Глава 11
Когда Дирк справился с дверью и вместе с Эльком подошел к Александре, она стояла, опустив глаза, прижав ладонь ко лбу. Эльк встревожился:
– Что случилось?
– Страшно болит голова, – отрывисто ответила женщина. – Я устала. Ужин придется отменить.
В ответ раздались разочарованные возгласы. Мужчины ни за что не желали согласиться с ее решением. Дирк заявил, что отговорки не принимаются:
– Я себе не прощу, если вы уйдете!
– Саша, в самом деле, подумай! – Эльк выглядел очень расстроенным. – Мы сейчас пройдемся по свежему воздуху, все пройдет! Ресторан очень хороший, место тихое…
Но Александра стояла на своем. Она высказала сожаление, что пила шампанское – от него у нее всегда разыгрывается чудовищная мигрень. О своих актерских способностях она всегда была мнения невысокого. Но вероятно, ее лицо и в самом деле было искажено словно от боли. Дирк сдался первым:
– Ну, очень жаль… Ужин за мной, естественно. Да! И я ведь должен взять ваш номер карты…
– После, после… – пробормотала Александра, пожимая его протянутую руку. – Нет, Эльк, я отлично доберусь на трамвае, не провожай!
Но ей не удалось от него отделаться. Наспех простившись с приятелем, Эльк устремился за ней. Не успела Александра сделать несколько шагов в сторону площади Дам, как часовщик нагнал ее. Подстроившись под ее торопливые шаги, Эльк пошел рядом, заглядывая ей в лицо:
– Так! Что случилось?!
– Ничего, – не поворачивая головы, ответила Александра.
– Прекрасно! – иронически протянул Эльк. – У тебя такое лицо… Тебе не понравился Дирк? Но он отличный партнер…
– Я так не думаю, – отрезала художница. Она внезапно остановилась, и Эльк замер тоже. Прямо над ними горела вывеска бара – на Зеедик невозможно было найти ни клочка тени. В этом зеленоватом искусственном свете Александра хорошо видела вопрошающие глаза Элька. – Я боюсь, мне придется отказаться от его заманчивого предложения.
Эльк испугался. Она отчетливо видела страх, метнувшийся на дне его глаз, всегда как будто слегка улыбающихся. Дернув углом рта, мужчина снял очки, провел стеклами по лацкану пальто, вновь их надел:
– Подожди. Это несерьезно. Ты шутишь?
– У меня нет настроения шутить. Я не знаю в точности, почему погибла Варвара… Но Надя умерла из-за этого отличного партнера! Я отказываюсь! Не хочу быть третьей жертвой!
– Да что ты говоришь! – Вне себя от волнения, Эльк бесцеремонно схватил ее за локоть и буквально втолкнул в дверь бара. Зазвенели колокольчики за притолокой. Внутри были полутемно, двое мужчин пили пиво у стойки и болтали с хозяйкой. Эльк рывком усадил Александру за крошечный столик в углу, обернулся к стойке, крикнул что-то и сел рядом.
– С чего ты взяла… – начал он и запнулся, словно подавившись воздухом. Откинулся на спинку стула, сделал глубокий вдох, пытаясь вернуть утраченное душевное равновесие.
– Объясни! – потребовал он. Его губы заметно дрожали. Барменша принесла им две чашки кофе и удалилась за стойку, напевая что-то себе под нос. – Объясни, почему ты решила, что Надя умерла? Откуда такая уверенность? Я же тебе говорю, что она жива!
– Ты врешь.
Александра произнесла эту фразу очень спокойно. Эльк не отреагировал. Он ждал, словно не услышал ничего особенного. Художница смотрела на него с нарастающей, душной злостью.
– Позволь кое-что уточнить. – Она боролась со спазмами, сжимавшими горло. Перед ее внутренним зрением стояла надпись, выложенная кирпичиками на серой стене. – Отец твоего друга, Петер Моол, умер шестнадцатого октября? Не помню, говорила я тебе или нет, но Надя звонила в Москву в этот самый день. Это был единственный звонок за полгода.
– Что это доказывает? – Эльк заглянул в свою чашку, словно надеялся там прочесть ответ на вопрос. – Что твоя подруга умерла?
– Она тесно общалась с Петером Моолом?
– Нет! – Эльк решительно покачал головой и тут же сузил глаза, замер, принял недоумевающий вид. – Понятия не имею.
– Ты все-таки с ней знаком, – негромко заключила Александра. – Не надо врать, пожалуйста, ты себя выдал. И Дирк ведь признал, что Надя на него работала. Как ты мог ее не знать?
Эльк пожал плечами.
– Она ставила подписи на заключениях к фарфору, – продолжала Александра. – Петер Моол, Хендрик ван Тидеман и она. Хорошая троица для выхода на русский рынок… Который имелся в виду, насколько я понимаю, еще год назад! В квартире Нади в прошлом декабре появилась обезьяна с бубном. Она и сейчас там стоит. Варвара не продавала ее здесь, она отослала фарфор в Москву, как и было условлено. Но Надя не стала его продавать! Знаешь почему?
Эльк поднял брови. Судя по всему, он решил отделываться в трудных моментах посредством мимики. Александра напрасно ждала его ответа. Ей пришлось говорить одной:
– Потому что обезьяна с бубном оказалась подделкой. Правда, прекрасного качества! Она не сразу смогла ее определить.
Эльк смотрел на нее с прежним выражением вежливого участия. Очевидно было, что он готов выслушать самые ужасные вещи все с той же замерзшей на губах полуулыбкой.
– Но мне Надя почему-то не сказала, откуда взялась эта фальшивая фигурка, – раздраженно бросила Александра. – Может быть, она была бы еще жива…
На этот раз Эльк не выдержал:
– Ну что за идеи? Она жива!
– Ты видел ее после шестнадцатого октября? Почему она звонила именно в день смерти Петера Моола? Ее что-то напугало? Она говорила, что у нее намечается большая сделка, чтобы никто ее не искал… Она имела в виду аукцион? «Детей садовника»? Или что-то еще?
Одно веко Элька слегка, еле уловимо дернулось – и это было все.
– И какой смертью умер отец Дирка? – беспощадно продолжала Александра. В ушах у нее шумело, горло сжималось. – Варвара говорила, что его могли отравить…
– Очень интересно! – Губы Элька заметно побелели. – Она наверняка даже сказала, кто это сделал.
– Да. Хендрик ван Тидеман был у него в гостях, и вскоре после этого Петер Моол умер.
– Видишь, как опасно ходить в гости! – отрезал Эльк. Напоровшись на возмущенный взгляд сидевшей напротив женщины, он попытался объяснить цинизм своего замечания: – Прости, нервы. Я тоже не железный. Все так и было: отец Дирка долго болел, жил в инвалидном кресле. Ему было уже под девяносто лет. Старый друг его навестил, когда ему стало совсем плохо. И он в тот же день умер. Шестнадцатого октября, совершенно верно. Но, как сама понимаешь, никто его не убивал!
– Надя знала о его смерти?
– Во всяком случае, узнала она не от меня, – с досадой бросил Эльк. Он поднес к губам чашку и тут же, не пригубив, со звоном поставил ее на блюдце. – Я не общался с ней. Пожалуйста, не смотри на меня такими глазами!
– Я просто думаю… Сопоставляю. – Александра не сводила с него пристального взгляда. – Надя звонит домой шестнадцатого, в день смерти Петера Моола. Об этой смерти ходят странные слухи… Она и Моол ставили свои подписи на экспертных заключениях к «Детям садовника». Третьим был Тидеман, которого обвиняют в смерти Моола…
– Кто обвиняет, кто?! – взорвался Эльк. Он повысил голос, и на них оглянулись сидевшие у стойки мужчины. Барменша также бросила взгляд поверх голов посетителей. Эльк сразу ссутулился, словно пытаясь сделаться незаметным, и заговорил быстро, вполголоса: – Твоя подруга, Барбара? Ты же знаешь, она обо всех говорит плохо!
– Надя звонит домой в день смерти Моола, говорит, что для меня есть письмо… Письмо как будто не имеет смысла. И тем не менее его крадут у меня из сумки, на вечере у Стоговски.
Эльк скривил губы:
– Это ты так решила. Мы еще не были в отеле.
– Скажи, зачем эта комедия? Зачем ходить в отель, если ты сам взял письмо у меня из сумки, когда я бегала к Анне, несла ей воду… Я все вспомнила, ты мог это сделать тогда. Да и не только тогда. Ведь только ты знал, что письмо там.
Эльк молчал. Александра не в силах была больше смотреть на него и отвернулась к витрине. За стеклом медленно текла полуночная жизнь Зеедик. В толпе мелькали лица со всех краев света, как в те времена, когда в порт Амстердама прибывали корабли, груженные колониальными товарами. Туристов сразу было видно по зачарованному, расслабленному виду. Внезапно у кого-то на руках звонко залаяла крошечная собачка – ее сверлящий тонкий голосок проник даже через витринное стекло.
– То есть я рылся в твоей сумке, так? – переспросил Эльк.
– Думаю, да. Думаю, устроил всю эту историю с обмороком Анны специально, чтобы иметь время украсть письмо.
Мужчина шумно вздохнул:
– Ты сходишь с ума… Я не сержусь на тебя, ты потрясена смертью Барбары. Анне действительно стало плохо. Я же рассказывал тебе, что у нее проблемы со здоровьем. То же состояние было у нее в октябре, после смерти деда. Мы не могли привести ее в себя и отправили в клинику. Это нарколепсия, один из видов каталепсии. После нервного срыва девушка реагирует именно так. Если добавляется еще и немного алкоголя… Хорошо, можешь мне не верить.
– В октябре у нее был нервный срыв после смерти деда, а что такого исключительного случилось вчера? – бросила Александра. – Ладно, мне все равно, что ты ответишь. Анна в тебя влюблена, по всей видимости, и делает все, что ты ей прикажешь.
– Бред.
На этот раз она взглянула ему в лицо. Эльк сидел, выпрямившись, кусая нижнюю губу. Его взгляд стал колючим.
– Не говори о том, чего не понимаешь, – бросил он наконец. – Хорошо. Ты думаешь, я украл письмо, пускай будет так. Но зачем я это сделал?
– Чтобы я не могла доказать, что оно было.
– А что в нем такого? – пожал плечами Эльк. – Видишь, ты не можешь ответить. В таких обвинениях самое ужасное, что ничего нельзя доказать. Я говорю, что не делал этого, – ты мне не веришь. Это кошмар. Хорошо, не сотрудничай с Дирком. Выбрось в мусор свои деньги. Считай, что Надя мертва, если тебе пришла в голову такая фантазия. Но не говори, что я рылся в твоей сумке!
– Никаких фантазий, – процедила Александра. – Она точно умерла.
– Кто тебе сказал?!
– Стоговски!
– Стоговски?! – Эльк, не веря, впился взглядом в ее зрачки. Затем приоткрыл рот, словно пытаясь вдохнуть побольше воздуха. – Она… так сказала?!
Александра рывком подняла с пола сумку и вытряхнула оттуда каталог Бертельсманна, услужливо раскрывшийся на нужном месте.
– Заключения на «Детей садовника» давали Моол, Тидеман и Надя. – Художница придвинула каталог к Эльку, торопливо поправлявшему очки. – Двое из них уже мертвы. Это сказала мне Стоговски только что на прощание.
Эльк низко склонился над страницей:
– Тут какая-то путаница. Не забывай, сколько лет старухе…
– Хочешь сказать, что Стоговски выживает из ума? – парировала Александра. – После того, как советовал мне ее опасаться?
Эльк с озадаченным видом покачал головой:
– Я даю тебе гарантию, что на этот раз она перепутала. Из трех экспертов мертв только один – Петер Моол.
– Когда ты видел Надю, в таком случае? – Мужчина промолчал, но Александра и не ждала ответа. – Хорошо, пусть не ты забрал ее письмо. Пусть не ты, а кто-то другой… Хотя кто о нем знал, кроме тебя?
Эльк не перебивал. Он снял очки и аккуратно положил их на край стола. Запрокинул голову, опустил веки, словно готовясь принять удар. Вид у него был отстраненный и собранный одновременно.
– Значит, ты не брал письмо, Стоговски перепутала и Надя жива, – продолжала Александра, борясь с нарастающим бешенством. Она была готова ударить мужчину по лицу, невыразительному и неприятно загадочному, словно запечатанный конверт без надписи.
– Похоже, ты не рада этому, – сдержанно ответил Эльк.
– Но Варвара… Барбара погибла вчера. Этого ты отрицать не можешь. – Александра словно не слушала его язвительного уточнения.
Мужчина взглянул на часы:
– И уже утром нам придется явиться в полицию по этому печальному поводу. Не мешало бы выспаться, чтобы иметь ясную голову…
– Ты, по всей видимости, уже знаешь, что будешь говорить? – заметила Александра.
– Главное, чтобы ты не рассказывала там о своих фантазиях. – Теперь на лице Элька явственно читалось беспокойство. – Я очень жалею, что не могу прямо сейчас найти твою подругу, чтобы ты успокоилась. На слово ты мне не веришь… Я клянусь, что она жива!
– И когда ты ее видел?
– Вчера! У Стоговски! – Эльк говорил зло, отрывисто, бросая каждое слово через силу. – Да, ты не ошиблась, именно она стояла в окне. Она ждала там одного человека для делового разговора. Я видел ее лицом к лицу, вот как тебя сейчас. Правда, всего одну минуту. Но это была она.
Александру передернуло:
– И снова ты подсовываешь мне дешевую, наглую ложь! Кто еще ее видел?
– Дирк.
– О, Дирк… – иронично протянула женщина. – Его честность неоспорима. Кто еще?
– Стоговски.
– И все гости Стоговски, наверное, тоже были при этом деловом разговоре, – бросила Александра. В висках у нее болезненно колотилась кровь. – Там, в мансарде, никого не могло быть, я узнавала! Ты предлагаешь мне поверить в собственную иллюзию, с которой я уже рассталась.
– Черт… – Эльк взъерошил волосы обеими руками и беспомощно взглянул на собеседницу: – Что ты еще хочешь мне приписать? Может быть, это я убил Барбару?
Последние слова он произнес уже в полный голос. Барменша, явно понимавшая по-английски, обернулась и, не скрывая любопытства, смотрела на них. Мужчины, которые пили пиво, успели уйти, теперь в крошечном баре осталось всего два посетителя – Александра и ее спутник.
– Ты сказал мне вчера, у Стоговски, что взял велосипед у горничной, съездить через квартал, навестить старого знатока фарфора. Больного, в инвалидном кресле… – Александра сделала глоток из своей чашки, и остывший кофе показался ей нестерпимо горьким. – Но оказалось, что он умер два месяца назад. Твои собственные слова.
Эльк, словно бессознательно следуя ее примеру, также отпил кофе, поморщился и с изумлением заглянул в чашку.
– Отвратительно. Просто ужасно.
– Ты о чем? – Александра была озадачена его искренней интонацией.
– Я об этом кофе. Правда, ничего другого я и не ждал. Туристическое место!
– А я думала, ты о своем алиби. – Облокотившись о стол и сцепив руки в замок, она смотрела на мужчину. – Ведь тебе придется объяснять, куда ты вдруг исчез с вечеринки и почему вернулся с расцарапанной щекой? Где изорвал дождевик? По какому поводу хлестал водку? Ведь авторитетный коллекционер фарфора, умерший два месяца назад, это, как я понимаю, дед Анны? Петер Моол? Ты как-то вдруг забыл о его смерти… Ну конечно, стоит ли особенно стараться из-за меня! Мне можно рассказать что угодно! Я ведь не смогу проверить! Но полиция захочет узнать, у кого ты был, и проверит! Может быть, ты умеешь воскрешать мертвых? И Петер Моол даст показания в твою пользу?
Она видела, что Эльк даже не пытается оправдываться, вновь заняв позицию отстраненного внимания. Это бесило ее особенно сильно, и она становилась грубой. Теперь Александре казалось, что ее всегда раздражал этот высокомерно поднятый подбородок Элька, пристальный взгляд из-под полуопущенных век, морщинки в углах рта – словно едва намеченная ироничная улыбка.
– Да, улыбайся! – против воли резко заметила она. – Но в полиции твое алиби не пройдет. Да и горничная не подтвердила, что ты брал у нее велосипед. Ты его не брал, велосипед цел. И ты не ездил к покойнику за советом, разумеется. Придумай что-то другое, до утра время еще есть.
– Зачем? – откликнулся наконец часовщик. Он даже не шевельнулся, продолжая наблюдать за Александрой, которая была так взвинчена, что не находила себе места. – Ты все расскажешь за меня, как я вижу. Послушать тебя – это я был в парке, убил Бар бару. Она, наверное, дралась со мной… При этом поцарапала мне щеку… Порвала плащ… да и разбила очки…
– Кстати, ты нашел в парке стекло? – быстро спросила Александра.
– Нет! – так же молниеносно, с досадой, ответил мужчина. Запнувшись, поднял веки. Их взгляды встретились.
В этот момент над открывшейся дверью зазвенели колокольчики. В бар втиснулась большая компания – немецкие туристы, продрогшие, шумные, счастливые. Они хохотали, толкали друг друга локтями, теснясь у стойки, барменша шутила с ними, нажимая никелированные ручки, нацеживая пиво. Музыка из динамика над кассой стала громче – играла веселая гармошка, бил барабан, женский голос ритмично, отрывисто, на одной ноте, выкрикивал куплеты народной песни. Запахло сырой одеждой, зазвенели бокалы.
– Дождь идет, – сказал Эльк, отворачиваясь от туристов. – Ну что же… Скажешь в полиции, что я убил Барбару?
– Нет! – отрезала Александра. Ее голос дрожал, хотя она сдерживалась изо всех сил. – Я ничего не видела и ничего говорить не собираюсь. Пусть ищут сами.
Она говорила, почти не думая, повинуясь велению минуты, и сама едва понимала смысл сказанных слов. На мужчину же они произвели глубокое впечатление. Подавшись вперед, он попытался взять ее руку. Александра сжала пальцы в кулак, показывая, что это прикосновение ей будет неприятно.
– Спасибо, – тихо сказал Эльк, убирая руку и отодвигаясь вместе со стулом от стола. – Видит Бог, я не хотел, чтобы она погибла! У меня и в мыслях не было… Я видел ее мертвой, признаюсь тебе… Но не убивал ее, хотя ты мне и не веришь. Не убивал!
– Пожалуйста, молчи! – перебила женщина. У нее в глазах стояли слезы, и она упорно смотрела в окно, чтобы Эльк ничего не заметил. – Опять ложь! Ты отвел меня к Стоговски, сам ушел, вызвал ее в парк…
– Нет-нет, все было не так! – в свою очередь перебил Эльк. – Это Барбара позвонила мне, пока ты осматривала номер в отеле, где жила Надя. Это Барбара хотела срочно поговорить! Это она предложила встретиться в парке, перед тем как идти к Стоговски!
Александра с удивлением услышала свой смех, донесшийся словно издалека. К этому моменту ее нервы были напряжены уже до такой степени, что она не боялась услышать самое страшное признание от человека, с которым недавно была близка.
– А встретиться и поговорить было необходимо… – Эльк потер ладони, затем пригладил волосы, оглянулся на туристов, окончательно оккупировавших крошечный бар. К счастью, они так шумели, что пара у окна не привлекала ничьего внимания.
«Если не слушать, о чем мы говорим, можно принять нас за любовников, которые решили разорвать отношения!» – подумала Александра.
– Она собиралась нарушить одно важное обязательство, – продолжал Эльк. Он постепенно обретал свою обычную самоуверенность. – И я по-дружески просил ее не делать этого… Я предупреждал!
– По-дружески… Как интересно! – Она продолжала смотреть в окно. – Значит, когда я была наверху, в номере, вы говорили по телефону. О чем, позволь узнать?
– Совершенно ни о чем, тем более она все еще находилась на аукционе. Собственно, у меня с ней никаких дел не было, она нарушила обязательства перед Дирком. Ничего не хочу от тебя скрывать: ты ведь теперь знаешь, что она рекомендовала твою подругу Дирку. Так вот, она получила вознаграждение как посредник и не должна была больше вмешиваться в их дела. А она вдруг решила вмешаться. Потребовала еще денег. Занялась шантажом… Это просто непорядочно!
– Да-да, – кивнула Александра. На этот раз она взглянула на рассказчика. Тот удивленно поднял брови.
– Согласна, обязательства нарушать нельзя, – пояснила Александра, решив воздерживаться впредь от иронии, которая Эльку либо казалась непонятной, либо он делал вид, что не понимает ее. – Тем более она ведь получила деньги за услугу. Я правда так думаю.
– Не знаю, в чем была причина! – вздохнул Эльк. По всей видимости, он слегка успокоился. – У Барбары были одни неудачи в последнее время. Она стала неадекватной. Я просил ее по телефону, чтобы она бросила свою затею, никто ей больше ничего платить не будет… Но она увидела, за какую цену продали «Детей садовника», и это ее с ума свело. Она могла говорить только об этом! И требовала, чтобы я организовал ей встречу с Дирком, еще до вечеринки у Стоговски. Иначе, говорила она, устроит скандал на глазах у всего общества. В гостях…
– А скандал, как я понимаю, касался подлинности заключений, которые были выданы на «Детей садовника»? – уточнила Александра. – Точнее, заключения-то были подлинными. В отличие от фарфора, по всей вероятности…
– Именно так, Саша.
– Я рада, что ты говоришь со мной честно, – сказала она с усилием. На душе у нее становилось все тяжелее.
На улице тем временем пошел проливной дождь. Зеедик немедленно опустела. В лужах плавали огни вывесок, сиявших сквозь водяную пыль нежно, смягченно. Туристы у стойки бара также смотрели в окно, очевидно, сокрушаясь оттого, что не могут продолжить прогулку. Барменша, тихонько напевая, нацеживала очередной бокал пива. Поймав взгляд Александры, она улыбнулась ей заговорщицки, тепло.
– Именно так, и она прекрасно знала, что вмешиваться в это дело нельзя, – продолжал Эльк. – Никто этого терпеть не будет. Дирк сейчас не в том финансовом положении, чтобы платить шантажистам. И потом, шантажистам вообще никогда не надо платить. Она требовала, чтобы я организовал их встречу. Я был вынужден перезвонить ему… Смешно, да? Они находились в одном здании, но прямой контакт был невозможен. После истории с пропавшим фарфором он был очень на нее зол. И то, что она так удачно пригласила в Амстердам Надю, дела не изменило. Дирк давно пожалел, что связался с Барбарой… Она слишком требовательна, и ей нельзя верить!
– Она погибла, – напомнила Александра. – Теперь она честнее нас всех вместе взятых, потому что никогда уже не соврет.
– Я созвонился с Дирком, передал ему, где и когда его будет ждать Барбара. Она хотела встретиться в парке Вондела, позади виллы по адресу Конингслаан, 40.
– Это мой адрес! – вырвалось у Александры. – Я сказала его Варваре на аукционе…
– Она угрожала, что в случае отказа все расскажет тебе. Да и решилась на такой шаг только потому, что приехала ты, мне кажется. Это каким-то образом воодушевило ее.
– То есть я косвенным образом виновна в ее смерти, это ты хочешь мне внушить? – бросила Александра, зябко стягивая на груди полы куртки и вновь отворачиваясь к окну. – Тогда обвини меня и в смерти Нади заодно.
– Надя жива! – Последние слова Эльк почти выкрикнул и, опомнившись, тут же заговорил шепотом, не обращая внимания на то, что в их сторону сразу повернулось несколько голов. – Она жива, я не знаю, чего ради Стоговски сказала, что из трех экспертов двое умерли. Умер только Моол… И естественной смертью, уверяю тебя!
– А Варвара?
– С ней все вышло плохо… хуже некуда… – пробормотал Эльк. Это воспоминание явно причиняло ему настоящую боль. – Дирк согласился с ней встретиться. Анна поехала к Стоговски одна, без отца. Мы с тобой пошли туда пешком из отеля… Остановились у твоего дома – Барбара назначила встречу Дирку в нескольких метрах от этого места, в это самое время, только со стороны парка. Но ты сама слышала, как было тихо!
– Значит, в это самое время… – Александра произнесла эти слова и не услышала своего голоса. Перед ней вновь мелькнуло лицо Варвары, блеснул кровавый рубиновый огонек в ее жабо из пожелтевших кружев. Она поймала себя на том, что невольно старается поверить Эльку. – Когда мы пришли к Стоговски, Анна была там. А ее отца не было. Все верно. Но потом исчез ты, и очень надолго! Так что… почему я должна поверить, что это был не ты? И как она погибла, вообще?
Дождь перестал. На улице вновь появились прохожие. Туристы у стойки оживились, расплачиваясь и собираясь продолжать осмотр злачных мест. Эльк нахмурился, в упор посмотрев на Александру, затем взглянул на часы:
– Как поздно… И как страшно все обернулось. Не думай, что мне не жалко Барбару…
– Как она погибла?
– Я все знаю со слов Дирка. – Он говорил еле слышно, углом рта, не сводя взгляда с туристов, теснящихся у двери. – Когда он появился у Стоговски, без Барбары, я сразу понял, что они поссорились окончательно. Подошел к нему, спросил… Дирк говорил совершенно спокойно, должен признать! Они поспорили, она попыталась выцарапать ему глаза, бросилась в лицо молча. Как дикая кошка… Он ее оттолкнул и ушел. Судя по всему, сказал он, она поскользнулась на берегу канала и упала в воду – он слышал плеск. Дирк попросил меня сходить за ней, вдруг она сломала ногу…
– И ты пошел? – подняла брови Александра.
– Дирк – мой старый друг и деловой партнер. Я пошел.
Теперь бар опустел. Барменша тоже исчезла в комнатке за стойкой – оттуда доносилось звяканье стекла. По всей видимости, она уже пришла к выводу, что эта пара за столиком у окна обосновалась здесь до закрытия, то есть часов до двух ночи. В квартале красных фонарей, где все было таким старинным и в то же время не было ничего постоянного, привыкали друг к другу за час, как за год, и расставались навсегда за секунду, без сожалений, с улыбкой.
– Я взял в прихожей дождевик, пошел в парк. Нашел Барбару на том месте, где он указал. – Эльк ссутулился, поеживаясь, словно ему вдруг сделалось холодно. – Фонарь горел довольно далеко, мне не было видно лица… Немного света падало из окон виллы, где ты остановилась – на втором этаже горели все окна. Я не трогал ее, только склонился над ней, позвал… Она была без сознания или мертва. Я поскользнулся, вцепился в куст, рядом с которым она лежала. Земля была мокрая от дождя… Упали очки. Я еле нашел их, изорвал дождевик о ветки, поцарапал щеку. Мне было очень страшно, Саша, что меня вдруг застанут с трупом. Вдали слышались голоса – у входа, где горели фонари. Я нашел очки, они были в грязи. Сунул в карман, пошел к выходу.
– И… все?! – спросила Александра, когда он замолчал.
– Не совсем. – Дирк смотрел в окно. Его губы нервно, непроизвольно кривились. – Я столкнул труп в воду, просто подтолкнул ногой, и она съехала по мокрой траве, как по маслу…
Александра закрыла лицо руками. С минуту она не находила в себе сил встать, двинуться, что-то сказать. Ее обожгло жаром, воздух сделался колким, и каждый вдох причинял боль. Она медленно отняла руки:
– Ты – чудовище. И я не верю тебе, что Надя жива. Она оставила для меня в октябре записку, написала, что могла, а могла она немного, за ней следили. Но она оставила мне знак, чтобы я была настороже. Она не звала на помощь, не надеялась, что ее найдут, но меня постаралась предупредить. Предостеречь от сотрудничества с тобой и твоим другом!
– Нет-нет, – покачал головой мужчина. – Это какие-то фантазии!
Александра взглянула на него с ненавистью:
– Нет? Ну конечно нет. На дне какого канала она лежит, среди выброшенных велосипедов? Ее ведь так и не нашли. Потому что не искали! Она просто потерялась тут. Варвара – дело другое, у нее здесь семья, бизнес. А Надя… Что такое Надя? Она и работала без разрешения на работу, конечно! И была вынуждена подписывать то, что ей подсовывали! А потом вы избавились от нее, как и от Петера Моола!
Эльк попытался перебить, но Александра резко поднялась из-за стола:
– Отель «Толедо», 103 А! Знаешь, что такое «Отель «Толедо»? В другой раз, когда будешь со своим приятелем Дирком обрабатывать очередную жертву в его наследственном ресторане, взгляни внимательнее на фасад!
Она вышла из бара, не оборачиваясь, и двинулась к площади Дам, все убыстряя шаг. Было далеко за полночь. Впереди показались подсвеченные башни Святого Николая, в лицо ударил морской ветер, стиснутый до этого стенами тесно стоящих домов. Александра остановилась и обернулась. Она почти не сомневалась в том, что Эльк поспешил за ней следом, но ошиблась – его тени не оказалось среди других ночных теней знаменитой Зеедик, бывшей улицы воров, убийц и матросских «венер».
Когда Александра на такси вернулась к месту ночлега, близился первый час ночи. Вновь разошелся дождь, по мостовой бежали ручьи. Вода всхлипывала, просачиваясь сквозь решетки водостоков. Респектабельная улица спала. Расплатившись с таксистом, Александра запрокинула голову. На втором этаже светилось два окна – кто-то из жильцов еще бодрствовал. Она вошла в холл, стараясь не шуметь, и сразу столкнулась с Лиз де Бак. Хозяйка явно ее поджидала.
И Лиз де Бак была не одна. Александра никак не ожидала увидеть здесь горничную Елены Ниловны, с которой так неудачно побеседовала вечером, и все же сомневаться не приходилось – это была она. Девушка смотрела на нее исподлобья, смущенно, отчего Александра и сама почувствовала неловкость.
– Ну вот, вы все же вернулись! – приветствовала Лиз де Бак гостью. – А это – к вам. Я не знала, как поступить, девушка очень хотела вас дождаться.
– Конечно, я вернулась. – Александра прикрыла наконец за собой дверь. – Вы думали, я уеду тайком?!
Она попыталась улыбнуться, в знак того, что шутит, но шутка была слишком похожа на правду, и улыбка погасла. Ей именно хотелось исчезнуть из этого уютного дома, никогда больше не появляться на этой улице. Вчерашнее свежее утро, когда Эльк ждал ее у крыльца, чтобы увезти на Маркен, осталось где-то очень далеко, словно все происходило год назад. Александра чувствовала себя пустой, измотанной. Эта девушка из особняка Елены Ниловны, которая, уж конечно, принесла ей какие-то очередные плохие новости, явилась совсем некстати.
– Я вас оставлю, – дипломатично заявила Лиз. Вскоре ее шаги стихли на лестнице, застланной ковром. Тогда горничная заговорила, торопливо и сбивчиво, не дожидаясь вопросов, словно боясь, что ее выставят за дверь.
– Вы оказались правы! Наверху кто-то был вчера! – заявила она без предисловий. Александра оторопела:
– Как вы узнали?
– Окурок! Вы сказали, что какая-то женщина была наверху и курила, и я решила поискать окурок, когда вы уехали в ресторан. И нашла! Под окном, в самом углу! – Округлив глаза, девушка показала Александре пластиковый пакетик, внутри которого действительно виднелся скрюченный окурок сигареты. Она явно подражала тому, что видела в детективных фильмах. – Я не курю, хозяйка тоже! Никого из гостей вчера наверху не было! И потом, никто бы не решился там курить, ведь вокруг сохло белье! Останется запах…
– Вот как… – Александра, растерявшись, не нашла других слов. – Да, действительно, останется запах…
– Я хотела снять белье в тот день, когда у хозяйки был прием, но она не отдала мне ключ… – Горничная волновалась все больше, ее округлые щеки покрылись красными неровным пятнами. – А сегодня вечером белье уже пересохло…
Александра смотрела на нее, ожидая продолжения, но девушка вдруг замолчала, словно наткнулась на невидимую преграду.
– Я рада, что не ошиблась, – проговорила наконец художница. – Ведь я, без сомнения, видела, что вчера, наверху, кто-то стоял у окна и курил… Спасибо, что зашли. Я рада узнать, что мне не показалось. Достаточно этой непонятной истории с письмом…
Александра, падавшая с ног от усталости, красноречиво взглянула на часы, висевшие напротив входной двери. Девушка перехватила ее взгляд и смутилась еще больше, если это только было возможно.
– Но я не это хотела сказать… – проговорила горничная, косясь на циферблат. – Я сейчас уйду, не беспокойтесь! Я вышла из дома без спроса, хозяйка не любит, когда так делают. Я пришла рассказать вам о письме.
– Та-ак… – неопределенно протянула Александра. Мучившая ее усталость разом прошла, сердце часто заколотилось.
– Когда я нашла окурок, мне стало ясно, что вы правы – в доме происходит что-то странное… Я вас не обманывала, просто не могла рассказать… – Девушка сделала глубокий вдох, словно набираясь решимости. – Я видела вчера, как ваша сумка была в чужих руках. Но меня за это не уволят, вы не бойтесь. Сумку держала сама хозяйка. Но я не знаю, брала ли она письмо! – торопливо добавила девушка, избегая пристального взгляда Александры.
– Вот как… – после паузы проговорила художница. – И конечно, вам она не сказала, зачем взяла мою сумку. А когда это случилось?
– Она взяла сумку перед тем, как отправиться к гостям… – призналась горничная. Ее простоватое круглое лицо стало совершенно пунцовым. – Я вышла в холл и увидела, что хозяйка сидит перед вешалкой, на коленях у нее – сумка, та самая, которую вы мне передали… Я видела, как она застегивала ее. Потом отдала Рите – это старшая горничная, и та повесила сумку обратно на крюк. Это все. На меня они даже не посмотрели, хотя видели, что я вошла. Я… Только младшая горничная.
Александра кивнула. Теперь она ощущала странное спокойствие – ей казалось, что теперь ее не заставил бы содрогнуться даже выстрел над ухом.
– Значит, когда хозяйка ругала тебя за пропавшее письмо, сегодня вечером, при гостях, это была комедия?
Девушка низко склонила голову.
– Большое спасибо, что пришла и рассказала мне все. – Александра приблизилась к девушке и дружески потрепала ее по плечу. Она видела, что та готова расплакаться от стыда и волнения. – Можно дать тебе совет? Наверное, это очень хорошая работа, и дом госпожи Стоговски – это уважаемый солидный дом. Но все-таки уволься оттуда как можно скорее, слышишь?
Горничная тяжело, прерывисто вздохнула, поднимая наполненные слезами глаза:
– Зачем она взяла у вас письмо? Александра покачала головой:
– Не знаю. Некоторые люди слишком многое себе позволяют. Ну, иди, уже очень поздно. Район, как видишь, стал совсем не таким безопасным, как раньше.
Девушка содрогнулась.
– Да, я пойду… – пробормотала она. Приблизившись к двери, остановилась, нерешительно натянув обеими руками концы цветастого шарфа, словно пытаясь определить, какой из них длиннее. – Такой сегодня тяжелый день. Вы уже знаете? Умер господин ван Тидеман.
Александра сперва оперлась рукой о спинку стоявшего рядом кресла, затем присела. У нее сильно закружилась голова.
– Хендрик ван Тидеман? – уточнила она. – Как же так? Когда?!
– Я сама не поверила, когда узнала… – кивнула девушка. – Он был такой милый человек, очень добрый. И еще крепкий! Вчера пел песни со всеми… Когда гости ушли, задержался еще, пил с хозяйкой чай. Нам час назад позвонили. Хозяйка уже спала, Рита была в кухне. Я взяла трубку. Сказали, что господин Тидеман умер. Потом было еще два таких же звонка… Пришлось выключить до утра телефон, Рита решила, что эта новость может подождать. Хозяйка очень расстроится… Они много лет дружили.
– Но что случилось?!
– Оказывается, он умер еще утром, просто не проснулся, – с искренним расстройством, удивительно шедшим к ее простоватому лицу, сообщила девушка. – Или днем… Он жил один. А узнали только что, у него нет прислуги, нет родственников. Ктото из знакомых весь день не мог дозвониться, решили взять запасные ключи у хозяина дома, где Тидеман снимал квартиру, и проверить, все ли в порядке. Умер во сне…
Девушка тяжело вздохнула и присовокупила, явно повторяя слышанную от кого-то фразу:
– Умер, как счастливчик.
Александра смотрела в одну точку, сдвинув брови. Гостья, поколебавшись еще секунду, отворила дверь и, тихонько попрощавшись, исчезла. Шелест дождя на миг сделался сильнее, затем щелкнул автоматически закрывшийся замок, в передней стало тихо. Александра заставила себя подняться и принялась карабкаться к себе, наверх, по крутой лестнице, застланной ковром.
На площадке третьего этажа, перед дверью квартиры Дианы и Юрия, ее ждала Лиз де Бак. Хозяйка даже не пыталась делать вид, что оказалась здесь случайно.
– Что-то еще случилось? – прямо спросила она.
– Нет… В общем, ничего особенного, – замедленно ответила Александра, сжимая ключи. – Сегодня скончался один общий знакомый, девушка зашла сообщить.
– Боже мой… – протянула хозяйка. – Еще один знакомый! Ужасный день. Отчего он умер?
– Он умер утром, во сне… Ему было уже очень много лет. – Александра вложила ключ в замок. – Я не близко его знала… Завтра мне рано вставать, надо ехать в полицию. Голова кругом.
– Когда проснетесь, спускайтесь ко мне на чашку кофе. – Лиз де Бак коснулась ее плеча. – А хотите, я вас разбужу, только скажите, во сколько. Да, это все очень тяжело, но надо помнить о том, что всегда наступает новый день!
…В прихожей, взглянув на свое отражение в зеркале, Александра не сразу узнала собственное лицо. Оно показалось ей таким жалким, измученным, чужим, что женщина испытала острую жалость к себе. Минувший бесконечный день принес ей столько шоковых ощущений, что у нее не осталось сил даже на то, чтобы заплакать. Женщина разом видела внутренним зрением все лица этого дня, они теснились, путались, наслаивались одно на другое. Покровительственная усмешка Елены Ниловны, ее растерянная розовощекая горничная, крысиные умные глаза Дирка, безмятежно улыбающаяся голубоглазая Анна, полицейский, предъявляющий водительские права Варвары, Лиз де Бак… Все эти лица внезапно заслоняло лицо Элька в доме на Маркене, его серые глаза, чуть сощуренные, затуманенные далекой мыслью. За ним тут же являлось лицо Варвары, Александру искал и тут же находил ее беспокойный взгляд, темные, глубоко посаженные глаза спрашивали о чем-то, но губы были неподвижны.
Ополоснув лицо ледяной водой, Александра прошла в комнату, где провела предыдущую ночь, и упала на постель. У нее едва хватило сил раздеться и натянуть на себя одеяло. Наступила зыбкая минута предсонья, ей казалось, что она ни за что не уснет, хотя хотелось спать смертельно, тяжело, непреодолимо. «Анна заснула так внезапно, у нее… нар-ко-лепсия… – по слогам припомнила Александра. – Она понервничала из-за того, что Варвара решилась шантажировать ее отца. Дирк наверняка ей рассказал. Но улыбалась мне так, словно ее ничто на свете не беспокоит!»
Под окном, на канале, закрякали проснувшиеся утки. Что-то потревожило их – велосипедист ли, проехавший слишком близко к стае, или ветка дерева, сломавшаяся под дождем и упавшая в воду. Александра содрогнулась от мысли о том, что прошлую ночь провела совсем рядом с Варварой – ее тело, скрытое прибрежным кустарником, лежало прямо под окнами, в десятке метров. Простыня показалась ей скользкой и влажной, пальцы стиснули ткань, пытаясь нащупать мокрую траву, зацепиться за песок, перед падением в черноту, наполненную плеском воды, молчанием, последним головокружением. Александра соскользнула в сон, все еще борясь с дневными призраками. Последним лицом, которое она увидела, было лицо Нади.
