25
Льет как из ведра. По-другому и не скажешь.
Артуро следил за движением дворников, обрывки мыслей проносились в его голове, он был на взводе.
Поворот налево, въезд на шоссе. Возможно, он в безопасности.
Пистолеты у них были спрятаны под штатской одеждой…
Артуро вел машину предельно осторожно, чтобы не привлекать внимания.
Дело на сотню миллионов, а может, и больше, и вдруг…
Вдруг что-то происходит. Машина впереди тормозит и включает аварийные огни.
Стоп. Артуро встал. Что там, авария? Этого еще не хватало.
Да, льет как из ведра.
На рассвете, на портовом причале, когда началась облава, тоже шел дождь.
Образовалась пробка. По капотам барабанили капли. Восемь тридцать утра. Люди спешат на работу, сигналят, боясь опоздать. Вода переполняет стоки, бежит по немногим оставшимся листьям, ветер раскачивает голые ветки деревьев по сторонам автострады.
Артуро не удается сосредоточиться. Он должен решить, куда ему ехать, где остановиться, а потом, возможно, он позвонит Сандре. Он смотрит на дворники и думает о том, что все события в мире связаны между собой, прямо или косвенно.
Мутные потоки выливаются из водосточных труб торговых ангаров, стоящих по бокам трассы.
Один миг — и ты можешь сорваться.
Переполняя стоки, вода скапливается в огромных лужах на асфальте.
Раз — и ты скатываешься вниз.
Времени в обрез.
Дождь поливает разбитый мотороллер и мужское тело, лежащее на дороге.
Артуро смотрит на дворники, затем переводит взгляд на зеркало и бледнеет — сразу за ним стоит полицейская машина.
Он включает печку на полную мощность, и стекла запотевают. Бедняга Паскуале… Конечно, его, закованного в наручники, уже везут в Ливорно — вот в такой же машине, только с включенной сиреной… И он, Артуро, был на волосок от того, чтобы оказаться рядом с ним.
Дворники качаются — вправо, влево, влево, вправо. Пока непонятно, действительно ли мертв мужчина, лежащий на асфальте в полусотне метров от его машины. «Не умеет народ ездить под дождем, — думает Артуро. — Кажется, что это так легко». Говорят, когда теряешь контроль над управлением и влетаешь в разделитель, бывает больно. Но существуют тысячи других случаев сделать себе больно. Происшествие.Так мы привыкли называть несчастные случаи, с которыми сталкивает нас жизнь.
Дождь заливает цеха «Луккини», белые трубы с красными полосками и транспортеры, груженные чугуном. Артуро останавливает движение дворников; он знает, что дождь работе не помеха. Но какое ему дело до того, что происходит на заводе.
Прошло несколько минут. Кто-то сделал необходимые телефонные звонки, кто-то сообщил, что на шоссе, на таком-то километре, лежит человек; «скорая помощь» уже едет.
Артуро ждет, пока запотевшие стекла очистятся, и думает о том, что мужчина на земле, скорее всего, мертв, а вот он пока жив. Впрочем, может быть, и наоборот.
Дождь заливает домну, которая ни на минуту не прекращает свою работу. Капли непрерывно стучат по металлу, болванки, сложенные у цехов, ждут своего часа, грузовики выстроились в очередь, а рабочие прячутся под навесом — дождь. Погрузчики «Катерпиллер» замерли, как машины на автостраде, но вскоре и те и другие придут в движение.
Глядя на неподвижное тело, Артуро подумал: «Это ведь чей-то сын. Алессио… Нет, Алессио давно не ездит на мотороллере».
Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, он снова включил дворники. Дождь стучит по капоту. Машина за ним — полицейская «Альфа 147» с включенной мигалкой. Мигалка испускает синие лучи под хмурым, почти что ночным небом. Но уже утро.
Посматривая на машину сзади, Артуро начинает мелко дрожать. Конечно, эти полицейские обсуждают облаву в порту, конечно, они говорят: «Был и пятый, но этому ублюдку удалось выйти сухим из воды».
Алессио не знает, что этим пятым был его отец.
«Если Паскуале меня сдаст, это конец», — думает Артуро.
Его подельников взяли на рассвете, пока они разгружали посудину. Но он, возможно, в безопасности.
«Скорая» запаздывает. На заводе закончилась смена. Кристиано садится на скутер, выезжает на шоссе и упирается в пробку. Алессио и Маттиа треплются под навесом.
— Что за дерьмовая погода, — говорят они.
Размеренное движение дворников. Машина стоит в пробке, но дворники работают.
«У судьбы свой сценарий, — думает Артуро. — Этим трупом на асфальте мог бы быть я. Однако я сижу в теплой машине, которая, к счастью, не моя, и по сравнению с покойником чувствую себя вполне сносно. Мобильники не забыл выключить? Нет. Карточки выкинул. А этот парень на земле слишком здоровый, чтобы быть моим сыном».
Он снова посмотрел в зеркало. В полицейской машине сидели четверо — двое спереди, двое сзади. Водитель говорит по мобильнику. Его сосед справа закуривает. Третий, молодой парень в штатском, почему-то на взводе. Может, сегодня на рассвете он был с теми, кто прятал пистолеты под одеждой… может, его еще и повысят за такую удачную вылазку!
Пробка и не думает рассасываться. Потоки воды бурлят вдоль обочины. У полицейского за рулем кончается терпение: включив сирену, он начинает пробираться между стоящими машинами.
Артуро ерзает на сиденье, его рука на рычаге передач дрожит.
Если только Паскуале не сдаст…
Наконец появляется «скорая». Артуро перестраивается на резервную полосу.
Санитары грузят тело на носилки. Еще две минуты — и он сможет гнать со скоростью сто семьдесят — сто девяносто километров, если потребуется. Надо поехать по флорентийской автостраде или даже по генуэзской. Во Вьяреджо он найдет Сандрини, своего адвоката, потом еще есть приятель, который задолжал ему услугу…
Сандра никогда этого не поймет.
Пробка начала рассасываться, наконец можно ехать. Логично было бы задаться вопросом: «Какого хрена ты делаешь?» Но Артуро гонит прочь эту мысль.
Силуэты Пьомбино быстро исчезают в зеркале. Трубы, крыши — все позади, включая его семью. Возможно, у них уже был обыск. Может быть, его ищут, но какие у полиции доказательства?
Паскуале, умоляю, не называй моего имени!
Корпуса «Луккини» скрылись за поворотом.
Может быть, Алессио был прав?
Анна разглядывала небо из окна класса. Тучи… Одни лишь распухшие от воды тучи… Какая тоска… Дождевые капли падают на плоскую крышу школы, на побережье — кучи гниющих водорослей… Какая тоска…
Пьомбино в ноябре вымирает. Рано темнеет, на улицу высовывают нос только те, кому приходится это делать. Жизнь сосредоточивается на кухнях, где можно поесть горячую еду и посмотреть телевизор. Алессио и Маттиа лениво перебрасываются фразами в баре, ожидая смены. Маттиа занимается с Анной любовью под колючим шерстяным одеялом. Затемно она возвращается домой, растрепанная и вспотевшая. Сандра почему-то ничего не замечает.
Учительница объясняет склонения и мелом на доске крупно подчеркивает гласные: одним цветом в корне слова, другим — в окончании. Анна не слушает. Из окна тянет сквозняком. «Сегодня она снова не пришла в школу», — думает девушка.
Обернувшись, она смотрит на Лизу, которая, сидя в противоположном углу класса, старательно строчит в тетради. Глядя на ее сосредоточенное лицо, Анна пытается понять, почему велосипед Франчески не стоит вместе с остальными у заборчика, почему она уже больше недели не появляется в школе. Что с ней случилось? Вдруг болеет?
Анна подсчитывает дни, пропущенные Франческой. Лиза знает, Лиза должна знать.Она не сводит с нее глаз, пока учительница говорит что-то.
Наконец Лиза соображает, что на нее смотрят, и поднимает голову.
Они избегают друг друга и никогда не здороваются. При этом Анна не сомневается, что Лиза исподтишка наблюдает за ней, так же как и она за Лизой. Она знает, что любая мелочь будет отмечена и передана Франческе. Какую оценку она получила, во что была одета, какие шоколадки купила в автомате — все будет доложено в точности.
Учительница объясняет третье склонение, и Анна понимает, что у нее нет больше сил вынести все это.
Она склоняется над тетрадкой и пишет: «Неравносложные существительные с двумя согласными перед окончанием на — isв родительном падеже. Пример: mens — mentis, pons — pontis».
— Родительный падеж позволяет нам верно определить тип склонения, — говорит учительница. — Собственно, он порождает склонения, как следует из названия…
Анна думает, что нужно остановить Лизу на переменке и спросить, что случилось с Франческой.
— Окончания слов…
Звенит звонок, учительница, не закончив фразы, закрывает журнал. Анна решает, что ей следует подружиться с Лизой, пусть даже она такая противная, но Лиза всю перемену просидела в туалете.
Входит молодой учитель истории, и записные идиотки, как обычно, делают вид, что падают со стульев.
Есть и другой способ, можно обойтись без Лизы. Передать подарок, написать открытку, наконец, просто позвонить в дверь и не отступать, если откроет Энрико.
— Сегодня 22 ноября. Эта дата говорит вам о чем-нибудь? — спрашивает учитель.
Весь класс погружен в полудрему, кроме фанаток молодого историка, специально к его уроку надевающих обтягивающие майки и джинсы.
— Почти сорок лет назад, ребята, в Техасе был убит Джон Фицджеральд Кеннеди. Вам что-нибудь говорит это имя?
Отсутствующие лица, из серии «Нет, ни хрена оно нам не говорит».
— Техас, ребята. Земля, пропитанная нефтью. Крутятся огромные деньги… История повторяется. Он был президентом США. 1963 год, «холодная война». Вот и сейчас, как вы могли догадаться, после атаки на Башни-близнецы мы в состоянии войны. — Красавчик учитель воодушевляется: — В США всегда убивали президентов.
Предсказуемая шутка с задних парт:
— А почему в Италии не убивают?
Анна слушает историю президента, убитого рабочим по имени Ли Харви Освальд, и подсчитывает, что двадцать четыре года спустя в госпитале Пьомбино, провинция Ливорно, родилась Франческа Морганти, недоношенная и почти безволосая.
22 — число Анны.
Если разделить пополам, будет 11, крысы. Если умножить на два — 44, тюрьма. А 22 — это помешанный. Играть в неаполитанское лото Анну научил отец.
— Ребята, это важно! — снова обращается к спящему классу молоденький учитель. — Постарайтесь запоминать события и даты. За каждым днем может стоять и коварный заговор, и вполне обыденное, непримечательное событие. Отделяйте истину от выдумки. Но знайте, что и та, и другая вершат историю в равной степени.
Анна открывает учебник на странице 30, где начинается текст про битву при Саламине, и начинает разрисовывать его каракулями.
— Бен Ладен и Освальд, — продолжает двадцатишестилетний учитель. — Кто может сказать, кто они такие? Они и есть зло? Или это заговор, в котором участвуют правительство, капитал, вся система?
— Ну и? — ухмыляется кто-то.
Но учитель не сдается:
— Система, ребята… Что вы думаете об 11 сентября?
11 — крысы.
Десятки жвачек прилеплены под партами и стульями.
— Я принес вам «Республику», сейчас почитаем.
У ребят перекашивает физиономии. Анна ненавидит эти десять минут коллективных размышлений о событиях, которые «нас всех касаются».
Пока учитель вслух читает очередную статью о мире, который катится в тартарары, Анна думает, что 22 ноября — день рождения Франчески, а 11 сентября — это день, когда ей так не хватало Франчески в баре у Альдо. И она не понимает, почему Франческа уже неделю пропускает школу.
Анна говорит самой себе, что надо отделять правильное от неправильного. Притворяться, что ничего не происходит, — неправильно. Позвонить в ее дверь — правильно. А Бен Ладен и прочие заговоры ей по барабану.
Должно же наконец случиться что-нибудь хорошее.
