В понедельник в девятом часу вечера я разгуливал по СоХо. Здесь я находился уже два часа, так что успел соскучиться и замерзнуть. Под моим доглядом в «Свифт» прибыли вначале Кэтрин, а затем Кристина (интервал составил десть минут), после чего я стал нарезать траекторию по соседним кварталам. Когда притомило и это, я украдкой прошел по магазину, затем обратно и, выбравшись наружу, постепенно оказался на территории старинной церкви Святого Патрика. Небольшой квартал там в основном окружен трехметровой кирпичной стеной, которая примыкает к белому боку другого здания. А внутри стены посреди ухоженной лужайки стоит непритязательная песчаного цвета церковка, при которой на чистеньком кладбище аккуратными рядами расположены надгробия. Местечко спокойное, своей безмятежностью дающее приют даже безбожнику. Но уж очень промозглое в такую погоду.

К моему приходу читательский кружок уже расходился, а две моих дамы, прикупив в магазинном буфете кофе, расположились с бумажными стаканчиками на бетонной скамье снаружи. Так у них, видно, было заведено. А напитки, как известно, располагают к неторопливости.

Я стоял через дорогу, в затенении церковной стены, и получается, тоже не спешил. Ждал их.

Уже прояснилось, что той ночью в дом Кэтрин Уоррен никто физически не проникал, помимо тех, кому это положено.

Кристина тогда пробовала ей отзвониться, но натыкалась на голосовую почту. Сообщение Кэтрин поступило около девяти вечера, а обнаружили мы его лишь в четвертом часу утра. Когда я утром открыл глаза, Кристина – вот это да! – уже не спала и была на ногах. Правда, ее ранним звонком подняла Кэтрин, которая с извинением и шуточками еще раз доложила о происшедшем. Причиной паники у нее послужило то, что в офисном уголке их дома кто-то шарился. Но позже все разъяснилось. Ее муж, заскочив домой по дороге на деловой ужин, получил звонок насчет того, что ему с утра надо срочно лететь на переговоры в лондонский офис, первым же бог знает каким рейсом из аэропорта Кеннеди (вот вам издержки деловой жизни: при работе в пиццерии вам на такие подвиги идти не приходится!). Он взялся искать паспорт – Кэтрин сунула его куда-то не в то место, где он лежал обычно, – и за собой не прибрался. Кто-то бы на это даже внимания не обратил, но, как видно, миссис Уоррен держала дом в строгости и от ее взгляда не укрывалась ни одна мелочь.

В общем, отбой тревоги.

После этого звонка Кристина слегка стушевалась: чувствовалось, что ей неловко за свою подругу. По логике, мне ничего не мешало разворчаться на предмет того, что, мол, ей мешало позвонить тебе еще раз и сказать, что все в порядке? Но я промолчал, а вместо этого задумался насчет Кэтрин более серьезно. Моя бывшая жена Кэрол, помнится, легко приходила в состояние тревожности еще до того, как действительно происходило что-то скверное – скажем, смерть нашего старшего сына Скотта. Из опыта мне известно, что тревожность – грандиозная сила, по сути своей не менее пагубная, чем одержимость. Казалось бы, что в этом такого: ну тревожится человек из-за какого-то там пустяка. Делов-то! Не проще ли заняться решением реальных проблем?

А вот и нет. Реальные проблемы улаживать как раз легче. У них реальные пути решения. Встревоженность же превращает мир в запутанный неразрешимый кризис, где каждое сомнение становится крысой, пожирающей свой собственный хвост. Все равно что угодить в ловушку среди темной чащобы, где мнится, как незримые голодные звери все тесней сближаются вокруг тебя.

Уверенная, со светским лоском женщина, что я повстречал за столиком кафе на Гринвич-авеню, вовсе не имела вид человека на грани срыва, но это могло означать и то, что проблема укрыта несколько глубже обычного либо что имеет место нечто – то самое два плюс два, которое в сумме дает двадцать два. Мне бы, признаться, до всего этого и дела не было, если б только женщина, которую я люблю, со всей очевидностью не тянулась бы к этому человеку как к другу, и это притом что Кристина в целом предпочитала обходиться по жизни без друзей. Я и сам не из тех, кто за стадный образ жизни, но в сравнении с ней я просто-таки умираю без возможности побыть в компании. Чувствовалось, что в литературном кружке мою подругу удерживает лишь присутствие Кэтрин. Если та перестанет его посещать, то перестанет и Кристина.

Вот почему я сейчас торчал здесь на холоде. Уже имея за плечами неудачный опыт принадлежности кому-то, я теперь относился к этому делу прилежнее.

Наконец они закончили свой кофе-брейк и разошлись. Кристина в направлении церкви не взглянула, поскольку не знала, что я стою там. И хорошо: не хотелось, чтобы она подала Кэтрин невольный сигнал. Скорее всего, я попусту транжирил свой выходной (ко всеобщему облегчению, «Адриатико» по понедельникам закрыт), но в таком случае вдвойне имело смысл удостовериться, что мое соглядатайство окажется не напрасным. Если я пройду за Кэтрин всю дорогу до ее дома – вечером, когда ее маршрут полностью предсказуем, а значит, ставит ее предполагаемого преследователя в идеальные условия, – и ничего при этом не замечу, то это подтвердит, что за ней нет никакого хвоста. Ну а насчет того, поделиться или нет увиденным с Кристиной, я решу, когда доберусь до собственного дома.

Немного постояв, я тронулся следом за Кэтрин в сторону нижнего Манхэттена. Я хорошо представлял ее маршрут, а потому давал ей в расстоянии значительную фору. Она шла уверенно, бойкой походкой того, кто знает эти обжитые места как свои пять пальцев. Пару раз она замедлялась возле магазинов, но заходить не стала. Дойдя до Бликера, она обогнула парк Вашингтон-сквер и предсказуемо взяла налево по Гринвич-авеню. Здесь миссис Уоррен, скорее всего, направится мимо Вестсайдского рынка. Муж ее сейчас за океаном, так что на этот раз она, вероятно, минует его без остановки. Хотя кто его знает… Если у нее прочно заведено заходить здесь в кулинарию за креветочным салатом, то, быть может, она не станет изменять традиции. Человек – существо привычки.

При этом я поглядывал на пешеходов. Молодые и старые, банковские клерки и доходяги-бездомные, страшилища и расфуфыренные красотки… Вообще Нью-Йорк такое место, что для того, чтобы выделяться на здешнем фоне, надо быть, как минимум, пришельцем с планеты Зог и иметь три головы, но и то, если держать головы пониже и не курить в общественных местах, тебя, скорее всего, и не заметят. Разумеется, если Кэтрин действительно кто-то преследует, он будет определенно держаться так, чтобы не привлекать к себе внимания. Однако на пересечении Четырнадцатой я был уже уверен, что все это не более чем ее воспаленные фантазии.

Что ж, оно и к лучшему. Крис я оставил записку, что пошел на прогулку и дома буду к девяти с запасом провизии. Миссис Уоррен я незаметно сопровожу до самой ее двери в Челси (десять минут от теперешнего нашего местонахождения), а затем по своим следам пройду через Чонг.

На подходе к Вестсайдскому рынку Кэтрин замедлила ход. Постояв с минуту в нерешительности, она ступила в павильон.

Я устало ругнулся. Эта игра начинала меня утомлять. Лучше бы я уже сидел у себя в квартире! Тем не менее, переведя дыхание, я вслед за Кэтрин зашел внутрь.

Прежде я здесь уже бывал и знал, чего ожидать. Красивая еда по возвышенным ценам, магазин, для района достаточно крупный, но при этом с интимно-доверительным отношением к покупателям, а также ассортиментом, способным угодить самым взыскательным гастрономическим вкусам. Топографическая близость к подобным местам была одной из озвученных Кристиной причин нашего переезда, и здесь с ней не поспоришь.

Я понял, что конец моего терпения, а с ним и моей компетентности близок. Как я специально подчеркнул для Кэтрин, я никогда не был ни тайным копом, ни детективом. В армии ты, как правило, специально демонстрируешь людям, что ты рядом, на виду, в надежде на то, что это изначально пресечет какие-нибудь нежелательные инциденты. А прятки и маскировка на местности – это не мое амплуа. В общем, зайдя в павильон, я устроил себе перерыв. Миссис Уоррен в это время направлялась вперед в отдел закусок. А значит, мне имело смысл взять направо, из-за чего я рисковал потерять ее из виду. Если же поступить иначе, то она сможет меня засечь. Я запоздало понял, что лучше б мне остаться снаружи и возобновить слежку с угла, когда она выйдет из павильона. Так-то.

Я уже так и собирался поступить, но перед этим еще раз поглядел на Кэтрин, которая сейчас стояла перед витриной с готовыми блюдами. Безусловно, она любовалась на знаменитый креветочный салат. Значит, муж свою порцию вкуснятины все-таки получит.

И тут я кое-что заприметил. Вернее, кое-кого.

Из-за развешанных товаров его лицо и голову было не разглядеть. Между тем роста он был выше среднего, стройного сложения, в длинном темном плаще – и стоял на некотором отдалении позади Кэтрин.

Она тем временем отошла от прилавка, и я, чтобы остаться незамеченным, сделал шаг в боковой проход. Спустя секунду-другую я оттуда выглянул, на мгновение уловив взглядом ту фигуру, что сейчас двигалась за женщиной слегка окольным путем.

Видно ее было довольно плохо, и к тому же в павильоне разгуливало еще пятнадцать-двадцать человек. Что примечательно, ни к одному из них меня не тянуло приглядеться повторно.

Между тем Уоррен уже подходила к кассе.

Я направился в обход. Того, другого, видно не было. Я возвратился на исходную точку и ждал, сбоку прислеживая за Кэтрин. Она уже рассчиталась на кассе и убирала в портмоне дисконтную карту.

Надо было менять тактику, причем резко. А потому я прошел через дальний проход и вышел на улицу через боковую дверь.

Снаружи я дошел до перекрестка, где на углу стояла кулинария. Если торчать здесь, то, дождавшись появления Кэтрин, можно будет прекрасно разглядеть любого, кто следует за ней.

Минуты через три из павильона показалась моя подопечная с экологически чистым мешком на плече. Выгодно освещенная фонарями, она шла прямиком по Пятнадцатой. Я по-прежнему стоял на своем посту, высматривая фигуру в плаще. Никого. Может, он все еще внутри? Или уже вышел? А может статься, это и вовсе был какой-нибудь левый крендель, заскочивший прикупить кофе и кошачьего корма…

Я перешел через улицу и зашагал вслед за Кэтрин вверх по авеню, держась вблизи зданий. Вокруг было достаточно много народа, а потому вид у миссис Уоррен был в целом спокойный. Но уже на следующем перекрестке она сделала нечто, чего я не ожидал: резко взяла через дорогу.

Сзади гортанно, с перекрикиванием и смехом, гоготала стайка французских туристов – они явно заблудились, причем безнадежно, но при этом отрывались по полной. Один из них ухватил меня за рукав, но я стряхнул его руку. Кэтрин к этому времени уже находилась на другом конце авеню, направляясь в сторону Шестнадцатой улицы.

На другой стороне, в подворотне, виднелась фигура в темном плаще.

Тот ли это парень, сказать на расстоянии было затруднительно, хотя по внешности он вполне соответствовал тому, кого я видел на рынке. Лица его по-прежнему было не рассмотреть, поскольку он стоял отвернувшись и с поднятым воротником.

Пока Кэтрин не достигла западной стороны авеню, он оставался недвижим, а затем двинулся следом за ней, выйдя на боковую улицу в каких-нибудь двадцати метрах за ее спиной.

Светофоры мигнули зеленым, и казалось, все машины, какие только были в округе, ринулись именно сюда с единственной целью помешать мне перейти дорогу. Я уж лавировал и так и эдак, но понял, что при таком раскладе какой-нибудь козлина непременно меня собьет, и был вынужден ступить обратно на тротуар.

Между тем Уоррен скрылась из виду, а вместе с ней – и тот субъект, который или преследовал ее, или же просто случайно шел в том же направлении.

Наконец, углядев в транспортном потоке прореху, я метнулся через проезжую часть, прорываясь на другую сторону под заполошное гудение клаксонов и ругань как минимум на трех языках. Тем не менее через улицу я проскочил и устремился к боковому проулку, где с трусцы перешел на шаг. Здесь, под сенью деревьев, было по-провинциальному спокойно и очень тихо.

Кэтрин находилась в полусотне метров впереди. Теперь она двигалась быстро, намного торопливей, чем до этого. Быть может, сказывался холод, или она спохватилась, что задерживается сменить няню. Хотя вряд ли.

В какой-то момент она оглянулась. И никого не увидела.

Откуда я это знаю? Да потому что там никого не было.

Я замер на месте в растерянности, оглядывая улочку из конца в конец. До этого я видел, как фигура в черном сворачивает именно в этот проулок. До того как здесь появился я, он отсюда не выходил (я бы увидел), но… сейчас его здесь не было.

Я видел дома. Видел кирпичную церковь с узорчатой лестницей, ведущей к деревянным ее дверям с обоих боков. Видел машины и деревья. А людей здесь не было ни души.

Кэтрин пошла еще быстрее. Дойдя до угла, она оказалась в двух коротких кварталах от своей улицы. Она как будто хотела одолеть эту дистанцию как можно скорей. Словно чувствовала, что кто-то идет следом.

Но она заблуждалась.

Там никого не было.

Я проделал за ней весь остаток пути до дома и даже, пристроившись в тени, подождал с полчаса на краю улицы. В конце концов я отправился домой, по дороге зайдя купить продуктов.

Кристине я рассказал о происшедшем (а куда деваться, при такой задержке?), за что удостоился от нее крепкого сердечного объятия. О неброского вида субъекте, что вроде как пас Кэтрин на Вестсайдском рынке и шел за ней по улицам, я не упомянул. Сказал, что ничего и никого не видел. Так оно, в сущности, и было в том проулке.

И все-таки, лежа перед сном в постели под тихое дыхание Кристины, я понял, что в момент оглядывания на лице Кэтрин читался неподдельный страх.

До меня также впервые дошло, что сложно с уверенностью утверждать, насколько она заблуждается и заблуждается ли вообще.