Глава 13
СУД
— Способности не остались, а пробудились. Бедная девочка, сложно блуждать во тьме и строить догадки? — В голосе оборотня со шрамом звучало сочувствие. — Мне понятны твои переживания.
Непритворное сострадание контролера, мягко сказать, удивило. К тому же его появление… уж кого-кого, а Хемминга я здесь не ожидала увидеть.
— А ты, — он резко сменил тон, глядя на Вольского, — чтобы больше такое не вытворял! Группа быстрого реагирования — не твоя личная палочка-выручалочка.
— Ты отказался мне помочь, — обвинил начальника невозмутимый маг. — Что мне оставалось делать?
— Не отказался, а сказал подождать.
Показное спокойствие слетело с Вольского, словно шелуха.
— Как я мог ждать, если Миа была в опасности?!
— Да никто бы ее не тронул, — уверенно возразил контролер. — А вот тебя могли убить. И где бы я искал проклятчика твоего уровня?
Я с интересом слушала их спор, смутно понимая, о чем он. Вольский просил помощи у Хемминга, а тот предложил подождать? И тогда маг бросился спасать меня сам, а его босс был вынужден последовать за ценным сотрудником? Вот почему Вольский не убивал оборотней, хоть и мог. Он знал, что вскоре сюда нагрянет представитель ВОКа, который уж точно встанет на его сторону, особенно если верам нечего будет предъявить в ответ…
А теперь важный вопрос: как Вольский меня нашел?
— Вы ведь знаете, что со мной не так? — спросила я, с надеждой глядя на Хемминга.
Тот вскинул светлые брови:
— С тобой не так? Неподходящее определение для редких способностей, совсем неподходящее.
Не люблю, когда не отвечают прямо и увиливают, ужасно не люблю.
— Хорошо. Что за способности? И почему они достались мне?
Контролер загадочно улыбнулся:
— А это тебе пускай расскажет Захарий Горобинский.
— Натан! — возмутился Александр.
— Нет, ребята, надо, чтобы объяснили вожаки, им по статусу положено. Буди спящих красавцев, Миа.
— Всех? — уточнила я, напряженно размышляя над тем, как это сделать.
Не поцелуем же будить этих… спящих красавцев?
— Зачем нам все? Только тех, кто непосредственно замешан в твоей судьбе.
С мгновение постояв в растерянности, я направилась к тому, кого ни капельки не боялась и с радостью разбудила бы поцелуем в щеку, если бы потребовалось.
Склонившись над пепельноволосым мужчиной, позвала:
— Просыпайся, папа!
— Папа? — Краем сознания я уловила удивление Вольского и непонятное веселье хмыкнувшего Хемминга.
Открыв глаза, отец некоторое время смотрел сквозь меня, затем его взгляд обрел осмысленность.
Вскочив с земли, он заключил меня в крепкие объятия.
— Когда окажемся дома, я тебя выпорю, Маша! — грозно пообещал родитель, целуя меня в макушку. — Клянусь, выпорю тебя впервые в жизни.
— Поздно пороть… Да и за что? — слегка обиделась я.
Ясное дело, он несерьезно, на эмоциях, но как не вовремя! Будто я до сих пор маленькая девочка.
— За то, что обратилась за помощью к чужим людям, а не к нам с матерью.
Я виновато опустила глаза. Отец прав, да не совсем. Рассказывать сейчас, что боялась сватовства со стороны Булатовых, не стала. Пока мои страхи только подтверждаются, хоть Кирилл и не такой, каким его описывал Ник.
— Николаев не чужой, он мой бывший куратор.
— Вслушайся в свои слова: он — бывший куратор, — подчеркнул отец, выпуская меня из объятий. — И теперь к тебе не должен иметь никакого отношения, раз ты больше не магичка.
— Пап, я боялась подставить семью под удар, — высказала честно одно из опасений. — За Горобинскими — стая, а у нас с мамой только ты. А один в поле не воин.
Отец, некогда преждевременно поседевший из-за взбрыкиваний суженой, покачал серебристой головой:
— Уже не один, я вернулся в стаю Булатова.
— Из-за меня, да?
Я расстроилась до глубины души. Столько лет отец не поддерживал со своими связь, создавая маме душевный комфорт. Теперь же это все разрушено из-за меня.
— Не совсем. Мы с твоей матерью серьезно поговорили и решили, что сама судьба указывает на сделанную ранее ошибку. Нельзя убегать от проблем, нужно отстаивать свое до конца.
Сразу вспомнились родители мамы: после ее замужества они успокоились лишь тогда, когда отец стал оборотнем-одиночкой. Интересно, как они отреагируют на его возвращение в стаю?
Впрочем, не о бабушке с дедом сейчас следует думать.
— Пап, что со мной?
Он вздохнул:
— Я не уверен…
Мне стало не по себе. Да что же со мной не так?!
Расспросить подробнее не дал Хемминг, который напомнил о своем приказе:
— Миа, дома наговоришься с отцом, буди остальных.
Кирилл стал следующим, к кому я подошла. Позвала, слегка коснувшись плеча молодого вервольфа, и тотчас направилась к его отцу:
— Проснитесь, пожалуйста…
Дождавшись момента, когда веки старшего Булатова вздрогнули, перешла к Горобинским. Пробудила сначала самого опасного — вожака, и нехотя приблизилась к его непредсказуемому, бешеному сыночку.
Недаром о нем так подумала.
— Хватит дрыхнуть, Андрей…
Он очнулся быстрее всех и схватил меня за руку. Точнее, попытался — я успела отпрыгнуть, а там и Вольский подоспел, напряженно следящий за действиями наших недругов.
Возвышаясь над слегка деморализованными оборотнями, Хемминг вкрадчиво спросил:
— Итак, господа Горобинские, кому из вас пришло в голову насильно заполучить в стаю знахарку?
Кого-кого?.. Мои глаза округлились. Это о чем он сейчас? У меня нет склонностей к целительству, и я не вижу сути трав! Так какая из меня знахарка?
— Мы слегка попугали, — мрачно заявил Захарий. — Никто и ни за что не причинил бы вред той, которую призвала Луна.
Я… мне сложно определиться с эмоциями, которые я испытала. Слегка попугали?! Групповым изнасилованием? Хорош розыгрыш! В стиле последних сволочей…
— Знахарка, которая пришла в стаю не по своей воле, уничтожает ее за несколько лет, — тихо отозвался старший Булатов. — Тебе повезло, Захарий, что дочь Серого не прошла обряд.
— Если бы мы не успели, у них бы не было нескольких лет! — рыкнул папа.
Горобинский-старший не выказал сомнений — недовольно скривившись, он посмотрел на сына. Тот выглядел потрепанным дворовыми псами щенком, но жалости к нему я не испытывала. Он понимал, что творил, и владел, в отличие от меня, всей нужной информацией.
— Итак, Захарий, что мне с вами делать? — В голосе контролера прибавилось колючего льда.
А я не выдержала. Так, чего доброго, я снова останусь без жизненно важных сведений.
— Подождите! В конце-то концов, кто такая знахарка?!
— Знахарка — душа стаи, магичка, которую позвала Луна, — тихо ответил отец. — Раньше она управляла волками практически наравне с вожаком и часто становилась его женой.
Так вот почему меня пытались выдать замуж за Андрея! Еще одна традиция…
— Раньше? Что сейчас изменилось?
— Сейчас, Маш, настоящих знахарок почти не осталось. И те стаи, где они есть, почти неуязвимы для врагов.
Объяснение многообещающее, да. Но я так и не поняла суть! А старшее поколение вервольфов, судя по благоговению на лицах, думает, что этих крупиц с меня хватит?..
— Знахарка лечит душу и тело, — заговорил Кирилл. Видимо, он заметил мою растерянность и недоумение. — Она вытаскивает с того света безнадежных, с ранами которых не справляется регенерация, успокаивает в горе, возвращает жажду жить. Умеет направить в определенных ситуациях, скорректировать поведение агрессивного молодняка. Помогает выбрать людей, которые гарантированно переживут обращение. Но главное, знахарка видит оборотней, которые подходят друг другу, помогает зачать и выносить ребенка.
С его слов, знахарка — богиня во плоти. Сложно поверить… Ха! Помогает зачать?! Свечку держит, что ли?
— Поэтому ты не должна бояться оборотней. Никто из нас не сможет причинить тебе боль, — твердо закончил Кирилл доходчивое объяснение.
— А заставлять тебя быть чьей-то знахаркой — действовать только во вред себе, — веско добавил его отец. — Возникнет желание узнать подробнее, приезжай в гости, Мария, Северная стая тебе всегда будет рада. У нас есть старинные книги наблюдений твоих коллег, а еще — знахарка в пятом поколении без способностей, которой будет полезно вспомнить, что такое конкуренция.
Булатов меня заинтриговал.
— Знахарка без способностей — это как?
— Она знает, что нужно делать, но не может, — с готовностью пояснил Кирилл. — Скорее хороший психолог, чем знахарка. Загляни как-нибудь, она может стать твоей наставницей.
Булатовы предлагали наилучший для меня выход — обучение и защиту. Свою помощь в таком случае я бы оказала без принуждения: не оставаться же в стороне, если в стае, которая помогает, случатся неприятности…
— Спасибо, подумаю над вашим предложением, — пообещала я и честно добавила: — Но уже сейчас оно мне кажется очень привлекательным.
Краем глаза наблюдала за своими похитителями: Андрей помрачнел, а старший Горобинский и вовсе скрипнул зубами. Захотелось по-детски скрутить им кукиш, но я подавила недостойное знахарки — как же высокопарно звучит! — желание.
А еще стало легко и спокойно на душе — вопреки былым опасениям мне предлагали выбор. Чего и кого, спрашивается, я боялась? Этого благородного, веселого молодого человека? Или его отца, который, невзирая на годы молчания, поспешил на помощь давнему другу, моему папе? И принял его обратно в стаю без лишних разговоров?
Хемминг нарочито откашлялся и с легкой издевкой в голосе спросил:
— Вы все прояснили? Позволите теперь мне судить?
Все дружно промолчали.
Контролер, заложив руки за спину и прохаживаясь перед вервольфами, стоящими полукругом, произнес:
— Обращение против воли, удержание, похищение, принуждение к замужеству должно караться сурово. Но вот ирония: именно Горобинские дали Полуночи новую знахарку. Не спорю, сделали они это случайно, преследуя свои интересы. И все же я предлагаю ограничиться штрафом, если, конечно, согласится пострадавшая.
Э-э… Это весь суд? Быстро. А главное, никто не возражает.
На меня выжидающе смотрели семь пар глаз, пришлось отвлечься от размышлений. Семеро полуночников ждали ответа, который повлияет на судьбу не только Горобинских, но и мою собственную.
Штраф — это много или мало за пережитое мной? За то, что несколько месяцев пряталась, боялась каждой тени? За то, что не видела родителей и друзей? Но больше всего меня интересует другое: деньги покроют главный урон? Компенсируют то, что я утратила магию и теперь перекидываюсь в зверя? Да, я научусь быть оборотнем, убеждена, что отлично справлюсь с появившейся задачей. Но магия… Ох, я больше не магичка! Я уже никогда не вызову дождь, не зажгу костер без спичек, во время ночного патрулирования не упокою порождение тьмы метким заклинанием… Хотя, если вспомнить мое обращение, иногда колдовство не спасает от монстров, наоборот, делает привлекательной для них. Меня лишили магического дара, и это невосполнимая утрата, то, что я какая-то там почитаемая оборотнями знахарка, ситуацию не исправляет. Как и деньги. Люди переоценивают их власть. За деньги можно купить репутацию, но не честь, преданных помощников, но не друзей, красивое тело под боком, но не любовь. Деньги не вернут счастливое прошлое, не наделят даром, который дается свыше…
Однако если я откажусь принять компенсацию, будут долгие разбирательства. И кто знает, что тогда еще выкинут оборотни? Как быть?
Я обернулась к Вольскому. Он смотрел на меня с сочувствием и пониманием. И я мысленно попросила у него совета: «Скажи, что мне делать? Соглашаться?»
Ни на что не надеялась, но ответ получила — он чуть заметно кивнул. Удивительно, как легко маг прочел мои сомнения во взгляде…
Злости на Горобинских, как раньше, уже не было — темные эмоции постепенно покинули меня. Осталось сожаление о потери магии, а еще хотелось справедливости и гарантий, что такая ситуация больше не повторится и Андрей побоится трогать девушек против их воли. Но вряд ли я смогу тут что-то сделать. Плохо, что раньше не интересовалась законодательством вервольфов. Не думаю, что штраф — серьезное наказание для вожака, поэтому следует уточнить один момент.
— Я соглашусь, но только с условием, чтобы Андрей никогда больше ко мне не приближался.
Наделенный властью вервольф кивнул:
— Разумное уточнение. Если Андрей нарушит запрет, то шесть месяцев проведет в клетке в шкуре зверя. Я все сказал, не спорь, Захарий.
Лицо старшего Горобинского перекосилось, он старался не смотреть в мою сторону, тогда как младший не сводил глаз. Казалось, для него суд не имеет значения. Андрей наблюдал безотрывно, словно из засады, и у меня возникло стойкое ощущение, что он вот-вот бросится и вцепится мне в горло… Если такого посадить надолго в клетку, он совершенно точно выйдет из нее диким безжалостным зверем.
Вспомнив Ефросинию, я содрогнулась. Да, шесть месяцев в клетке — это страшно. Оборотни тяжело переносят замкнутое пространство, да еще в звериной ипостаси. К сожалению, это я знаю по себе.
Когда контролер назвал сумму штрафа, боюсь, я не удержала маску невозмутимости на лице. Я, говоря по-простому, охренела, другого слова не подобрать! Хемминг потребовал с Горобинских столько, сколько стоили две большие квартиры в столице, и еще оставалось на одну в моем родном городке.
Вот, значит, во сколько оценивают утрату дара… Вроде бы много, но на самом деле сложно определить стоимость того, что бесценно.
— Деньги переведу на счет девушки утром, — буркнул Захарий, не торгуясь. — Мы свободны?
— Да. Мария, разбуди остальных, — потребовал легендарный представитель ВОКа.
От его проницательного взгляда не ускользнула моя растерянность: волков было много, я могла обходить их долго.
— Действие наведенного сна и так скоро закончится, просто позови их, — посоветовал контролер.
Закрыв глаза, сделала несколько расслабляющих вдохов-выдохов. Сердце ускорило свой ход.
— Подъем! Утро близко! — закричала я, чувствуя себя несколько глупо.
Волки зашевелились. Кто-то сразу вскочил, кто-то упал с бревна или превратился прямо на нем в человека. Алина с Соболевым оказались в числе последних. Они спокойно обернулись, лежа на своих местах. А вот Макс свалился на землю и некоторое время дезориентированно тряс головой. Странная реакция на внушение…
Неразлучные друзья Андрея быстро ушли с поляны, одарив меня напоследок долгими взглядами, девушка еще при этом — легкой улыбкой. Неужели не злится? Впрочем, если знахарки подбирают пары, то, выходит, я угадала? Они любят друг друга и поэтому не сердятся на меня? Моя совесть, тихонько, но неумолимо грызущая душу со дня побега, наконец-то успокоилась.
Оглянулась назад — Хемминг, вожаки, отец и маг о чем-то беседовали. О чем, я не слышала, они установили «Полог безмолвия», глушащий все звуки. Но я не волновалась — мои интересы теперь представлял отец, да и Вольский, готова поклясться, не даст в обиду.
— Если правильно поняла, я могу корректировать поведение молодых веров? — алчно глядя на Макса, спросила как бы между прочим.
Стоящий неподалеку Кирилл с готовностью подтвердил:
— Именно так, даже волкам из чужой стаи ты можешь помочь.
Я испытывала к нему самую горячую и искреннюю благодарность: ведь он был рядом, когда Андрей буравил меня недобрым взглядом, находясь всего в паре шагов. Какой все-таки замечательный Булатов, впору пожалеть, что полюбила другого. Полюбила?..
На мгновение я застыла прямо в движении. Так, не время для самоанализа — о чувствах подумаю потом, сейчас надо кое-кого немного повоспитывать… Ладно, прикрывать этим словом месть слишком по-детски. Считаю, что у меня есть полное право на маленькую гадость — кузен дважды меня предал. В первый раз он подсунул коктейль по рецепту Веласкеса, а во второй — проигнорировал просьбу о помощи. Хотя, может, я на него наговариваю? Вдруг это он позвал отца и стаю северных?
Сначала следует разобраться.
— Кирилл, а как вы узнали, что мне нужна помощь? — полюбопытствовала я тихо.
— Анонимный звонок, остальное — не здесь. — Оборотень кивком головы указал на внимательно слушающего нас Андрея.
Что-то сильно я устала, раз допускаю непростительные ошибки: не подумала, что мои расспросы могут подставить доброжелателя.
— Да, ты прав, потом…
Злость на двоюродного брата продолжала клокотать в груди, ища выход. И я не справилась с ней, дала свободу.
Подойдя к растерянному кузену, сердито спросила:
— Макс, почему ты не позвонил моему отцу?
— Я не мог, — виновато произнес он.
Вот все и прояснилось: не он мой тайный доброжелатель, а я надеялась до конца, верила, что родственница для него важнее законов стаи.
— Маш… Правда, я не мог, прости меня, если сможешь.
— Не смогу, — ответила твердо. — По крайней мере, не сейчас.
— Маша…
— Ты знал, что я избранная Луной?
На лице парня отобразилось облегчение:
— Да, Захарий объявил всем утром, кого предстоит немного напугать.
Немного?.. Да я чуть от ужаса не померла, услышав про бесчеловечный замшелый закон!
— Зная, что задумали Горобинские, ты все же не позвонил моему отцу. А как же родственные чувства, Макс?
Отведя глаза, кузен с вызовом спросил:
— Да что бы с тобой случилось? И вообще, Маш, у меня есть долг перед стаей, я не мог ее предать.
А меня, значит, мог? Меня его объяснения сильно покоробили, да и не поверила я в них — не с таким стыдом говорят о долге.
— Тут дело не в долге, ты просто испугался, Макс! Понимая, что должен поступить правильно, ты побоялся возмутиться произволом Горобинских, трусливо закрыл на него глаза. Как ты можешь после такого спокойно жить? Совесть не мучает?
Кузен набычился и в ярости бросил:
— Думай, что я засранец, это твое право, но только не лезь в мою душу!
Его слова и отношение задели за живое. Я считала его другом детства. В школьные годы он нередко проводил все лето у нас, мы ходили вместе на речку, наблюдали за звездами с чердака, воровали яблоки с заброшенных участков в частном секторе…
Неужели Максу сложно было сделать анонимный звонок? Один-единственный звонок?!
Как это сделали Аля или Соболев. В том, что таинственный доброжелатель — кто-то из друзей Андрея, я уже не сомневалась. Просто некому больше.
— Ты не просто засранец, Макс. — Было горько и обидно, поэтому я все же решилась на «воспитательные» меры. — Ты трусливый засранец! И знаешь, что? Отныне каждый раз, когда проявишь трусость и пойдешь против своей совести, ты будешь им в прямом смысле слова!
По-ведьмински коварно расхохотавшись, я оставила огорошенного кузена думать над «проклятием».
Но буквально сразу я засомневалась. И с каждой секундой, по мере того как я удалялась от него, неуверенность в правильности принятого решения усиливалась.
Может, это Макс прав, что поставил стаю выше родственных связей? Все-таки оборотни слишком зависят от вожака, его слово — закон… Нет! Чужие воля и мнение не должны затыкать рот твоей собственной совести и связывать ей руки. Всегда следует думать своей головой и отвечать за собственные решения.
Что ж, если проклятие подействует, хорошо — Максу будет полезно пострадать. Если нет, тоже не расстроюсь — ожидание смерти хуже самой смерти. Кузен, опасаясь диареи, некоторое время будет следовать полученной от меня установке.
Пока я рефлексировала, переговоры завершились.
— Дочь, мы можем ехать домой, — сообщил отец.
— Миа, а вещи забрать? — тихо спросил Вольский, глядя мне в лицо.
В льдисто-серых глазах застыли разочарование и печаль. Неприятно осознавать, что я их причина.
— Папа, позволь представить, это Александр Вольский, его дом несколько недель служил мне убежищем. Александр, знакомьтесь, это мой отец — Минов Сергей Иванович.
Папа глухо рассмеялся, пряча за смехом удивление.
— Да мы уже и без тебя познакомились, — произнес он, как-то странно меня рассматривая.
Вольский же помрачнел еще больше и не без надежды предложил:
— Миа, попрощаетесь с Дашей? Она очень испугалась, когда вы пропали.
Какой хороший благовидный предлог, чтобы остаться и объясниться с Вольским…
— С турбазы Горобинских ближе до дома, чем до вас, — возразил отец. — Давайте в другой раз?
Вольский продемонстрировал стальную цепочку с черным камнем и золотом светящейся на нем руной пути.
— Я поделюсь с вашей дочерью амулетом телепортации, с ним она обернется за несколько часов.
Решительно подойдя вплотную, Вольский надел на меня дорогущий артефакт. Камень, слегка теплый, скользнул по коже, лаская.
— Пап, езжай домой один, — предложила я, глядя куда-то поверх плеча родителя. — А я приеду, как только завершу тут свои дела.
Отец смотрел прищурившись, словно понимая, что творится у меня в душе. Вот только откуда, если я и сама до конца еще не разобралась?
— А как же мать, Маша? Она волнуется.
Уместное замечание, мне стало стыдно.
— Я позвоню ей сейчас… как только найду телефон.
— Вот, воспользуйтесь моим. — Вольский поспешно достал из заднего кармана джинсов мобильный.
Только сейчас я осознала, что он мне «выкает». Удивилась, с чего вдруг? А потом вспомнила, что начала первая, когда его представляла.
Ох, что-то я смущаюсь рядом с отцом, словно мне снова семнадцать и он случайно повстречал меня на улице в компании парня. Интересно, многие ли самостоятельные девушки теряются в ситуациях, похожих на мою? Когда еще рано знакомить родителей с мужчиной, от которого ты без ума, но они неожиданно объявляются рядом?
— А телефон ловит сеть в лесу?
— Да, только лучше подняться повыше, в трехстах метрах отсюда есть поросший папоротником холм, уверен, оттуда можно дозвониться. — Вольский показал рукой влево. — Могу проводить вас, Мария.
Как же необычно и волнительно было слышать из его уст свое настоящее имя, а не форумный ник.
— Да, проводите, пожалуйста. Пап, я обязательно позвоню маме.
И я с готовностью последовала за Вольским.
— Маш! — окликнул отец и, когда я обернулась, насмешливо попросил: — Я все понимаю, дело молодое, но домой загляни на днях, мы с мамой соскучились.
Покраснев, вернулась к нему. Почему он решил, что я задержусь у Вольского? Если я сама в этом еще сомневаюсь?
Ладно, хватит игр с самой собой в наивность! Оставленные вещи и прощание с девочкой, которая уже спит, — только повод. В ближайшие часы прояснится, есть ли у нас с Александром совместное будущее.
Слова мужчины, особенно красивые, пылкие и правильные, — всего лишь слова. Поступки — вот главный показатель его отношения. На что он готов ради возлюбленной? Берет ли ответственность за ее жизнь, честь и благополучие? Готов ли закрыть собой в случае опасности?
Только получив на эти вопросы утвердительный ответ, можно довериться ему. А он, в свою очередь, вправе ожидать понимания, заботы, верности и любви от своей женщины. И это будут самые крепкие, честные отношения.
То, что Вольский готов рискнуть карьерой в ВОКе и даже жизнью, взволновало меня до глубины души. Окончательно и бесповоротно я потеряла голову после слов о том, что ради любимой женщины стоит совершать подвиги.
Я ему поверила, а теперь все же хотела услышать красивые слова…
— Пап, я попрощаюсь с малышкой, заберу вещи и вернусь домой, — пообещала твердо.
Вольский, стоящий в паре шагов от нас, подавил вздох нетерпения.
— Договорились, — кивнул отец и крепко прижал меня к своей широкой груди.
В детстве он был единственным мужчиной, в которого я верила и не сомневалась, что он сможет защитить от всевозможных бед. И по-настоящему я выросла только после укуса, когда сознательно не обратилась к отцу за помощью, понимая, что одному оборотню-бойцу, даже очень сильному, не выстоять против целой стаи.
Теперь же я не побоялась бы вручить свою жизнь… Алексу.
— До завтра, дочь.
— До встречи, папа.
Он выпустил меня из своих теплых объятий и печально улыбнулся. Девочки вырастают и находят других защитников. Таков закон жизни…
— Мы можем идти на холм, — сообщила я Вольскому и поспешила вперед.
Уходить было неловко и немного больно. У родителей, кроме меня, есть своя жизнь, я всегда это знала и принимала. И существует нечто не менее важное, чем выросшее чадо.
К примеру, отец сегодня был безгранично счастлив: он получил возможность вернуть то, от чего некогда отказался ради чужих убеждений и душевного спокойствия любимой женщины. Он вернул свою стаю. Дружбу Владлена Булатова. Он знает, что больше не один и теперь, если потребуется, в горло его врага вцепятся десятки братьев.
— Чуть левее, — скорректировал мой путь Вольский, шагающий позади.
Телефон ловил сигнал сети, хотя и очень слабый. Но в нетерпении я не стала дожидаться, пока взойдем на холм, набрала мамин номер. И дозвонилась с первого раза.
— Это я, мам, — произнесла прерывисто.
Горло сдавило от волнения, на глазах выступили слезы. Как же давно я не видела ее! Мне так не хватало маминых ласковых, добрых рук, которые обычными поглаживаниями по спине снимали часть моих печалей.
— Маша, ты в порядке?..
Судя по голосу, мама умирала от тревоги.
— Да-да, все хорошо, все просто замечательно, клянусь тебе! И у меня, и у папы…
Торопясь успокоить маму, я рассказывала путано и сбивчиво, когда отвечала на ее вопросы. А стоило заявить, что задержусь еще на сутки, не меньше, мама расстроилась, и ушло предостаточно времени, чтобы поднять ей настроение.
Наверное, я очень плохая дочь, раз не спешу домой? Но как уйти, когда есть тот, с кем нужно о многом поговорить? Выяснить, что между нами происходит?..
Мамулечка за папу порадовалась, ведь и она страдала, видя из года в год, что любимый мужчина не вполне счастлив. А все почему? Потому что среди полуночников слишком сильно предубеждение против не таких, как они сами. И как поломать эти устои? Возможно, отношение общества изменится, только если смешанных пар будет больше…
— Спасибо.
Протягивая телефон Вольскому, я замерла от восторга.
Золотые огоньки преобразили ночной лес. Это было сказочно. Светящиеся в полумраке светлячки усеивали высокий папоротник, которым густо порос холм впереди. Жучки волшебно мерцали в темноте лесной чащобы, словно тысячи упавших с небес и застрявших в траве звездочек. Изумительное место!
— Это же светлячки? — уточнила я на всякий случай — настолько крупных и ярких не ожидала повстречать в нашем лесу.
Вольский кивнул, видно было, что его радует мой восторг.
— Они удивительные, правда?
— Да, незаметные днем жучки поражают своим волшебным сиянием даже магов.
Я невольно улыбнулась — он высказал мои мысли.
— Так похоже на чары иллюзиониста, тогда как на самом деле это диво природы.
Мы стояли некоторое время неподвижно, боясь вспугнуть чудо, которое было не только здесь, в лесу, но и в наших душах. Чувство единения, близости и сходства во взглядах ощущала не я одна. Остро захотелось, чтобы Вольский взял за руку, и в ту же секунду он исполнил мое желание.
Я бы могла стоять рядом с ним вечность, только бы он держал за руку…
Жаль, настал момент, когда Вольский решился развеять волшебство. Глядя на танцующих в воздухе светлячков, он глухо произнес:
— Прежде чем переместимся в коттедж, хочу признаться в совсем не красящих меня поступках. И быть может, ты передумаешь и потребуешь выслать вещи курьером. Я отдаюсь на твой суд, Миа.
Его слова — как ведро ледяной воды на голову! Даже немного страшно стало.
— Что?.. — посмотрела я на него недоверчиво. — О чем ты?
Вольский и некрасивые поступки? Не замечала за ним. Добрее и терпеливее мага я припомнить не могу. Странно, что в первые дни знакомства считала его холодным и нелюдимым сухарем.
— Я прочитал твой дневник, извини.
Сперва хотела сказать, что не сомневалась, ведь все маги — слишком любопытные и беспринципные товарищи. Потом смутилась — в дневнике предостаточно откровений, он слишком интимный. Да еще там размышления о самом Александре, и вначале далеко не лестные. Поэтому я промолчала.
И мой собеседник, объясняя, добавил:
— Ты несколько часов была в отключке, и я не мог воспользоваться заклинанием поиска. Не находил себе места, все гадал, где ты, почему неожиданно сбежала, почему сейчас в бессознательном состоянии. Поэтому и решил поискать ответы в твоих записях.
— Я не сбегала! — Я расстроилась до глубины души. Так и думала, что он решит, будто побоялась с ним объясниться. — Меня Лиза, опоив чаем и вытащив наружу, продала Горобинским.
Вольский помрачнел:
— Выходит, это моя вина, что тебя похитили. Я не успел восстановить защиту в полной мере, поэтому ей и удалось выйти вместе с тобой. А еще она поспешно уволилась, но времени выяснять причины не было. Просто предположил, что Лиза ушла из-за нападения вампиров Хока… Что ж, я ее найду и заставлю ответить за предательство, — хмуро пообещал он.
И ведь найдет. Мне стало страшно за экономку, проклятчики — изощренные в мести ребята.
— Не надо, оставь ее в покое, пожалуйста. Она невольно поспособствовала разрешению моей ситуации. Кстати, как ты меня обнаружил? Какое заклинание поиска использовал? Для чего нужно было, чтобы я не спала?
Вольский снова взял меня за руку, коснулся указательным пальцем запястья, и по моей коже извивисто зазмеился серебряный узор.
— Что это?!
— Разновидность маячка для оборотней. Однажды боевики Контроля, стерегущие дом в мое отсутствие, донесли, что поблизости от коттеджа появились вервольфы. И я решил перестраховаться — поставил на тебя поисковую метку. Так, на всякий случай.
Я зачарованно рассматривала живой узор, оплетающий руку до локтя. Красиво… и энергоемко. К оборотню можно прицепить только мощную следилку — во время трансформации слабая попросту слетает.
— Но когда ты ее поставил?
— Однажды я телепортировался домой на несколько часов за важным амулетом. В ту ночь ты еще баррикадировалась в спальне Даши.
И я вмиг вспомнила. Все вспомнила. И поцелуй, который посчитала сном. И чувство холода, ползущего по руке…
— Злишься? Что я поцеловал тебя тогда? — Уголки губ дрогнули в улыбке. — Я всего лишь смертный, которому трудно устоять перед соблазном.
И я тотчас простила его за признание. Это даже льстило, если честно.
— Нет, не злюсь.
— А из-за дневника?
— За него и не думала дуться, я сама бы прочитала твой при удобном случае, — призналась чистосердечно и проказливо показала язык.
Вольский силился не улыбаться, но сохранять серьезность у него получалось плохо.
— Проживание в годы студенчества в одной комнате с другими магами отучило поверять свои мысли бумаге, поэтому дневника у меня нет. А вот твой оказался мне очень полезен. — Он посерьезнел. — Я узнал, какие вещи для тебя важны, понял, что невольно отталкивал от себя, заставляя держаться на расстоянии.
Сердце загрохотало в груди, будто отбойный молоток. Вот, вот он — момент истины!.. От волнения я, отчаянная девушка, умеющая перекидываться в волчицу весом под шестьдесят килограммов, едва не потеряла сознание.
— Я не умею говорить красиво, поэтому скажу просто: во-первых, меня не пугает, что ты оборотень. У меня нет предубеждения против веров, поскольку кровь одного из них течет в моих жилах. Во-вторых, ты никого не уводишь из семьи, — в голосе Александра появилась горечь, — ведь ее нет. Да и была ли вообще, сейчас сложно сказать. Одна только видимость, сожительство партнеров, которых соединил ребенок. У меня ушло несколько лет на попытку вылепить из иллюзии хороших отношений что-то осязаемое, и лишь относительно недавно я понял, что мои старания тщетны.
Не знаю, о чем я думала, когда сделала шаг к нему и прижалась к его груди? Вольский предсказуемо обнял в ответ и уткнулся лицом мне в макушку.
Он говорил согревающие мое сердце вещи, но… Перед глазами стояла красавица Ксения. И амулет на ее руке. Все, что мы сейчас делали, было неправильным.
— Это ты так думаешь, что семьи нет, а мать твоего ребенка?
— Миа…
— Нет! Я должна сказать, выслушай меня, пожалуйста! На Ксении запрещенный амулет. — Обнимающие меня руки внезапно напряглись, и я заговорила быстрее: — «Зеркало Купидона» заставляет испытывать чувства того, кто его надевает на жертву. То есть Ксения бросила вас с Дашей не по своему желанию, ее вынудил браслет, внушивший ей любовь к другому мужчине. К Хоку.
Вопреки моим ожиданиям Вольский не отшатнулся с воплем, что ему надо спасать жену, уведенную из семьи нечестным путем. Наоборот, он крепче обнял и поцеловал в макушку.
— Впервые встречаю настолько щепетильную в вопросах любви девушку, — тихо произнес Вольский, дыханием шевеля мои волосы. — Ты удивительная.
И это вся реакция? Я попыталась высвободиться из плена мужских рук, но вот незадача — Вольский с легкостью удержал, словно это он оборотень, а не я. Можно было, разумеется, поднапрячься, но желание сбежать истаяло, когда он поцеловал меня.
Виноват адреналин? Пережитый страх? Или мужчина, который стал для меня истинным искушением? Но я… в глубине души осознавая, что творю незнамо что, я все же ответила ему…
И стрела чувственности сорвалась с тетивы контроля.
Вольский прижал к себе крепко-крепко и, зацеловывая до одури, зашептал признания, перемежая их ласками.
Взрыв тысячи солнц, гибель Вселенной — ничто не выдернуло бы нас из сладостного дурмана. Лишь он и я, только мы существовали во всем мире…
Потерявшись во времени и пространстве, немного пришла в себя, когда открылся телепорт. Подхватив на руки, Вольский внес меня в его темный зев, разукрашенный изумрудными всполохами.
Вышли в моей спальне, в его доме. Не позволяя прийти в себя, Вольский целовал не переставая, лихорадочно пытаясь отыскать застежку моего платья и одновременно пытаясь стянуть одежду с себя.
Но ведь раздевать приятнее друг друга? И быстрее.
— Стой… — попросила я, задыхаясь.
Он не сразу услышал. Посмотрел недоуменно шальными от страсти глазами:
— Ты хочешь подождать? Устала?
Я отчаянно замотала головой.
— Нет, я хочу помочь… — И потянула вверх его футболку.
Вольский счастливо рассмеялся.
Ох, Луна! Какой же он красивый! Это была последняя связная мысль, прежде чем меня затянуло в омут желания.
Страсть, настоянная на долгом ожидании, приправленная адреналином, пьянит сильнее всего. И нет ничего чудеснее этого хмеля…
