База. Утро
Чейни все же поспал пару часов. Немного, но и этого хватило, чтоб мозги стали соображать.
Чандлер выглядел очень уставшим. Наверное, он всю ночь не отходил от карты и принимал донесения с мест.
– Мы разбросали здесь сеть наших подвижных постов, господин генерал, – показывает он точки на карте. – Русские отметились на четвертом и седьмом. Были перестрелки, но без последствий. Главное – мы убедились, что они здесь. Теперь сектор поиска можно сужать и делать его более направленным.
– Сужать – это как? – спросил Чейни.
– Если брать за отправную точку наш плавучий ресторан, где содержался Бабичев, их диверсионная группа идет почти строго по прямой, – и Чандлер положил линейку, как бы обозначая ее маршрут.
Генерал лишь бросает беглый взгляд на карту, потом отходит к окну, через щель штор смотрит на территорию базы. Видит Лору, та беседует с группой офицеров. Спрашивает:
– Вы, надеюсь, предупредили людей, чтоб журналистке не давали никакой информации по происшествию?
– Конечно, господин генерал.
– Хотя, – Чейни чуть пожал плечами, – она слишком опытная и до всего докопается.
– Надеюсь, мы успеем решить проблему до того, как…
Чейни медленным, но твердым голосом перебил подполковника:
– Не успеем. Не надо строить иллюзий. И то, что вы показываете, – теперь он подошел к карте, взял и просто крутанул лежавшую на ней линейку. – Вы вправду думаете, русские такие тупые, что идут по прямой? Знают, что их обнаруживают, что маршрут могут вычислить, заблокировать путь, и идут?
Чандлеру нечего было ответить ни на этот, ни на следующий вопрос:
– Скажите, это наши группы диверсантов обнаруживали или они сами себя обнаруживали? Тут очень большая разница. Нас могут отвлекать от поиска главной цели, понимаете?
И все же он попробовал оправдаться:
– Господин генерал, я понимаю, что в Вест-Пойнте, нашей академии, заставляют думать и над такими теоретическими задачками, но на войне… Я три года безвылазно, понимаете? На войне враг чаще всего идет к своей цели по прямой. Мы предполагаем, русские спешат на встречу с теми, кто поможет им уйти на неподвластную нам территорию. На их пути есть деревни, может, встреча намечена там. Туда уже вылетели наши самолеты-разведчики. Мы работаем по реальным фактам, господин генерал.
Чейни неожиданно быстро согласился с такими доводами:
– Что ж, будем исходить, так сказать, из реалий дня. Вполне возможно, я переоцениваю соперника, да и нет у нас других данных… Что нам выделила авиация, как оперативно налажена с ней связь?
Подполковник не успел ответить, зазвонил телефон:
– Да?
Он долго выслушивал доклад, потом спросил:
– Надеюсь, у вас хватило ума не говорить коменданту?.. И это хорошо.
Закончив разговор, Чандлер повернулся к генералу, и тот обратил внимание, что круги под глазами этого уставшего человека стали еще отчетливее.
– Опять неприятности?
– Да. У нас был переводчик, вьетнамец Макс, я вам докладывал…
– Помню, как же. Тот, который погиб при взрыве машины.
– Он жив. Его в рыбацкой деревушке задержал отряд самообороны, привел к коменданту, комендант опознал в нем моего переводчика и отпустил на все четыре стороны.
Чандлер стоял, потупив голову.
– Я так понимаю, – спросил генерал, – это еще не все плохие новости?
– Да. Когда переводчик ушел, коменданту доложили, что он был в компании с европейцем, переправился с ним через реку. Тот был невысокий, худощавый… Я думаю, он ушел с русским пилотом, господин генерал. Если это так, мы ничего уже не сможем сделать.
Чейни умел держать себя в руках.
– Не надо ругать наши академии, – только и сказал он.
Опять подошел к окну, но некоторое время стоял там с закрытыми глазами, видно, размышлял, какой приказ отдавать. Наконец произнес:
– Теперь дело чести – взять или уничтожить русских диверсантов. Быть может, уничтожить – даже лучше. Надо бросить на это все силы.
Он чуть отодвинул штору, заметив шагающего мимо хижины капитана Строка. Обратил внимание, что и журналистка заметила его.
Лора извинилась перед собеседниками, окликнула, уже в спину, Алена:
– Лейтенант Строк! Лейтенант Ален Строк!
Ален остановился, без всяких эмоций на лице рассматривая подходящую к нему девушку.
– Вы, наверное, не помните меня, – сказала Лора. – Я делала о вас телепередачу два года назад, когда вас награждали орденом в Белом доме.
В лице лейтенанта ничего не изменилось:
– Лора Сайзлер.
– Вот даже как! Меня мало кто зовет по фамилии, не уверена, что даже генерал ее знает. А вы запомнили, с того раза?
– Это у меня профессиональное.
Лора взяла его под руку, и они пошли по дорожке в том направлении, в каком и шел Ален.
– Да, у вас отличная память. Но неважный внешний вид.
– Внутренний тоже, – ответил он.
– Тяжелая служба?
Он усмехнулся:
– Неподходящий климат. Не та влажность, не та пища…
– Кстати, о пище. Как насчет совместного завтрака? Заодно и поговорили бы, ваш подполковник рекомендовал сделать материал о вашем подразделении и лично о вас.
– Лично обо мне разве что фельетон написать можно. В мои годы иметь такое высокое воинское звание… А о бойцах пишите. Но разговаривать с вами я сейчас не буду. Мне надо выспаться. Четыре часа.
– Хорошо! – сказала Лора. – Через четыре часа я жду вас на этом месте, и мы идем в ресторан. Женщинам нельзя отказывать!
Ален хотя бы улыбнулся. Он, наоборот, кажется, нахмурился:
– Это не мое правило. – Подумал немного, потом добавил: – Но с вами – пообедаю.