Глава Двадцать Седьмая,
В Коей Возобновляются Старые Знакомства и Дебатируются Старые Проблемы
Лорд Шаарьяр Багдадский стянул остроконечный шлем и, звякнув серебряной бармицей, поместил его близ ятагана на столе отдельной комнаты в таверне. Почти рассвело, он прождал Квайра три часа; то была бы их третья встреча после заключения изначальной сделки. У закрытого ставнями окна Лудли с рельефным зубом, щеголявший ныне в истертой парче и морщинистых брыжах, осушал последнюю бутылку из тех, кои принес обоим и каковые сарацин презрел.
– Он вскоре явится, милорд.
– Ты уверен? Ведь я известил тебя о том, где надобно быть.
– Я уверен в моем старом господине, капитане.
– Меня беспокоит твой новый господин. – Лорд Шаарьяр явно нервничал. – О чем ты доложишь, а?
– Лорд Монфалькон дал мне понять, чтобы я взялся за работу капитана Квайра. Вот я ему и служил. Ныне, раз уж капитан Квайр вернулся, ну я служу тому же господину, что и он. – Лудли, однако, был не в своей тарелке. – Я не предам вас, сир, – се все равно, что предать капитана. – Он почесал зазудевшую голову.
Вошел Квайр, поспешая, чуть одышлив.
– В эдакой близости к монархине имеются свои недостатки. – Он захлопнул дверь, сбросил накидку. Наряду с обычным черным он носил теперь широкий алый кушак, завязанный узлом справа. Оттого казалось, будто от торса и ниже Квайр запятнан кровью, столь непривлекательно было сие зрелище. Он положил сомбреро по соседству с сарацинским шлемом. – Никак вы готовитесь к войне, милорд?
– Се придворный костюм. Неделю в Приемной Палате я ожидал аудиенции Королевы. Вместе с большой депутацией Калифа, что все более сомневается, Квайр, в успехе нашей интриги.
– Зря сомневается. Все замечательно, идет по плану. – Квайр подмигнул Лудли. – Ты глядишься сущим кавалером, Луд. Золото Монфалькона?
– Он платил мне вашу зарплату без вычетов.
– Он щедр. Продолжай ему служить.
– Не по вашему возвращению, капитан. – Лудли размяк.
Квайр уселся напротив лорда Шаарьяра и поместил сложенные руки на стол:
– Простите меня, если я кажусь усталым. Мои обязанности меня истощают.
Лудли грубо заржал. Лорд Шаарьяр изобразил уместную брезгливость и сказал:
– Мне нужны вести поконкретнее. Дела, судя по всему, движутся, однако я прозреваю затор в ваших планах. Смерть девочки аукнулась ровно так, как, вы говорили мне, она аукнется. В День Восшествия ваш план не мог осуществиться лучше. Но теперь вы молчите, и, за исключением смерти Ингльборо, ожидавшейся и ничему не содействующей (паж, кстати говоря, отгружен и плывет в Арабию подарком для Калифа), сдается, что вы о нас практически забыли.
– У меня за пазухой горстка Тайных Советников. Образцовые джентльмены стали оглупленными хлыщами и поддерживают всякое решение, на кое я поощряю Королеву. – Квайр воздел губу. – Монфалькон разве только не сослан, он в суровой опале, и Королева его более не слушает, ибо убеждена, что он обезумел от ревности. Двор разбивается на два основных лагеря – те, кто разделяет мнения Монфалькона, и те, кто разделяет мнения Королевы, – но предвидятся новые разбиения. Странствие отменено, и Держава не будет успокоена. Жакотты продолжают оснащать флот и вскоре поплывут сражаться с Арабией – вручив вам праведный повод к войне, но и позволяя воздержаться и прийти к доброму соглашению (хотя, быть может, вам придется сперва сокрушить Жакоттов, а равно и тех, кто решит отплыть с ними). Таковых предостаточно, и на сторону Жакоттов переходит все больше нобилей, что пригласили Королеву, получили отказ и ощущают, что ими пренебрегли. Подробности иных схем, доводимых мной до результата, тоже имеются. И вы несчастливы, милорд? Ну, если так, – театральным жестом рука тянется к шляпе, – я всегда могу найти свежего покровителя и оборотить сии преимущества…
– Вы обязаны мне жизнью, капитан Квайр. И вы поклялись служить моим интересам.
Капитан откинулся на спинку стула.
– Но, если я служу им недостаточно хорошо, милорд, не вижу причины, с какого перепуга вам держать меня в подчинении. Может ли любой иной сотворить то, что сотворил я? Как Монфалькон почти в одиночку построил Златой Век, так я его разрушаю. И, рассуждая разумно, тот заслуживает разрушения; Миф – всего лишь синоним Невежества.
– Хорошо: скоро ли? Когда все будет готово?
– Еще месяц. К октябрю дворяне будут рады бракосочетанию Глорианы и Гассана, ведь оно умерит их страхи.
– А чем я могу быть вам полезным, капитан? – живо поинтересовался Лудли, придя в ажитацию от подслушанной беседы. – Я мог бы убить для вас Монфалькона.
– И немедля бросить на меня подозрение? Нет – он уничтожает себя сам. Я хочу, чтобы ты продолжил работать на него, Лудли.
– Что? Я не могу!
– Лучше не придумать. Ты будешь доставлять мне полезные сведения.
– Вы не хотите, чтоб я вернулся к вам, капитан, не хотите прежнего товарищества?
– Нет. Служи Монфалькону любым требуемым им способом – только докладывай мне, когда возможно.
Лудли пожал плечами:
– Как скажете, капитан.
– Твое положение для нас идеально.
– Отлично, капитан. – Он будто скуксился.
Лорд Шаарьяр взял свой шлем:
– Так что мне передать моему Калифу?
– Что Королева мной приворожена, что она выполнит любую мою просьбу, что, когда наступит час, я внушу ей решения, за коими твердо воспоследует супружеское ложе с Калифом, хоть я и не знаю, что хорошего из сего выйдет…
– Капитан Квайр! – Шаарьяр подхватил ятаган. – Вы не станете отпускать поносительные шутки, касаемые моего господина!
– Я стану отпускать шутки, как мне заблагорассудится, – сказал Квайр холодно. – Ибо секреты мои записаны, как заведено. И если я умру, ваши планы выйдут наружу. Случись сие, Держава объединится мгновенно. И все наши труды пойдут прахом. Оттого-то и лорд Монфалькон боится меня выдать. Годами он укреплял миф враньем и шпионажем, убийством, пытками и сокрушением инакомыслия. Если всплывут улики – и в моих силах подсобить сему в нужный момент, – что златое правление Глорианы покоится на крови столь же твердо, как правление ее папаши, тысяча дворян обратится против нее и свергнет кариатиду в пошлой уверенности, будто топит корабль.
– Квайр – вы планируете выменять сии секреты на корону? – Лорд Шаарьяр сунул ножны с мечом за пояс. – Я верно вас понял? Вы обводите вокруг пальца всех нас?
– Стать королем – значит стать калекой, милорд, – ограничить всякое движение, всякую власть. Корона сломила даже Герна. Ведь в начале правления у него, как и у его дочери, было немало утонченных идеалов. Но бремя раздавило его, и постепенно он дал повод к жалению себя. За сие он называем циником. Однако же истинный циник – тот, кто управляет слабыми не хуже, чем слабостями в себе самом. Герном правили те и другие.
– А вами – нет?
– Нет, милорд. Художнику потребна свобода, чтобы завершить работу. Ни один король не свободен.
– Надеюсь, в сем вы меня не обманываете. – Сарацин подоткнул одежды и набросил капюшон на шлем. – Еще надеюсь, что ваша медлительность – не следствие симпатии, питаемой вами к новой любовнице. Она станет счастливее, когда на ней женится наш Калиф.
– И важнее всего, чтобы свадьба сыгралась поскорее, – ухмыльнулся Квайр, – ибо вы не сообщили мне все до последнего факторы, верно, милорд? Вы чуточку меня обманываете и боитесь, что я делаю то же самое.
– Обманываю вас? Как же?
– Дуэль между Полонийцем и Арабийцем состоялась – на корабле. Граф Коженёвский сообщил лорду Рууни, а тот сказал мне как приближеннейшему к Королеве на случай, если я решу, что ей нужно сие узнать.
– Что именно?
– Полониец тяжело ранен и возвратился домой. Парламент поместил его под арест, и был избран новый король.
– Я слышал о том же.
– И новый король, воинственный князь Пьят Украинский (известный своими наклонностями и поддержанный парламентом) желает отомстить Арабии.
– Схватка была честной, и мой господин победил.
– Я вам верю. Пьят, однако, боится, что, если Арабию не наказать, она станет слишком опасной. Его несколько пугает вероятность того, что Арабия объединится с Татарией.
– Немыслимо.
– Но вы не в силах уверить Полоний в достаточной мере – ибо вы снаряжаете столь огромные боевые флоты. Вы рискуете оказаться меж двух огней.
– Тогда Альбион придет нам на помощь, как условлено в договоре.
– Вестимо – что доставит Альбиону тьму хлопот, но не выставит вашего Калифа Чистым Рыцарем, Спасителем Империи. В самом деле, роли поменялись бы. Дуэль была дурацкой затеей.
– То был вопрос чести.
– Нет никакой чести. Есть гордыня.
– Самоуважение, капитан Квайр. Но если вы не признаёте подобного качества…
– У меня его просто залежи. Оно не тождественно гордыне. А гордыня может швырнуть наши с вами планы в водоворот, лишая нас всего. Вот почему вам понадобилось принудить меня довести все до конца поскорее.
– Как скажете. – Лорд Шаарьяр дернул плечом.
– И я подозреваю, милорд, что на карту поставлена и ваша голова, не так ли?
Черные глаза сарацина налились жаром:
– И ваша, капитан Квайр, как минимум!
В вихре темной материи он исчез из комнаты, оставляя Квайра с Лудли глядеть друг на друга наподобие старых приятелей, что сделались несмелы и чьи интересы перестали совпадать безраздельно. Лудли был неразговорчив. Затем сказал:
– Се правда, капитан, что вы сокрушили Альбион?
– Сокрушить страну не так-то просто, Луд. Я лишь малость изменю ее структуру. Глориана и Калиф совместно правят великой Империей. Империей, что заимеет врагов, как обычно, и потребует расширения – Полоний, Татария, мир.
– Выходит, будущее – в основном война.
– Выходит, так, Луд.
– А мы что будем делать, капитан?
Квайр натянул сомбреро на глаза и пригладил вороньи перья на тулье.
– В эдаком мире, Луд, мы заживем припеваючи.
Лудли, вняв сему видению, смог глядеть на него лишь скачущими глазами. Он прочистил горло:
– Все станет где-то куда проще.
– Упрощать – дело войны, Луд. Большинство мужчин предпочтет войну, когда она придет, потому что их жизнь запредельно усложнена. Мирное время приводит мужчин в своего рода смятение, и у немногих отыскиваются силы терпеть его долго – ответственность цветет и пахнет. Мир в основном состоит из слабаков, Луд, – и, когда идет война, они благоденствуют. О, как же слабый любит сражаться!
Уходя, он послал ошарашенному и перепуганному другу воздушный поцелуй.
