КНИГА ТРЕТЬЯ
ГЛАВА 17
Томас расстроится, что все проспал. — Поппи сидела на рундуке, завернувшись в грубое корабельное одеяло, кудри у нее распрямились от соленой воды. Быстро поняв, что уплыть обратно на Землю, к Томасу, у нее не получится, она вернулась к плавучей кровати, и трое других вытащили ее из воды. Плавала она классно, что Квентина почему-то не удивляло.
Кровать, хоть и была сделана из натурального дерева — родители Томаса с расходами не считались, — не могла долго изображать плот. Простыни с матрасом быстро намокли. Джош, восседающий в позе лотоса, напоминал Будду, идущего ко дну со своим кораблем, но «Мунтжак» уже показался вдали и шел к ним, рассекая волны. Свежий ветер кренил его набок, паруса с бледно-голубым овном Филлори наполнились до отказа. От красок, вещности, реальности всего этого к глазам подступали слезы. Крошечный морячок на носу показывал на терпящих бедствие.
Квентин ни на секунду не сомневался, что «Мунтжак» их спасет. Корабль, которого он, казалось, не видел уже много лет, пришел, чтобы доставить его домой.
На этом месте Квентин немного заволновался. А ну как века прошли все-таки и Элиот с Дженет действительно умерли, «Мунтжак» — последний пережиток Брекбиллской династии и страной правят чужие люди? Да нет же, вон Бингл на борту, нисколько не постаревший — готовится вылавливать августейшую персону из вод морских.
Однако все то время, пока спасенные вытирались, обнимались, знакомили незнакомых, переодевались в сухое и пили горячий чай, Квентин чувствовал, что «Мунтжак» все же не совсем такой, как был раньше. Корабль не то чтобы износился, но просолился, краска и лак из сверкающих стали матовыми, снасти помягчели и потемнели от постоянного прохождения через блоки.
И командовал им больше не Квентин, а Элиот.
— Где тебя носило, затейник ты наш? — спросил он, как только выпустил Квентина из объятий. — Я уж думал, ты умер.
— Носило по старушке Земле. Долго нас не было?
— Год и один день.
— Господи! А там только три дня прошло.
— Значит, теперь я на два года старше тебя — легко это, по-твоему? Ну и как там Земля?
— Все так же. Не Филлори, одно слово.
— Ты мне привез что-нибудь?
— Хорошую кровать. Джоша. Австралийку по имени Поппи. На сувениры времени не было, да и угодить тебе трудно.
Квентин все еще пребывал в эйфории, но адреналин понемногу переставал действовать. Глаза слипались, как после смены часовых поясов. Из полуночи после долгого поддавона он за двадцать минут перешел в белый день. В своей — теперь Элиота — каюте Квентин переоделся, обругал Эмбера за неимение в Филлори такого чуда, как кофе, прилег на койку и, глядя на обшивку низкого потолка, рассказал Элиоту обо всем, что с ними случилось. О возвращении в Брекбиллс, о сети подпольных убежищ, о проданной Джошем пуговице. Рассказал о разрушенной Нигделандии, о драконе, о доме Четуинов.
Элиот, сидя в ногах кровати, задумчиво постучал пальцем по впадине на верхней губе и сказал:
— Да… интересно.
Интересно, только не Квентину. Он хотел спать и чувствовал, что заснет мгновенно. Филлори, куда он наконец-то вернулся, встречало его, как надувной мат каскадера. Будь его воля, он пожелал бы еще одну вещь: оказаться не на корабле, а дома, в Белом Шпиле, в своей комнате с высоким потолком, широкой кроватью и особой глубокой тишиной. Не надо быть великим толкователем тайных знаков, чтобы понять урок золотого ключа. Раз ты уже выиграл, не играй больше. Сиди в своем замке и не чирикай.
— Элиот, — спросил он, — где мы находимся?
— Далеко на востоке, еще дальше, чем ты. Оставили за собой Крайний две недели назад.
— О нет.
— За горизонтом, так сказать.
— Нет, нет, нет. — Квентин зажмурился, желая, чтобы стало темно, но желтое солнце все так же било в окно его — Элиота — каюты. — Ладно… да. Но теперь мы повернем обратно, ведь верно? Мы с Джулией нашлись, миссия выполнена, сказке конец.
— Повернем, когда сделаем еще кое-что.
— Элиот, я серьезно. Поворачивай. Филлори я больше никогда не покину.
— Еще одно дело, и возвращаемся. Тебе понравится.
— Вряд ли. Не думаю.
Элиот улыбнулся так широко, насколько ему позволяли кривые зубы.
— Точно понравится. Это настоящее приключение.
Выходило, что Квентин, как и Томас, пропустил все самое интересное. Выяснилось это на пиру, устроенном в тот же вечер. Квентин почти смирился с тем, что при путешествиях между разными измерениями дни растягиваются часов так на тридцать шесть, и ничего ты с этим не сделаешь — когда-нибудь они да закончатся. Спасенные после легких вчерашних закусок накинулись на еду, точно волки, только Джулия кормила свой организм нехотя, как оставленного на ее попечение чужого кота.
— Я знал, что ничего хорошего нас не ждет, — говорил Элиот, препарируя громадного багрового краба. Он мог поглотить невероятно много еды, оставаясь при этом таким же кощеем, как Джулия. — Через два дня после вашего отплытия меня попытались прикончить в собственной ванне.
— Правда? — отозвался Джош с полным ртом. — Это тебе и дало наводку?
На «Мунтжаке» он освоился мигом — не в его натуре было испытывать дискомфорт, — и восстановил отношения с Элиотом на том же месте, где они прервались два года назад.
— Господи, ужас какой, — сказал Квентин.
— А вы думали. Нежусь это я в ванне, невинный, как новорожденное дитя — нет, сравнение неудачное, новорожденные на самом деле противные, — и тут один из моих банщиков заходит сзади с большущим кривым ножом и норовит перерезать мне горло. Избавлю вас от подробностей, — обычная реплика Элиота, когда он собирался изложить все самое жуткое шаг за шагом. — Я хватаю его за руку, он падает в ванну. Банщик он был так себе — думал, видно, что создан для лучшей доли, но и наемный убийца из него тоже не вышел. Он был совершенно не готов и даже близко не подвел нож к артерии. Когда он упал, я вылез и заморозил воду.
— По Диксону?
Элиот кивнул.
— Я все равно вылезать собирался. Там было столько солей, что я не знал, подействует ли, но все застыло как надо. Он выглядел, как Хан Соло, замороженный в карбоните: сходство, доложу я вам, поразительное.
— Уж эти твои банщики, — сказал Джош. — Я лично требую гарем, невзирая на мораль, человеческие права и прочую лабуду.
— Лишил Бингла куска хлеба, можно сказать.
Загар к Элиоту не приставал, но солнце и ветер все же придали его бледной коже некоторую патину, и начинающая отрастать борода ему тоже шла. Роль бога-короля он отставил и командовал всеми с легкой фамильярностью — даже Бинглом, к тайному возмущению Квентина. Пробыв с этими людьми в море чуть ли не год, он знал их всех как облупленных.
— Потом я его, конечно, выпустил — сил не было смотреть, как он задыхается, — а он в благодарность ни слова нам ни сказал. Свирепый такой фанатик. Или лунатик. Генералы предлагали применить пытки, Дженет тоже к этому склонялась, но я не позволил. Сейчас он в тюрьме сидит. Я был потрясен, но видимо, верховным королем не станешь по-настоящему, пока тебя не попытаются убить в ванне. Кстати, если когда-нибудь это произойдет, пусть с меня напишут картину вроде «Смерти Марата».
Замять это дело не получилось; не знаю даже, что мне помешало — Филлори, вероятно. Так или иначе, сразу же вслед за этим начались чудеса — именно так, даже я не сумел подобрать лучшего слова. Начиналось с малого: смотришь на ковер или на вазу с фруктами и видишь, что краски делаются ярче, насыщеннее. За этим последовали беспричинные вспышки эмоций: гнева, горя, любви. Наши мужественные бароны рыдали, как дети. Такое действие обычно производят наркотики, но я их не принимал. Как-то ночью у меня в спальне запахло разными специями: корицей, жасмином, кардамоном и еще чем-то, чего я определить не сумел. Картины на стенах меняли фон — облака двигались по небу, а день превращался в ночь.
Далее, за обедом, передо мной повис охотничий рог; тому были свидетели. Открыв среди ночи дверь ванной, я оказался в лесу — пописать, конечно, и там можно, но все-таки.
Какое-то время я думал, что в самом буквальном смысле схожу с ума, но тут посреди тронного зала, средь бела дня и на глазах у всего двора, проросло сквозь ковер часовое дерево. Стоит себе, тикает, качается от неизрасходованной энергии и будто бы говорит: вот оно я, что собираетесь делать?
После этого я понял, что с головой плохо не у меня, а у Филлори.
Все это, не скрою, я расценивал как провокацию. Меня звали туда, куда я отнюдь не желал идти. Все эти штучки вроде рыцарских походов и короля Артура, на которые ты так падок, мне, уж не обижайся, всегда казались детской игрой. Потно, напряжно и не слишком изящно, если ты меня понимаешь. Чтобы ощутить себя избранным, призывы мне не нужны, я это и так ощущаю. Я умен, богат, хорош собой и вполне счастлив на своем месте, растворяясь атом за атомом в растворе чистейшей роскоши.
— Хорошо излагаешь, — вставил Квентин, подозревая, что Элиот отрепетировал этот пассаж заранее.
— А потом к нам в башню, на совещание, явился этот чертов Заяц-Провидец. Разбил графин с виски и напугал моего трепетного протеже до полусмерти. Всему есть предел. Утром я облачился в свою охотничью кожу, сел на коня и один выехал в Лес Королевы. Я никуда больше не езжу один, но для таких случаев существует свой протокол, и даже верховный король — особенно он — не может быть исключением.
— Лес Королевы… можешь мне не рассказывать.
— Но я как раз и намерен все тебе рассказать. — Крепкий бритоголовый юноша без всяких подсказок наполнил опустевший бокал Элиота. — Итак, я вернулся на эту твою поляну. Ты был прав, когда собирался пойти туда: именно так все и было задумано.
— Прав? Я верно расслышал? — Из-за усталости и выпитого вина это поразило Квентина особенно сильно. Он — как бы это сказать? — думал, что хорошо усвоил урок, преподанный ему жизнью, а теперь получалось, что он выучил все неправильно. Не надо было уходить от предложенного ему приключения. Герои в сказках такие намеки хватают с ходу, а он своего не понял. Проболтался три дня на Земле, чуть не застряв там навечно, а в поход вместо него отправился Элиот.
— Верно, — ответил верховный король. — В статистическом, историческом и любых других смыслах ты почти никогда не бываешь прав. Обезьяна, принимающая жизненные решения на основе гороскопа из «Юэсэй тудэй», куда чаще попадала бы в тему, но в данном конкретном случае правда была за тобой.
— Это я должен был пойти туда, а не ты!
— Вот и шел бы, когда шанс представлялся.
— А кто меня отговаривал?
— Дженет — не знаю уж, зачем ты ее послушался. Хотя нет, знаю. — Элиот положил руку на плечо Квентина. — Знаю. У меня попросту не было выбора. Тот, кто раздает приключения, обладает весьма изысканным чувством юмора. В общем, я поехал туда — и знаешь, в то утро у меня было особое ощущение. Свежесть воздуха, солнце на броне, стук копыт по равнине… жаль, что тебя со мной не было. Хотя смотрелся я гораздо лучше, чем ты. Заказал себе специальные доспехи, сплошная насечка с чеканкой — великолепно смотрелся, доложу я тебе.
А что в тот момент делал Квентин? Может, колу пил — тоже неплохо, сейчас бы он тоже выпил.
— Три дня искал эту хренову поляну, но наконец-то нашел. Заяц-Провидец, само собой, сидел под дурацким деревом, которое все так же моталось под своим невидимым ветром.
— Неощутимым, — поправила Поппи. — Ветер всегда невидим.
Девочка понемногу обретает себя… уже хорошо.
— Присутствовали также птица с вараном, Выдротритон, Добрый Волк, Параллельный Жук (тоска берет от его геометрии) — словом, волшебные животные в полном составе, кроме двух с жабрами. Привет тебе, кстати, от Странствующего Зверя. Он к тебе почему-то проникся, хотя ты его подстрелил. Видя, как они стоят в две шеренги — по росту, как на школьной фотографии, — я понял, что сейчас-то все и начнется. Тритон от имени всех объявил, что государство в опасности и только семь золотых ключей могут его спасти. Я спросил, для чего они нужны и что отпирают, но он то ли не мог сказать, то ли не захотел. Ответил, что в свое время я это узнаю.
Я, конечно, поторговался. Спросил, как скоро их требуется найти. Я бы мог, скажем, устраивать себе каникулы каждые пару лет — путешествовать всегда приятнее, когда у тебя есть цель, — но звери настоятельно подчеркивали, что время не терпит. Мне вручили золотое кольцо для этих самых ключей — что было делать? Белый Шпиль, когда я вернулся, готовился к самому худшему. Страшные предзнаменования замечались по всему королевству. Буря трепала часовые деревья по примеру того, что росло на поляне, а водопад у Красных Руин — помнишь, который вверх бьет? — вдруг потек вниз. Это и послужило последней каплей. И тут, ни раньше ни позже, в порт приходит «Мунтжак» с вестью о вашем с Джулией исчезновении.
Элиот, в лучших героических традициях, тут же принял командование. Весь день, ушедший на ремонт такелажа и погрузку припасов, королевство гудело от тревоги и возбуждения. Верховный король, отправляющийся в поход, — это ли не пиар. В гавани толпились волонтеры, желающие принять участие в поиске золотых ключей. Гномы прислали целый сундук волшебных ключей, которые накопали в своих подземных сокровищницах, но к золотому кольцу подошел только один — оставалось, значит, добыть еще шесть. Любопытно, как часто эти гномы оказываются полезными.
Элиот чувствовал себя не лучшим образом, оставляя все королевство на плечах Дженет, зато она прямо-таки облизывалась, предвкушая единовластие — к их возвращению в Филлори вполне может установиться фашистская диктатура.
Элиот не имел ни малейшего понятия, куда ему плыть, но, если верить литературе, препятствием для квеста это никогда не являлось, даже наоборот: всякий уважающий себя рыцарь неизменно руководствовался принципом «иди туда, не знаю куда». Ты отправляешься в глушь, и при нужном состоянии разума (вернее, души) приключение тебя находит самостоятельно. Здесь, как и при свободной ассоциации, неверных ответов нет — главное, не напрягаться излишне.
Элиоту последнее не грозило. «Мунтжак», подгоняемый теплым ветром, пробежал острова Последний и Крайний, за которыми начинался неизведанный мир.
За столом стало так тихо, что слышалось поскрипывание дерева и снастей. Квентин представил себе, как они выглядят сверху: крохотный освещенный кораблик посреди не нанесенного на карту темного океана.
Элиот, глядя в потолок, подбирал слова — для него это было нечто новое.
— Ты не поверишь, Кью, — произнес он наконец с чем-то напоминающим благоговение. — Правда не поверишь. Мы прошли весь Восточный океан и повидали такое… такие есть острова… не знаю, с чего и начать.
— Расскажите им про поезд, — предложил бритоголовый юноша, и Квентин сразу узнал его. Это был Бенедикт, но совсем новый, мускулистый и белозубый: челка и угрюмость остались далеко позади. На Элиота он взирал с уважением, которого прежде не проявлял ни к кому.
— Да, точно. Сначала мы подумали, что это морской змей, и едва успели отвернуть в сторону, но это был поезд, такой медленный товарняк — нескончаемый буквально состав из цистерн и вагонов. Пару миль он тарахтел рядом с нами, истекая соленой водой, а после опять погрузился в море.
— И все?
— И все. Бингл перескочил на него и пробежался по крышам, но ни одного вагона у нас не вышло открыть. Еще нам повстречался плавучий замок. Ночью слышим — колокола звонят, а утром вот он: каменный замок на целой флотилии деревянных барж. Внутри никого, только колокола на башне раскачиваются. Что еще-то? Был остров, на котором не позволяется лгать. Прямо-таки неловко: немало грязного белья пошло в стирку. — Скорбь на лицах команды подтверждала эти слова. — Другой населяли морские волны — я это знаю, но объяснений дать не могу. Было место, где океан вливается в бездонную пропасть; через нее переброшен узкий водяной мост, и мы по нему переправились.
— Вроде акведука, — прокомментировал Бенедикт.
— Вроде акведука, да. Думаю, здесь мы имеем дело с какой-то магической аномалией, которая создает эти удивительные места сама по себе. На неделю мы застряли в штилевой полосе, в воронке наподобие Саргассова моря. Местные жители сказали нам, что в ней рано или поздно появляется все забытое — игрушки, столы, целые дома, даже люди. «Мунтжак» отрастил себе два ряда весел, и мы уплыли. Правда ведь, старичок? — Элиот любовно стукнул кулаком в переборку. — Оттуда можно брать все что хочешь, если оставишь что-то взамен. Бингл взял волшебный меч — покажи им, Бингл.
Бингл на дальнем конце стола встал и наполовину, почти застенчиво, извлек меч из ножен. Серебряные загогулины на клинке светились белым огнем.
— Он не хочет говорить, что оставил взамен. Скажи, Бингл!
Боец улыбнулся, потрогал нос и ничего не сказал.
Квентин изнемогал от усталости. Утром он проснулся в Венеции, день провел в Англии, еще полдня ему добавили в Филлори. За это время он напился, протрезвел и снова напился, сидя на не знавшей рубанка скамье в камбузе «Мунтжака». Элиоту тоже не помешало бы смотаться на Землю, где вино и кофе намного лучше. Хотя у него бы, возможно, не получилось — застрял бы в своем Саргассовом море, и все тут. И кто знает, нашел бы Элиот Джоша, повидал бы дракона, согласился бы поиграть с Томасом. Он мог бы потерпеть крах там, где Квентин добился успеха, и наоборот. Может быть, другого пути и не было. Искатель приключений получает не то, что хочет, а то, с чем способен справиться.
Обидно сознавать, что ты не сам выбираешь свой путь, хотя Квентин вообще-то выбрал.
— Не томи уже, — сказал он. — Нашли вы эти ключи?
— Не все, но нашли, — кивнул Элиот. — Без драки или загадки не обходилось ни разу. Один хранился в сердце громадной зверюги, похожей на колючего лобстера. Был берег, весь сложенный из ключей, среди которых полагалось найти тот единственный. В чем тут фокус, никто не допер, поэтому мы разбились на смены, стали примерять к золотому кольцу все подряд и через пару недель отыскали нужный. А теперь извини за прямоту: мы этим уже год занимаемся, и нам немного поднадоело. У нас есть пять ключей из семи: один дали гномы, четыре добыты собственными трудами. Тот, с Крайнего, у тебя?
— Нет, — сказал Квентин, — он так и остался в двери. Разве вы его не забрали?
Бингл и Бенедикт, к которым он обращал свой вопрос, отводили глаза.
— Ну, извините. У нас с Джулией его тоже нет.
— Черт, — сказал Элиот. — Этого я и боялся.
— А в чем дело-то? Не мог же он просто исчезнуть. Должен быть где-то на Крайнем.
— Нет его там, — сказал Бенедикт. — Мы всюду искали.
— Значит, будем продолжать. — Элиот вздохнул и подставил Бенедикту пустой бокал. — Похоже, и на твою долю, Кью, достанется парочка приключений.