Глава 11

Иллойя. Накинув на плечи тёмно — синий плащ, я неторопливо шла по столичным улицам, впитывая душой и кожей позабытую атмосферу города. Здесь бурлила жизнь, начисто игнорируя накрапывающий потихоньку дождь. Разве что несколько зонтов появилось над головами. Но лица при этом оставались прежние, целеустремлённые. Люди не мчались сломя голову, передвигались с достоинством, но одновременно точно знали, куда они идут, к которому часу и зачем. Платья с цветочными узорами, камзолы монотонной расцветки, длинные плащи. Изящные туфельки и массивные сапоги. Призывные витрины магазинов, часто проезжающие мимо кареты. Всё то, чего почти не наблюдалось в Оплоте. Можно было бы сказать, что я совершила путешествие во времени, переместившись века на три вперёд.

Правда, я хорошо знала цену такому прогрессу. Впрочем, и Оплотской гордой честности я тоже теперь знала цену. Слишком широкие познания мне довелось приобрести в этом вопросе. И я не была уверена, долго ли живут с такими познаниями.

Впрочем, слишком далеко я сейчас не думала. Для начала следовало встретиться с супругом и сообщить ему об Эдвине. Но вот вопрос: как это сделать, не привлекая к себе излишнего внимания? Не хотелось ненароком попасться на глаза соглядатаям Брайана, хоть я и сомневалась, что тот надумает устроить на меня охоту. Объявит персоной нон — грата, и вся недолга. Однако бережёного бог бережёт. Да и сталкиваться лоб в лоб с хорошо знающей меня в лицо Уилфортовой стражей тоже не хотелось. Словом, я предпочитала найти другое место для встречи.

Вскоре мне повезло. На широком каменном столбе — ещё один атрибут города, отсутствующий в Оплоте — висела афиша. Этим вечером давали новую оперу — «Голос из прошлого». Я никогда про такую не слышала, впрочем, на то она и новая. Главное было другое: выступать должны были чрезвычайно известные певцы. А, значит, премьера будет шумной. И на неё наверняка съедутся представители иллойской знати. Даже если они не любят оперу, их заставят неписаные законы общественной жизни.

Отыскать здание оперного театра не составило труда: всё же я не в первый раз посетила столицу, и худо — бедно здесь ориентировалась. Запахнула плащ, пригладила волосы и, изобразив скромное лицо, вошла внутрь.

— Простите, пожалуйста…  — обратилась я к билетёру, сидевшему за невысокой стойкой справа от входа. Дождалась, пока он поднимет на меня глаза, и лишь тогда продолжила: — Моя госпожа просила узнать, будет ли занята ложа лорда Уилфорта на сегодняшней премьере.

Билетёр раскрыл толстую тетрадь, сразу же на нужной странице — видимо, она соответствовала сегодняшнему дню. Пробежал глазами по строчкам, исписанным непонятным почерком.

— Да, — сказал он, поднимая взгляд. — Лорд Уилфорт прибудет на оперу.

Я кивнула. Стало быть, моей гипотетической госпоже не светила возможность заполучить пустующее халявное место.

— Благодарю вас. Могу я заодно приобрести билет в партер, для моей тётки?

— Конечно.

Билетёр назвал цену, и я, не торгуясь (театры — это чуть ли не единственное место, где подобное бессмысленно), заплатила за билет.

Ну что ж, сегодня вечером у меня появится возможность встретиться с собственным супругом… Если, конечно, ложа и партер имеют шанс пересечься.

Одевшись в меру нарядно, но и без излишних изысков (деньги следовало экономить, к тому же мне предстояло провести вечер в партере, где публика попроще), я заняла свободное место у прохода в одиннадцатом ряду. С начала представления прошло не более четверти часа, когда ко мне приблизился незнакомый мужчина, одетый в наглухо застёгнутый чёрный камзол простого покроя. Склонившись к моему уху, он шёпотом сообщил, что меня приглашают в ложу лорда Уилфорта.

Мужчина явно ожидал, что я молча встану и покорно последую за ним. На его лице отразилось искреннее удивление, когда я вместо этого поманила его к себе, заставляя повторно наклониться.

— Передайте лорду Уилфорту, что я буду ждать его через четверть часа в фойе, возле пальмы, — негромко сказала я.

— Но ведь антракт ещё не начнётся, — удивился мужчина.

Я повела плечом, устремляя взгляд на сцену. Я действительно препятствовала лорду спокойно насладиться премьерой. Но я не могла позволить себе дожидаться антракта: к тому моменту в фойе соберётся слишком много народу. Посидев ещё с минуту, я поднялась и на цыпочках покинула зал.

Пальму, кадка с которой стояла в углу, в одной из наиболее удалённых частей фойе, я приметила заранее. И теперь устремилась прямиком к дереву. Долго ждать не пришлось. Уилфорт пришёл хоть и позже меня, но явно до истечения пятнадцатиминутного срока. Последовав моему примеру, он приблизился к пальме, и теперь нас, стоящих напротив друг друга, частично скрывали от потенциальных свидетелей широкие листья.

— Решила встретиться на нейтральной территории? — изогнул бровь Александр.

— Думаю, в моей нынешней ситуации это наиболее правильный шаг, — откликнулась я.

— А какова твоя нынешняя ситуация? — поинтересовался он. — Как ты уехала из Оплота? Получила новое задание?

— Увы, нет. Если бы мне дали новое задание, всё было бы значительно проще.

— Тогда как ты уехала?

— Скажем так, неофициально. Иными словами, путь назад отрезан.

Александру немного помолчал, оценивая мои слова.

— Поехали ко мне, — решительно произнёс он затем.

В мои планы это никак не входило.

— Прямо сейчас? — усмехнулась я. — А как же опера?

— Попрошу своего секретаря, чтобы потом рассказал мне, чем дело кончилось.

— Это, конечно, самое главное в опере, — хмыкнула я. — Чем всё закончится, я и так вам могу сказать, прямо сейчас.

— Давай ты расскажешь об этом в карете, — предложил Александр. — А когда секретарь вернётся, мы сверим ваши версии.

— Не пойдёт, — грустно покачала головой я. — Я здесь для другого.

— Надеюсь, что не для музыки?

Я тихонько рассмеялась постановке вопроса.

— Нет. Надеюсь, оперные певцы не будут в обиде: для того, чтобы их послушать, и так собралась масса народа. Я хотела сообщить тебе две вещи. Во — первых, человек, о котором ты беспокоился, в Иллойе. Таверна «Лунный свет», второй этаж, пятая комната по левой стороне. За ним надо кого-то прислать. Он в сносном состоянии, но всё же нуждается в медицинской помощи.

Александр серьёзно кивнул.

— Я займусь этим без промедления, — сказал он, не трогаясь, однако же, с места. По — видимому, «без промедления» означало «сразу после того, как закончится наш разговор», — Рад слышать, что он в сносном состоянии. Признаться, я опасался, что он совсем плох.

— Как я понимаю, он получил очень неплохое лечение в пределах Оплота. Но у светлых магов больше возможностей, чем у наших травников.

— Понимаю. Об этом позаботятся. Ты хотела сказать что-то ещё?

— Да. — Я вытащила спрятанные под одеждой бумаги и протянула Александру. — Здесь моё согласие на развод. Заверенное по всей форме. С ним ты сможешь устроить. Тебе не придётся зависеть от моих непредсказуемых появлений и исчезновений.

Не торопясь принимать документ, он склонил голову набок.

— Я так понимаю, ты снова собираешься исчезнуть?

— Собираюсь, — призналась я.

Ему это не понравилось, хотя, готова поспорить, он предвидел такой вариант. Ох, как не понравилось. Это легко читалось в выражении его лица.

— Почему? — хмурясь, спросил он.

Я легонько пожала плечами, хотя вряд ли это движение могло отразить даже малую толику одолевавшей меня сейчас растерянности.

— Я не знаю, как мне жить дальше, — честно сказала я. Именно честно. Я не искала помощи, не просила совета. Я просто рассказывала. Хотя, возможно, именно такая помощь мне и требовалась от Сэнда — чтобы он побыл моим слушателем. — Сначала у меня была родина. Здесь. Потом настал момент, когда мне недвусмысленно показали, что мне здесь не место. — Он, кажется, хотел вмешаться, но всё-таки промолчал, предоставив мне возможность продолжать. — Я вычеркнула Настрию из своей жизни. Но, к счастью, у меня нашлась другая родина. Там многое было непросто. Условия оказались суровыми, люди непростыми, а дело, которым я занялась, — совсем не тем к чему я стремилась всю свою прошлую жизнь. Но это была моя страна, мой народ и моё дело. А теперь выяснилось, что этой родины тоже нет. Всё, чем я занималась и во что верила, либо оказалось ложью, либо попало под жирный знак вопроса. Дороги назад мне нет: я сожгла мосты. Дороги в спокойную настрийскую жизнь, какую я вела до известных тебе событий, — тоже. Я — человек из ниоткуда, Сэнд. У меня нет дома, нет веры и нет целей. Можно сказать, что меня самой некоторым образом нет. Наверное, самым логичным в моей ситуации было бы броситься головой в омут. Но я этого не сделаю. Потому что…  — Я задумалась и осознала, что, несмотря на собственную уверенность в сказанном, объяснений не нахожу. — Наверное, просто потому, что я такой человек. Не созданный для подобных поступков. Словом, — я сделала глубокий вдох и медленный выдох, возвращаясь к более конкретным вопросам, — не знаю, что будет через день, два или через пять лет. Но сейчас я точно не готова на тебя работать. И как бы то ни было помогать в продвижении твоих интересов. Всё, что я могу тебе дать в данную секунду, — это свобода.

И я вновь протянула ему бумаги.

— Ладно, не надо помогать мне в работе, — напряжённо сказал он. — Просто возвращайся. В моём дворце у тебя будет время, чтобы спокойно всё обдумать.

— На тюремном этаже или под стражей в жилых комнатах? — съязвила я.

— А как тебе самой кажется? — прищурился он.

Я улыбнулась и покачала головой.

— Это неважно. Потому что я всё равно к тебе не поеду.

— А если я тебя заставлю?

— Можешь, — без малейшего страха признала очевидное я. — Но в этом случае я никогда не смогу тебе доверять. И если снова сбегу — то уже навсегда.

Александр помолчал, напряжённо сверля меня взглядом. Губы сжались в тонкую линию, на лбу прорезались морщины.

— Я могу чем-то помочь? — сдался он наконец.

— Да, — не лицемеря, подтвердила я. — Если возможно, переправь меня, пожалуйста, в Тель — Мон. Ты ведь порталист, и это тебе под силу. — Я помнила разговор с секретарём про гонца, которого Александр собирался переправить именно в этот город. — Меня совершенно не смущает долгая дорога, — поспешила заверить я. — Да и не такая уж она долгая. Просто я не исключаю такой вариант, что за мной попытаются «присматривать» шпионы Брайана. А так они потеряют след.

Александр кивнул, глядя в пол.

— Прямо сейчас? — хмуро спросил он затем.

Я посмотрела ему в глаза.

— Прямо сейчас.

Александр тяжело вздохнул и принял-таки протягиваемую мной бумагу.

— Хорошо. Но ты помнишь, что в Тель — Моне тебя многие знают?

— Конечно. Я об этом позабочусь.

Он прикрыл глаза в знак того, что понял. Конечно, в государстве светлых такие вопросы решаются легко.

— Ты хочешь попасть в конкретную часть города? Я не слишком хорошо его знаю, но несколько вариантов есть.

— Если возможно, куда-нибудь на окраину. Дальше я сориентируюсь.

Александр внимательно глядел на меня ещё пару секунд, а потом всё-таки открыл портал.

— Возвращайся, — тихо сказал он.

Я кивнула, не оборачиваясь, глядя лишь в сияющую впереди темноту. И сделала шаг вперёд.

Листья, обременённые каплями прошедшего недавно дождя, клонились вниз. Туфли погружались в сырую землю. Сейчас с неба не лило, и я накинула капюшон плаща лишь для того, чтобы защититься от ветра. Утеплилась, одновременно с наслаждением втягивая носом здешний воздух. Родной воздух, который так приятно пахнет после дождя.

Долго гулять по тёмному времени суток не стала. Остановилась в первом попавшемся трактире. Тихонько прошла в свою комнату и, заперевшись изнутри, мирно проспала там всю ночь. А наутро отправилась в город.

Первым делом я зашла в салон косметической иллюзорной магии и заказала изменение внешности. На меня наложили временную иллюзию, полностью изменившую черты лица. То есть фактически наложили одно лицо поверх другого. Иллюзия была, возможно, неидеального качества (более качественные обычно совсем недолго держатся), но для моих целей её было достаточно. Ну, в крайнем случае, кто-нибудь, кто надумает ко мне приглядеться, поймёт, что моё лицо скрывает иллюзорная маска. Ну и что с того? Мало ли какие у меня могут быть для этого причины. Законом такое не запрещается. А о моей подлинной личности никто всё равно догадаться не сможет. Полученная иллюзия должна была продержаться около восемнадцати часов. Незадолго до истечения этого срока можно было прийти, чтобы продлить эффект. За это надо было заплатить лишь треть стоимости сегодняшней процедуры.

Цвет волос я менять не стала. Как-никак не единственная тёмная в городе. Конечно, затеряться среди светлых ещё проще, но… видимо, во мне взыграла гордость. Или просто упрямство. Так что над волосами я работать не стала. Длина и причёска и без того изменились за те годы, что я прожила в Оплоте.

И вот теперь, чувствуя себя призраком, невнятной тенью из прошлого, я отправилась к знакомым местам. С щемящим чувством ностальгии приблизилась к дому, в котором прожила много лет и в который давно уже вселились другие люди. На окне поменялись занавески; нынешние были какого-то нелепого жёлтого цвета. Перекрасили крышу. А в остальном это был тот же самый дом… Потом я отправилась в библиотеку. Тихонько прошла по залу. Большинство работниц за эти годы сменились, между стеллажами сновали совершенно незнакомые мне девушки. Я даже вздрогнула, увидев, что у одной из них — тёмные волосы. Что-то ждёт её дальше?

Затем я направилась в самый центр города. Мимо здания мэрии прошла без особенно сильных чувств. Но следующим был позорный столб на площади…

Сейчас столб пустовал, да и вообще народу поблизости было мало. Но для меня это не играло никакой роли. Потому что я видела себя тогда, три года назад. У этого самого столба. Шрамы, окончательно зажившие при помощи чудодейственной мази Александра, будто взорвались болью. И я вдруг вспомнила чувство панического ужаса, когда, кажется, между восьмым и девятым ударом, мне показалось, что я не выдержу боль и умру прямо здесь и сейчас. Паника, которую быстро и действенно побороло только одно — очередной удар, пришедшийся на уже оставленные плетью раны. Боль отлично вытесняет любые мысли.

Меня внезапно захлестнула всепожирающая волна ненависти. Ненависти, злости, агрессии, желания сокрушить всё вокруг. Злости на Иверта Ноллса, оклеветавшего меня на пустом месте. На градоначальника Тель — Мона, не пожелавшего принять мою апелляцию. На Уилфорта, подписавшего приговор, не разобравшись в сути. На Брайана, подстроившего всю эту историю. На светлых, в стране которых возможно подобное обращение с людьми. На тёмных, которые так ничего и не сделали, чтобы изменить ситуацию.

Гнев был настолько сильным, что я до боли сжала кулаки, а перед глазами заплясали тёмные круги. Пришлось сделать десяток глубоких вдохов и медленных выдохов и буквально силой заставить себя разомкнуть стиснутые зубы. Я развернулась, и ноги сами понесли меня прочь с площади, подальше от центра, куда придётся, не останавливаясь, лишь бы идти и не думать, и чтобы ветер дул в лицо.

Я сама не заметила, как людные улицы со своими афишными столбами и витринами остались позади. Очнулась уже на окраине. И теперь, облокотившись о невысокий ветхий забор, взирала на одноэтажное здание храма с круглой зелёной крышей.

— День добрый, дочь моя.

Священник шёл по сырой траве лёгким, широким шагом. Он был одет в свободную белую рясу, перепоясанную простой бечёвкой.

— Могу ли я чем-нибудь тебе помочь?

Я покачала головой. Должно быть, он неверно понял моё появление около храма.

— Нет, святой отец. Благодарю вас.

Было немного странно называть этого конкретного священника «отцом»: не думаю, что ему было намного больше тридцати.

— Однако ты выглядишь как человек, который заблудился и нуждается в помощи, — заметил он.

Я, конечно, могла бы отмахнуться и просто уйти. Но в поведении священника отсутствовала неприятная навязчивость, улыбка же была открытой и какой-то светлой. Да и слово «заблудился» было выбрано чрезвычайно удачно. Я действительно чувствовала себя заблудившейся и, кажется, уже отчаялась найти выход.

— Быть может, я действительно нуждаюсь в помощи, отче, — ответила улыбкой на улыбку я. — Но только, боюсь, вы мне помочь не сможете. Слишком уж всё запутанно.

К моему удивлению, возражать священнослужитель не стал.

— Охотно верю, дочь моя, — кивнул он. — Я всего лишь человек, и потому отнюдь не всемогущ. Однако же тебе могут оказать помощь боги.

Я усмехнулась. Он вопросительно изогнул бровь, словно даже не подозревал, в чём может заключаться причина подобного скептицизма.

— Видите ли, святой отец, я не слишком религиозный человек, — объяснила я. — Сказать по правде, я почти не посещаю храмы и даже не уверена, что смогу вспомнить хотя бы одну молитву. Не думаю, что боги захотят мне помочь.

Священник весело рассмеялся. Причём так искренне, будто я в самом деле сказала что-то забавное.

— Дитя моё, неужели ты действительно думаешь, что богам больше нечем заняться, кроме как подсчитывать, сколько раз каждый из людей произносит молитву? — поинтересовался он, отвечая на моё изумление. — Поверь, подобные мелочи не играют для них большой роли.

— Как же в таком случае они решают, на чьи молитвы откликнуться, а кого — покарать? — осведомилась я, удивлённая и одновременно заинтригованная столь своеобразным подходом.

— О, поверь, для этого им достаточно лишь единожды обратить на человека свой взор. Их взгляд мгновенно проникает в самую суть.

— И вы полагаете, они сочтут нужным обратить свой взор именно на меня?

Конечно, я не рассчитывала на божественное вмешательство. Но этот забавный разговор был интересен сам по себе. Должно быть, я просто нуждалась в возможности вот так вот отвлечься от насущных проблем.

— Отчего же нет? Боги готовы выслушать и направить всякого, кто обратится к ним за помощью.

Он указал мне на призывно распахнутую дверь храма. Но тут уж я решительно покачала головой.

— Боюсь, я слишком большая грешница, святой отец, чтобы боги оказались ко мне благосклонны.

— В самом деле? — В голосе священника звучала совершенно нехарактерная для представителей его профессии ирония. — И каков же самый тяжкий грех из тех, что ты совершила?

Я задумалась. Вопрос оказался не из простых. Тем не менее, ответ вскоре нашёлся.

— Я пыталась убить человека.

Священник с серьёзным видом покивал головой.

— Из ревности? — уточнил он. — Или с целью обогащения?

— По приказу, — поправила я. Немного подумав, добавила: — И из идейных соображений.

Тайну исповеди никто не отменял, а в храме мы находились или возле храма, значения не имело. Так что на этот счёт я была спокойна.

— Пыталась — стало быть, не убила? Почему? — задал следующий вопрос он. — Недостаточно хорошо подготовилась?

— Это сложно, — откликнулась я. — Было много причин.

— Но ты ведь можешь назвать самую главную, верно? — проницательно заметил священник.

Я вздохнула.

— Я не смогла.

Ответ был, конечно, донельзя двусмысленный, но священник понял меня совершенно правильно.

— Итак, давай уточним, — предложил он. — Ты не выполнила задание потому, что не смогла лишить человека жизни. Невзирая на то, что твои личные убеждения говорили не в пользу жертвы. И несмотря на то, что невыполнение подобных приказов, как правило, бывает чревато весьма серьёзными последствиями для ослушавшегося. Я ничего не упускаю?

— Вы очень хорошо для священнослужителя осведомлены о некоторых сторонах жизни, — грустно ухмыльнулась я.

— Суть служения церкви — не в том, чтобы сидеть, заперевшись в храме, и не видеть иных сторон жизни, — заметил священник.

— Там было очень много нюансов, — вздохнула я. — Но, думаю, в целом вы сформулировали верно.

— В таком случае, тебе действительно важно будет поговорить с богами. Не зря же ты сюда пришла.

Я покачала головой. Он опять всё не так понял.

— Я совершенно не собиралась сюда идти.

— Куда же, в таком случае? — удивился священник, окидывая взглядом далеко простирающиеся поля и темнеющий с другой стороны лес.

Идти, кроме как к храму, тут и правда было особенно некуда. Можно, конечно, добраться до некоторых деревень, но это проще было сделать, воспользовавшись другой дорогой, чтобы не пришлось огибать многочисленные поля.

— Я не задумывалась о том, куда иду, — призналась я, поморщившись. — Ноги сами принесли меня сюда.

Лицо священника расплылось в многозначительной улыбке, и я сразу поняла, что он имеет в виду.

— Если ноги сами приводят человека к храму, грешно в него не зайти, — сообщил он.

Я пожала плечами. В конце концов, почему бы и нет?

— И что я должна буду делать?

— Ничего. Просто сесть и расслабиться. Можешь сосредоточиться на конкретном вопросе, который хочешь задать богам. Но иногда люди бывают так зациклены на вопросе, что не слышат ответа. Поэтому я бы советовал просто освободить свои мысли, предоставить им плыть мимо твоего сознания спокойным потоком. И, рано или поздно, ты услышишь, что хотят сказать тебе боги.

Свой скептицизм я выразила исключительно при помощи мимики. И вошла в храм вместе со священником.

Мы оказались в обычном, хоть и небольшом, зале с алтарём и скамьями. Однако же священник сразу провёл меня к двери, ведшей в другое помещение. Это была совсем маленькая комнатка без мебели. Пол устилали циновки, а на высокой подставке дымились благовония.

— Удачи тебе! — улыбнулся священник и, развернувшись, зашагал к выходу из храма, тем самым показывая, что оставляет меня одну. Или наедине с богами.

Снова пожав плечами, я положила сумку на циновку и села рядом с ней.

Довольно удобно, как ни странно. Не слишком жёстко. Ой, нет… Кажется, мне говорили ни о чём не думать. Хотя разве это возможно?

Но я попыталась. Прикрыла глаза и просто сидела, предоставляя любым мыслям стучаться в голову, но с лёгкостью отпуская их, не зацикливаясь ни на одной. Это было непросто, но постепенно получалось всё лучше. Вскоре мысли, облечённые в форму слов, сменились преимущественно зрительными образами. На смену логическим цепочкам пришли внутренние ощущения, эмоции и ассоциации, вызываемые возникающими образами.

Не знаю, говорили ли со мной в тот день боги. Не было ни разверзающегося над головой неба, ни сверкающих молний, ни звучащих из ниоткуда голосов. Но в мыслях моих раз за разом, будто якорь, способный помочь короблю удержаться у берега в бушующем море, возникал один и тот же образ. Образ Сэнда.

Выйдя из храма, я поблагодарила священника. Он ни о чём не стал расспрашивать, лишь с прежней улыбкой человека, знающего несколько больше, чем озвучивает, пожелал мне доброго пути. Я же отправилась прямиком в Иллойю.