Тридцать шесть вооруженных грабежей за три месяца по всей Швеции. Двадцать два банка, одиннадцать инкассаторских машин, два обменника и один ломбард. Беспрецедентно резкий рост – и банда, которую он пытается поймать, конечно же, отвечает не за все.

Джон Бронкс стоял в ярко освещенном коридоре, выуживая из правого заднего кармана монеты. Их всегда было больше, чем он думал.

Двенадцать ограбленных банков за месяц в маленькой стране создали непривычную атмосферу постоянного болезненного возбуждения и страха, и пока все останется по-прежнему, пока не найдется лекарства, люди будут все глубже погружаться в эту болезнь – пандемию ограблений. В середине февраля полиция стала сопровождать инкассаторские машины, но банки, слишком многочисленные и слишком разбросанные, защитить от заразы было невозможно. Работа полиции свелась к ожиданию очередной тревоги и очередного расследования.

Бронкс бросал монету за монетой в торговый автомат.

У пандемии есть источник, очаг. В данном случае – восемь пулевых отверстий, образующих смайлик на ударопрочном стекле. А у него по-прежнему нет зацепок, кроме массы гильз, которые невозможно связать с конкретным оружием, и травмированной психики, которую никогда до конца не излечишь.

Улыбаешься, сволочь.

Время перемен обернулось временем сумятицы. Так бывало всякий раз, когда внедряли новую концепцию, когда одна система распадалась, уступая место новой, и этим немедля пользовались люди, готовые идти на риск, люди, которым терять нечего. Четверка грабителей в масках не просто изменила способы полицейской защиты мишеней, она изменила поведение всего криминального мира – другие преступники с уважением глядели на этот чертов смайлик, читали газеты, смотрели новости по телевизору, и все это побуждало их к подражанию, к совершению новых преступлений, к применению еще большего насилия как инструмента захватить добычу покрупнее. Эскалация и у нас, и у них. Насилие сломало моральный компас уголовной среды. Раз мы вооружены, то и вам надо вооружаться, а в таком случае, чтобы вас остановить, нам нужно еще больше оружия. Бронкс был уверен, лет через десять-двадцать о нынешнем времени будут говорить как о периоде, когда банковской системе пришлось менять управление движением ликвидности и когда излюбленным инструментом стала жестокость.

Нажав на квадратные кнопки, он подождал, пока механизм выдаст первый шоколадный батончик с марципаном. Потом еще один. Сласти и кипяток днем, пицца с доставкой вечером. Так он жил с начала расследования, которое по-прежнему вело в никуда. Долгие бесцельные прогулки по Стокгольму рано утром и поздно ночью, чтобы выпустить хоть малую толику беспокойства и энергии, а среди ночи посещения гимнастического зала полицейского управления. В три часа ночи, совершенно один в большом зале, он сражался с гирями, штангами, бегущими дорожками, боксерскими грушами, чтобы не сражаться с людьми. Бронкс разорвал пластик, откусил зеленого марципана в шоколаде, проглотил, с отвращением к приторной каше во рту, но выбора нет, надо чем-то заполнить зияющую пустоту внутри, чтобы не дать сухому, бледному, жилистому телу наделать глупостей.

Однородная, сплоченная группа. Никак не связанная с уголовным миром, а стало быть, и с сетью информаторов, с которыми работали Бронкс и его коллеги. Группа из четырех человек без судимостей, не зафиксированная в базах данных, останется безликой, пока не совершит ошибку, а они ошибок не делали.

Недавно натертый линолеум блестел в ярком свете, струившемся в окна. Бронкс не находил покоя, а от усталости даже спать не хотел, потому и направился к выходу, чтобы второй раз за день прогуляться, хотя до полудня еще далеко. Он застегнул молнию кожаной куртки с подстежкой, слишком теплой для весеннего солнца, но пока что не выбрал времени достать с антресолей куртку полегче.

Последние две недели его донимала другая злость, какой он раньше не испытывал. Почти каждый день он рассматривал его, по нескольку секунд на дерганых черно-белых кадрах записей камер наблюдения. Главарь. Тот, кто вел отсчет, тот, кто выстрелами в ударопрочное стекло изображал смайлики, кто чрезмерным насилием получал что хотел. Наверно, это и вызывало злость. Не просто насилие. Но насилие, соединенное с азартом игры, – вот что не укладывалось у Бронкса в голове. Человек на этих кадрах решал свои проблемы, как ребенок в мире взрослых, и успеха добивался потому, что думал не так, как взрослые, обходил их заслоны, прибегая к трюкам, какие впору найти в подарочной коробке под елкой. Полиция привыкла иметь дело со взрослыми преступниками, но не с такой вот изобретательностью, завораживающей и одновременно пугающей.

Ему хотелось проникнуть в эти мозги, поговорить с ними, понять.

Бронкс спустился по лестнице, прошел через четыре запертые двери, открыв их пластиковой карточкой, а калитку – ключом. На улице было куда светлее, чем он ожидал, и он зажмурился, вдыхая мягкий весенний воздух, а потом зашагал на восток, к центру.

После двойного ограбления в Эсму случилось тридцать шесть наглых ограблений, разбросанных по всей Швеции, он тщательно проанализировал все. И взял на заметку два. Одно полностью повторяющее модель поведения этой группы и второе в корне отличное.

Первое в Кунгсёре, сонном городишке в часе езды от Стокгольма, ограбление банка, осуществленное в точности по их сценарию. Главарь – Бронкс начал звать его Старшим Братом – всегда шел первым и расстреливал камеру над дверью. За ним шел Младший Брат, всегда вооруженный пистолетом-пулеметом, он либо прыгал через стойку, либо обегал ее, опустошая кассы. Затем третий, Солдат. Этот занимал стрелковую позицию, будто ограбление было военной операцией, боем в городе, тактической операцией, в которой ему поручили определенное задание. Солдат всегда был вооружен автоматическим карабином и, прежде чем уходил в хранилище, расстреливал вторую камеру. Четвертого Бронкс назвал Водитель, он привозил их и увозил, осуществлял наружное наблюдение за обстановкой и, судя по показаниям свидетелей, машину вел сдержанно, не слишком быстро, без лихачества.

Впервые прочитав свидетельские показания и отчеты криминалистов о втором ограблении – в Римбу, к северу от Стокгольма, – Бронкс отложил было все в папку, как не имеющее касательства к его расследованию. Грабителей в банке всего двое. Джинсы и куртки. Чулки на лице. И камеры они не расстреляли – так что он мог видеть весь ход грабежа, каждое движение, от появления преступников до их ухода. Они держались очень спокойно, с персоналом были вежливы, голос не повышали. Вошли, показали оружие, забрали деньги и покинули место преступления на краденом “опеле-кадете”. Ни малейшего сходства с прежними ограблениями его группы. Только когда Санна, как и прошлый раз, показала ему короткий фрагмент, отснятый наружной камерой банка, он снова открыл эту папку. Перед тем как войти внутрь, первый грабитель обернулся, словно проверяя, как там коллега, положил руку ему на плечо и что-то сказал, обменявшись с ним долгим взглядом. Один защищал и руководил.

Старший Брат. Второй был под защитой и подчинялся. Младший Брат.

– Джон!

Щурясь от яркого солнечного света, Бронкс был уже недалеко от Шелегатан, когда услыхал за спиной торопливые шаги.

– Подожди!

Он никогда не видел, чтобы его начальник бегал. Тем более здесь. Они встречались каждый день, но только в коридорах или иной раз на местах происшествия, единственное исключение – тот вечер, когда он посетил замечательный дом Карлстрёма в Эппельвикене.

– Сто двадцать четыре пистолета-пулемета эм-сорок пять! – сказал Карлстрём, запыхавшись, но победоносно. – Девяносто две автоматические винтовки а-ка-четыре! И пять пулеметов модели пятьдесят восемь!

– Что?

– Немало, а?

– Смотря с кем воевать.

– А если грабить банки и инкассаторские машины?

Бронкс только что начал бесцельную прогулку, чтобы выпустить нервную энергию. Теперь эта необходимость отпала.