Новочудье, 1 января, час ночи.

Христиану. Привет, старик!

В этот первый час Нового года я хочу рассказать тебе о том, что приключилось со мной за последние дни. Невероятные вещи! Ты просто не узнал бы меня, если бы увидел. С нуля, на котором я был, неожиданно началась совершенно новая, абсолютно иная жизнь! Извини, если письмо получится длинное: в такой истории, как эта, важна каждая деталь.

Итак…

Восемь дней тому назад, в канун Рождества, несколько долгих часов я шагал под проливным дождем. Когда, промокнув до костей, я наконец добрался до Пепелищенска, была уже почти ночь. Прохожие деловым шагом спешили по домам с руками, полными подарков. Мне — ни взгляда, ни улыбки! Несусь на почту, пока еще открыто. Сильвия! Как же мне ее не хватает! Дал ей свой адрес «до востребования». Написала? Или забыла обо мне? Уф! Письмо! Это она! Прочту на свежую голову — сейчас не в состоянии.

Ну, а сейчас–то что делать? Впереди вся ночь, да еще самая длинная в году! Подумать только, мальчишкой я мечтал о том, чтобы эта ночь длилась бесконечно, а теперь… Так что же делать с «моей» ночью, как убить «мое» время? В кино, что ли, сходить? Посмотреть какие–нибудь отпадные приключения, сбежав от собственных злоключений часика на два?

Гляжу на афиши: «Смерть любви»… «Любовь к смерти»… «Демон» (Ну и демон — во всю афишу! Отталкивающая рожа… и в то же время — притягивает!) И ничего другого! Три кинотеатра — и везде одно и то же!

Впрочем, нет: вон там Безумный Макс целится в тебя из пистолета. Снизу подпись: «Когда насилие охватит мир, молитесь, чтобы Он пришел». Кто «Он»? Чуть дальше — живот беременной женщины, рука на нем! Внизу:

«Радуйся, Мария…» Прямо так — посреди улицы! Странно! Моя мать — тоже Мария. Когда–то я был в ней… как здесь… а теперь?

Неподалеку — шум, хохот прожигателей жизни, завалившихся в кафе–бар–зал–игровых–автоматов–кабаре. Все это вместе называется «Балтазар–бар». А что? Уж там–то я, во всяком случае, не буду один. За входной дверью меня тепло встречают облака табачного дыма и винные пары. У стойки лакают пиво хмыри с ног до головы в черной коже и с серо–буро–малиновыми волосами. Ни взгляда. Ни улыбки. Кажется, что уже знаком с этими людьми, с этим баром, с этими правилами игры. Ведь кафе Франции и Наварры уже давно стали моим домом, возможно — единственным. Осторожно — меня заметили. Плевать. Сегодня мне неохота ничего из себя корчить… Хоть разок никого не шокирую, по крайней мере.

Традиционная надпись, накарябанная чем–то белым на зеркале, поздравляет меня с Рождеством. На пластиковый букет цветов в углу накинута пара елочных гирлянд. О чем они напоминают мне? Ну, да — об одной елке, которую было так радостно наряжать… о свечах… о чьем–то присутствии… Быть может, там ждут меня и сегодня вечером, надеются, что приду? Узнали бы они меня, если бы увидели? Приняли бы? Прошло ведь уже два года с тех пор, как я сбежал от них! Нет! Не думать, только не думать об этом! Это ушло, это — вчерашний, позавчерашний день!

Протискиваюсь в тесный коридор. Человек тридцать выстроилось вдоль стен у бибикающих игровых автоматов. Искусственный металлический «роботный» голос вопит: «Будь как дома, ты здесь хозяин!» Ни взгляда. Ни улыбки. Каждый в одиночестве прилип к своему автомату, скрючившись над пультом управления и впившись глазами в экран. Каждый затерян в собственном, недоступном для соседа мире. Прохожу мимо, и никто даже не замечает моего присутствия. Словно меня нет. А может, меня действительно нет? Стоп! Об этом — тоже не думать. Отключиться! Во что бы сыграть? Кидаюсь к свободному автомату, нажимаю какие–то клавиши и только потом, подняв глаза, вижу своего «партнера»: зеленый демон со светящимися глазами, точно такой же, как на киноафише, теперь пялится на меня с экрана компьютера. Преследует он меня, что ли? «Дьявол бросает тебе вызов» — говорит его ухмылка. Не хочу отвечать. Иду дальше. Теперь к моим услугам — видеоигры. Вот эта, например: я — робот, должен стирать в порошок оживающих мертвецов. Декорация — кладбище, кресты со всех сторон. Пока я раздумываю, какой–то тип занимает место у этого пульта прямо перед моим носом. Ни взгляда, ни улыбки. Меня просто отодвигают, точно стул.

Перехожу к другому автомату. Здесь задача — задавить как можно больше пешеходов, сидя за рулем роскошной машины. Наконец–то я вхожу в азарт, выхожу из ступора. Как задавлю — раздается забавный писк — моя победа. Музыкальный фон: «I kill children». Про себя я автоматически перевожу это «послание»: «Бог велел мне тебя раздавить. Я убиваю детей, я люблю смотреть, как они умирают. Я убиваю детей, я заставляю рыдать их матерей, я всех давлю моим автомобилем…»

Увеличиваю скорость. Я почти у финиша… «Хочу услышать их крики!» У меня на счету уже 87 задавленных. Во что бы то ни стало, мне нужен рекорд — 100!

Внезапно экран отражает чье–то лицо. Кто это? Кто стоит за моей спиной? Оглядываюсь. Он не произносит ни слова. Просто стоит и смотрит на меня. Улыбается мне. Грустно и удивленно. Словно спрашивая: «Зачем ты убиваешь ребенка, живущего в тебе?» Я паникую. Какого черта Он на меня уставился? Да еще игру мне испортил! Ударом кулака так злобно, что даже сам удивляюсь, я отшвыриваю Его. «Катись отсюда!» Он ударяется лбом о стоящий рядом автомат. Не произносит ни слова. Молча уходит. Никто даже не обернулся. Ни взгляда. Ни улыбки.

Скармливаю автомату все свои деньги. Пусть жрет! Мне эти бабки больше не нужны — руки жгут. Я получил их от того типа, которому продался на несколько ночей… Тошно! Забыть! Забыть немедленно!

Закуриваю, чтобы прийти в себя. Возвращаюсь в зал. Кого рассмешить, кого удивить? Кого напугать… или заставить плакать?

Бросаю взгляд на двух девиц за ближайшим столиком, потягивающих что–то ядовито–зеленое из стаканов. Они оживленно болтают, размахивая руками, звеня браслетами и тряся взбитыми космами. Строют глазки во все стороны. Герой их мечтаний, отзовется ли он когда–нибудь? Да и есть ли он вообще? Хихикнув, одна из девиц принимается за меня:

«Почему молодой человек так на нее смотрит?» Наглый взгляд, провоцирующая ухмылка. Нет! Внезапно у меня перед глазами возникает личико Сильвии, ее улыбка… Девица тем временем продолжает наседать, обстановка накаляется. Нет! Сматываюсь на улицу, ныряю в ночь, в темноту. Снова — проливной дождь, спешащие люди. Ни взгляда. Ни улыбки.

Перезвон колоколов. Невыносимо! Каждый удар — по сердцу. Зов — отклик. Отклик — зов. Словно кто–то пытается разбудить ребенка, дремлющего во мне. Разбудить, развеселить… Почему–то я вдруг затягиваю песенку, которую сочинил когда–то, корча из себя поэта:

Невинность? Видать, капля ее еще оставалась во мне в тот вечер, когда была написана эта песня. Во всяком случае, сколько дров я наломал с тех пор — обалдеть можно! Любые средства годились для того, чтобы стать тем, чем я хотел стать. Любой ценой — все испытать! Сделаться всемогущим! Результат: я больше ничего не понимаю — ни себя, ни мира. Меня точно засосало в воронку. Я на краю пропасти. Я ношу ее в себе.

Колокольный звон плывет в ночи — еще… еще… как бы его заткнуть? Вытаскиваю свой плейер, нацепив наушники, врубаю любимую кассету «Адские колокола»: «Я — грохот грома, стена дождя. Я налетаю, как ураган. Зигзагом молнии — по небесам. Ты молодой, но скоро ты умрешь. Я не беру заложников, душ не щажу. Никто не выйдет на бой со мной. Я взял мой колокол, чтоб в ад тащить тебя. Тебя беру я, сатана берет… Колокола ада! Да! Колокола ада!»

Сбивчивый ритм моих шагов все ускоряется. Пройдя несколько километров, я буквально падаю на придорожный камень. Голова между коленями, не могу закрыть глаза, охваченный диким страхом. Короткое возбуждение прошло, сменившись полным упадком сил. Озноб колотит меня, как током. Снимаю наушники — колокола молчат. Наконец–то!

Ночную тишину не нарушает ни один звук. Тишина невыносима! Ору во тьму: «Кто я такой?!» — «Ой… ой… ой…» — отвечает мне далекое эхо. «Я хочу умереть!!» — «Петь… петь… петь…» Только с эхом мне и остается разговаривать? Только оно и способно выслушать меня? «Чего я требую?» — «Неба… неба… неба…» Воплю так, что оглушаю себя самого:

Нет! И эхо тоже невыносимо! Снова — почти бегом, снова — кассета, снова — плейер на максимальной громкости. Чтобы остановиться, нужно знать, зачем. Мне — незачем.

«Когда на запад я гляжу, мой дух кричит и рвется из меня…» Уф! Вопли Акселя Мааса говорят о том, чего я хочу: унестись туда, где меня нет.