Книга: Иисус против священников. Как возникла церковь и кем были первые христиане
Назад: Иудеи и христиане при Симоне Бар-Кохбе
Дальше: Список сокращений

Приложение

Основные причины разрыва между иудеями и христианами (От Иисуса к Юстину)

В последние годы факторы, способствующие разделению между христианством и иудаизмом, стали предметом многих дискуссий, и сами они – побочный продукт развернувшегося некогда здравого иудео-христианского диалога. Обзор этих факторов помогает объяснить, почему иудаизм и христианство достигли такого взаимного отчуждения, хотя обе религии имеют общие корни, и отчасти помогает объяснить происхождение антисемитизма. Очень важно критическое изучение общих корней этих двух религий и причин их отделения друг от друга, и этому изучению следует всячески способствовать.

В последние годы разделение между христианством и иудаизмом часто называли «расхождением путей». За этим более или менее нейтральным выражением скрывается, однако, целый ряд аспектов резкого противостояния между воззрениями иудеев и христиан в самом начале. Но мы в этой книге обсуждаем основные причины разрыва иудеев и христиан. Можно еще раз рассмотреть некоторые факторы. Первое, что сразу приходит на ум, – агрессивная миссионерская деятельность христиан среди язычников и мягкие требования при вступлении в церковь. Христианская евангелизация язычников не гармонировала с иудейским прозелитизмом. Иудеи-прозелиты получали наставление «взять на себя иго Торы» (m. ’Abot 3:5), что означало скрупулезное соблюдение субботы и пищевых запретов. Христианский же прозелитизм, с точки зрения его иудейских критиков, склонялся к устранению «ига Торы». Христианские соборы, описываемые в Деян 11 и 15, демонстрируют сущность проблем, возникших вследствие агрессивной раннехристианской миссии среди язычников. Полемика Павла, направленная против «иудаистов» (особенно резкая в его Послании к Галатам), дает нам первое свидетельство того, в какой степени все эти вопросы были чреваты распрями.

Еще один важный момент разногласий между иудеями-христианами и иудеями-нехристианами был связан с божественной природой Иисуса. Тенденция греко-римской церкви к абсолютному обожествлению Иисуса – т. е. в развитии христологии Иоанна и Павла до понятия об Иисусе как о Боге (в противоположность христологии эбионитов, считавших Иисуса Мессией Израиля и исполнением Писаний пророков, но отказывавшихся приписывать Ему божественность) – лишь в еще большей степени делала христианство неприемлемым для иудейства. Обожествление Иисуса шло наперекор строгому иудейскому монотеизму и воспринималось как прямое нарушение первой заповеди (Исх 20:3; Втор 5:7).

Оба эти фактора – либеральное включение язычников и обожествление Иисуса – лишь создавали контекст для дальнейшего взаимного отчуждения. Несоблюдение иудейских пищевых правил, законов чистоты и соблюдения субботы все более усиливало разделение между христианами из язычников и иудеями, независимо от того, симпатизировали последние христианской вере или нет. Вступление иудеев в христианскую церковь пошло на убыль, тогда как число язычников-христиан стало возрастать в геометрической прогрессии. Этот этнический сдвиг привел к постепенному стиранию иудейского характера церкви, которая со своей стороны стала все менее одобрительно относиться к принятию обращавшихся в христианскую веру иудеев. Ранняя церковь, которая спустя поколение после своего основания состояла преимущественно из грекоговорящего населения, предпочитала Септуагинту, греческий перевод Ветхого Завета, а не еврейский первоначальный текст и его арамейскую интерпретацию, которые предпочитала синагога. Таким образом, даже разный выбор языка Библии еще больше усиливал разрыв между верующими язычникам и иудеями.

В усилении разрыва между церковью и синагогой сыграли важную роль и националистические интересы иудеев. Главным катализатором расхождения путей стало разрушение Иерусалима и Иродова храма в 70 году н. э., а позднее – поражение Бар-Кохбы (135 год); все эти события привели к утрате Иерусалима как города иудеев и к утрате Израиля как государства. До разрушения Иерусалима Храм сохранял свою ценность для иудеев-христиан. Мы это видим особенно в книге Деяния апостолов (2:46; 3:1; 5:20, 42; 21:26; 22:17). Разрушение Храма обернулось утратой общей почвы христианами из иудеев и христианами из язычников.

В свою очередь, обострению вражды между иудеями-христианами и иудеями-нехристианами способствовал Бар-Кохба. Согласно патристическим источникам, преследовал христиан Симон бен Косиба по прозвищу «Бар-Кохба» (по-арамейски – «Сын Звезды»). Юстин Мученик, современник Симона, сообщает: [иудеи] «нас почитают врагами и противниками и, подобно вам, убивают нас и мучают, когда только могут; в этом сами можете удостовериться. Да и в бывшей последней Иудейской войне Варкохева, предводитель Иудейского возмущения, велел одних только христиан предавать ужасным мучениям, если они не отрекутся от Иисуса Христа и не будут хулить Его» (Первая апология 31.5–6). Евсевий, видимо, основываясь на сообщении Юстина, также утверждает, что «Кохебас, князь иудейской секты, убивал и всячески преследовал христиан, когда они отказывались помогать ему против римских войск» (Год Адриана 17). Почему христиане отказывались помогать Симону в его войне за освобождение? Наиболее вероятная причина состоит в том, что Симон притязал на роль Мессии – это сообщают как иудейские, так и христианские источники (Евсевий, Церковная история 4.6.1–4; y. Ta‘an. 4.5; b. Sanh. 93b). Следовательно, христианская приверженность к Иисусу как Мессии противоречила притязаниям Симона и подрывала его авторитет. Лютому обращению Бар-Кохба подвергал только христиан, потому что среди иудеев только они считали Мессией Израиля кого-то еще, кроме Симона.

Иудейская надежда на восстановление Храма сама по себе создала напряженность. Уильям Хорбери привлекает наше внимание к Посланию Варнавы 16.1–4: это полемический пассаж, в котором осуждается вера иудеев в свой Храм и их надежда на то, что после разрушения они его восстановят. Хорбери полагает, что автор Послания Варнавы имел в виду иудейскую надежду восстановить Храм ближе к концу династии Флавиев. Автор этого послания, равно как и все христиане, мог бояться иудейского возрождения, способного подорвать христианство. В самом деле, такое возрождение шло уже полным ходом, и многие иудеи-христиане отрекались от христианского учения, чтобы сохранить лояльность по отношению к синагоге. Принуждение к этому еще усилилось введением birkat ha-minim [букв. «благословение (или проклятие) еретиков»]. Мы имеем все основания предполагать, что иудеи, желавшие произнести это «благословение», стремились отречься от христианства, тогда как иудеи либо прозелиты, не желавшие его произносить, отлучались от синагоги.

Иудейские войны за избавление от римского владычества и надежды на восстановление Храма вели к конфликту между христианами-язычниками и христианами-иудеями. Для христиан-иудеев это создавало особую проблему, так как они часто были вынуждены выбирать между своей верой в Иисуса, с одной стороны, и преданностью своему народу – с другой.

Таким образом, все рассмотренные выше факторы вторичны по отношению к тому, что, как я считаю, служило основной причиной разрыва между иудейством и христианством. Главное для многих иудеев заключалось в тех простых фактах, что Иисус был предан смерти и Царство Божье не смогло воплотиться на земле. И то, и другое явно сводило к нулю все мессианские притязания. Само определение цели мессианства, как ее понимало позднеантичное иудейство, предполагало восстановление Израиля и долгое благополучное правление израильского царя-помазанника, Мессии. Смерть Иисуса, а с ней – угасание надежды на явление Божьего Царства (что составляло самую суть возвещения Иисуса) ясно доказывало (иудеям), что Иисус в общем-то и не был Мессией. Даже возвещение Воскресения, при всей его чудесной природе и значимости для разрешения проблемы посмертия, не могло стать противовесом тому факту, что Иисус так и не стал Царем Израиля и что Израиль так и остался под гнетом римского ига.

Разумеется, иудейская мессианская надежда в поздней античности не была чем-то монолитным, однако у нее имелись важные общие составляющие. Среди них – предвосхищение триумфа и осязаемых выгод. Небесное царствование Мессии без заметного изменения условий на земле Израиля не соответствовало мессианскому упованию, которое, насколько я могу судить, испытывало большинство иудеев. Даже среди собственных учеников Иисуса мы встречаем выражение народных мессианских упований. Речь Иисуса о своей смерти в конце его служения, как бы ни воспринималась его смерть с точки зрения исполнения Писаний и даже какой бы искупительный смысл в нее не вкладывался, привела к отступничеству даже самых близких учеников. Нам нечего удивляться, что те, кто не знал Иисуса лично и не имел случая ни непосредственно слышать его речи, ни наблюдать проявления его силы, могли скептически отнестись к утверждениям о мессианстве Иисуса в свете фактов, связанных с его смертью.

Сущность иудейского мессианского упования в значительной мере прояснилась благодаря действиям тех людей, которые, согласно общим отзывам, пытались исполнить это упование, отваживаясь воевать против римлян, чтобы освободить Израиль от их засилья. Хотя ученые спорят по этому поводу, я считаю вероятным, что двое-трое из этих иудеев в каком-то смысле действительно смотрели на себя как на мессий и освободителей Израиля.

Если некоторые из этих освободительных иудейских движений I века имели мессианский подтекст (а я думаю, что некоторые имели), то ясно, что были иудеи, которые надеялись на насильственное свержение римской власти в Израиле. На фоне этих надежд казнь Иисуса римлянами, которая приобрела насмешливый оттенок из‑за «титула» «Царь иудейский» (Мф 27:37; Мк 15:26; Лк 23:38; Ин 19:19–22), едва ли могла рассматриваться синагогой иначе, нежели как свидетельство полной неудачи Иисуса. Распятие Иисуса должно было восприниматься иудеями как провал и в политическом, и в пророческом смысле. Ибо Иисус не только выступал как помазанный избавитель Израиля, но и, действуя как пророк, возвещал наступление Божьего Царства. Царство не наступило, а его Вестник был казнен.

Очевидное поражение Иисуса от рук римлян и его отвержение религиозными властями Иерусалима привело к тому, что в контексте синагоги возвещение христианами мессианства Иисуса стало выглядеть абсурдным. Апологетика, лелеявшая какую-то надежду убедить иудеев в том, что Иисус и в самом деле был Мессией Израиля, должна была объяснить как его отвержение иудейскими религиозными авторитетами, так и Его явный политический провал. Кроме того, этой апологетике нужно было найти обоснования в Писании, если она рассчитывала на какой-либо успех в своих ответах на возражения учителей Писания из синагоги. Хотя следует учитывать явно апологетическую направленность того вопроса, который Юстин Мученик приписывает иудею Трифону, вопрос во многом соответствует тем опасениям, которые вызывали у многих иудеев слухи о христианских притязаниях:

«Ты хорошо знаешь, – сказал Трифон, – что весь народ наш ожидает Христа, и мы признаем, что все приведенные тобою места из Писаний сказаны об Нем; я признаюсь также, что имя Иисус, данное сыну Навину, расположило меня согласиться и на это. Но мы сомневаемся, надлежало ли Христу быть так бесславно распятым, ибо в законе сказано: “проклят всякий распятый” (Втор 21:23), так что я весьма затрудняюсь поверить этому. Что Писания говорят о том, что Христос имеет пострадать, это ясно; но мы желаем знать, можно ли доказать, что Он претерпит род страдания проклятый в законе?» (Диалог с Трифоном 89.1).

«Научи же нас, – сказал Трифон, – из Писаний, чтобы и мы поверили тебе. Что Христос имеет пострадать и быть веден как овца, мы это знаем; но надлежало ли Ему быть распятым, и так постыдно и бесславно умереть смертью, проклятою в Законе, – докажи нам, потому что мы не можем даже понять это» (90.1, курсив наш).

Когда Трифон упоминает, что «Писания говорят о том, что Христос имеет пострадать» или что «что Христос имеет пострадать и быть веден как овца, мы это знаем», он намекает на Ис 53:7 «Он истязуем был, но страдал добровольно и не открывал уст Своих; как овца, веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих». Допущение Трифона, что Мессия должен был пострадать, возможно, подлинны, так как предания периода бедствий, предшествующего приходу Мессии, засвидетельствованы в иудейских источниках (в частности, в m. Sotah 9:15) и, вероятно, основаны на общей профетической «модели» наказания, предшествующего восстановлению. Следует также вспомнить Дан 7, где жестокая борьба предвидится перед тем, как народ Божий возобладает наконец над силами зла.

Таргум Исайи подтверждает мессианскую интерпретацию знаменитой песни о Страдающем слуге. Однако в этом таргуме засвидетельствована также и неудовлетворенность идеей страдания. Страдающий слуга в Ис 53 превращается в торжествующего победителя. Ему не «назначена могила со злодеями» (ср. стих 9); напротив, это Он назначает злодеям могилы!

Но страдание как прелюдия к победе не предполагало в виду смерти, тем более – позорной смерти на римском кресте. В иудейском контексте даже утверждения о Воскресении едва ли могли уменьшить очевидность того, что попытка Иисуса стать Мессией Израиля провалилась. Конечно, иудеи были не одиноки в насмешках над христианским возвещением, что распятый Галилеянин – не кто иной, как Царь Израиля и Божий Мессия. Согласно Оригену, Цельс считал нелогичной саму идею, будто человека, которого предали, отвергли, схватили, казнили, можно рассматривать как Бога и Спасителя. В глазах язычника Цельса эта идея просто абсурдна (Ориген, Против Цельса 2.9, 35, 68; 6.10, 34, 36). Чтобы добиться хоть какого-нибудь успеха, особенно в иудейской среде, христианская апологетика должна была бы объяснить обстоятельства страстей Иисуса и показать – как Страсти согласуются с ожиданиями, запечатленными в Писании.

Однако в конечном счете христианской апологетике, хотя она была глубоко укоренена в Писании, не удалось убедить большинство иудеев. Достаточно утонченные попытки Павла и авторов евангелий от Матфея и от Иоанна не уничтожили опасений и сомнений, вызванных у иудеев очевидным поражением Иисуса и Его позорной смертью, которая на самом деле могла свидетельствовать о Божьем проклятии (ср. Втор 21:23: «Проклят Богом всякий повешенный на дереве»). Недаром Павел ставит именно эту тему во главу угла в Послании к Галатам, в котором говорится, что его учение и авторитет подрывали «иудействующие» (Гал 3:10–14). Апостол должен показать, что проклятие, перенесенное Христом, когда Он висел на кресте, замещает те проклятия, которые навлекает на себя всякий человек, которому не удается соблюсти все, что написано в Законе (ср. Втор 27:26). «Мидрашистская» экзегеза Павла в конечном счете исходит из той трудности, перед лицом которой, вследствие Его распятия, оказалось христианское возвещение Иисуса как Мессии Израиля.

Мы можем сделать вывод, что главное возражение на христианские заявления, что распятый Иисус из Назарета – на самом деле Мессия Израиля, имело причиной факт его смерти, притом – смерти позорной. С иудейской точки зрения это возражение было неизбежным. Единственным приемлемым для иудея способом ответить на это возражение было обращение к Иудейскому Писанию. Если бы можно было найти в Писании доказательства того, что Мессия должен был перенести страдания, то, возможно, Иисуса приняли бы как Мессию Израиля. Но в конце концов эта стратегическая уловка убедила очень небольшое число иудеев (хотя все же убедила некоторых, о чем свидетельствует эбионитское христианство). Эта стратегия не удалась, потому что обещанное Царство не воплотилось в Израиле и сам Иисус не вернулся, вопреки упованиям своих последователей.

По мере того как значение мессианизма в иудействе сходило на нет (чему, вероятно, способствовали катастрофические войны против Рима), христианская весть о том, что Иисус был Мессией, все более утрачивала какой-либо смысл для иудеев. Сначала она была важной для них и являлась предметом жарких диспутов, потом ее значение постепенно сошло на нет. После того как христианство охватило всю Римскую империю, полемика между христианами и иудеями приобретала новый характер, все более уродливый и болезненный. Христианская полемика была открытой и ясной, тогда как, по понятным причинам, иудейская полемика тяготела к аллюзиям, часто терявшимся в темных пассажах Талмуда и мидрашей, недоступных для христиан. По мере того как со временем исчезало эбионитское христианство, пропасть между иудейством и христианством становилась все более глубокой.

Назад: Иудеи и христиане при Симоне Бар-Кохбе
Дальше: Список сокращений