17
Универмаг располагался на улице Мейн, через пару домов от кафе. Краска на стенах тоже местами облупилась, но окна были чистые. Уинтер и Мендоза вошли внутрь, и над дверью мягко зазвенели колокольчики.
За кассой сидела девушка чуть старше двадцати, очень похожая на Лестера Рида. Уинтер видел его фотографию лишь однажды – на первой полосе хартвудской «Газеты», но сходство было очевидно – у девушки были такие же большие глаза и светлые волосы. Скорее всего, это была его младшая сестра. Одета она была очень просто – в светлые джинсы и свободную джинсовую рубашку. Желание украсить себя было ей явно не свойственно: она не пользовалась косметикой и не носила украшений. На ней не было ни браслета, ни цепочки на шее, ни кольца, ни даже часов.
Мендоза показала свой жетон, и девушка встревоженно улыбнулась. Один из передних зубов у нее рос неровно, но этот изъян лишь подчеркивал ее красоту. Посмотрев на Мендозу, она перевела взгляд на Уинтера.
– Чем я могу помочь?
– Вы сестра Лестера Рида? – спросил ее Уинтер.
Девушка кивнула.
– Как вас зовут?
– Хейли. Простите, я не понимаю, чем вызваны ваши вопросы.
– Где ваши родители? Мы хотели бы с ними пообщаться.
– Они в отпуске. Я присматриваю за магазином, пока их нет. Я чем-то могу помочь?
– Мы хотели бы задать пару вопросов о Лестере, – сказала Мендоза, выступив вперед.
– А почему о Лестере?
– Он может быть связан с расследованием преступления, которое мы проводим.
– Простите, но здесь какая-то ошибка. Лестер мертв, как и его жена. Их убили.
Последнее предложение далось ей непросто, она произнесла его почти шепотом. Даже спустя шесть лет боль так и не оставила ее.
– Мы знаем.
– Но какое он может иметь отношение к сегодняшнему дню? Я не понимаю. Как его имя могло всплыть?
– Поскольку расследование еще не закончено, я не могу ответить на эти вопросы.
– А вам обязательно сейчас нужно задать вопросы?
– Нам очень нужно поговорить, да.
– Шесть лет назад я давала показания и рассказала полиции все, что мне было известно. Не знаю, чем еще я могу помочь.
– Нам нужно всего пять минут.
– Я сейчас очень занята, нужно очень многое сделать.
По ее тону стало понятно, что разговор окончен. Уинтер посмотрел по сторонам и не увидел ничего такого, что требовало сиюминутного участия Хейли и не могло подождать пять минут. Она отказывалась общаться не из-за занятости, а из-за нежелания снова переживать болезненные воспоминания, от которых она пыталась убежать шесть последних лет.
– Хейли, – тихо обратился к ней по имени Уинтер, и она повернулась к нему. – Вы не возражаете, если я буду называть вас по имени?
Девушка неохотно кивнула.
– Сегодня утром убили человека. У него были жена и двое детей. И прямо сейчас они испытывают те же эмоции и проходят через тот же ад, через который прошли вы шесть лет назад. Вы ведь все помните? Шок, неверие, злость. Через некоторое время они захотят узнать, что же произошло. Вы, должно быть, помните, что тоже задавались этим вопросом. Помните, что возникает настойчивая потребность понять, что случилось.
Уинтер подождал немного, чтобы дать Хейли время осознать сказанное, и продолжил:
– Наша задача – попробовать найти ответ на этот вопрос. И нам нужна ваша помочь. Я знаю, что вам очень больно говорить об этих событиях, но мы просим буквально несколько минут.
Хейли всматривалась в стойку так, как будто ничего интереснее царапин на поверхности она никогда не видела. Уинтер видел, что она чуть не плачет. Наконец она подняла взгляд и еле заметно кивнула.
– Спасибо, – сказал он. – Как бы вы описали брата?
– Смешной, умный. И добрый.
Уинтеру показалось, что этот ответ был заготовлен. Будто бы она говорила заученные фразы, чтобы защитить память Лестера. Но поскольку в ее словах не было искренности, никакую пользу они не несли.
– Я уверен, что таким он и был. Вместе с тем наверняка иногда он вас мог чем-то раздражать? В конце концов, все старшие братья одинаковые.
Хейли хотела что-то сказать, но заколебалась. Она смотрела за плечо Уинтера куда-то в темный угол с пауками. Лицо у нее при этом было очень грустным, а в глазах стояли слезы.
– О чем вы думаете? – мягко спросил Уинтер.
– Да, иногда с ним было нелегко.
Она замолчала, но было очевидно, что ей есть что сказать. Уинтер молчал и ждал.
– Стоило ему совершить какую-то шалость, он все обставлял так, что виноватой оказывалась я, – наконец поделилась она. – Родители души в нем не чаяли, всегда вставали на его сторону. Меня постоянно наказывали вместо него.
– А можете привести пример?
– Когда ему было тринадцать, он начал воровать из магазина, – после небольшой паузы сказала она. – «Сникерсы», газировку и все такое. Воровал, чтобы в школе продать это друзьям. Отец заметил пропажу, но Лестер убедил его, что это моих рук дело. Меня родители даже слушать не стали, где-то месяц мне жить не давали.
– Что вы чувствовали в той ситуации?
– Я была очень зла, но сделать ничего не могла. И эта история была не первой и не последней. Так мы и жили. Лестер что-то натворит, а я расхлебываю.
– Я так понимаю, что вы хотели уехать из Хартвуда при первой же возможности?
Хейли чуть заметно улыбнулась.
– Да, это был мой план.
– А куда? – Уинтер облокотился о стойку, надеясь сократить расстояние между ними.
– В Чикаго. Я хотела поступить там в университет. Мой тогдашний парень был немного старше, и он там учился.
– А потом убили Лестера.
– У нас жизнь порушилась, когда это случилось, – кивнула она. – Мама с папой были просто раздавлены. Какое-то время я одна заправляла магазином. Если бы не я, нам пришлось бы его закрыть. И вот я все еще здесь, – пожала она плечами и усмехнулась.
– В Чикаго вы так и не попали?
– Нет, – покачав головой, сказала она.
– А с парнем чем все закончилось?
– Он меня очень поддерживал в самый тяжелый период, но в конце концов не выдержал моей бесконечной тоски, и мы расстались. Я не виню его. Со мной было очень сложно. И я не могла оставить родителей. Родственники ведь должны поддерживать друг друга и быть вместе, так ведь?
Родственники. Это слово моментально сбило Уинтера с ног. Он был один уже так долго, что с трудом мог вспомнить, каково это – быть частью семьи, иметь родственников. После ареста отца его мать стала совершенно другим человеком. Сам он пытался жить так, как и прежде, и иногда ему это даже удавалось. Например, в те дни, когда мама не валялась в бессознательном состоянии на диване и не заставляла его сидеть за столом, накрытым на троих, включая отца.
Такова жестокая реальность, эффект лавины. Люди привыкли считать жертвами преступника только тех, кого он убил, забывая о косвенных жертвах: родителях, женах и мужьях, любимых. Они пережили саму трагедию, но где гарантия, что они смогут пережить последствия? Хейли была как раз примером такой жертвы.