Следующие три ночи Ранган провел главным образом на полу камеры. Когда свет включали, он сидел, когда гасили – лежал и спал. Было холодно и жестко, он то и дело отлеживал себе руку или ногу. Но именно на полу связь была лучше всего.

Бобби. Бобби и еще десяток детей. Они жили за стеной, тоже запертые в клетку. Ни в чем не повинные дети.

В защитном экране обнаружился изъян. Наверное, где-то отошел контакт в проводящей сетке, отделявшей его камеру от детской. Радиоволны нашли выход – а с ними прорвались в соседнее помещение и мысли.

В первую ночь, когда они с Бобби только познакомились, Ранган обрадовался. Он не один! Здесь есть другие!

Потом до него дошло, что происходит, и эгоистичная радость сменилась гневом.

Эти гады держат в заключении детей, ставят над ними опыты. Мерзкие сволочи!

Каким надо быть чудовищем, чтобы посадить в тюрьму детей? Только за то, что у них в мозгу есть нечто особенное, нечто удивительное и прекрасное, помогающее им жить с аутизмом. И делающее их умнее обычных людей.

Ранган часами общался с Бобби, узнавал его все ближе – и остальных мальчиков тоже. Дети иногда по очереди садились на койку Бобби. Ранган познакомился с Альфонсо, Хосе, Паркером и другими мальчиками. Они делились с ним страшными воспоминаниями, проживали их заново: как их разлучили с родными, как били их отцов или их самих, если они пытались сопротивляться. Ранган узнал, как Паркера вырвали из рук родной матери, и ее куда-то уволокли прямо на его глазах. Он увидел, как застрелили отца Бобби, а потом те же люди до полусмерти избили его самого.

Проживая эти истории, Ранган невольно стискивал кулаки. Ему хотелось кого-нибудь ударить. Нет, уничтожить.

Скоты вонючие.

Детям было страшно и одиноко. Ранган, как мог, скрывал свой гнев и презрение к самому себе, пытался поддерживать мальчиков. Выходило не очень-то хорошо – связь была слишком слабая. И все же он старался: утешал их, посылал радостные мысли, шутил.

В награду Ранган получил нечто необъяснимое и прекрасное. Эти дети были уникальны. Умные и проницательные, они схватывали на лету любую информацию. Им хотелось знать все о нексусе. А то, как их сознания работали вместе…

Ильяна рассказывала им с Кейдом о коллективном сознании. Эксперименты, которые она уговаривала их проводить на вечеринках и в гостях, были нацелены на создание чего-то подобного. И безусловно, что-то подобное они испытывали – совершенно психоделический опыт; все преграды между ними исчезали, и они словно превращались в одного человека.

Но то были кратковременные явления. Как правило, им приходилось принимать «эмпатек», курить траву или закидываться еще чем-то эдаким. Само по себе коллективное сознание не возникало, да они не очень-то и старались – практического применения этому опыту Ранган не видел.

Но дети… Может, дело было в их возрасте. Или в аутизме. Черт знает. Между ними образовывались куда более глубокие и крепкие связи, мысли перетекали от одного к другому без всяких усилий с их стороны. Ранган показал Бобби, как устроен нексус, и сразу же почувствовал реакцию: словно от брошенного в воду камня пошли круги, и в следующий миг Рангана окатило волной новых вопросов. Потом мальчики показали ему тесты, которые им давали. Все ясно: дети учились друг у друга. Бобби совершенно случайно выучил испанский: ему дали тест по испанскому, но правильных ответов он не знал. За ночь его мозг сам нашел в сознаниях испаноговорящих детей нужную информацию.

Эти дети были нечто. Настоящий прорыв, о котором так мечтала Ильяна. Просто чудо.

Только вот их бросили в тюрьму.

И еще он узнал от детей нечто очень важное. Оно лежало на поверхности, но Ранган на всякий случай порылся в их воспоминаниях – и убедился. ОС Нексус теперь доступна всем. Уже несколько месяцев как. Одному богу известно, сколько людей успели ее установить.

А он выдал УПВР лазейку, дверь в сознания всех этих людей.

Черт, черт, черт!

Ранган часами пялился на унылую серую стену камеры и думал о том, какую страшную ошибку допустил.