самца все мысли, кроме похабных, – смерти подобна.
«Ну их на хрен, этих Сократов с сиськами, – справедливо полагал он и подыскивал для своей холостяцкой постели туповатых селянок со Среднерусской возвышенности. – В моем пасьянсе способности должны быть четко разделены: ты – красивая, я – умный. Я говорю, ты слушаешь. Все что свыше – от лукавого. А с умными дело обстоит с точностью до наоборот. Не успеешь погарцевать перед зазнобой, как она тебя уже запрягла, взнуздала, обрядила в ярмо. Ты тащишь бричку ее желаний, разбрызгивая хлопья пены под копыта. Это в лучшем случае».
Увы, ему не везло. Новиков вечно влипал в отношения с этими Афинами и Палладами.
Последнее удачное знакомство – Кристина. Миниатюрное создание с потрясающей фигурой, детской мордашкой и наивными голубыми глазками профессиональной аферистки. Мечта педофила, причем очень глупого.
Так уж вышло, что за внешностью школьницы-нимфетки скрывался железный характер вкупе с развитым сознанием. О себе она говорить не любила, способностями никогда не хвастала. Они открывались Павлу случайно.
Зашли они как-то на теннисный корт, где Павел решил блеснуть умением. Ага, как же. Он проиграл два сета с одинаковым счетом «ноль-шесть». Мастер спорта, как потом выяснилось.
Позже Новиков с немалым удивлением заметил, как эта девчушка непринужденно болтала с каким-то французом на его родном языке. Постепенно он узнал, что она свободно говорит на немецком, итальянском, испанском, арабском и, понятное дело, английском. Все это в двадцать пять лет, хотя на вид ей было никак не более семнадцати.
Они долго дружили просто так, без всяких потуг на интим. В личной жизни Кристина предпочитала высоких атлетов модельной внешности с полным отсутствием серого вещества. У нее тоже имелся свой взгляд на выбор партнеров. Она издевалась над своими рабами с невероятной изобретательностью.
Зашел как-то Павел в бар, где они частенько проводили время, и застал такую сценку: сидит Кристина на коленях у своего очередного кавалера и расчесывает пальцами его роскошную шевелюру.
– Вычешу я мерина, чтоб башлял немерено, – пропела она, улыбнулась и кивнула Павлу.
Нежный кавалер пошел красными пятнами, ссадил Кристину с колен и унесся прочь, стуча копытами о керамогранит.
– Тискал девку Анатолий на бульваре на Тверском. Но в постель звать не изволил – слишком мало был знаком, – выдала девушка и картинно пожала плечиками.
– За что животинку тиранишь, барыня? – осведомился Новиков и присел рядом с ней.
– Надоел. Такие мы из себя нежные, ранимые! Два дня знакомы, и я все время опасаюсь, что из-за меня он лишится девственности.
Вот такой была Кристина, крайняя девушка подполковника Новикова.
На аэродром сирийской базы Хмеймим самолет прибыл под вечер.
Предстоящая операция, разумеется, была засекречена, поэтому у трапа группу встречали лишь двое: подполковник Валерий Боровиков, руководивший особым отделом базы, и начальник разведки майор Суслов. Тот самый человек, которым генерал Шестопалов собирался усилить группу.
Гостей должен был встречать и начальник базы Хмеймим, сорокалетний авиационный генерал. Но он был занят подготовкой очередного вылета.
Боровиков и Суслов поздоровались со спецназовцами и отвели их в отдельный гостевой модуль. Это было длинное одноэтажное щитовое здание с российским флагом и тарелкой спутникового телевидения. Посередине крыльцо с козырьком над входной дверью. За ней квадратный холл. Из него в разные стороны уходил коридор с дверьми номеров. Помимо них тут имелись еще душевая, туалет, бытовка с парой утюгов и гладильных досок, а также комната отдыха с тремя столами, десятком стульев и телевизионной панелью на стене.
– Располагайтесь, ребята, – прогудел начальник особого отдела. – Кушать будете в комнате отдыха. О своевременной доставке горячего питания я уже распорядился. Вода поступает без перебоев, можете сполоснуться с дороги. На базе настоятельно рекомендую не появляться, дабы избежать лишних вопросов.
– У входа в модуль будет постоянно дежурить офицер, – вторил ему начальник разведки. – Прошу понять меня правильно. Это делается лишь для того, чтобы оградить вас от любых ненужных контактов.
Новиков огляделся и спросил:
– И сколько нам жить при таком вот строгом режиме?
– Скоро должен появиться один наш человечек, разведчик из сирийской армии, – негромко проговорил Суслов. – Без его информации операцию начинать бессмысленно.
– А когда он появится?
– Надеюсь, в ближайшие сутки.
– Ясно. Значит, пока загораем?
– Так точно.
