Вообще-то темнота ей по душе. Долгие ночи в лечебнице, тишина, чей-то кашель в палате для пациентов, требующих особого ухода, тех, кого нужно переворачивать в постели, или тех, кто просыпается от кошмара и кого нужно успокоить – подложить под голову подушку, обнять, дать стакан воды. Темнота за окнами спальни совсем другая – преследует ее. Она долго ворочалась и в конце концов легла на правый бок, глядя, как он храпит на расстоянии ласки или пощечины, волосы и наволочка мокрые от пота. Через несколько часов он проснется, полный раскаяния, будет смотреть на нее, безмолвно просить прощения.

За дверью спальни слышны шаги, через секунду-другую входная дверь открывается и закрывается. Она садится на край постели, ищет под кроватью шлепанцы с помпончиками, выходит в коридор.

Там никого.

Кухня, гостиная, мастерская, комната Винсента. Все как обычно. Пока она не входит в комнату Лео и Феликса и не обнаруживает, что одна из кроватей пуста.

Она бросается на кухню, выбегает на балкон. Знает, что если кто-то спустился по лестнице, то выйдет через парадную.

Весь Скугос, кажется, спит. И дверь по-прежнему закрыта, никаких теней под уличными фонарями.

Она возвращается в комнату, садится на покинутую постель. Одеяло на полу, три подушки одна на другой.

Феликс.

Он кричал, требовал, чтобы отец убрал руку от ее лица, в панике стучал в дверь ванной и исчезал, прежде чем слова оборачивались угрозами. Но никогда не поступал так, как сегодня ночью. Может, поэтому она мерзнет, хотя на самом деле вовсе не так уж холодно. И не чувствует руки на правом плече, хотя она там уже довольно давно.

– Мама?

Она вздрагивает. Лео. Проснулся.

– Ты спи, спи, дорогой.

– Я его найду.

Она обнимает его. Мальчик взрослеет. Десятилетнее тело едва умещается в руках.

– Тебе надо поспать, мы с папой…

– Я знаю, где он.

– Он не выходил из подъезда.

– Знаю, он вышел через черный ход.

Старший сын одевается, выхватывая вещи из беспорядочной кучи на стуле – джинсы, свитер, пиджачок, ботинки, – и входная дверь хлопает второй раз за ночь.

Она стоит в кухне, одна. Круглые часы на стене тикают ужасно громко – где бы в квартире она ни находилась, они отсчитывают секунды. Она отодвигает полную пепельницу и билеты лото, смотрит на стены, которые некогда были ее домом.

Кровать, где храпит мужчина, весь в поту, с раскаянием.

Еще одна кровать, пустая, потому что кое-кто сбежал.

И еще одна, пустая, потому что он ищет того, кто сбежал.

А еще одна пуста, потому что она тяжело опирается локтями на кухонный стол и размышляет, не сбежал ли он потому, что около полуночи подслушал ее телефонный разговор с матерью, шепотом, но отчетливый и ясный, поскольку решение принято.